14. Петровский завод
В 1789 г. при слиянии речек Баляги и Мыкырты, в 180 верстах от Верхнеудинска, был построен Петровский чугуноплавильный и железоделательный завод. К началу 1830-х гг. на заводе выплавляли ежегодно по 20 тысяч пудов чугуна, из которого изготовляли железо. На заводе были доменная и калильная печи, 10 кричных и кузнечных горнов, 9 водяных колёс. Продукция завода - простейшие изделия из железа и стали - частично сбывалась на месте, частично отправлялась в Нерчинский горный округ и в Иркутск.
В селении при заводе жило около трёх тысяч человек. Четвёртую часть населения составляли чиновники, горные служители, солдаты; остальные три четверти - каторжные и ссыльные. Заводские строения и другие казённые здания, деревянная церковь, большой пруд с плотиной, более 200 домов - всё это после немноголюдной Читы создавало у декабристов впечатление «чего-то огромного».
Тюрьма в Петровском Заводе состояла из трёх строений: два коротких были пристроены к концам длинного перпендикулярного ему. Декабристы говорили, что их тюрьма имела три «фаса». Снаружи к каземату были пристроены три гауптвахты. Во дворе каземата было выстроено здание, где помещались кухня, пекарня, столовая и кладовая. Внутреннее пространство между фасами было разделено частоколом на 7 дворов, имевших особые ворота. В тюрьме было 64 камеры, которые составляли 12 отделений по 5-6 камер. На каждый из 7 дворов имели выход одно или два отделения.
В отделениях вход со двора вёл в коридор шириною 4 аршина, в нём на расстоянии двух сажен друг от друга располагались двери, ведущие в казармы. Коридор шёл вдоль внутренней стены каземата через всё здание, но комендант обычно приказывал запирать двери между отделениями, и переходить из одного отделения в другое декабристам приходилось через дворы.
Камеры имели длину 7 аршин и ширину 6 аршин. Внутренние стены каземата имели окна. Наружные стены окон не имели, поэтому свет попадал в камеры только в небольшие окошечки над дверями, выходившими в коридор. «Тёмные комнаты, грязные болотистые дворы, голые неотёсанные стены - всё напоминало скорее подвалы и амбары, нежели обитаемое здание». В камерах было почти совсем темно, и летом декабристы занимались у раскрытых дверей или в коридоре; зимою же приходилось целые дни сидеть при свечах, отчего портилось зрение.
Декабристы были возмущены отсутствием окон, но С.Р. Лепарский показал утверждённый императором план, согласно которому окна не предусматривались. К весне 1831 г. переписка жён декабристов с их петербургскими родственниками заставила Николая I разрешить прорубить в камерах наружные окна. В мае 1831 г. окна были прорублены, но под самым потолком. Они были малы: сажень длины и четыре вершка высоты - и имели железные решётки, так что камеры по-прежнему были освещены недостаточно. Чтобы заниматься при дневном свете, декабристы пристраивали к окнам специальные подмостки, сидя на которых читали, писали, исполняли ремесленные работы.
Селение было расположено на сухом и возвышенном месте, но каземат построили в болотистой низменности возле речки, так как комендант опасался пожара.
Перестройка, доделка и отделка каземата продолжались целый год со времени прибытия декабристов в Петровский Завод. Вскоре по окончании постройки каземата тюремный двор был увеличен более чем вдвое: пространство, примыкавшее к внутреннему двору и равное по величине зданию тюрьмы, обнесли высоким частоколом, так что теперь вся постройка вместе с новым двором составляла в плане квадрат.
Это вновь отгороженное пространство служило для декабристов местом прогулок, зимою там устраивали горы и катались на санках и на коньках. И в большом дворе, и во дворах при отделениях декабристы посадили деревья и кусты, разводили цветы, устраивали парники. Некоторые построили себе маленькие домики во дворе каземата, другие на лето переселялись в палатки, устраивали беседки.
Декабристов разместили в 61 камере: в большинстве камер по одному, в некоторых по два человека. Некоторые женатые сначала также поселились в камерах вместе со своими мужьями, хотя и в Петровском Заводе, как и в Чите, они построили собственные дома недалеко от каземата. Позднее, когда осуждённые по низшим разрядам стали выезжать на поселение, все оставшиеся получили отдельные камеры.
