XVI. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. Моего друга Вайну ужалила змея в последний раз как мы охотились в лесу. Теперь он лежит у моих ног, с пеной у рта, с трудом переводя дыхание; но при моих словах виляет хвостом и на меня смотрит, словно понимает мою речь. Имя друга приличнее этому животному, чем людям, которые его себе присвоивали. Люди испугались, когда гроза разразилась над моей головой, и убежали от меня, поджав хвост.

Идея общественного возрождения смутила и другов, и недругов. Ослепленные внезапным светом, они не заметили, что в ней скрыто их общее благо. Я боролся против системы, принятой в Польше, и обнаружил ее гибельные последствия. Меня осудили на смерть. Четыре года спустя Польша восстала, власти низвергнуты, крепости сданы, русские войска прогнаны. В это самое время держали на запоре человека, который предсказал грозу и мог ее отвлечь.

XVIII. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. Министерство народного просвещения верует в самодержавие как в догмат и, располагая мощными средствами, двигает ими для его укрепления. Оно не перестает проповедовать, что этот образ правления был во все времена господствующею мыслию народа и что он единственный путь к спасению в настоящем и единственное ручательство для будущего. Писатели на жалованьи сочиняют книги в пользу этого предположения, а полиция подкрепляет их своими рукоплесканиями. Но нужен иной язык, иные доказательства, а пуще всего - иное управление, чтоб заставить 50 миллионов людей принять начала, которые нам нравятся. Ибо народ мыслит, несмотря на свое глубокое молчание.

Доказательством, что он мыслит, служат миллионы, тратимые с целью подстеречь мнения, которые мешают ему выразить. То, что прежде всего представляется уму, есть необходимость поверить, точно ли провозглашения министерства согласны с прошедшим. Император Александр, даруя полякам конституцию, обещал перед лицом Европы распространить благодеяния представительного образа правления на все народы, вверенные провидением его заботам. Эта высокая надежда русских получила значение нравственной достоверности после манифеста 12 декабря, 1825.

Проникнутые чувством благодарности за щедроту своих царей, они ожидали с безграничным доверием исполнение дважды обещанного. Но вот министерство просвещения объявляет им, что более уже нечего ждать, что теперешнее устройство достаточно, и что желать иного есть преступление; причем оно даже не намекает, каким актом воля двух государей была отменена. Когда события говорят так громко, бесполезно пояснять их. По какому праву министерство, присвоивая себе законодательную власть, похищает у народа самые дорогие его надежды?

Если поляки и злоупотребили благодеяния своих царей, то следует ли из этого подвергать русских одному с ними наказанию? Наконец, внушая им недоверие к царскому слову, думает ли оно тем приучить их к самодержавию? Впрочем, министерство право, отвергая представительный образ правления, ибо голос ссыльного, затерянный теперь в сибирских пустынях, раздался бы тогда на трибуне, чтоб уличить его в нарушении пределов власти - когда оно вмешивается в дела религии; в уничтожении плода собственных усилий - когда делает неспособными возникающие поколения пользоваться благами, которые правительство им готовит; в проповедании русской народности на языке вовсе не русском.

Публикации Вольной русской типографии А.И. Герцена и Н.П. Огарева

Взгляд на тайное общество в России (1816-1826).

Тайное общество принадлежит истории. Правительство его верно оценило, говоря, что дело его есть дело целой России и что оно располагало судьбами народов и правительств. Оно образует лучезарную точку в русских летописях, подобно уложению великой Хартии в летописях британского королевства. Десять лет его скрытного существования при подозрительном и враждебном правительстве доказывают мудрость его действий и народное к нему сочувствие. Главная доля его трудов была совершена в этот период времени, посреди опасностей и препятствий. Действуя влиянием разумной силы на массу народа, оно сумело направить мысли, чувства, даже страсти различных сословий к органическому преобразованию самого правительства. Существенные задачи конституционного образа правления были поставлены и определены так, что их решение становилось неизбежно в более или менее отдаленном будущем.

