Дополнение к учинённому мною признаванию.
Вступя в службу в 1811-м году в Тверской драгунский полк, в коем служили почти все мои братья, пробыв 2 месяца солдатом произведён в юнкера, откуда 1812-м году при открывшейся кампании с французами, по высочайшему его императорского высочества повелению отправлен из Молдавии в город С.-Петербург в формировавшийся в то время Дворянский кавалерийский эскадрон, откуда по молодости своих лет и недостатку познаний в науках, командиром сего эскадрона генерал-майором Жандром, был прикомандирован для учения в классы, ко 2-му кадетскому корпусу - и продолжая своё учение уже в 1815-м году переименован совершенно в Дворянский полк и в сём состоянии находился при классах до окончания наук, не быв никогда штрафован.
В 1819-го году по экзамене был удостоен офицерского чина - произведён в прапорщики во 2-ю лёгкую роту 8 артиллерийской бригады, куда прибыл имея от младенчества правило приобретать любовь каждого сословия людей; где пробыв почти полтора года, человеколюбивым и скромным обхождением с нижними чинами, заслужил от них доверенность и любовь так, что и товарищи мои сему удивлялись.
Некоторые спрашивали, каким образом я оную приобрёл, другие говорили, что к чему оная послужить может. Первым отвечал, ка[к] выше упомянул; а вторым говорил, что во время сражений лучше быть с людьми меня знающими и любящими, а потому-то и любовь и доверенность для меня их очень важна и сим зла никому не делал, а преимуществом восхищался.
Из сей роты переведён в 1-ю батарейную где равным образом следуя правилам человеколюбия и добродетели, старался и оных [солдат] приобресть себе любовь и доверенность, и в скором времени целая рота узнала меня изо того, что солдаты без робости приходили ко мне жаловаться на несправедливо нанесенную им обиду и просили совета, как им поступить надобно.
Я, сострадая к их справедливым жалобам, но не имея права совершенно удовлетворять оным, говаривал им: скромность и терпение все превозмогают, - и сими словами удерживал их навсегда в надежде, и они сносили все спокойно.
Потом переведен был в 3-го легкую роту, где находился около двух лет, и в непродолжительное время солдаты меня превозносили перед прочими товарищами и приметно стали мне оказывать свои услуги во всяком случае.
Я обучал их всегда без палок; ибо с детства не мог смотреть на варварство. Тем же, кои были ленивы или упрямы, - показывал как били других, чрез что любовь и доверенность всех рот нижних чинов ко мне увеличились и стали быть ко мне откровенны.
Чем были недовольны, поверяли мне без опасения, просили во всём дать им наставление, но я не имея для них ничего в виду и чувствуя себя очень малым, дабы облегчить их участь; а потому благодарил только их за расположенность ко мне, обещал при всяком случае стараться предохранить их от наказаний в другой раз и с большим стыдом от командира. Единственно чтобы показать, что я для них точно добр и чувствую их ко мне расположенность. Не имея впрочем никаких иных намерений кроме, что надеялся быть в сражениях с ними.
И в сих-то сладких и приятных чувствах расположенности и доверенности моих сослуживцев я находил для себя награду за моё с ними человеколюбивое обращение и утешался тем, что при открытии первой кампании я буду храбро защищать свой пост и чрез их ко мне расположенность могу иметь заслуги.
От сего дух мой час от часу возрастал и возвышался; я чувствовал себя уже более нежели другие; радость всегда блистала на лице у меня. Разговоры моих товарищей и упрёки, что я странную имею привычку восхищаться любовию людей так малого состояния; к тому меня более подстрекали - так что наконец приобретение любви от оных сделалось моею страстию - и чрез сие я стал более утверждаться в доброде[те]ли и начал понимать более необходимость оной.
В сих мыслях пребывал я до сбору войск на маневры. Перед самыми маневрами я был переведен опять в 2-ю легкую роту, а по прибытии бригады на сборное место под местечком Лещиным, расположась квартирами в с. Млинищах, очень часто имел свидание со своими однобригадцами; будучи неоднократно свидетелями неистовых и бесчеловечных поступков наших командиров над бедными солдатами, имели разговор о военном ведомстве и о правительстве нашем, которое мы полагали причиною, допустившею солдат до такого ничтожества, тогда когда на них держится целая опора государства.
Таковые разговоры при свидании почти всякий день были обновляемы новыми видами грабительства тех граждан, кои кормят целое государство своими трудами. Сии-то виды, ежедневно кажущиеся моим глазам, мало-помалу приводили в ненависть к тем, кои были причиною таковых несправедливостей; а наконец - и в самое ожесточение против правительства.