К.П. Торсон поселился в камере № 46 в 5-м отделении, а его друзья Николай и Михаил Бестужевы - в камерах № 39 и № 40 в том же отделении. К.П. Торсон часто бывал у Бестужевых. Частым гостем у Бестужевых и К.П. Торсона была Мария Казимировна Юшневская, в августе 1830 г. приехавшая к своему мужу, одному из руководителей Южного общества А.П. Юшневскому. В Петровском Заводе декабристам по-прежнему было запрещено писать даже к своим родственникам.
Письма К.П. Торсона и братьев Бестужевых переписывала и отправляла к их родным М.К. Юшневская. «...Я была у Ваших братьев у обоих, - писала М.К. Юшневская из Петровского Завода Е.А. Бестужевой 17 августа 1834 г. - Они живут в одном отделении и занимают друг подле друга номер... У них застала я Константина Петровича, который здоров и поручил Вам сказать от него почтение. Он тут же со своею книгою проводил своё время».
В Петровском Заводе работа по-прежнему была необременительна и оставляла много времени для других занятий. Декабристы должны были отправляться на работу дважды в день: на три часа утром и на два часа после обеда. Летом они выравнивали дороги и «неровные подле острога места», копали канавы для стока воды, зимою мололи хлеб на ручных жерновах.
К.П. Торсон и Н.А. Бестужев с их познаниями в механике оказались необходимыми для завода людьми. «В... заводе была устроена водяная пильная мельница, - вспоминал А.Е. Розен, - которая уже десять лет оставалась без употребления, и считали её совершенно повреждённою. Начальник завода, узнав от плац-адъютантов, что между нами есть механики, занимающиеся этою наукою, просил коменданта, чтобы он позволил им осмотреть машины завода.
Н.А. Бестужев и К.П. Торсон согласились. Каково же было удивление горных чиновников и мастеровых, когда через день, после некоторых поправок и переставок, машина пильная стала действовать на славу!» К.П. Торсон и Н.А. Бестужев сблизились с управляющим Петровским заводом горным инженером А.И. Арсеньевым и помогали ему в организации работ.
Талантливые механики помогали и своим товарищам. Когда у А.П. Юшневского испортилось фортепиано, К.П. Торсон и Н.А. Бестужев разобрали его, заново натянули струны, и инструмент был исправлен. Для семьи декабриста А.Е. Розена, отправлявшегося в 1832 г. на поселение, К.П. Торсон и Н.А. Бестужев изготовили детскую морскую койку, которая подвешивалась к потолку кибитки.
В первое время в Петровском Заводе комендант С.Р. Лепарский пытался возобновить строгое соблюдение всех предписанных инструкцией порядков. Однако начавшиеся в камерах пожары сделали невозможным запирание дверей, а вскоре постепенно перестали соблюдать и другие правила. Декабристы, пользуясь и своим моральным превосходством, и получаемыми из России огромными денежными средствами, фактически подчинили себе своих сторожей, которые не столько стерегли, сколько обслуживали узников. Выходить на работы почти совсем перестали.
Женатые декабристы, их богатые родственники и знакомые свободно выходили из каземата и проводили время в домах у дам. Но небогатые декабристы, не имевшие влиятельных родственников и знакомых, были вынуждены оставаться в каземате: С.Р. Лепарский не считал нужным распространять на них все привилегии. При посещении Петровского Завода посторонними лицами С.Р. Лепарский приказывал строго придерживаться правил. Часовые окликали подходивших к каземату и грозили, что будут стрелять. Но путешественники или должностные лица уезжали, и всё продолжалось по-старому.
В Петровском Заводе в связи с пребыванием здесь декабристов была учреждена почтовая контора. Дома жён декабристов и построенная на средства декабристов новая церковь изменили облик селения. Улучшились снабжение Петровского Завода продовольствием и быт жителей.
