Декабрист Алексей Тютчев
В начале XVIII в. прадеду декабриста Никифору Гавриловичу Тютчеву в Брянской округе принадлежало несколько сёл и деревень. Часть из них унаследовал отец декабриста сержант лейб-гвардии Преображенского полка Иван Иванович Тютчев. В январе 1790 г. в Брянском уездном суде был осуществлён раздел имений между ним, его матерью, действительной статской советницей Аграфеной Николаевной, и тремя братьями. Ивану Ивановичу досталось «в сельце Соколове мужеска полу 75 душ».
В 1797 г. И.И. Тютчеву в Брянском уезде Орловской губернии принадлежало движимое и недвижимое имущество в сёлах Пахань, Кабаличи и Липово, деревне Глинищево и сельце Соколове. Деревня Глинищево расположено на реке Гасаме в 21 версте от Брянска и в полуверсте от одноименной почтовой станции на орловско-смоленской дороге.
На реке Гасаме по левую сторону этой дороги в 25 верстах от уездного центра раскинулось село Пахань (ныне Опахань Брянского района), а по правую сторону - в 22 верстах село Кабаличи. По правую сторону той же дороги, но при колодцах, расположено в 23 верстах от Брянска сельцо Соколово. И последнее принадлежащее Тютчевым небольшое село Липово (ныне Дятьковский район) находится на речке Липовке в 34 верстах от уездного города. Впоследствии в формулярном списке декабриста Тютчева будет указано, что «за отцом его состоит крестьян 500 душ». По состоянию на январь 1826 г. за И.И. Тютчевым уже числилось 328 душ, заложенных в Опекунском совете, и более 60 тысяч рублей долга.
Родился Алексей Тютчев в 1801 или 1802 году в одном из тютчевских сёл Брянского уезда Орловской губернии. У Ивана Ивановича и Марии Алексеевны, урождённой Мачихиной было ещё три сына и дочь - Фёдор, Михаил (1803-1880), Иван и Варвара. (Поэт Ф.И. Тютчев не состоял в родстве с этой ветвью Тютчевых). Как ни старались родители, семья с немалым трудом сводила концы с концами. Отец даже пытался «взять на откуп питейный сбор и поставку вина».
Получив начальное домашнее образование, Алексей в 1813 г. поступил в Морской кадетский корпус, но курса не кончил. Для «служения в гвардии», он 29 декабря 1815 г. определился подпрапорщиком в прославленный лейб-гвардии Семёновский полк.
Однополчанами Алексея Тютчева были три брата Вадковских, Сергей Муравьёв-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин. Со временем это обстоятельство сыграет свою роль в объединении двух декабристских обществ, действующих на юге России.
8 февраля 1819 г. Тютчева произвели в прапорщики, а 15 декабря того же года - в поручики. Дальнейшее течение его службы в гвардии прервало волнение осенью 1820 г. солдат Семёновского полка, вызванное издевательствами со стороны командира полка Г.Е. Шварца.
По распоряжению Александра I любимый его полк подлежал расформированию, нижние чины понесли жестокое наказание, четверо офицеров было предано суду, в том числе старший брат двух декабристов Вадковских. Остальные офицеры-семёновцы были разосланы по армейским полкам без права перевода из них, лишены отпусков и возможности выйти в отставку.
Во время «семёновской истории» поручик Тютчев находился в отпуске, у родных, но это не помешало ему избежать общей участи. Для прохождения дальнейшей службы его 2 ноября 1820 г. в чине штабс-капитана назначили в Пензенский пехотный полк 2-й армии. 20 мая 1824 г. произвели в капитаны.
Семейные, или, как тогда говорили, домашние обстоятельства требовали присутствия его в родных местах. Семидесятилетний отец не мог справиться с запущенным хозяйством, сестра Варвара, бывшая замужем за управляющим Петергофским Дворцовым Правлением, артиллерии подполковником Фёдором Бердяевым (25.04.1779-12.02.1821), к тому времени овдовела, оставшись с двумя малолетними детьми. Братья Фёдор и Михаил тоже служили. Но ни просьбы отца, ни личные рапорты Алексея Тютчева не возымели действия, и он так и не добился ни отпуска, ни желанной отставки.