Я роптал и на бога и на царя; и в сем ожесточении старался исследовать источник всего неистовства, коим терзают моих соотечественников, еще в то время, когда не знал ни о каких обществах. А потому и можно верно положить, что много есть таких людей, кои, чувствуя несправедливости, очень негодуют. Итак, вот причина весьма очевидная, которая побудила искать людей, кои бы могли внимать рыданию бедных жителей и стону несчастных солдат, которые так храбро и отлично дрались в кампанию 1812-го года, когда отечество было почти порабощено неприятелем.
Скажите, чего достойны сии воины, спасшие столицу и отечество от врага-грабителя, который попирал святыню, так они, никто другой, спас Россию. И это был долг их. Они клялись престолу и отечеству и твердо выполнили оную; а такое ли возмездие получили за свою храбрость! Нет - увеличилось после того еще более угнетение. Я не говорил бы сего, если бы не был сын отечества верный; я считаю долгом говорить оное.
Стоны жен, вопли детей, плач вдов мужей военных, забытые сироты, беспрестанно попадающиеся нищие, слепые и изувечные, разорение в деревнях крестьян не есть ли доказательство, что отечество забыто и что скрывается какой-то тайный отечественный враг, который все упомянутые несчастий насылает для пагубы соотечественников.
Против такового роду неприятелей устраиваются и тайные мстители; не будь врага сего - и все спокойно.
Вера моя открывает врага мне в том, кто мне делает зло всякого роду - и оного велит любить, как самого себя; но сие касается меня самого; а если же сей враг делает вред другому, не повелевает ли она же защищать сего несчастного! Итак, спрашиваю, что более предпочитать я должен? - И виноват ли я, если отечество, воспитывая меня, дало на сей предмет таковые понятия.
Последовав чувствам, кои вселены мне в душу из младенчества, - я не считал себе преступлением жертвовать собою для того, чтобы жизнью своею и кровью освобождать своих соотечественников от угнетений, которыми они мучатся. Это одно. Другое - я при вступлении на службу дал клятву не щадить врага, притесняющего моих соотечественников. Руководствуясь сими двумя причинами, я побужден был на все решиться.
О чём узнав мои товарищи предлагали мне свой союз - и я увидя их предложение человеколюбивым, с охотою согласился; по жадности от природы быть первым в делании добра.
Они мне открыли союз славян посвятившихся единственно к совокуплению всех славян воедино; покровительствовать добродетели; распространять просвещение; открывать истины законов; приводить людей к познанию самих себя и к обращению рачительного внимания на других; любить всё изящное и способствовать художествам; искоренять по возможности зло; наконец собрать сумму и построить флот на Чёрном море; и падшим за отечество славянам воздвигнуть памятники.
Товарищ мой Бечасный, который состоял уже в сём обществе в присутствии Борисова 2-го взял с меня клятву твёрдо исполнять всё, к чему я посвятил себя.
После сего прошло несколько дней как говорят об открытии нового общества; я им объявил в тоже время, что если сие общество имеет целию благо общее целого народа, то пусть во мне они не сомневаются.
После сего они выбрав мою квартиру выгоднейшую, для произведения разных объяснений, каковые нередко обходились без споров (но как моя квартира была на берегу реки с самого краю, то и самые горячие доказательства спорящих не могли быть слышны). В сём собрании находились одни славяне. Говорили о том, дабы общество, которое хочет нас присоединить к себе, показало нам свои виды, планы и цель ихнего намерения. Говорили о правительстве и жалели о тех, коих собственный интерес заставил забыть человеков.
В другой раз мы ожидали Бестужева к себе и у меня же на квартире, который должен был объяснить нам всё и он, прибывши к нам, открыл цель своего общества, которая состояла в освобождении целого отечественного народа от ига его угнетающего и введение в России конституции. Сказав при том, что их общество очень обширно и в приобретении членов уже нет никакой нужды, и что от нас более ничего не требуется, как только действие на солдат «показывая и объясняя им несправедливость нонешнего правительства.
Выставляя на вид пользу от перемены оного, вселять в них любовь к отечеству и открывать сколь важен пост солдата, что он значить и для чего именно служит. Что согласием и решимостью своею они могут облегчить своё состояние и своих соотечественников; приводя в примерь, что и сами решаемся приносить жизнь свою в жертву, для освобождения себя а более вас, от рабства, которое вас до такой степени угнетает и лишило вас пользоваться настояще всеми дарами природы.
Приводя притом в доказательство и слова, священного писания, что сколь их намерение благо; говоря притом, сколько человек каждый должен любить ближнего и стараться делать ему добро, и что человек, поступающий по сим правилам исполняет закон божий.