* * *
В Петровском Заводе декабристы в первое время обедали в общей зале, которая находилась в особом здании во дворе, но потом стали обедать в коридорах, в каждом отделении особо. Женатые декабристы, их родственники и ближайшие знакомые, то есть наиболее обеспеченные, часто обедали в домах своих жён, и это ослабило их связь с хозяйственной артелью. Неимущие декабристы всё чаще и чаще ощущали недостаток средств, а оказываемая им иногда материальная помощь уязвляла самолюбие нуждавшихся. Стало необходимо упорядочить хозяйственную жизнь узников, выработать какие-то правила действия артели.
Поводом к составлению устава артели послужило обращение группы декабристов к коменданту с просьбой выдавать им дополнительно пособие от казны. Они мотивировали свою просьбу тем, что заключены в остроге и «не имеют возможности зарабатывать себе дополнительное содержание». Это обращение вызвало недовольство коменданта и негодование многих декабристов, и подавших просьбу уговорили отказаться от неё. Однако этот случай показал необходимость упорядочить помощь неимущим.
Декабристы избрали комиссию для составления устава. В неё вошли Д. Завалишин, Е.П. Оболенский, А.И. Одоевский, П.С. Бобрищев-Пушкин, П.А. Муханов, М.Ф. Митьков и А.В. Поджио. 2 марта 1831 г. все декабристы собрались в общей зале в здании во дворе каземата, комиссия прочитала составленный ею устав, и он был объявлен вступившим в действие. День закончился общим праздником в каземате и «всеобщим примирением».
Средства артели складывались из получаемого декабристами казённого содержания и взносов отдельных членов. Было решено, что на «полное годовое содержание каждого потребляющего лица» необходимо 500 рублей ассигнациями, и эта сумма была взята за основу. Все члены артели, получавшие от своих родственников 500 и менее рублей, полностью вносили их в артель, а получавшие более 500 рублей в обязательном порядке вносили эту сумму и по желанию что-нибудь свыше неё.
Трубецкие, Волконские, Муравьёвы и некоторые другие вносили по 2-3 тысячи рублей, и их дополнительные взносы обеспечивали неимущих. 500 рублей годового содержания каждого члена артели делилось примерно пополам: часть этой суммы, называвшаяся хозяйственной, шла на закупку продовольствия для артели, а оставшаяся, «частная» - «на удовлетворение частных потребностей каждого лица отдельно».
Хозяйственный год артели начинался с 1 марта. В это время избиралась хозяйственная комиссия, управлявшая артелью, проверялась деятельность артели за прошедший год и составлялись сметы на будущий год. Хозяйственная комиссия состояла из хозяина, закупщика и казначея. Хозяин составлял смету на хозяйственный год и затем руководил в течение года хозяйственной жизнью артели: делал закупки продовольствия на деньги «хозяйственной» суммы, наблюдал за приготовлением пищи, нанимал «служителей», обслуживавших артель (в каземате были свои повара, хлебники, квасники, банщики, свинопасы, сторожа, огородники и т. п.). Закупщик делал закупки для отдельных лиц на деньги «частной» суммы. Казначей вёл счёт денег, поступавших в артель.
Кроме хозяйственной или большой артели существовала малая артель для помощи выходящим на поселение. Средства малой артели складывались из взносов, добровольных пожертвований богатых декабристов и так называемой «экономической» суммы - денег, сэкономленных большой артелью. Каждый член большой артели имел около 250 рублей в год на личные расходы, и это давало им возможность вносить ежегодно в малую артель по крайней мере 25 рублей. Средства малой артели увеличивались за счёт процентов с займов: её деньгами пользовались и богатые декабристы, и местные купцы. Бессменным казначеем артели был И.И. Пущин.
Отъезжающие на поселение получали из средств малой артели пособие в 600-800 рублей. Малая артель помогала не только декабристам, покидавшим каземат, но и тем, которые с самого начала или до образования артели вышли на поселение. Деятельность малой артели продолжалась и по выходе всех декабристов на поселение.
К.П. Торсон получил от матери и сестры в 1827 г. 328 рублей, в 1828 г. - 173 рубля, а в следующие годы получал по 100 рублей. Этих денег было мало даже на пропитание. Таким образом, К.П. Торсон был одним из нуждавшихся декабристов, и организация артели была для него важной поддержкой. Внося в артель 100 рублей, он получал возможность использовать на питание и личные нужды 500 рублей артельных денег.
