© Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists»

User info

Welcome, Guest! Please login or register.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Кованные из чистой стали». » Андреевич Яков Максимович.


Андреевич Яков Максимович.

Posts 41 to 42 of 42

41

№ 36

8-й артиллерийской бригады о подпоручике Андреевиче 2-м.

Андреевич 2-й при допросах, деланных ему начальником штаба 4-го пехотного корпуса генерал-майором Красовским, потом генерал-адъютантом Демидовым и наконец в Комиссии военного суда, учреждённой при Главном штабе 1-й армии оказал упорное запирательство и дерзость; по привозе же его в С.-Петербург при первом допросе сознался; что он был член тайного Общества соединённых славян, в которое принят подпоручиком Бечасным в 1825 году во время лагеря при местечке Лещине и при вступлении в оное при Борисове 2-м дал клятву  в точности исполнять все обязанности, сим Обществом налагаемые на членов.

Цель, при принятии в оное общество Андреевичу 2-му объявленная состояла в том, чтобы все славянские народы совокупить под одно правление; покровительствовать добродетели, распространять просвещение, открывать истинны законов, приводить людей к познанию самих себя и обращению рачительного внимания на других; любить всё изящное и способствовать художествам; искоренять по возможности зло; наконец собрать сумму и построить флот на Чёрном море и павшим за отечество славянам воздвигнуть памятник.

Чрез несколько дней после вступления его Андреевича 2-го в сие общество сказали ему об открытии нового общества и он объявил, что если оное имеет целию благо народа, то пусть в нём не сомневаются. После сего квартира его Андреевича 2-го по отдалённости и удобности избрана для собраний общества. На первом совещании были одни Славяне, говорили на счёт присоединения к другому обществу и о правительстве.

На втором совещании, у него же Андреевича 2-го бывшем находился Бестужев, который открыл, что цель Южного общества, коему он принадлежит заключается в освобождении народа от угнетающего его ига и в введении в России конституции; при том он говорил, что сие общество обширно и что от них ничего более не требуется, как только действия на солдат,  показывая и объясняя им несправедливость нынешнего правительства, выставляя на вид пользу от перемены оного и открывая, сколь важен пост солдата; что согласием и решимостию своею они могут облегчить состояние своё и своих соотечественников и приводя им в пример, что и сами решаются принести жизнь свою на жертву для освобождения их от рабства.

Видя из сего пользу для отечества, он Андреевич в знак согласия целовал крест и объявил готовность свою на всё, чего оное общество ни потребует для блага народа; решился мстить тому, кто причиною тиранства, слёз и притеснений и действовал сообразно с наставлением Бестужева.

По таковым убеждениям  все в сём собрании находившееся члены согласились жертвовать своею жизнию, клялися мстить своему мучителю, кто бы он ни был, хотя бы даже в царствующей особе заключалась причина их угнетения; словом согласились везде следовать за ним Андреевичем. Уверясь в доверенности и решимости войск, предположено было, весною при сборе оных въ одно место, соединясь общими силами, идти в Москву; там при собрании целого народа объявить Конституцию и нынешний образ правления совсем уничтожить.

Намерение Южного общества было возбудить в нижних чинах и рядовых дух неудовольствия и ропота на начальство; способы к тому деньги, о которых члены того общества говорили, что их имеют.  Начертание сего общества состояло в том, чтобы по введении в России конституции сделать всех гражданами; войска расположить по губерниям, убавив им срок службы; учредить три рода государственного правления: народную Вечу, Верховную Думу и Верховный Совет, расположив зависимость их таким образом, чтобы одно без другого не могло ничего решать.

О покушении на жизнь государя императора и всей августейшей императорской фамилии и что к совершению сего предприятия уже назначены члены слышал он Андреевич от Бестужева на втором бывшем у него Андреевича собрании.

Кто предлагал о покушении на жизнь государя цесаревича при проезде его высочества чрез Новоград-Волынск, он не знает; но по принятому долгу и обязанности, наложенной обществом, он Андреевич готов был решиться на истребление всего, чтоб ему ни предложили, от чего зависело бы благо народа.

Рассуждая с Борисовым о способах к достижению предположенной цели без кровопролития, Андреевич сказал, что если бы можно было каким-нибудь образом арестовать его высочество цесаревича, то вероятно могли бы надеяться лучшего успеха.

