I

А.П. Юшневский до 1825 г.

Род Юшневских происходит из Галиции. Когда они появились в России - источники не указывают.

Отец декабриста, Петр Христофорович, как видно из его формуляра о службе, родился в 1758 г. Когда ему было семнадцать лет, он поступил в лейб-гвардии Преображенский полк, где пробыл восемь лет, а затем вышел в отставку с чином армии капитана (1783 г.). Три года Петр Христофорович жил как неслужащий дворянин, а затем, в 1786 г., поступил в Петербургскую портовую таможню «для познания таможенных дел».

Вся дальнейшая служба П.Х. проходила в таможенном ведомстве. В 1794 г. его назначили «в новоприобретенный от Польши край» главным надзирателем Волочиской таможни, в 1798 г. - в Могилевскую пограничную таможню директором, в том же году - таможенным инспектором Подолии. В 1811 г. П.Х. назначен на должность начальника Дубоссарского таможенного округа, на этом посту он находился до конца своих дней (1823 г.).

Скупые на подробности строки служебного формуляра отмечают успешное участие П.Х. в борьбе с моровым поветрием в Подолии (1798 г.), борьбу с контрабандой и выполнение секретных политических правительственных поручений - одним словом, изображают его как честного и деятельного службиста.

Другие материалы, в частности письма П.Х. и письма к нему изображают П.Х. Юшневского как человека с большими денежными средствами и широким кругом вельможных знакомых. Сенатор Посников задолжал ему 100 000 руб., граф Самойлов, владелец Смелы, Давыдовы, владельцы Каменки, Тутолмин и другие соседи - его должники, причем давние должники, которые раз за разом просят его или дать льготу, или рассрочить платежи.

Поэтому неудивительно, что П. Х. приобрел земельную собственность. В 1811 г. он купил у графини А.А. Миних село Хрустовая в Подолии недалеко от места своей службы25. Вскоре ему перешла от Давыдовых, сначала на условиях аренды, а потом и во владение, как выплата за долг, с. Тимашевка в Чигиринском повете на Киевщине, в 5 верстах от Каменки26.

Петр Христофорович был женат на Наталье Ивановне Матвеевой и от этого брака имел трех сыновей. Старший из них, Алексей Петрович, родился 12 марта 1786 г., второй, Семен - 1 февраля 1800 г., и последний, младший, Владимир - в 1807 г.

Источники не сохранили данных о детских годах будущего директора Южного общества. Известно лишь, что в отцовском доме он освоил первые навыки чтения и письма, арифметики и Закона Божьего и подготовился в «вольный Благородный Пансион» при Московском университете.

В каком году А.П. поступил в пансион - неизвестно. Но известно, что годы, когда он учился там, совпали с расцветом этого знаменитого в истории просвещения заведения, где под руководством опытных педагогов воспитывалось немало выдающихся деятелей, в том числе несколько декабристов. Всем им пансион дал разностороннее подготовительное образование. Помимо Закона Божьего и логики, ученики проходили курс математики, физики, естествознания, географии, истории, статистики, права естественного и римского, законоведения, учили русский и иностранные языки. Немало внимания уделяли рисованию, музыке, фехтованию, верховой езде, танцам, военному делу.

Преподавание велось по возможности живо и увлекательно. Например, «русское практическое законоискусство» слушатели проходили наглядно, изучая оригиналы судебных дел и присутствуя на судебных заседаниях; чтобы изучить русский язык, кроме чтения, проводили литературные беседы, представления, диспуты, издавали школьный журнал «Утренняя Заря» и т.д.

В 1799 году, когда Юшневский был в старших классах, при пансионе было основано Литературное общество, и первым главой его был В.А. Жуковский, а членами было немало будущих выдающихся деятелей литературы. Его собрания регулировались подробными «Законами Собрания Воспитанников Университетского Благородного Пансиона», которые разработали сами ученики; они учили организации, самостоятельности, уважению к чужим взглядам. Пансион давал достаточную подготовку для перехода в университет. Ученики старших классов посещали лекции в университете, а потом и переходили туда после экзаменов.

Давая своим воспитанникам образование, пансион много внимания уделял и воспитанию учеников. «Цель истинного воспитания есть та, чтобы младые отрасли человечества, возрастая в цветущем здравии и силах телесных, получали необходимое просвещение и приобретали навыки к добродетели, дабы, достигши зрелости, принесть отечеству, родителям и себе драгоценные плоды правды, честности, благотворений и необъемлемого счастия», - так обозначались задачи воспитания в «Общих правилах… взрослому воспитаннику… Пансиона для всегдашнего памятования».

Воспитание в пансионе основывалось не на телесных наказаниях, которые были там отменены, а на чувстве самоуважения воспитанников. Всех их распределяли по старшинству, в зависимости от успехов и поведения. Этого старшинства придерживались и в комнатах пансиона, и в классах, и даже в школьных забавах. При этом еще использовался своеобразный педагогический метод - ученикам было дано право самооценки, и они каждый год выбирали первых учеников за их успехи и поведение, а также «директоров и секретарей детских забав».

Отличая учеников, которые показывали успехи в науках, педагоги сурово обходились с теми, которые не были успешны. «Леность, невежливость, неряшество, упрямство, вспыльчивость, позднее возвращение после праздника из отпуска, все это подвергало наказанию. Прослушать выговор, …пройти к обеду или ужину ниже своей пары, лишиться лакомого пирожного или полдника, постоять в углу, не получить увольнения на следующее воскресение к родным, на два, три праздника остаться в Пансионе, наконец, попасть за ослиный стол - вот все наказания виноватого»27.

В такой учебной и воспитательной атмосфере юношеские годы Юшневского. Наши источники про них молчат. Только по некоторым указаниями и поздним воспоминаниям мы предполагаем, что Юшневский учился с восторгом в пансионе и в университете и много читал. Эта любовь к книгам проявлялась у Юшневского и впоследствии, а особенно развилась в годы ссылки. По-видимому, в пансионе было положено начало и музыкальному образованию Юшневского.

Его старания в науках были оценены по заслугам, и на публичном экзамене 30 июня 1800 года он получил серебряную медаль. Такие медали выдавались воспитанникам только за «отличные успехи в звании студентов». Кроме пансионских занятий и университетских лекций на Юшневского влияло и окружение товарищей, среди них было немало юношей, впоследствии ставших известными писателями. Среди них назовем В.А. Жуковского, Н.И. Гнедича, с которым в особенности приятельствовал Юшневский, декабриста М.А. Фонвизина и еще нескольких будущих членов тайных обществ.