Кроме большой и малой артели существовала ещё журнальная и газетная артель, учреждённая С.Г. Волконским, М.Ф. Митьковым и Д. Завалишиным, «чтоб... распределить правильно и безобидно для всех чтение». Литературу для артели выписывали на имя М.Н. Волконской. Почта распечатывалась обычно в общей зале, куда в это время собирались все, чтобы узнать политические новости.
Был выработан строгий порядок в распределении литературы. Газета давалась на два часа, журнал - на два дня. Газета или журнал пришивались к папке, и к ним прилагалось расписание, в котором указывалось, кто в какое время может читать этот номер. Сторожа беспрерывно разносили газеты и журналы из камеры в камеру. Желавшие прочитать журнал более внимательно или сделать выписки просили о вторичной присылке его после прочтения всеми.
На средства всех членов журнальной артели выписывались только такие газеты и журналы, которые могли быть интересны всем, то есть политические, исторические и литературные. Отдельные члены артели, соединялись в группу по сходству интересов, выписывали специальные журналы и книги по определённым отраслям науки. К.П. Торсон, Н.А. Бестужев и Д. Завалишин вместе выписывали литературу по механике.
В Петровском Заводе продолжались занятия декабристской «каторжной академии». Ещё в мае 1826 г., когда решалась судьба арестованных декабристов, известный своим либерализмом председатель Департамента гражданских и духовных дел Государственного Совета адмирал Н.С. Мордвинов обратился к Николаю I со смелым и неожиданным проектом: он предложил образовать из государственных преступников... Сибирскую академию наук.
«Получив просвещённое образование, - писал Н.С. Мордвинов, - они обладают всеми необходимыми данными для того, чтобы опять стать людьми, полезными для государства». Н.С. Мордвинов пояснял, что такие «положительные» науки, как механика, физика, химия, минералогия и агрикультура будут особенно способствовать процветанию Сибири, «которую природа щедро наградила своими дарами». В Сибири государственные преступники «могут стать преподавателями этих наук и возродиться для общественной пользы».
Николай I не принял предложения Н.С. Мордвинова. Но дарования узников не погибли бесследно. Занятия «каторжной академии» не только повышали знания декабристов. На каторге, а затем на поселении декабристы стали для Сибири именно той академией, мысль о которой была отвергнута Николаем I.
В каземате были заведены различные мастерские, где обучались ремёслам дети ссыльных и заводских служителей. Пример дворян, не пренебрегавших ремёслами и физическим трудом, сильно действовал на жителей Петровского Завода. Под предлогом обучения детей церковному пению декабристам было разрешено устроить в Петровском Заводе школу. Сначала учили только читать и писать по-русски, затем местное духовенство попросило обучить их детей латинскому и греческому языкам. Наконец, стали обучать новейшим языкам и прочим предметам. Ученики, отправлявшиеся затем в Петербург и разные училища, занимали на экзаменах первые места и удивляли всех своими познаниями. Местные жители называли каземат «университетом» и «академией».
Занятия «академии» в Петровском Заводе уже не были общими; заключённые «реже собирались в общий круг, составился десяток кружков по родству, по наклонности характеров». В одном из таких кружков К.П. Торсон продолжал рассказывать о своём кругосветном плавании, сообщал о других своих трудах. В 1832 г. в Петровском Заводе К.П. Торсон составил записки «о новых торговых сношениях с Китаем». «По средам, - вспоминал А.Е. Розен, - проводил с ними день старый моряк К.П. Торсон и занимал нас рассказами о кругосветном путешествии своём, читал нам свои записки, сообщал свои труды по механике. Товарищи посещали нас и наших соседей, так что по вечерам оживлялся наш коридор на два часа, до барабанного боя вечерней зори».
* * *
В Петровском Заводе К.П. Торсон продолжал работу над проектами государственных преобразований и преобразований на флоте. Тюремная жизнь и усиленные занятия совершенно расстроили его здоровье. «В Петровском каземате болезнь ещё более усилилась, - вспоминал о К.П. Торсоне Михаил Бестужев. - Правда, он имел особую комнату для занятий, но зато он и злоупотреблял случаем выше слабеющих своих сил и не имел уже никакого развлечения».