О сём бывшем только между им и Борисовым 2-м рассуждении он Андреевич в Киеве рассказывал Бестужеву-Рюмину точно в том виде, как происходило; но о том, что некоторые Славянские члены намеревались посягнуть на жизнь или арестовать его высочество и не исполнили сего, будто бы потому, что о прочих особах императорской фамилии ничего не было им сказано от него Бестужева, никогда ему не говорил; что совершенно подтвердил и на очной ставке с Бестужевым.

Средствами к возбуждению в солдатах мятежного духа были примеры несправедливостей командиров и доброе со стороны членов с ними обхождение, принимая участие в их положении, объявляя, что при перемене правительства убавятся лета их службы, прибавится им жалованье и уменьшится строгость; говоря, что они суть основанием всему; что на них держится государство и правительство и что стоить пожелать им только перемены законов и тотчас всё сделается.

Он Андреевич таковой возмутительный дух поселял в находившихся под его командою фейерверкерах Гончарове и Фадееве, которые слышанное от него сообщали солдатам и ему доносили, что каждый из них с удовольствием готов  на то решиться, если выполнено будет всё, что говорил он Андреевич.

Фейерверкеры Гончаров и Фадеев сознались в исполнении сделанного им Андреевичем поручения, отозвались однако же, что доносили ему не о готовности солдат решиться на предложенное, а о нерасположении их последовать сделанным внушениям, каковое противоречие показанию Андреевича Гончаров и Фадеев утвердили и на очной с ним ставке.

При проезде в Новоград-Волынск с посланными с ним Андреевичем рядовым Крайниковым и готлангером Ефремкою дорогою говорил он: вот ребята! скоро будет поход в Москву, где соберётся армия, чтобы требовать от государя нового положения и облегчения для войск: ибо теперь служба чрезвычайно тяжела, что солдат теперь тиранят, бьют палками, занимают беспрестанно учениями и пригонкою амуниции, что всё сие выдумывается вышним начальством, которое по большой части из немцев, что в лагере при местечке Лещине собирались многие офицеры и положили между собою стараться о облегчении службы; причём уговаривал их не оставлять своих офицеров и внушать своим солдатам, чтобы они охотно следовали за ними: ибо всё сие для них же делается.

Находившись в командировке при Киевском Арсенале, жаловавшихся на своё положение рабочих обнадёживал Андреевич скорою переменою их состояния, говоря, что есть люди, которые об них заботятся.

1825 года декабря 26-го отлучился Андреевич без позволения начальства из Киева в Васильков к Сергею Муравьёву, для займа денег, которого не застав дома, хотел ехать обратно; но нашёл там Кузьмина и других офицеров, от которых узнал, что у Сергея Муравьёва бумаги все забраны и  жандармы поехали его искать.

По просьбе сих офицеров Андреевич поехал вслед за Муравьёвым для уведомления его о сём. Проездом был в Житомире у полковника Швейковского и говорил ему, что собравшиеся на квартире у Муравьёва офицеры Черниговского полка хотели с сим полком идти в Киев; но что он им отсоветовал.

Был в местечке Любаре у полковника Артамона Муравьёва, от которого услышал, что Сергей Муравьёв уже всё знает и поехал в полк. Андреевич спрашивал Артамона Муравьёва, как он думает с своим полком? На что сей отвечал: поезжайте ради Бога от меня; я своего полка не поведу, делайте, как хотите; меня же оставьте и не губите; у меня семейство. Проезжая чрез местечко Хвастов в 30 верстах отъ Василькова, узнал о возмущении Черниговского полка и отправился прямо в Киев.

Артамон Муравьёв в дополнение к сему объясняет, что Андреевич приезжал к нему с запискою от Башмакова, спрашивал о Бестужеве и Муравьёве и приглашал действовать, говоря, что иначе пропали и уверяя, что Кременчугский полк и артиллерия готовы. Сие было ещё до бунта Черниговского полка.

В заключении дополнения к ответным пунктам Андреевич имел дерзость употребить следующие выражения: «напрасно стараются разыскивать всех тех, кои к сему (злоумышлению) причастны; это значит умножить число страдающих и положение отечества для сильно чувствующих несправедливости делать разительнее. Вряд-ли истребится пламя, возжённое в сердцах человеков; надобно раздирать естество, чтобы погашать горящие любовию сердца; другого средства нет; а притом в нынешнее время чувствующих.

По показанию других членов, бывших тогда в Житомире, Андреевич также рассказывал им о сём обстоятельстве, что членов общества так много, что дабы истребить их, надобно потерять большую часть войска и не в пример более граждан».