Безусловно, годы обучения в Москве не прошли для Юшневского даром, и науку университетского начальства, которое стремилось к «образованию истинных и полезных сынов отечества», он усвоил хорошо, хотя и в направлении, нежелательном для государства.

И все же, несмотря на желание и ревность к университетским трудам, Юшневский не закончил курс университета. Правда, «Формулярный список о службе…» Юшневского сообщает, что он окончил курс наук в Московском университете, но сам на допросе сообщал: «Воспитывался в Императорском Московском Университете. Вышел из оного по воле моих родителей во второй половине 1801 года»28.

Возможно, по их желанию Юшневский покинул Москву и отправился в Подолию. Здесь он 25 ноября 1801 г. вступил «для познания дел» в канцелярию Подольского гражданского губернатора, «где по пограничным сношениям сей губернии занимаем был иностранною перепискою, зная французский, немецкий и польский языки». Этот день надолго сохранился в памяти Юшневского, и через двадцать пять лет на допросе он, хотя не хотел называть многие даты и имена, точно обозначил 25 сентября 1801 г. как день, когда она начал службу.

Преждевременно покинув университет и рано начав свою служебную карьеру, Юшневский тем не менее не прекратил дальнейшее образование: со службой в канцелярии он совмещал самообразование. «Обучался я в означенном заведении (университете) языкам: русскому, французскому и немецкому, чистой математике, физике, истории, географии и статистике. Взятый оттуда преждевременно, старался я довершить неоконченное, занимавшись потом сам изучением предметов, здесь поименованных», - показал Юшневский на допросе.

В том же самом показании Юшневского есть и еще одно любопытное указание, касающееся его образования в тот период, а также развития у него «вольнолюбивых мечтаний». Когда его спросили, когда и под чьим влиянием проникли в него «вольнодумческие и либеральные мысли», Юшневский дал ответ: «Человек, который в юношестве моем, когда мне было не более 18 лет, дал молодому моему уму пагубное направление, давно уже не существует. Родом он был италиянец, находился в Российской, сперва военной, а потом гражданской службе. Лет ему было тогда, сколько упомню, под пятьдесят… Он-то беседами своими возбудил в легкомысленном юноше любопытство к чтению сочинений, в которых более или менее скрывались семена пагубного вольномыслия и которые или давал он мне читать, или сказывал о их содержании, дабы я старался доставать их впоследствии».

Этот итальянец, как сказал декабрист, служил в пограничном карантине в Могилеве на Днестре, где проживала в то время семья Юшневских. Вспоминая об этом на допросе, Юшневский однако указал, что взгляды итальянца «не образовали… (у него) никакого определенного понятия, не внушили расположения к какой-либо цели»29.

Возможно, что с помощью итальянца Юшневский ознакомился с рядом произведений французской литературы середины XVIII в. Итак, три с чем-то года, которые Юшневский прожил в Подолии, не прошли зря для его образования и оказали влияние на дальнейшую его деятельность.

В январе 1805 г. он был зачислен в Коллегию иностранных дел, и 18-летним юношей прибыл в Петербург. В этой коллегии как «актуариус», а потом, с 1807 г. как переводчик он прослужил несколько лет.

Служба в Коллегии не слишком отягощала Юшневского. Он имел возможность предаваться и своим собственным интересам. Литература, музыка, театр больше всего привлекали Юшневского. Он вошел в круг просвещенной столичной молодежи и обновил несколько давних, еще университетских знакомств. Среди них особенно выделяются его приятельские отношения с Н.И. Гнедичем и с кружком близких ему литераторов30.

Среди петербургских знакомых Юшневского был и Жихарев, известный мемуарист. Благодаря этому нам известно несколько мелких, но характерных упоминаний им декабриста. Жихарев, резкий и откровенный в своих записках, относится к Юшневскому сочувственно с примесью едва заметной дружеской иронии. Он называет Юшневского «сметливым», «малым умным и чудаком преестественным» и так далее. На страницах «Записок» мы встречаем Юшневского, когда он то спорит с Гнедичем о значении театра, то ведет живую беседу с Жихаревым, и эту беседу Юшневский потом перечитывает в его дневнике и дописывает «с подлинным верно», то шутит с приятелями. Юшневский выступает как заинтересованный собеседник, готовый и серьезно поспорить, и весело посмеяться31.

Так в Петербурге прошло четыре года службы Юшневского.

Русско-турецкая война, начавшаяся в 1806 г., была для Юшневского новым этапом службы. В декабре 1808 года его прикомандировали к председательствующему в Диванах Молдавии и Валахии, и он отправился на юг. Уже в апреле 1809 г. Юшневский был назначен на должность штатного переводчика, а в 1811 г. – секретарем. Когда в мае 1812 г. закончилась война с турками и Россия присоединила Бессарабию, Юшневский назначается секретарем Областного начальника Бессарабии. Но в ноябре 1814 г. он вышел в отставку, а в феврале 1816 г. вновь вернулся на службу и был назначен состоять при Главнокомандующем 2-й армии по дипломатической части.

На этой должности Юшневский выполнил ряд специальных поручений, а кроме того, составил докладную записку о болгарах в Бессарабии, которые хотели организовать отдельное войско по образцу донских казаков. Вскоре, в июне32 1816 г., Юшневский перешел на должность члена и управляющего канцелярией Временного комитета для образования разных частей управления Бессарабии. А когда главнокомандующим 2-й армии был назначен П.Х. Витгенштейн, близкий приятель П.Х. Юшневского, это склонило А.П. вернуться в службу по дипломатической части при главнокомандующем, как того хотел и его отец.

Через два года, когда непорядки по провиантской части 2-й армии особенно усилились, и когда выяснилось, что назначенный, чтобы улучшить ее состояние, на должность генерал-интенданта Журавский33 был, как заметил Витгенштейн, «на руку нечист», генерал-интендантом назначили (12 декабря 1819 г.) А.П. Юшневского, который к этому времени уже заслужил славу деятельного и честного человека.

Но и при нем интендантские дела не пошли лучше, из-за «частию злоупотреблений чиновников… частию… от того, что армия не получала благовременно от министерства финансов назначенных сумм, а потому при медленности уплат, подрядчики возвышали цены»34.