И через 10 лет после разгрома декабрьского восстания Бестужевы, К.П. Торсон и другие морские офицеры вспоминали о флоте, о Кронштадте. «О Петербурге знаем, - все газеты говорят, гравюры и литографии повторяют его чудеса в тысяче видов, - писали Н. и М. Бестужевы брату Павлу 13 сентября 1835 г. - а об родном нашем Кронштадте никто ни полслова. Мы, моряки, несколько человек, очень интересуемся знать что-нибудь об этом городе; вероятно, и он не отстал от общего движения...»
Однако по мере того, как таяли надежды на скорое возвращение в Петербург, на флот, К.П. Торсоном всё более и более овладевало другое увлечение. Ещё в Чите К.П. Торсон стал серьёзно интересоваться сельским хозяйством, а впоследствии механизация сельскохозяйственных работ в Сибири стала одним из его главных занятий и увлечений. «В Чите, - вспоминал декабрист А.П. Беляев, - мы одно время занимались изучением земледелия и вообще хозяйства, читали по этому предмету книги с Константином Петровичем Торсоном, который основательно изучил этот предмет и написал несколько весьма интересных проектов об улучшении экономического положения России.
Они были замечательны по своей строгой отчётливости, новизне взгляда и показывали, какими разнообразными сведениями обладал этот человек. ...В числе экономических вопросов значительное место занимали у Торсона машины, облегчающие и упрощающие тяжёлый земледельческий труд». «Торсон занимался всё приготовлением моделей молотильных машин, веяльных, сеяльных и косильных», - вспоминал о жизни в Петровском Заводе А.Е. Розен.
В 1830 г. в № 29 «Земледельческого журнала» было напечатано несколько статей, посвящённых молотильным машинам. В статье «О молотильных машинах» Флат, рассматривая разные типы машин, пришёл к выводу, что наиболее совершенной является «шотландская молотильня, изобретённая англичанином Мейкле». Тут же были помещены чертежи и описание шотландской молотильной машины, усовершенствованной Домбалем (Домбаль соединил молотилку с веялкой).
В «Прибавлении» к предыдущим статьям С. Маслов писал, что «Домбалева машина для больших хозяйств, где обмолачивается более 500 четвертей урожаю, может служить образцовою», однако указывал и на недостатки машины Домбаля: «Она дорога и, следовательно, невыгодна для небольших хозяйств... Она огромна, сложна и, следовательно, требует искусных мастеров для постройки, установки и для поправки, а потому в тех странах, где искусных механиков мало и где чугунные материалы, потребные для молотильни, доставать трудно, как например, во многих губерниях России, она, при малейшем порче в механизме, долго будет оставаться в бездействии».
В России неоднократно делались попытки усовершенствовать молотильную машину Домбаля. Так, например, в 1829-1830 гг. в Вольном экономическом обществе рассматривалась «молотило-веялка», изобретённая помещиком Казанской губернии инженер-майором А.П. Вешняковым. Однако опыт профессора Павлова, описанный в специальной статье в «Журнале Министерства внутренних дел», показал, что упрощённые машины Вешнякова и Чаплыгина, будучи дешевле, значительно уступают машине Домбаля в качестве и скорости обмолота.
Появление этих статей побудило К.П. Торсона заняться упрощением молотильной машины Домбаля. Не позднее 1833 г. он разработал проект упрощённой машины. В октябре 1833 г. С.Р. Лепарский переслал военному министру графу Чернышёву «чертёж шотландской молотильной машины, изменённой и дополненной в её устройстве государственным преступником Торсоном, который просил прислать оный к живущей в С.-Петербурге матери его госпоже Торсон, дабы она по крайне бедному состоянию могла продажею сего изобретения приобресть некоторое пособие к содержанию себя и своей дочери». К чертежу были приложены три записки К.П. Торсона: «О молотильной машине», «Описание молотильной машины» и «Подробное изложение состава каждой части».
Основываясь на высказанном в печати и проверенном на опытах мнении, что молотильная машина Домбаля является наиболее совершенной из всех существующих, К.П. Торсон решил оставить без изменения все её основные части, то есть сохранить все достоинства машины Домбаля, и в то же время упростить её, то есть ликвидировать основной недостаток шотландской машины - её громоздкость, дороговизну, необходимость большого количества обслуживавших её лошадей и работников.