Весной 1825 г. он вступил в Общество соединённых славян, возникшее два года назад. Члены этого общества мечтали о создании федерации славянских республик, стремились избавить их от самовластия. Они наиболее демократически относились к народу, проводили широкую революционную агитацию среди солдат.
В августе того же года на маневрах под Лещином, в пятнадцати верстах от Житомира, в жизни Тютчева произошло исключительной важности событие. Он повстречался со своими старыми товарищами-семёновцами Сергеем Муравьёвым-Апостолом и его верным другом Михаилом Бестужевым-Рюминым. Эта волнующая встреча не только определила дальнейшую участь Тютчева, но и имела большое значение для слияния Общества соединённых славян с Южным обществом.
Чувствуя резко оппозиционное настроение своего бывшего сослуживца, Муравьёв-Апостол и Бестужев-Рюмин обратились к нему: «Нам надо самим отыскивать свободу. Не хочешь ли вступить в тайное общество?»
Алексей Иванович вынужден был признаться, что уже состоит в тайном обществе, основную цель которого сформулировал так: «достижение революции и уничтожение (царских) законов». Он познакомил Муравьёва-Апостола и Бестужева-Рюмина со своими товарищами-славянами - основателем общества Петром Борисовым, Иваном Горбачевским и Петром Громницким.
«Открытие Тютчева, - писал в своих «Записках» Горбачевский, - внезапно разрешило кризис: есть какое-то общество с определёнными, революционными целями, сильное, опирающееся на мощные части войск, с готовой конструкцией. Это было как раз то, чего желали славяне, мечтавшие о немедленном действии...» Несмотря на некоторые разногласия «славян» и «южан», вскоре произошло слияние двух обществ.
Накануне предполагавшегося в 1826 г. открытого восстания предстояло определить состав группы «заговорщиков», которые предназначались для убийства императора. В эту засекреченную потом группу записывались только добровольцы. Среди них был и Тютчев.
Во время Лещинского лагерного сбора Алексей Иванович осуществлял большую пропагандистскую работу среди солдат, опираясь главным образом на бывших семёновцев. Декабрист А.Ф. Фролов наблюдал однажды такую сцену.
У капитана Тютчева находились шестеро рядовых Саратовского пехотного полка, которые прежде служили в Семёновском полку. Алексей Иванович успокаивал их: «Ну, так, ребята, потерпите! Рано не надо начинать, когда будет время, тогда вам скажут!» И здесь он выразил важную мысль о преемственной связи между восстанием семёновцев и намерениями декабристов: «Мы начали в Петербурге дело, но не кончили, - то здесь надобно окончить, а вы старайтесь подговорить своих товарищей...»
В отсутствие солдат разговор у Фролова и Тютчева зашёл о «строгом обращении» с нижними чинами Троицкого пехотного полка. На сожаление собеседника из-за отсутствия там надёжного офицера Алексей Иванович ответил:
- Там есть из Семёновского полка унтер-офицер, которому я уже говорил, и надеюсь, что более успею, нежели через какого-нибудь офицера.
Не удивительно, что в ответ на заботу и сочувствие к их положению солдаты платили уважением и любовью. Позднее в одном из донесений об участниках декабрьских событий отмечалось: «Об офицерах, взятых из Пензенского полка, солдаты весьма сожалеют, а в особенности о Тютчеве и Громницком, о которых говорят, что они были для них весьма хороши». А в описи канцелярским бумагам по тайному обществу мартом 1826 г. датировано отношение великого князя цесаревича о «ропоте офицеров Пензенского пехотного полка на тяжесть службы и о разглашении получения письма от капитана Тютчева».