Так что причина непорядка была не в личности интенданта, а в общем положении дел. Это метко подчеркнул П.Д. Киселев в письме к Юшневскому от 31 января 1822 года. В нем он указал, что большие беспорядки по провиантской части повлекли за собой справедливые нарекания со всех сторон на интендантов и их начальника и что эти нарекания вынудили главнокомандующего обратить на них самое серьезное внимание и принять меры для того, чтобы устранить их.

Подчеркивая это как начальник штаба, Киселев в своем письме как частный человек выражает свое уважение к Юшневскому и его прекрасным личным качествам35.

На посту генерал-интенданта 2-й армии Юшневский оставался до конца своей службы.

Повышение его в чин 4-го класса «действительного статского советника» (3 июля 1823 г.) стало последним этапом его служебной деятельности.

В годы службы в Бессарабии Юшневский вступил в брак с Марией Казимировной Кругликовской36, в первом браке Анастасьевой (р. 1790). Увлекшись Юшневским, она получила развод от своего первого мужа и прочно связала свою судьбу с судьбой декабриста. Дату их брака - 1811 год - можно установить на основе косвенных данных37. Вместе с Марией Казимировной в семью Юшневских вошла ее дочь от первого брака - София, которая потом была замужем за художником-портретистом Христианом Рейхелем, а во втором браке за Орловым.

Среди бумаг Юшневского сохранились и другие материалы, которые характеризуют его отношения с братьями до 1825 г. Оба его брата, как и А.П., воспитывались в Москве в «Благородном университетском пансионе». Алексей Петрович, хотя у него было много служебных дел, следил за их учебой, давал свои советы и напутствовал. «Желаю, чтобы успехи твои соответствовали искреннему желанию моему видеть в тебе наконец образованного человека, добродетельного гражданина…» – пишет, например, А.П. своему брату Семену в 1817 г.

В другом письме 1820 г. А.П. сообщает ему, в ответ на мысль М.А. Фонвизина, что Семен Петрович увлекся философией XVIII в., которую он усвоил от своего старшего брата. «Я не знаю, как зовут те правила, которые я тебе внушить старался; ежели их называют философией 18 века, тогда должно будет заключить, что имя сие дается правилам честности, бескорыстия, любви к своим собратьям, привязанности к тому обществу, в котором мы родились. Следовательно, мы с тобой не должны стыдиться таких правил, какое бы название им ни давали».

А.П. радовался успехам брата Семена и печалился о молчании самого младшего брата - Владимира. В своих письмах он не раз побуждал его к дальнейшим успехам. «Подвизайся, любезный друг, – писал он Семену, - а я постараюсь приготовить тебе местечко поближе ко мне». «Если начнет успевать с сего возраста, то до двадцати лет будет профессором чего захочет», – пишет он тому же брату о Владимире.

Понемногу А.П. вводил своего среднего брата в круг близких ему передовых людей. Он познакомил его с М.А. Фонвизиным, П.В. Аврамовым, В.М. Бакуниным, К.А. Охотниковым, членами «Союза благоденствия», наставляя брата, что «знакомство с такими людьми на целый век тебе пригодится». Алексей Петрович дал брату совет воспользоваться пребыванием в Москве ген. П.Д. Киселева и отрекомендоваться ему, этому «человеку отличных правил и достоинств, которого я люблю и почитаю»38.

Кроме братьев, А.П. Юшневский воспитывал за свой счет Михаила Соболевского и поддерживал Иосифа Ринковича39, который учился в Московском благородном пансионе. А.П. всегда интересовался их успехами и поведением.

Таковы данные о службе и семейной жизни А.П. Юшневского до восстаний 1825 года. Теперь мы остановимся на его общественной деятельности, на участии в тайных обществах декабристов.

III

А.П. Юшневский перед следственной комиссией и в Шлиссельбурге (1825-1827 гг.)

Вторая половина 1825 г. ознаменовалась рядом доносов на членов тайных обществ, прежде всего «Южного общества». Эту череду доносов начал Шервуд в июле 1825 г.,  продолжили ген. Витт и помещик Бошняк, а закончил капитан Майборода доносом от 25 ноября.

Первый донос Шервуда констатировал только существование заговора на юге и называл два имени его участников (Вадковский и Булгари), но к 18 ноября Шервуд уже имел возможность больше узнать о задачах и организации общества и назвать нескольких его членов, в том числе Пестеля и Юшневского.

Сообщения Витта и Бошняка давали власти новые данные об Обществе и о его участниках, но среди них не был назван Юшневский.

Зато в обширных рапортах капитана Аркадия Майбороды, где особенное внимание было уделено Пестелю как главе общества, не раз упоминался и Юшневский, как давний и видный его член. Интересно, что, рассказывая о «Русской правде», Майборода назвал ее авторами Юшневского и Пестеля, и на первое место поставил Юшневского, хотя, возможно, потому, что Юшневский был старше чином.

Следствием этих доносов был выезд генерала Чернышева из Таганрога в Тульчин, куда он и прибыл 11 декабря. В Тульчине Чернышев остановился у ген. Киселева. В центре его внимания был Пестель, а потом уже другие лица, названные в доносах. Главнокомандующего армией Витгенштейна не было в Тульчине - он был в своем имении Каменка, недалеко от Тульчина.

Пока не вернулся Витгенштейн, Чернышев никому не сказал о том, зачем он приехал. А когда 12 декабря главнокомандующий приехал в Тульчин, то Чернышев сообщил ему о тех поручениях, что были на него возложены, и посоветовался с ним о том, как их выполнить. В частности, решено было вызвать Пестеля из штаб-квартиры Вятского полка, которым он командовал, в Тульчин и здесь его арестовать. Что касается Юшневского, то Витгенштейн взялся вызвать его на допрос. Дежурному генералу Байкову было поручено устроить обыск у Юшневского в то время, когда его будет допрашивать главнокомандующий.

Юшневский знал или догадывался, для чего приехал Чернышев, еще вечером 11 декабря. Это было возможно, поскольку он был близок к штабу. После, на допросе, Юшневский сказал, что вечером 11 декабря он получил записку от неизвестного с предупреждениями. Было ли это так или иначе, но несомненно, что Юшневский знал о мерах, принятых властью, и позаботился о том, чтобы к ним приготовиться.

Возможно, Юшневский уничтожил бумаги Южного общества. Кроме того, он оповестил кн. С.Г. Волконского и штаб-лекаря Ф.Б. Вольфа о доносе Майбороды и условился с ними притворяться на допросе, что они ничего не знают об Обществе.