Показание Мазгана. - Андреевич на бывшем у него совещании подтвердил слова Бестужева, что смерть тому и изгладится тот с лица земли, кто захочет отречься от общества. Он Андреевич говорил, что права Конституции не иначе установятся, как с изведением монарха и всей августейшей императорской фамилии и что смертию их получим свободу и избавимся от деспотизма; также что если кто осмелится противустать им, тот мечом истребится.

Против сего Андреевич показал, что он и не упомнит, когда говорил сие; но может быть подтверждал только мнения других.

Показание Тютчева. - Что об обществе донёс полковник Габбе и что Андреевич бежал из Киева для прекращения его жизни; о чем говорил и Лисовский с слов отставного Борисова.

Против сего Андреевич показал, что в бытность его у Сергея Муравьёва, когда он ездил к нему без дозволения начальства для уведомления, что правительство его ищет, хотя офицеры, которых нашёл он у него Муравьёва на квартире и говорили ему, что оного Габбе надобно умертвить, чтобы он не взял Муравьёва и может быть, что в рассеянности и изъявил он на то своё согласие; но такового предложения исполнить не желал и когда выезжал от них, то не имел никакого убийственного оружия.

Показание Громницкого. - Что он слышал от Андреевича, что его солдаты, ежели бы востребовала надобность и теперь уже готовы действовать.

Показание Фролова. - Андреевич на совещании, бывшем у него на квартире говорил по отъезде Бестужева, что если мы придём в Петербург, то надобно будет взять меры, чтобы государя не выпустить оттуда и там же его умертвить, а то впоследствии времени худо будет;  во время ж дороги в Петербург надобно уговаривать чернь, какая для них польза, если они не будут подвластны государю; на очной же ставке с ним Фроловым Андреевич в сём не сознался и утвердил, что он не может никак вообразить себе, чтобы когда-либо говорил сему подобное.

Правитель дел Боровков

42

Дело Я.M. Андреевича 2-го

Андреевич 2-й был арестован 14 января в Киеве, совершенно независимо от требования петербургского Комитета, в связи с расследованием о восстании Черниговского полка, производившемся на месте. Он был отправлен для допроса в Белую Церковь, где с него было снято показание 15 января (№ 6), а по возвращении в Киев заключён в крепость. З и 6 февраля Андреевич допрашивался в Могилёве Комиссией военного суда, учрежденной при Главной квартире 1-й армии (№ 15).

Поведение его во время всех этих допросов было впоследствии так охарактеризовано Комитетом: он «не только не сохранил должного к начальству уважения и не оказал искренности, но даже обнаружил упорное запирательство и дерзость» (см. № 19).

Между тем и в Петербурге на заседании Комитета 17 января, в показании М.И. Муравьёва-Апостола, Андреевич был упомянут как член общества Соединённых славян; начальник главного штаба барон Дибич тут же объявил высочайшее повеление об его аресте (прот. 32-го засед.).

В 8-й артиллерийской бригаде числилось два брата Андреевича - Гордей и Яков , и в виду того, что в предписании из Петербурга не было указано точно, кого именно из них арестовать, выслали в Петербург обоих. Но и не имевший никакого отношения к делу брат пригодился Комитету.

Дело в том, что в заседании 5 февраля слушался рапорт начальника главного штаба 1-й армии барона Толя на имя начальника Главного штаба е. и. в. с двумя письмами, из коих одно было от Гордея Андреевича к брату Якову (№ 14). «Положили: спросить у г . Андреевича, который к тайному обществу не принадлежит, но выслан сюда распоряжением барона Толя в то же время, когда требовался брат его Яков, по неизвестности, который из двух братьев есть член общества славян» (прот. 51-го засед.).

Допрошен он был 9 февраля, после чего положено было представить его к освобождению «коль скоро письменный ответ отобран будет» (прот. 54-го засед.). 11 февраля было заслушано его письменное объяснение, из которого было видно, «что он упрекал брату беспрестанные его отлучки и образ жизни и связи, кои ему казались неприличными, и притом совершенно ничего не знал о существовании тайных обществ и ни к какому не принадлежал».

Вслед за тем Комитет слушал читанные Левашовым предварительные ответы Андреевича 2-го, данные им Левашову в тот же день (№ 1). Он сознавался «в принадлежности к Славянскому обществу, присоединении к Южному и участии во всех совещаниях и положенных на оных намерениях при сборе корпусов в лагере при Лещине в прошлом 1825 г.