В запланированное на начало лета 1826 г. восстание южан достойную лепту должен был внести и полк, где служил Алексей Иванович. Но всё произошло не так, как предполагалось. Возникший в стране после непредвиденной смерти царя период междуцарствия подтолкнул руководителей Северного общества взяться за оружие 14 декабря.
О неудаче восстания на Сенатской площади южане узнали через десять дней. Руководитель Васильковской управы подполковник С.И. Муравьёв-Апостол решил действовать. Во главе Черниговского полка он направился из Василькова на соединение с другими частями, где служили декабристы.
Но правительство уже успело принять соответствующие меры. К тому же на поведении отдельных декабристов сказалось впечатление о поражении восстания в Петербурге. Так, например, Артамон Муравьёв не передал записки Сергея Муравьёва-Апостола ни М.М. Спиридову, ни А.И. Тютчеву о начале действий. Получив письмо об этом же от Петра Борисова, Алексей Иванович сразу согласился выступить.
Из деревни Кузьмино, где он квартировал, Тютчев сразу же выехал в расположенный в десяти верстах Старо-Константинов. Там он отдал приказание фельдфебелю собрать солдат и раздать им боевые патроны. В корчме на краю города состоялось совещание декабристов Громницкого, Лисовского, Тютчева и Спиридова (за последним ездил Алексей Иванович).
В сложившейся обстановке требовались решительные действия и мятежный капитан Тютчев был готов выступить с четырьмя ротами Пензенского полка «в нужный момент и в нужном направлении», но вскоре пришла весть о поражении черниговцев.
20 января 1826 г. поступил приказ об аресте Тютчева. 31 января арестованный был доставлен из Житомира поручиком 18-го егерского полка Клейгельсом в Петербург на главную гауптвахту и в тот же день переведён в Петропавловскую крепость («присылаемого Тютчева посадить по усмотрению и содержать строго») в № 18 Невской куртины.
В списке допрошенных лиц, принадлежащих к тайным обществам, Алексей Иванович значится под № 201, против его фамилии стоит: «важный». На допросах он держался стойко, сознаваясь лишь после очных ставок. Одной из причин своего «вольномыслия» назвал репрессии против Семёновского полка.
Отнесённый по степени «вины» ко второму разряду, Тютчев подлежал «политической смерти», что по ритуалу казни означало: «положить голову на плаху, переломить над ней шпагу, а потом сослать навечно в каторжную работу». В приговоре Верховного уголовного суда по делу декабристов указывалось:
«Капитан Тютчев. Участвовал в умысле на цареубийство согласием; участвовал в умысле бунта возбуждением и подготовкой нижних чинов и знал о приготовлении к мятежу...»
Коронационный манифест царя коснулся и «государственных преступников» второго разряда. «По лишении чинов и дворянства» они направлялись на каторжные работы (срок ограничивался 15 годами) и затем в бессрочную ссылку в Сибирь.
До нас дошло описание примет бывшего капитана Тютчева, составленное 15 августа 1826 г.: рост 164 см, «лицо смугловатое, круглое, глаза тёмно-карие, нос большой, широковат, волосы на голове и бровях тёмно-русые».
После объявления приговора 17 августа 1826 г. Алексей Иванович был отправлен в форт Слава близ Роченсальма (Финляндия), где находился около полугода в одиночном тюремном заключении, которое по признанию самих декабристов, было много хуже каторги.
От родных приходили неутешительные вести. Материальное положение Тютчевых всё ухудшалось. Имение, приносящее в урожайные годы до 6 тысяч рублей, было заложено в петербургском и московском опекунском советах в 53 600 рублей.
По случаю выбития в 1825 г. хлеба градом Тютчевы не смогли выплатить установленные проценты, и имение взяли в ведение дворянской опеки. Глава семейства показывал, что должен ещё частным лицам свыше 62 тысяч рублей.