Поэтому обыск у А.П. Юшневского и его брата Семена как в Тульчине, так и в Хрустовой не дал результатов. «В бумагах генерал-интенданта Юшневского, брата его чиновника 9-го класса и  поручика Крюкова 1-го ничего достойного внимания не оказалось», - отмечал рапорт.

А в это время Юшневский, когда его допрашивал Чернышев в присутствии Витгенштейна и Киселева, категорично отрицал не только участие в тайном обществе, но и то, что знал что-либо о его существовании.

Так, на первый вопрос: «Давно ли вы известны о тайном обществе, к коему принадлежали вы, и какое именно принимали в оном участие?» - Юшневский дал ответ: «После 24-летней беспорочной службы, сколь не прискорбен таковой неожиданный вопрос, но долженствуя ответствовать, имею честь объяснить, что ни о каком тайном обществе не знаю, ни к какому не принадлежал и не принадлежу, следовательно, и участия никакого не принимаю».

На второй вопрос: «Нет ли руки вашей писанных сочинений о преобразовании всего или части государства, или же не поправляли вы какие-либо статьи собственной рукой подобного сочинения и в чем оное состоит», Юшневский ответил: «Из предыдущего заключить можно, что и подобными сочинениями заниматься не могу, и таковых не сочинял и никаких не поправлял, и потому не знаю ни о каких»50.

Такого же содержания были ответы и на остальные вопросы. Эти ответы, написанные самим Юшневским, его твердой рукой, без зачеркиваний, совершенно не показывают колебаний их автора.

В это время, рассматривая бумаги Пестеля, Чернышев и Киселев сделали вывод, что Пестель, «занимаясь умозрительными положениями политической экономии, в особенности же имея у себя рассуждения и мнения о упадке торговли, финансов и кредита в России, показывает ум, стремящийся к преобразованию существующего порядка вещей».

Переписка Пестеля с родными, по мнению генералов, свидетельствует «о неверии и наклонности его к либерализму», а также «служит ясным доводом связи его Пестеля с генерал-интендантом Юшневским и князем Барятинским, кои Майбородою оговариваются в сообществе с ним…»51.

Допросы Пестеля, Бурцева, Аврамова и еще некоторых не дали желаемых результатов - все сказали, что ничего не знают. Один только Майборода слал свои доносы и Кальм, Канчиялов и Старосельский дали на допросе некоторые намеки, которые привлекли внимание комиссии.

Наконец было решено, ограничившись арестом Пестеля, Крюкова 2-го и Лорера, продолжать следствие дальше.

Что касается Юшневского, то к нему весьма благосклонно отнесся граф Витгнештейн; как выяснилось впоследствии, его старший сын, Лев Петрович, тоже участвовал в заговоре.

Витгенштейн хотел замять участие Юшневского, но дальнейшие его признания, а также свидетельства сотоварищей оказались таковы, что сделать это было невозможно52. Недаром Юшневский и его супруга сохранили о Витгенштейне наилучшие воспоминания.

Тем временем 23 декабря в Тульчине узнали о новой присяге Николаю Павловичу, а на другой день от фельдъегеря, который прибыл из столицы, и подробности о выступлении 14 декабря. Фельдъегерь привез приказ от военного министра Татищева доставить в Петербург «под верным присмотром» Пестеля, Лихачева53. Крюкова, Бобрищева-Пушкина и Юшневского и обязать явиться к военному министру Бурцева и Аврамова. 26 декабря Чернышев выехал из Тульчина в Петербург, а вместе с ним были отправлены на север и тульчинские заговорщики54.

Не сохранилось данных, в какой день прибыл в Петербург арестованный Юшневский. Из его дела не видно и то, когда был его первый допрос в столице. Вероятно, это было 5 или 6 января 1826 годав Петербург, а вместе с ним были отправлены на север и тульчинские заговорщики55.

Поездка под арестом, встречи в дороге с другими арестованными, переживания и мысли, нахлынувшие на Юшневского, наконец, допрос у генерала Левашева, где Юшневский увидел, что власти уже известно многое, - все это заставило его, как и многих других декабристов, изменить свои показания, признать участие [в обществе] и назвать ряд имен заговорщиков.

Признания Юшневского на втором56 допросе, видимо, написаны рукой ген. Левашева; в них есть исправления и вставки, главным образом, редакционного характера. Сам Юшневский подписался в конце не такой уверенной, как обычно, рукой.

Вот что сообщил А. П. Юшневский57:

«В 1819 году узнал я от полковника Бурцова (Бистрома) о существовании тайного общества и им был принят членом оного. (Средоточие) Управление оного было в Петербурге. В 1820 году были члены управы г-да Никита Муравьев и Николай Тургенев. В Южном обществе (в) знал я членами кои доселе принадлежат оному обществу: Пестеля, Барятинского, Сергея Муравьева, Бестужева-Рюмина, К. Сер. Волконского, пол. Абрамова, Семен [sic!] Юшневского, маиор Лорера, квар. части поручик Абрамов, учеб. батал. в главной квартире Фохт, Матвея Муравиева, квар. части поручик Пушкин 1, Пушкин 2, Ва: Давыдова, драгу: полка полков. Раевского, маиор Поджио; двух Крюковых, Басаргин, Ивашев, ад. г. Витгенст:, докт. Волф, под. Леман, Вятс. полк: пол. Швейковской; пол: Враницкий, более теперь не упомню; но буде позволят мне изложить письменно о всем что знаю, то покажу тех о коих после припомню.

В южной думе или управе были (членами я) начальниками я, Пестель и Сер. Муравьев. В числе членов, которые полагаю более Обществу не принадлежат Мих. Орлов, Мих. Фон-Визен, подп. Комаров, подп. Бурцов и многие другие о которых теперь не припомню. Намерение общества было ввести в государстве конституцию. Достигнуть оное полагали уверившись в военной силе.

Общество имело сношение с таковым же польским (обществом), посредством Сер. Муравиева и Бестужева. Мне называли двух из членов польских, коих имени я не припомню, и которые были с Волконским в переговорах на последних киевских контрактах. Сверх сего я слыхал, что есть общество в корпусе Г. Ермолова, о котором сам он (зна) говорят знал. Кн. Волконский был с обществом сим в сношении, и передал Пестелю описание некоторых (о оном) подробностей.