Общество сделалось выражением народных интересов, требуя, чтобы законы, управлявшие страною и остававшиеся неизвестными даже судам, обязанным соображать с ними свои решения, - были собраны и изданы, после разумной кодификации; чтоб гласность в делах государственных заменила призрак канцелярской тайны, которым они окружены и который мешает их ходу, скрывая от правительства и от народа злоупотребления чиновников; чтоб судопроизводство было быстро, а потому устное, открытое и даровое; чтоб администрация была подчинена твердым правилам на место личного произвола; чтоб дарования, в каком бы сословии они ни обнаружились, вызывались к содействию на общее благо; и чтоб выбор должностных людей определялся общественным голосом, замещая ими невежд и взяточников; чтоб в назначении и употреблении казенных сумм отдавался гласный отчет; а откупная монополия, ведущая к развращению и нищенству низших сословий, была заменена другой системой налогов; чтобы обращено было внимание на судьбу защитников отечества, количество войска уменьшено, срок службы сокращен, а жалованье солдата увеличено в соразмерности с его нуждами; чтобы военные поселения, недостигающие первоначальной цели, беззаконные в своем основании, были уничтожены, в отвращение новых злодейств и пролития крови; чтобы торговля и промышленность освободились от произвольных постановлений и устарелых разграничений, препятствующих движению; чтоб, наконец, положение духовенства, вполне обеспеченное, сделало его независимым и способным к исполнению своих обязанностей.

Развитие образованности было усилено новыми началами, которые тайное общество влило в народную мысль. Оно рассеяло почти общее предубеждение о невозможности иного порядка вещей и внесло в массы сознание той истины, что подчинение себя другим людям должно быть заменено повиновением закону. Оно искало доказать преимущества взаимной поруки, обращающей дело каждого в общее дело; важность суда присяжных в гражданских и уголовных исках и его внутреннюю связь с гражданской свободой; необходимость гласности без ограничений, которая не только должна быть допущена, но наложена как обязанность и обеспечена как право; злоупотребления сословных различий, источник зависти и озлоблений, разъединяющий людей, на место сближения. Тайное общество обратилось от факта к праву, указывая на пределы всякой власти, поставленные провидением: нравственность, разум, правосудие и общую пользу, различные проблески одной и той же истины.

Разлитие просвещения вообще рассматривалось им как путь к внутреннему порядку и справедливости, к внешнему уважению и могуществу. Чтобы достичь этой цели, оно обратилось ко всем сословиям, и они поняли его язык. Часто, но без последовательности повторявшиеся усилия правительства в деле просвещения были заменены упрощенной методой, не требующей издержек и основанной на небольшом числе правил, которые, смотря потому, были бы они ошибочны или верны, - не имели бы вредных последствий, или бы господствовали в будущем.

Тайное общество отстаивало независимость греков, покинутых почти всеми европейскими государствами; оно подняло голос против рабства и торга русскими, несовместного с божьими и человеческими законами; в заключение, оно обнаружило самим существованием своим и общностью своих стремлений, что самодержавие не соответствует уже настоящему положению народа и что правительство, основанное на законах справедливости и разума, одно в состоянии поднять его на степень, указанную ему в семье народов образованных.

В переходные эпохи, переживаемые обществами посреди таинственного движения к преобразованию их быта, встречаются обстоятельства, когда становится необходимым вмешательство политических людей, к какому бы сословию они ни принадлежали, чтобы вызвать правительства и народы из застоя, порожденного дурным общественным устройством и предрассудками, укоренившимися в течение веков.

Если такие люди вышли из верхних слоев, то гражданская деятельность становится для них долгом, который они платят употреблением умственных сил - низшим сословиям за свое превосходство перед ними, купленное их трудом и усилиями. Они пролагают новые пути к совершенствованию для возникающих поколений; направляют народные стремления к общей пользе; сосредоточивают умственную работу, совершенную одиноко, без взаимного воодушевления; поддерживают борьбу мнений, необходимую для общей гармонии, и становятся сами властями по праву и на деле, в силу их воссоздающей мысли и нравственного влияния на сограждан. Идеи их оплодотворяют страну, которую орошают, как завоеватели опустошают страну, куда вторгаются; ибо добро и зло для общества приходит от отдельных людей.

Жертва, на которую они себя обрекают, свидетельствует об их высшем призвании, о верности их начал и о законности их власти.