Старики не могли помочь даже младшему сыну Фёдору, который в июле 1826 г. приезжал домой. Его из юнкеров произвели в прапорщики и перевели в Казанский драгунский полк. Фёдор просил у родителей денежного пособия для «скорейшего себя обмундирования».
Мария Алексеевна была совершенно убита тем, что приходится отказывать в помощи только что становящемуся на ноги сыну. Бедная, исстрадавшаяся женщина «вместо денег дала ему несколько столового серебра и шаль для продажи».
Бедность родных, ощущение собственного бессилия что-либо изменить, неопределённость положения заточённого в крепость старшего брата, стыд перед новыми однополчанами из-за невозможности вовремя экипироваться - всё это так подействовало на Фёдора Тютчева, что он психически заболел.
24 декабря 1827 г. А.И. Тютчева доставили в Читинский острог, а в сентябре 1830 г. в тюрьму при Петровском железоделательном заводе. Он жил в одной камере с Андреем Быстрицким, участником восстания Черниговского полка.
Как ни тяжело было содержание заключённых в Петровском остроге (вначале все камеры были даже без окон), всё же наличие под одной крышей большого количества единомышленников во многом скрашивало тюремные будни. Каждый из декабристов делился с товарищами по заключению своими обширными познаниями по тому или иному вопросу. Не стоит забывать, что широко и разносторонне образованные в основной своей массе декабристы, представляли собой цвет нации. А у Тютчева, кстати, появилась возможность исправить свой «хромавший» русский язык.
В «Петровской академии» (так тюрьму называли сами декабристы) проходили задушевные беседы о прошлом и настоящем России, отечественной словесности, военной науке, математике и других отраслях знаний. Составленная с помощью родных и знакомых библиотека насчитывала несколько десятков тысяч книг и журналов. В свободное время декабристы организовывали литературные и музыкальные вечера, в проведение которых Алексей Иванович вносил ощутимый вклад.
Находясь в Петровском, декабристы ежегодно отмечали «торжественный святой день 14 декабря». Восстанию мятежного Черниговского полка Михаил Бестужев посвятил песню, которая начиналась так:
Что ни ветр шумит во сыром бору,
Муравьёв идёт на кровавый пир...
С ним черниговцы идут грудью стать,
Сложить голову за Россию-мать...
Музыку к ней написал Фёдор Вадковский.
14 декабря 1830 г. эту песню, наполненную революционным пафосом и уверенностью в правоте своего дела, исполнил хор под управлением Петра Свистунова. Солировал Тютчев, обладавший, по замечанию автора песни, «таким мягким, таким сладостным тембром голоса, которого невозможно было слушать без душевного волнения в русских песнях». Песня захватила всех, восторг был необычайный.
В этом же году Алексея Ивановича поразило известие о смерти отца, влачившего почти нищенское существование, залезшего в неоплатные долги. Уцелевшие имения были разделены между тремя братьями Тютчевыми - Михаилом, Фёдором и Иваном. Они довольно быстро их прожили, поэтому на помощь родных Алексею Ивановичу не приходилось рассчитывать.
В день десятилетней годовщины восстания, 14 декабря 1835 г., в тюрьме Петровского завода состоялось первое исполнение стихотворения Александра Одоевского «Славянские девы», положенного на музыку Ф.Ф. Вадковским. Проникнутое чувством братского единения славянских народов, стихотворение отразило некоторые из идей Общества соединённых славян и интерес декабристов к польскому национально-освободительному движению.
Широко льющаяся мелодия Вадковского перекликалась с народно-песенными интонациями. Вокальная партия была сложна для исполнителя. Тютчев жаловался Михаилу Бестужеву: «Злодей Вадковский измучил меня, mon cher! Вытягивай ему каждую нотку до последней тонкости, как она у него написана на бумаге...»