Мне известно еще что есть Общество Соединенных Славян; но где оного средоточие (мне) не (известно) знаю. Полагаю однако же что в 1-й армии; в сношении с ним находится Сергей Муравьев и Пестель об оном знает.

Все, что показал выше и повод по коему взошел я в Общество, прошу мне позволить изложить в подробности на бумаге.

Надеюсь все припомнить и (дать) истинное и верное всему описание. Все что теперь припомнил по истине показал.

4-го класса Юшневский.

Генерал-адъютант Левашев».

После допроса была сделана пометка карандашом вверху листа: «Отправлен в крепость».

Действительно, в «реестре высочайшим собственноручным Е.И.В. повелениям, последовавшим на имя ген.-ад. Александра Яковлевича Сукина», который был комендантом Петропавловской крепости, по № 61 отмечен приказ, отданный «по полудни на исходе 11 ч.» - «присылаемого Юшневского содержать под строжайшим арестом, дав писать, что хочет. С.-П. 7 января 1826»58.

Эта приписка не осталась без последствий, поскольку, кроме ответов на вопросы Комитета, Юшневский написал из крепости два письма к Николаю - 9 и 18 января 1826 г. и несколько писем к ген. В. Левашеву и своей супруге.

Перед первым письмом к царю был еще допрос Юшневского (8 вопросов), главным образом, о его воспитании. К сожалению, на нем нет даты и неясно, когда он происходил, до того, как Юшневского перевели в крепость, или после этого59.

В своих ответах Юшневский обозначил ход своего образования: он рассказа, что «воспитывался в Императорском Московском университете», но курса не закончил. «Особенных лекций в каких-либо предметах я ни у кого и нигде не слушал». Рассказав далее о влиянии на него итальянца, Юшневский сообщил, что вступил в общество, сочувствуя его целям («распространение просвещения, правосудия и благотворения»), а также желая расширить круг своих знакомых в Тульчине. В дальнейшем он хотел покинуть Общество, потому что оно его не удовлетворяло.

Следом за ответами на вопросы Юшневский 9 января 1826 г. написал Николаю I письмо и в нем несколько дополнил свои первые показания. Он рассказал, как он вошел в 1819 г. в «Союз Благоденствия», «коего целью было стараться совокупными силами о распространении просвещения, промышленности и в особенности о искоренении мздоимства по судебным местам, поощряя и поддерживая людей, способных следовать единому внушению правды и бескорыстия», и как Союз был закрыт, а затем перешел к рассказу про начало «Южного общества».

Вспомнив об известном заседании 1821 года, на котором было решено продолжать работу, а Пестель и Юшневский были избраны руководителями, Юшневский стремился всячески обозначить свою малую значимость в Обществе. Он говорил, что его избрали в руководство общества «не по обширности ума и способностей, но по летам и по значению моему в службе», что он был в обществе «лицо более мнимое, нежели действительное», что многих дел Общества он совсем не знал.

Стараясь оправдать себя, Юшневский на этом не остановился. Он указал ряд людей, которые играли вместо него деятельную роль в Обществе, и ссылался на начальство, которое может засвидетельствовать его хорошую репутацию.

«Само дело обнаружит, что Пестель, Сергей Муравьев и Василий Давыдов несравненно меня деятельнее, имеют познания в науках политических, между тем, как я оными совсем не занимался… и не имел иной репутации, как только человека, имеющего здравый рассудок, навык в делах службы Государевой, знающего несколько лучше других отечественный язык и руководствующегося в исполнении своей должности правилами прямодушия и бескорыстия, в чем и начальство мое удостоверить может…»

15 января состоялся новый допрос, который не удовлетворил Комитет, поскольку Юшневский, по мнению членов Комитета, давал ответы недостаточные и неискренние.

В ответ на это Юшневский написал 18 января новое письмо Николаю I и в нем оправдывался от обвинения в неискренности. В частности, Юшневский пишет, что если бы он был неискренен, то «утаил бы то, что ближе к моему сердцу, следовательно, брата моего родного, о котором, напротив того, объявил я не обинуясь».

Далее Юшневский клянется, что один только Пестель, «который большею частию действовал без моего ведома и совещания», «один может дать всему удовлетворительное объяснение».

После этого Юшневский называет себя «изобличенным преступником», «кающимся грешником» и т.д. и просит помиловать его ради его семьи.

«Не предавайте меня, всемилостивейший государь, суду, но соблаговолите сами произнести мне приговор, которого смиренно ожидать буду».

«Припадая к стопам» Николая I, Юшневский просил его дать ему возможность вместе с семьей оплакивать «в удалении от поприща света мои заблуждения и прегрешения».

В дальнейшем Юшневского вновь допросили 1 апреля, и кроме того его дважды, 29 марта и 26 апреля дали по одному дополнительному вопросу.

Признавшись в том, что он участвовал в Обществе, назвав ряд его членов, Юшневский раз за разом осторожно отвечает на наиболее скользкие вопросы, интересовавшие Комитет, например, о способах переворота или о цареубийстве. В них, уходя от прямого ответа, он не раз ссылается на свою слабую память — «я не редко забываю обстоятельства и часто до меня касающиеся, ежели чего не запишу». Только после ряда показаний свидетелей того или иного дела он соглашался с ними с разными оговорками и ссылаясь на свою скверную память.

Так, например, на вопрос «разделял ли он намерения Общества: а) начать возмутительные действия в 1826 г. и б) арестовать главную квартиру 2-й армии, когда вступит туда в караул Вятский полк», Юшневский "отозвался, что хотя и не имел об оных сведения: но «единогласное показание стольких лиц одного со мной общества рождают во мне недоверчивость к слабой моей памяти и заставляют думать, что я забываю действительно мне сказанное и потому, как принадлежащий к одному обществу, обе сии статьи должен отнести к общей с ними (членами) ответственности»".

В вопросе о цареубийстве Юшевский твердо стоял на том, что в Обществе не было мысли упразднить престол, и что способ выполнить свои задачи Общество видело в том, чтобы увеличивать количество своих членов, особенно среди военных, в связи с другими обществами и т.д. Пестель же напротив утверждал, что Общество признавало не конституционную монархию, а республиканский строй и приняло «решительный республиканский способ действия», чтобы упразднить престол и уничтожить царскую семью.