Тот же, который делает противно человеколюбию - мучить и тиранить людей - есть не человек а враг и истреблять его значит истреблять самое зло, увидев пользу для сограждан моего отечества; желая облегчить их участь, в знак согласия целовал крест и объявил свою готовность на все, что оное общество не потребует для блага народа решился мстить тому кто есть причиною: тиранства, слёз и притеснений для моих соотечественников. Решился и действовал сообразно наставлению Бестужева; мне немудрено было успеть, в доверенности моих сослуживцев и решимости их на всё.
Каждый чувствовал справедливость сих убеждений и соображая с собственными своими обстоятельствами. Соглашались, жертвовать своею жизнью - клялись мстить своему мучителю, кто б он ни был; хотя бы даже в царствующей особе заключалась причина их угнетения. Словом, соглашались везде следовать за мною.
Сей дух мщения распространен, как я слышал от Бестужева, с большим успехом, почти во всем российском войске и, кроме того, известен большей части граждан.
Уверясь в доверенности и решимости войск предполагали планы следующие: чтобы на весне при сборе войск в одно место, соединясь общими силами идти в Москву; там при собрании целого народа, объявить конституцию, a нонешний образ правления совсем уничтожить, дабы оным облегчить страдание сограждан, которое столько лет продолжалось и год от году увеличивалось; ибо по разным заключениям известно, что благополучие и несчастие народа произойти может от одного правительства, а не от народа; почему на него и устремлялись мщением, как на главную причину угнетения народного.
В том народе, где добродетельный человек считается простым и недостойным никаких наград, или хотя и награждается, но редко, между тем изверг человеков скорее имеет для себя открытую дорогу к наградам, - тот народ, я говорю, несчастный, между им раздается ропот, от коего переходит до отчаяния; наконец, и до решимости, и в то время много невинных жертв бывает принесено строгости закона.
Я не знаю, для чего Россию называют благоденствующею, когда народ и войско обливаются слезами и чрез свое невежество ропщут на бога и до того заблуждены, что все их злоключения приписывают творцу, их создавшему; по кто сему причиной? Я говорю сие потому, что, обращаясь с ними и пользуясь их доверенностию, исповедывал их тайные чувства.
Теперь скажите, видевши ежедневно негодование и ропот сих несчастных столбов отечества, можно ли было не чувствовать их положения человеку тому, который исполнен чувств человеколюбия и который добровольно приносил жизнь свою в жертву для искупления сего несчастного народа. И как не решиться на сие, когда по невежеству своему народ все несчастия, их постигающие, приписывает существу, столь высочайшему.
Вот все мои чувства и действия, кои привели меня к сему несчастному положению, в коих излагаю исповедь моей души, к чему она стремилась, и что занятием оной было.
Оправдывать себя не могу против чувств своих, но чистосердечное моё изъяснение всего, может обратить на меня справедливый глаз судей. Я с удовольствием предаю себя строгости законов; для меня собственно нет счастия, но в счастии народа, был бы и я счастлив.
Человеку с чувствами сострадательными трудно жить в сём мире где ежедневные картины несчастий человеческих поражают взор такового человека: а сим самим стесняют груд и дыхание. На смерть взираю я с большим хладнокровием, нежели на страдание сочеловека. Благоденствующие потомки почтут мою смерть!
Я с Муравьёвым знаком действительно; уважая его добродетель.
Он не был бесчестен, он не помрачил своего достоинства: ни трусостью, ни подлостью; просвещён, любим всеми; за благородные его качества, я почитал его и старался с ним быть знакомым; и если теперь по сему и страдаю, сие страдание мне отрадно, ибо страдаю с другом человечества, который для общего блага не щадил не только своего имущества, но даже жизни.
Надежда на бога во мне не исчезает, он услышит молитвы страдающих и наше осуждение мучиться в заточениях; а наконец и самая смерть, может пробудить чувства уснувших сынов отечества.
Напрасно стараются разыскивать всех тех, кои к сему причастны; это значит умножить число страдающих; и положение отечества, для сильно чувствующих несправедливости делать разительнее.
Вряд ли истребится пламя воженное в сердце человеков. Надобно раздирать естество оных, чтобы погашать горящие сердца любовию - другого средства нет. Да притом в нонишнее время чувствующих так много, что дабы истребить их, надобно потерять большую часть войска и не в пример более граждан.
Сие говорю не потому, чтобы обратить на себя сострадание, но потому, что чистосердечие в сознании того требует.
Я - преступник и одни законы могут взирать на мои дела и судить оные. Я должен ожидать с хладнокровием казни - для меня определённой законами.
Всяк видит мою вину - что желая блага своему отечеству, видя его угнетаемо несправедливостями, решился на всё! Решился отыскать причину злополучия моих соотечественников и найдя, истребить оную, хотя бы самому стоило жизни.
Подпоручик Андреевич 2.
1826-го года
февраля 15 дня.
Генерал-адъютант Чернышёв