«В предлагаемой машине, - писал К.П. Торсон, - сделаны проще связь и скрепление стоек и брусьев, составляющих остов машины, молотильный барабан сделан на неподвижных подшипниках... поворотный щит для сортировки сделан проще; отменены все зубчатые колёса и заменены блоками». Такие изменения привели к тому, что изготовление машины и работа на ней упростились, стоимость её уменьшилась, и молотильная машина могла получить широкое распространение.
Обычно считалось, что К.П. Торсон изготовил свою молотильную машину только в Селенгинске. Однако из составленного К.П. Торсоном описания видно, что молотильная машина первоначально была изготовлена им не позднее 1833 г., то есть ещё в Петровском Заводе. Доказывая выгодность предлагаемых им упрощений, К.П. Торсон не раз ссылался на пример изготовленной им машины, которую он к 1833 г. уже успел испытать.
«Предлагаемая машина, - писал он, - сделанная для пробы самыми посредственными работниками, имела все оси деревянные, исключая двух, у молотильного барабана и веялки... При всём несовершенстве худой отделки блоков и всех частей машины... для действия машиною достаточно было силы двух человек, которым сначала было несколько тяжело, но после двух или трёх оборотов, когда все круги получили надлежащую скорость вращения, тогда они действовали весьма легко... Вместо людей запряжённая лошадь малого роста, и столь же худая, какие по большей части находятся у крестьян, и она действовала очень свободно...»
Чертёж молотильной машины К.П. Торсона по повелению императора «был препровождён для рассмотрения в Императорское Вольное экономическое общество, которое нашло изменения, Торсоном в сей машине сделанные, по удобству своему заслуживающими полного одобрения». После доклада об этом Николаю I император повелел «усовершенствованную Торсоном молотильную машину предоставить согласно его просьбе в пользу живущей в С.-Петербурге матери его».
Однако оказалось, что «госпожа Торсон тогда только может получить выгоду от изобретения, сыном её сделанного, когда будет иметь на оное исключительную привилегию на определённый срок». Чертежи и описание молотильной машины К.П. Торсона были пересланы министру финансов Канкрину, а тот передал их в Мануфактурный совет. Затем бумаги К.П. Торсона опять были препровождены в Вольное экономическое общество, где они рассматривались прежде.
Вольное экономическое общество не сочло возможным выдать К.П. Торсону привилегию, так как внесённые К.П. Торсоном полезные изменения в техническом отношении не носили принципиального характера, но постановило, что «заслуживает он, Торсон, внимания и поощрения, ибо чертёж, а в особенности описания, составленные им с особенным тщанием и ясностью, свидетельствуют, что он, Торсон, может с пользою употреблять труды свои для подобных же механических и сельских занятий». В июле 1836 г. «относительно усовершенствованной преступником Торсоном молотильной машины» доложили императору, и Николай I «соизволил пожаловать матери сего преступника 500 р. ассигнациями из сумм Государственного казначейства».
В 1832 г. вместе с другими декабристами IV разряда Петровский Завод покинули бывшие мичманы Гвардейского экипажа братья Александр и Пётр Беляевы. Александр Беляев, с которым К.П. Торсон занимался изучением сельского хозяйства, увозил с собой на поселение копию чертежей молотильно-веяльной машины Домбаля, упрощённой К.П. Торсоном. В 1833 г. братьям удалось соединиться в Минусинске. Здесь они завели своё хозяйство, занялись хлебопашеством.
Когда их хозяйство разрослось и они стали поставлять хлеб и другие продукты на золотые прииски, Беляевы решили приступить к изготовлению молотильной машины. Нанятые ими мастеровые под руководством Петра Беляева, лучше брата знавшего механику, изготовили отдельные части, затем собрали остов машины. На испытание молотилки собрались многие жители Минусинска. Машина очень чисто молотила рожь, а ячмень и овёс несколько хуже - их приходилось дважды пропускать через молотильный барабан. Беляевы успешно применяли молотильную машину до 1840 г., когда они отправились на службу на Кавказ.