Из-за столь основательного расхождения в показаниях руководителей Общества, да еще в столь важных вопросах 22 апреля была назначена очная ставка Юшневского и Пестеля. Но Юшневский, «не допуская до очной ставки, сознался, что вышеизложенное показание полковника Пестеля почитает справедливым».

Последний вопрос, который Комитет задал Юшневскому, был про его отношения с В.Ф. Тимковским, который был в 1825–1828 гг. бессарабским гражданским губернатором, а Комитет считал его причастным к Еромоловскому обществу на Кавказе. На этот вопрос Юшневский ответил, что он не видел Тимковского после его переезда с Кавказа в Бессарабию и не разговаривал с ним.

На этом вопросе от 29 апреля 1826 года закончились допросы Юшневского60.

Его признания, дополненные и сверенные с показаниями других членов тайных обществ (Пестеля, С. Волконского, С. Муравьева, М. Бестужева-Рюмина, В. Давыдова, Поджио, Майбороды, кн. Барятинского и др.), дали основание делопроизводителю Следственной Комиссии А.Д. Боровкову сделать следующий вывод, который, немного измененный, вошел и в «Алфавит декабристов»:

«Из показаний, о Юшневском сделанных, открывается, что он участвовал во всех совещаниях, в Тульчине и в Киеве, разделял все злодейские замыслы Общества, знал о всех преступных его сношениях, действиях и связях и как начальник сего общества, одобрял оные.

В заключение должно сказать, что Юшневский по тому уважению, коим пользовался он в Гражданском отношении, по званию его и по хорошему о нем мнению, служил для многих соблазном присоединиться к тому обществу, коего он был не только членом, но и Диктатором»61.

Верховный Уголовный Суд формально отнесся к результатам следствия и признал, что всех участников восстания, преданных суду (121 человек) следует предать смертной казни. Но, принимая во внимание указания Николая I, Суд распределил обвиняемых по мере их вины на одиннадцать разрядов, причем пятерых наиболее активных заговорщиков (Пестеля, Рылеева, Сергея Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина и Каховского) поставил вне разрядов и присудил их «к смертной казни четвертованием».

Юшневский был отнесен к первому разряду и осужден на смертную казнь через отсечение головы. Вот что мы читаем о нем в «росписи государственным преступникам», где он помещен в первом разряде на 16-м месте между В. Давыдовым и А. Бестужевым-Марлинским:

«4-го класса Юшневский. Участвовал в умысле на цареубийство и истребление императорской фамилии, с согласием на все жестокие меры Южного Общества; управлял тем обществом вместе с Пестелем, с неограниченною властию; участвовал в сочинении конституции и произнесении речей; участвовал также в умысле на отторжение областей от империи».

Как видно из этой формулировки, особенно в сравнении с тем, как сформулировано обвинение Пестеля, Суд принял в соображение не столь активную роль Юшневского в Обществе и, признавая Пестеля главой заговорщиков и ставя его на первое место в списке, определил его товарищам в управлении «Южным Обществом» более скромное место.

Указ Николая I от 10 июля, который утвердил приговор суда, уменьшил наказание для ряда «государственных преступников». В частности, тех, (59) кто был причислен к первому разряду, были разделены на две группы - одну, большую, осужденную к лишению прав и ссылке на вечную каторгу, а вторую, шестерых декабристов, осудили на 20 лет каторжных работ. Юшневского отнесли к первой группе вместе с диктатором 14 декабря С. П. Трубецким, Оболенским, братьями Борисовыми, Артамоном Муравьевым, Поджио, В. Давыдовым и др., осужденным к лишению всех прав и бессрочным каторжным работам.

Это смягчение участи Юшневского вызвало ряд сомнений среди людей, незнакомых с данными следствия и с поведением Юшневского во время следствия. Так, автор прокламации 1860-х гг. писал по этому поводу:

«Мы не раз могли заметить в приговорах «Следственной Комиссии» по делу 14 декабря, что она распоряжалась совершенно произвольно и напр. почему Пестеля повесили, а Юшневского только сослали на каторгу - для этого объяснительной причины не найдется. Хотела ли комиссия казнить кого-нибудь во чтоб ни стало, или хотела умалить личность генерал-интенданта Юшневского - императорским снисхождением ссылки на каторгу вместо виселицы - это уже лежит просто на совести всех этих Чернышовых, Левашевых, Бенкендорфов и разных других жандармов следственной комиссии и самого высочайшего жандарма - Николая Павловича…»62.

В мемуарах некоторых декабристов сохранилось описание того, как осужденным был прочитан приговор (12 июля). Но в них не упоминается о Юшневском. Видимо, он ничем не выделялся в этой толпе «государственных преступников», которые небольшими группами выходили пред очи своих суровых судей.

Приговор был исполнен 13 июля. Исполнение началось казнью пятерых декабристов, а затем остальные осужденные прилюдно были лишены званий и чинов. В одной анонимной записи об этом упоминается, будто Юшневский и иные осужденные генералы имели на себе орденские ленты и что осужденных били по лицу63.

Вскоре после приговора Юшневского перевезли из Петропавловской крепости в Шлиссельбург, где он провел в заключении целый год, вплоть до осени 1827 г. Одновременно с ним там сидели братья Бестужевы, Пущин, Пестов, Давыдов, Якушкин. Камеры, где сидели декабристы, располагались подряд, и это давало им возможность общаться с помощью азбуки, которую придумал в Петропавловской крепости М. Бестужев64, а летом, когда были открыты окна, даже разговаривать друг с другом.

Вначале, когда комендантом был генерал Плуталов, узники испытывали разные притеснения, а позже, когда комендантом был назначен Фридберг, они получили все, что каждому причиталось - халаты, белье, матрасы, им было позволено вместе готовить еду, курить табак65. И все же общие условия оставались тяжелыми, несмотря на то, что были некоторые послабления.

Недаром через десять лет, вспоминая о своем заключении в Шлиссельбургской крепости, Юшневский в письме к брату (письмо было передано с оказией, и потому его не просматривало III Отделение) писал, что это было «наиболее ужасное заточение, которое когда-либо существовало»66. Такие же воспоминания о Шлиссельбурге как о «самой страшной тюрьме» остались и у других декабристов67.

Вместе с А.П. в Тульчине был арестован и его брат, интендантский чиновник 2-й армии Семен Петрович, член Южного Общества с 1823 г., а также его товарищ по пансиону, который проживал у Юшневских, Иосиф Варфоломеевич Рынкевич.