Тайное общество отвечало всем этим условиям как в основе своего устройства, так и в своих целях и в способе действия. Нравственный толчок от распространенных им идей был так силен, что император Александр счел нужным обещать, что дарует конституцию русским, как скоро они будут в состоянии оценить ее пользу. (Речь при открытии варшавского сейма, 15 марта 1818 г.). Тайное общество встретило такое обещание с любовию и доверием, которое заслуживал высокий сан обещавшего. Это был политический залог; освящая цели общества, он придал ему новое рвение. Оно собрало и устремило все силы, чтоб данное обещание сделать независимым от временной воли лица, и научило нацию понять, оценить блага свободы и их удостоиться. Важность его подвига такова, что стремления общества, даже по его прекращении, встречаются в каждой правительственной мере, внутри каждого заметного события последних лет.

Ошибки неизбежны в таком колоссальном предприятии, которое, по сознанию самого правительства, должно бы удивить даже тех, кто его задумал. Они были значительны. Отсутствие принудительной силы, способной ввести порядок в общее движение, сделалось заметно в самом начале. Общество, состоявшее наперед из небольшого числа основателей, испытало потом другое неудобство от умножения своих членов. Взросшие в мертвящей среде, в умственной праздности, они с трудом могли держаться в уровень с высоким своим призванием. Приходилось умерять ревность одних, подстрекать других, успокаивать третьих и охранять общее согласие. Единство в действии было нарушено. Тайное общество подразделилось на Северное и на Южное по причине расстояний, заставивших учредить два центра деятельности.

Первый из этих отделов встретил затруднения со стороны новых членов, которым было поручено на время управление делами; второй же расширил сферу занятий и тем самым удвоил трудности своего положения, соединившись с тайным обществом Славян и войдя в переговоры с польским обществом, которого виды и побуждения, отчасти несходные, требовали умеряющего образа действия. Между тем измена глухо подкапывала основу здания. В то самое время - смерть императора Александра, два отречения от престола, две разноречащие присяги одна за другой, секретное завещание, найденное в архиве, - все это смутило умы и вызвало событие 14 декабря в Петербурге, а на Юге отважное движение одного полка первой армии.

Враждебная партия ловко воспользовалась этими ошибками. Она состояла из той части дворян, которая боялась лишиться крепостных и своих прав, да из служащих иностранцев, которые боялись потерять свои оклады. Вожатаи этой партии поняли, что конституционный дух - новое вино, для которого нужны и меха новые; что падение самодержавия повлечет за собой потерю их мест, заставит их сложить с себя титлы и ордена, подобно актерам по окончании неудавшейся пьесы. Ни одно средство не было упущено, чтоб отклонить удар. Им удалось уверить правительство, что цель тайного общества - цареубийство и анархия. Но торжествующая партия впала сама в ошибку, общую всем партиям: она неумеренно воспользовалась успехом.

Более шестисот человек было арестовано и брошено в казематы. При следствии, производимом тайной комиссией,; на основании придуманного по сему случаю положения, некоторые из содержавшихся были закованы в кандалы, посажены в темные ямы и пытаны голодом; другие - спутаны попами, присланными выманить на исповеди для доноса их признание, или поколеблены слезами своих обманутых родных; почти все - подкуплены лживым обещанием всепрощения.

Назначен был верховный уголовный суд из сенаторов, военных, моряков и духовенства. Это судилище, опираясь на доклад тайных следователей и обсуживая не каждого обвиняемого отдельно, а по разрядам, приговорило: пятерых к четвертованию, тридцать одного к отсечению головы, семьдесят два к каторжной работе и к ссылке, наконец, девятерых к разжалованью в солдаты; и приговор свой произнесло оно, не допросив, даже не видав никого. Оно спешило покончить дело, потому что наступали празднества коронации. Правительство заменило смертную казнь тридцати одного - каторжною работой в сибирских рудниках, с содержанием в казематах; а верховный суд, которому была предоставлена судьба пятерых, счел милосердием заместить колесование виселицей.

Приговор над ними был исполнен исподтишка на гласисе крепости, в которой производился призрак суда, и под прикрытием военной силы, собранной наскоро. Невежество или смущенье палачей продлило муку осужденных, из которых трое, сорвавшись с ослабленной петли, упали и расшиблись до крови, а потом были опять повешены. Все пятеро спокойно поддались своей участи, в твердой уверенности, что смертью скрепляли истину своих слов и действий. Родным повешенных были отказаны их тела, которые брошены ночью в яму с растворенной известью; а наследующий день церковь возблагодарила Бога за пролитую кровь.

После этого государственного подвига его главные деятели, столь повредившие правительству, успели стать во главе правления.