Сверх того, говорил, что он с самого возвращения на квартиры во время командировки в Киев и до самого арестования его не переставал действовать в пользу общества, склонять солдат и всякого звания людей к действию против правительства, на счёт же цели и намерений Славянского общества объявил то же, что и прочие его сочлены, отговариваясь незнанием о начале и силе сего общества.

Положили: о действии его на солдат уведомить г. главнокомандующего 1-й армиею через г. начальника главного штаба е. и. в. и заготовить ему полные допросные пункты для допроса в присутствии» (прот. 56-го засед.).

Этот допрос произошёл 13 февраля; Андреевич «остался при первом своем показании и продолжал изъявлять те же мысли и чувства». Постановили дать ему допросные пункты (прот. 58-го засед.). Эти пункты ближе всего к тем, которые были даны Борисову 2-му. Некоторые из пунктов совпадают буквально или с небольшими редакционными изменениями (напр., «что вы слышали» вместо «не имеете ли каких сведений»).

Допросные пункты Борисову 2-му и Андреевичу 2-му писались в один и тот же день - 13 февраля, причём, по-видимому, пункты Борисову были написаны раньше, а потом перецеловались для Андреевича путём видоизменений, частью редакционных, частью более существенных, в зависимости от обстоятельств дела, касавшихся только одного из них.

Что это было так, видно из того, что пункт 26 остался без всякого изменения, хотя в нём были слова, имевшие смысл только в применении к Борисову: «вы и брат ваш Андрей». Эти слова так и остались в вопросе, обращённом к Андреевичу (ср. также пункт 24).

На эти пункты Андреевич дал письменные ответы, которые слушались 18 февраля, и дополнительный ответ, написанный им 15 февраля и в тот же день заслушанный, следовательно, раньше основных ответов. Этот дополнительный ответ имел для Андреевича роковые последствия.

Андреевич, говорит протокол заседания, «не рассказывая никаких новых обстоятельств, оправдывает свои и сообщников действия, восхваляет С. Муравьёва и почитает его и себя жертвами праведного дела, и в заключение обнаруживает преступнейшие мысли и чувства. Положили: испросить высочайшее повеление его заковать» (прот. 60-го засед.).

Через день, 17 февраля, была заслушана высочайшая резолюция о заковании Андреевича (прот. 62-го засед.). 18 февраля, как сказано выше, был заслушан ответ на допросные пункты Андреевича 2-го, «который ответствовал письменно, как и прежде словесно, с решительным и твёрдым упорством в преступном образе мыслей; вновь показал, что он говорил фейерверкерам его взвода Гончарову и Фадееву, что со введением нового правительства кончатся их мучения, убавится срок службы и прибавится жалование; что стоит им только хотеть такого нового правительства и решительно действовать при случае, так оно будет введено.

Таковые речи приказывал помянутым фейерверкерам сообщать прочим нижним чинам, уже привязанным к Андреевичу снисходительным его с ними обращением. В ответ получил уведомление, что солдаты, если его обещание справедливо, готовы умереть для достижения столь великой цели.

Положили: о сём показании и названных фейерверкерах уведомить г. начальника Главного штаба е. в.». На это последовало высочайшее повеление: «Гончарова и Фадеева прислать сюда закованными» (прот. 63-го засед.).

24 февраля были заслушаны два дополнительных ответа Андреевича. В одном из них он сознаётся в своей поездке в Васильков, что до сих пор отрицал (№ 24). Другой ответ (№ 23) изложен в протоколе так: «Во время командировки в Киеве старался выведывать от рабочих людей в арсенале неудовольствие их на начальство и давал им надежду, что есть люди, кои о них пекутся и скоро переменят их положение» (прот. 69-го засед.). Этот ответ интересен тем, что указывает на агитацию Андреевича не только среди солдат, но и рабочих, правда, военного ведомства.

Упомянутые выше Гончаров и Фадеев были привезены в Петербург и утром 4 апреля допрошены в Петропавловской крепости о внушениях, делавшихся им Борисовым 2-м и Андреевичем 2-м (прот. 96-го засед.); 19-го дана очная ставка Андреевичу с этими фейерверкерами, «которые по высочайшему повелению должны быть отправлены в Главную квартиру 1-й армии для дальнейшего исследования показания Андреевича и Борисова о распространённом сими фейерверкерами по приказанию сих духе возмущения.