Оба они имели мало связей с Обществом, и потому не были преданы суду, получив сравнительно легкое наказание.

Семену Юшневскому вменялось в вину участие в Обществе и то, что он убедил Рынкевича доставить Пестелю секретный пакет. При этом следствие отметило, что Семен Петрович «никакого действия в пользу [Общества]… не оказал».

14 февраля 1826 г. он был отправлен в Петропавловскую крепость с запиской Николая I: «присылаемого Юшневского 2 посадить по усмотрению и содержать строго». 13-го июня, после доклада Комиссии, Николай Павлович приказал «продержав еще месяц в крепости, возвратить на службу и ежемесячно доносить о его поведении».

Таким образом, наказание С. Юшневского ограничилось для него полугодовым заключением в крепости и секретным надзором после нее. Впоследствии он проживал в Хрустовой, служил по выборам и в 1832 г. был пожалован чином камер-юнкера68.

Его товарищу, Иосифу Рынкевичу, ставилось в вину то, что он доставил письмо Пестелю, в чем и заключалось его случайное участие в Обществе. Он не был предан суду, и его наказание ограничилось «поручением секретному надзору местного начальства с ежемесячным донесением о поведении его»69.

V

А.П. Юшневский на поселении (1839-1844 гг.)

Наконец 10 июля 1839 года настало время, когда Юшневский должен был выйти на поселение.

Выход на поселение освобождал декабриста от тюремного режима, давал ему больше свободы, наделял правом после четырнадцатилетнего перерыва самому вести личную переписку, но также создавал много новых хлопот и трудностей.

Прежде всего вставал вопрос о месте ссылки. Юшневский хотел поселиться в Иркутске, где легче можно было найти жилье, работу и развлечения, а в случае необходимости - получить врачебную помощь. Но ему не позволили жить в Иркутске. Юшневский вместе с супругой, поскитавшись по селениям около Иркутска (Усть-Куда, Жилкино, Кузьмиха) наконец в конце 1840 или в начале 1841 г. поселились в Малой Разводной.

Малая Разводная была деревней на правом берегу Ангары в шести верстах от Иркутска, на 17 домов. Здесь Юшневский получил надел для постройки дома, поле и сенокос на 15 десятин, как и другие поселенцы-декабристы.

Дом в Петровском заводе продали перед выездом за бесценок, домашнее имущество оставили. На поселении пришлось устраиваться заново. Для этого нужны были средства, а их не было. Юшневскому и тут помог его товарищ - Артамон Муравьев. Он немного раньше, в марте 1840 г. поселился в Малой Разводной и уже успел построить домик и завести хозяйство. Муравьев отдал Юшневским маленький флигель. «Домиком его назвать нельзя, а клеточка, с крошечным крылечком», - писала про него Юшневская. Зато дом был на видном месте. «Все, что плывет на Байкал и оттуда, - мимо наших окон.

По другую сторону дома большая дорога видна. Пашни и лес окружают нас. За рекой - горы, покрытые кедрами, сосной и елками. На реке - острова, покрытые деревьями, цветами. Туда многие ездят гулять. Народу всякого плывет туда кучами, один за рыбой, другие собирать ягоды, иные косят, иные гулять целыми семействами. Бывают дни, в которые целый целый день сижу на крылечке и любуюсь на всех плывущих по быстрой нашей реке», - сообщала Мария Казимировна (21.VII.1841).

Однако флигель был мало пригоден для зимы, и Юшневским приходилось думать о новом пристанище.

В это время совершенно неожиданно Юшневский получил помощь от одного из городских жителей - еще один пример того, как благосклонно относились сибиряки к декабристам. Вот что писал 7 сентября 1841 г. по этому поводу Алексей Петрович своему брату: «Среди беспомощности нашей нашелся человек, который, едва бывши знаком, принял в нас участие. Не справляясь о нашем состоянии, он сам вызвался уступить нам за полцены купленный им в Иркутске дом и, не получив еще от нас ничего, заплатил за нас подрядчику, который взялся перевесть его сюда и поставить. За все это мы остаемся ему должны три тысячи рублей…». В связи с этим Юшневский просил брата о займе, чтобы выплатить долг, а также устроиться на новом месте.

Письмо декабриста имеет интересную приписку от генерал-губернатора Андрея Пятницкого; в ней он уточнял от себя, что «положение Алексея Петровича такого, что одно просимое им пособие может поправить его». Одновременно с этим, Пятницкий извещал С.П., что письмо декабриста он пересылает ускоренным порядком, отступив от обычного.

Письмо это отослано в сентябре 1841 г., но только в конце следующего года Юшневские получили тот заем, который просили: материальное положение Семена Петровича не давало ему возможности раньше выполнить просьбу брата. Не смотря на эту задержку, Юшневские в конце октября 1841 г. перешли в новый дом, хотя он не был еще закончен и участок не был огорожен. Сам дом был пуст, «не на чем ни сесть, ни лечь: все должны заводить снова», как писал декабрист (3.XI.1841). Но добрый сосед Артамон Муравьев и тут помог, чем  мог, а понемногу Юшневские завели и собственное хозяйство.

«Есть у меня, - писала М.К., - огород, в котором яблочек будет достаточно. Так здесь называют картофель. Будет морковки и укропу довольно, а петрушка и прочее не удались. Немного цветной и простой капусты, а портулаку множество. Огурцов еще нет, и будет жаль, что достатки не позволяют сделать хоть маленький парничок» (6.VII.1842).

Алексей Петрович, хотя и не полюбил, как он говорил, агрономию, тоже иногда трудился в огороде. Его ученик - Н.А. Белоголовый вспоминал, как Юшневский посеял на дворе кукурузу. «Няньчился он с ней с удивительным старанием, сам поливал, укрывал от утренников и добился таки своего; я помню, с каким торжеством он потом угощал за обедом своих гостей разваренной кукурузой. Гости ели этот неизвестный до того в Сибири продукт, а хозяин был очень доволен своей победой над суровым климатом».

Кроме огорода у Юшневских было 13 десятин сенокоса. «Копен будет мерных 80, надеюсь», - писала как-то М.К., когда у них начался покос.

Огород и сенокос давали некоторую материальную поддержку, и все же, как и раньше, Юшневские испытывали денежные затруднения.