«Премьера» песни Вадковского прошла успешно, она не могла не взволновать слушателей. «В последнем куплете, - вспоминал Михаил Бестужев, - где речь относится прямо к России и где Вадковский неприметными оттенкам гармонии переходит в чисто русский мир и заканчивает мотивом русской песни, - все присутствующие невольно встрепенулись, а особливо, когда послышался в этом куплете упоительно задушевный голос Тютчева...»
В словах этого куплета заключался, по выражению Ивана Пущина, «отголосок нашей мечты» о том, что Россия соединит в дружную семью всех славянских сестёр:
... когда же сольются потоки
В реку одну, как источник один?
Да потечёт сей поток-исполин,
Ясный как небо, как море широкий,
И, увлажая полмира собой,
Землю украсит могучей красой!
По окончании срока каторжных работ (указ от 14.12.1835) А.И. Тютчев был обращён на вечное поселение в с. Курагино Минусинского округа Енисейской губернии. Декабрист Н.В. Басаргин вспоминал: «Наконец наступил и наш срок к отъезду. Выехали из Петровского завода ровно через десять лет после сентенции, т.е. в июле 1836 г. В нашем разряде находилось 19 человек и в числе их Киреев, Тютчев, Фролов и я».
По сообщению, записанном около 1925 года минусинским педагогом и краеведом А. Косовановым (внуком воспитанницы декабриста Фролова), Алексей Иванович Тютчев пользовался у местного населения любовью и уважением. «Он учил детей деревенских грамоте, писал крестьянам прошения и письма; по судебным делам своих сельских клиентов приезжал иногда в Минусинск, где посещал своих товарищей-декабристов. Любил рыбную ловлю и особенно охоту, бродя с ружьём по островам реки Тубы.
Старожилы говорили, что он был замечательным стрелком, стрелял из окна своего дома в табуны (стаи) летящих гусей, и что всегда выбивал по несколько гусей. В обществе всегда бывал желанным гостем, весёлым собеседником, юмористом, прекрасным рассказчиком анекдотов из придворной жизни и отличным певцом. Песни Тютчева ещё на каторге утешали многих товарищей и вызывали настоящий восторг. Особенно хорошо пел Алексей Иванович народные песни и чаще всего песню на стихи М.А. Бестужева «Что не ветер шумит во сыром бору...»
В Курагино гражданской женой декабриста стала Анна (по другим сведениям - Евдокия) Петровна Жибинова, дочь местных зажиточных крестьян Жибиновых. В семье было четверо детей (по другим данным, пятеро или даже шестеро - может быть, кто-то из детей умер). Все источники сходятся в том, что сама Анна Жибинова и всё её семейство страдали запойным алкоголизмом и в конечном итоге споили и Тютчева. После его смерти семейство осталось в нищете.
«Пока жили молодые в доме её братьев, - пишет А. Косованов, - то вели совместное хозяйство. С появлением детей приобрели отдельный свой домик. И с этого момента сельским хозяйством декабрист почти никак не занимался, живя на казённое пособие и средства, присылаемые ему сестрой Бердяевой Варварой Ивановной из Петергофа.
Других определённых занятий у Тютчева не было, поскольку в Курагино отсутствовали какие-либо казённые службы, если не считать в пределах волости золотых приисков, на которые в то время было много охотников из селян и пришлых людей. В связи с чем продукты в Курагино были значительно дороже.
Только по этой одной причине, а так же по сырому таёжному воздуху Н.О. Мозгалевский, а вместе с ним и Тютчев, пишут прошение 9 марта 1837 г. о переводе в Минусинск. Им разрешают, но только в деревню Тесинскую, откуда Тютчев вскоре возвращается обратно в Курагино».
Скончался Алексей Иванович Тютчев, 24 января 1856 г. от «горячки», 54 лет от роду и погребён в ограде Курагинской церкви, против южных дверей. На сохранившейся его могиле в апреле 1995 г. был установлен памятник, выполненный скульптором А.Х. Абдрахимовым. Одна из улиц села Курагино названа именем Тютчева.