На оной очной ставке (необходимой для сообщения главнокомандующему ясного и полного по сему показанию дела) обнаружилось, что когда Андреевич и Борисов говорили помянутым фейерверкерам об обществе, пекущемся о благе нижних чинов, об уменьшении срока службы, уничтожении телесного наказания и т.п. и требовали, чтобы оные уговорили солдат исполнять всё то, что им прикажут, то Гончаров спросил, известно ли государю о сём обществе; Андреевич отвечал, что, когда всё будет приготовлено, тогда государь узнает; после сего ответа он же Гончаров спросил ещё, нет ли тут чего противозаконного, и ему объявили, что присяга не будет нарушена.

Оба они, Фаддеев и Гончаров, не видя ничего противного присяге и государю, согласились на предложение своих офицеров, полагая действовать в пользу нижних чинов без нарушения своей обязанности, но солдаты, ими уговоримые, не объявив никакого согласия, сказали: «поглядим, что будет». Из сего комитет заключил, что фейерверкеры Гончаров и Фадеев были вовлечены обманом к действию, которого беззаконность они и подозревать не могли. Положили повесть о сём до сведения государя императора и всеподданнейше испросить повеление их расковать...» (прот. 110-го засед.).

Оковы чрезвычайно удручающе подействовали на душевное состояние Андреевича. Уже через неделю после того, как велено было его заковать, в своём дополнительном ответе, заслушанном 2 4 февраля, он умолял облегчить его страдания, освободить и употребить на ту должность, где бы он мог оказать услуги и благодарность своим благодетелям (№ 24).

В апреле Андреевич написал письмо к самому Николаю I с мольбою о снятии с него оков*. Это письмо находится в деле «о заковании в железа некоторых арестованных лиц и о снятии оных». (I. В , № 35 , л. 42). 25 апреля Комитет слушал прошение Андреевича, «который умоляет о снятии с него оков.

Андреевич был по высочайшему повелению закован за то, что сначала решительно и дерзко объявлял, что почитает действия свои и сообщников благими и праведными; ныне же, ответствуя откровенно и без малейшей утайки и на все данные ему вопросы, оказывает величайшее раскаяние и признаёт действия свои пагубными и преступными.

Во уважение сего положили: представить о просьбе подпоручика Андреевича 2-го на высочайшее благосоизволение» (прот. 116-го засед.). 28 апреля было заслушано высочайшее повеление о расковании Андреевича (прот. 119-го засед.).

Следствие по отношению к Андреевичу, кроме основных вопросов об убийстве Александра I, истреблении императорской фамилии и агитации среди солдат, выясняло обстоятельства его поездки в Васильков к С.И. Муравьёву-Апостолу и в Любар к Артамону Муравьёву и попытки его организовать помощь восставшему Черниговскому полку.

На одном из письменных допросов (№ 25) находим пометку с указанием места заключения Андреевича, - Невская куртина, № 33.

Как и в других делах, и в деле Андреевича, некоторые моменты следствия не отразились в протоколах заседаний. 15 мая была заслушана выписка из показаний об Андреевиче (прот. 136-го засед.).

В деле Андреевича имеются вопросные пункты Артамону Муравьёву и очные ставки с Бестужевым-Рюминым и Фроловым. С другой стороны, вопросный пункт Андреевичу есть в деле Горбачевского.

Значительную часть дела Андреевича составляет материал следствия, производившегося на юге (№№ 2-15).

В деле Андреевича следующая нумерация по листам: 11 л.л. («сила вины» и резюме) - 1 л. (опись) -f- 87 л.л . (основное дело) -f- 2 л.л. (выписка из показаний, помещена после л. 68 основного дела и занумерована тою же цифрою с добавлением букв б, в); всего в деле 101 нумерованный лист.

К л. 1 основного дела прибавлена букв а б. Л.л. 69-73, 75-87 - чистые, на л. 74 об. - адрес, на л. 87 об. - указание на число нумерованных листов основного дела. Обложка не занумерована. Чистые ненумерованные листы: по одному листу после «силы вины» и описи и 2 листа после л. 31, всего 4 листа.

Порядок №№ в публикации: 18, 3, 2, 4-15, 1, 16, 17, 19-33 , 34-36 (не вошли в опись). Хронологически №№ 5-15 предшествуют № 4, но так как последний № является рапортом начальника Главного штаба 1-ой армии военному министру об отправке в Петербург Андреевича и всего следственного материала о нём, то он и печатается раньше последнего, самый же материал печатается в том именно порядке, в каком он перечислен в рапорте и расположен в деле.

*Письмо напечатано П.Е. Щёголевым в «Былом» 1906 г., № 5.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Кованные из чистой стали». » Андреевич Яков Максимович.