С выходом на поселение совпала радостное для декабриста известие о том, что с него снято служебное взыскание за его службу во 2-й армии, и что его распоряжения, которые ранее вызвали взыскание, теперь, когда их рассмотрела комиссия, признаны целесообразными и своевременными. «Первое чувство, произведенное во мне разрешением от начета, было - удивление, - писал Юшневский. - В положении моем я считал это несбыточным. Благоговею пред правосудием, оправдавшим беззащитного».

Но это принесло мало выгоды хозяйству братьев Юшневских Правда, они получили право свободно распоряжаться имением, но эти правом довелось первым делом воспользоваться для того, чтобы заложить Хрустовую. «Теперь, по крайней мере, ты ни в чем уже не отстаешь от прямого русского дворянина, когда и твое имение заложено», - иронизировал декабрист в письме к брату (13.I.1841).

Материальные трудности вынудили Юшневского давать уроки музыки. Кроме того, он принял на полное содержание троих учеников - сына зажиточного селянина Анкудинова и двух сыновей небогатого купца А.В. Белоголового. Один из Белоголовых, который после стал известным врачом и общественным деятелем, оставил интересные воспоминания о своем учителе-декабристе.

«Алексею Петровичу, - вспоминал его ученик, - было тогда за 50 лет; это был человек среднего роста, довольно коренастый, с большими серыми на выкате и вечно серьезными глазами; бороды и усов он не носил и причесывался очень оригинально, зачесывая виски взад и вверх, что еще более увеличивало его и без того большой лоб. Ровность его характера была изумительная; всегда серьезный, он даже шутил не улыбаясь, и тем не менее в обращении его с нами мы постоянно чувствовали, хотя он нас никогда не ласкал, его любовное отношение к нам и добродушие». Никаких наказаний Юшневский не употреблял, а его педагогические приемы оставили у Белоголового впечатление, что «Юшнеский, не будучи педагогом по профессии, был воспитатель далеко не заурядный»87.

Жизнь Юшневских на поселении проходила однообразно и скучно. «Вокруг нас такое однообразие, все дни так не отличаются один от другого, что забыли бы измерение времени, если бы переписка не заставляла справляться с календарем. Если вечность что-нибудь в этом роде, то надобно быть существом бесплотным, чтобы не соскучиться», - писал Юшневский брату. «Нет ничего скучнее нашей жизни», - отмечала и М.К. (2.III.1842).

Даже любимые и привычные занятия - книги и музыка - меньше увлекали декабриста.

Книг, которых было так много в Петровском заводе, в Разводной почти не было, и Юшневский, не имея ничего серьезного, читал немецкие романы. Временами он «перелистывал» и новые газеты и журналы и следил за научными новостями. Из журналов наибольшее внимание Юшневского привлекали «Отечественные записки», которые выходили тогда под редакцией А.А. Краевского при деятельном участии В.Г. Белинского и его друзей. «Тут встречается больше дельных статей. Выбор даже повестей лучше…

Жаль только, что критический разбор выходящих произведений отзывается личностями и колкостями; нередко даже оскорбительными замечаниями, которые неуместны в истинной критике, долженствующей вразумлять и поучать писателей. Насмешка, устремленная на лицо лишь только раздражает, тем более, что в писателе самолюбия, как известно, несравненно более, чем в каком-либо млекопитающем»88.

По-прежнему, как и в годы заключения в каземате, немалое утешение приносила переписка. Но теперь не только Мария Казимировна, а и сам Алексей Петрович своим четким почерком писал письма брату и приятелям, особенно тюремным товарищам, раскиданным по всей Сибири.

Разнообразие вносили в жизнь Юшневских частые гости, как соседи по усадьбе - Артамон Муравьев и П. И. Борисов, который был одним из руководителей «Общества Соединенных Славян», так и декабристы из других селений и знакомые иркутские жители. Юшневские были очень гостеприимными людьми и любили угощать, особенно украинскими и польскими блюдами.

Юшневский поддерживал письменную и, насколько было возможно, личную связь с товарищами, вошел в малочисленный круг иркутской интеллигенции, но не чурался и сельского населения. Сохранились сведения о его добрых отношениях с разводнинскими селянами, которые постоянно обращались к нему по хозяйственным и врачебным делам, а нередко просили декабриста быть посредником в спорах. В таких обстоятельствах проходила жизнь декабриста на поселении.

10 января 1844 г. А.П. Юшневский написал своему брату коротенькое письмо и в нем, между прочим, писал: «Дабы далее не замедлить ответом, я в этот раз пишу тебе мало, ибо спешу отдать последний долг одному из наших товарищей Вадковскому, который на днях скончался 42-х лет после продолжительного скирра (squirre) в желудке. Он был родственник покойной жены Никиты Муравьева, скончавшейся в Петровском заводе в 1832; а в прошлом апреле мы похоронили здесь ее мужа. - Не мало уже моих соизгнанников проводил я в вечность, а все они были гораздо моложе меня. Первым, указавшим туда дорогу, был Пестов. А я еще живу, Бог знает на что! Прости мой друг, не надолго. Обними за меня сестру Идалию и детей»89.

Это письмо было последним письмом декабриста. Написав его, он выехал в с. Оёк около Иркутска, где проживал на поселении Ф.Ф. Вадковский. Там, отдавая ему в церкви последние почести, А.П. Юшневский и закончил свои дни (10 января 1844 г.). Юшневский похоронен в Большой Разводной в версте от Малой Разводной. Рядом с ним в 1846 г. похоронили и Арт.З. Муравьева. Мария Казимировна поставила над декабристами одинаковые памятники, которые стоят и теперь90. Дом Юшневского в Малой Разводной долго стоял в своем прежнем виде; сравнительно недавно его разобрали, бревна от него пошли на крестьянскую избу91.

Так закончился жизненный путь декабриста Юшневского, который мы постарались изобразить в этой статье.

Материалы, которые сохранились от него, дают возможность уделить внимание более внешней, чем внутренней характеристике декабриста. И все же, надеемся, и из тех, что собраны здесь, иногда отрывочных данных, проявляется спокойный образ декабриста, «стоика» и «добродетельного республиканца» с различными достоинствами и недостатками.

Вдова декабриста, хотя и просила о выезде в родной край, еще одиннадцать лет жила в Сибири и только в 1855 г. получила позволение вернуться в Европейскую Россию.

Сведения о дальнейшем пребывании М.К. Юшневской в Сибири, ее возвращении в родной край и, позже, о ее пребывании в Киеве - это тема для отдельной статьи.