Но господствующая партия, по-видимому, ограничивает свою деятельность одними полумерами и внешними изменениями. Она ищет сделать правительство еще более самодержавным, чем в сущности, а народ более национальным, чем на деле. Теперешняя власть, у которой на все доставало смелости, дошла до того, что ей надо всего бояться. Ее общий ход не что иное, как постепенное отступление, под защитой корпуса жандармов, перед духом тайного общества, который обхватывает ее со всех сторон. От людей можно отделаться, но от их идей нельзя. Сердца молодого поколения обращаются к сибирским пустыням, где великие ссыльные блистают посреди мрака, в котором хотят их скрыть.

Жизнь в изгнании есть непрерывное свидетельство истины их начал. Сила их речи заставляет и теперь не дозволять ее проявления даже в родственной переписке. У них все отнято: общественное положение, имущество, здоровье, отечество, свобода...... но никто не мог отнять народного к ним сочувствия. Оно обнаруживается в общем и глубоком уважении, которое окружает их скорбные семейства; в религиозной почтительности к женам, разделяющим ссылку с мужьями; в заботливости, с какою сбирается все, что писано ссыльными в духе общественного возражения. Можно на время вовлечь в заблуждение русский ум, но русского народного чувства никто не обманет.

Примечания:

Первая печатная публикация лунинского «Взгляда...», написанного в 1838 г. Имя автора было названо в заглавии с ошибочным инициалом: «С. Лунин».

Издатели ПЗ нашли в статье «Взгляд на тайное общество» противоречия со стать ей «Разбор Донесения...», что укрепило их в мысли, будто М.С. Лунин не мог быть автором последней статьи (см. ПЗ, V, 231), однако этот вывод был ошибочным (см. примеч. к публикации в ПЗ «Разбора Донесения...»).

В основе публикации Герцена и Огарева был французский список сочинения («Арег сu sur la Societe occulte de Russie 1816-1826»), вероятно, восходящий к одной из рукописей, находившихся в распоряжении ссыльных декабристов.

Судя по упоминанию о статье Лунина в № 36 «Колокола», Герцен получил рукопись «Взгляда...» до 15 февраля 1859 г.

Лунинский «Взгляд на тайное общество» с французского переводил для ПЗ Н.А. Мельгунов. 22 февраля 1859 г. Герцен писал Н.А. Мельгунову: «Лунин - один из тончайших умов и деликатнейших - а потому рекомендую тебе обратить страшное внимание на слог» (Герцен, XXVI, с. 239).

Перевод Н.А. Мельгунова был готов после 1 марта 1859 г. и набран для V книги ПЗ сразу вслед за главами из «Былого и дум». Подробнее см.: Эйделъман Н.Я. Тайные корреспонденты «Полярной звезды», гл. V.

Публикация «Полярной звезды» была единственным источником всех последующих публикаций текста в течение более чем 60 лет: в 1870-х годах тремя изданиями - в сб. «Тайное общество и 14 декабря 1825 года в России», Лейпциг <б. г.>, Международная библиотека, т. 7, с. 1-8; в кн.: «К истории декабристов» (Под общей ред. С.П. Мельгунова и П.М. Шестакова). М., 1906; в кн. «Декабрист Михаил Сергеевич Лунин», Пг., 1917, с. 12-19.

В 1923 г. впервые «Взгляд...» опубликован по рукописи ЦГАОР (см. Штрайх, I, с. 61-66). См. также факсимильное издание ПЗ, кн. V (текст), кн. IX (примеч.).

Е.С. Уварова - И.С. Гагарину. Четверг, 9 февраля.

<Письмо-воспоминание о М.С. Лунине>

(перевод с французского)

Вы спрашивали у меня, князь, сведений о моем возлюбленном незабвенном брате!.. Увы, я могу дать вам лишь прилагаемые стихи, которыми его несчастье вдохновило мою престарелую музу!

Ведь я была далека от мысли, что такой литератор, как вы, князь, такой, одним словом, человек, как вы, соблаговолит предпринять шаги к реабилитации его памяти и изданию его биографии1, что было бы источником утешения для его несчастной сестры! - Соблаговолите принять весьма недостаточные выражения самого глубокого уважения, которое вы внушаете преданной вам

Екатерине Уваровой

Четверг, 9 февраля

Я не помню года рождения моего брата Михаила Лунина, но вот его число:

В этот день - декабря восемнадцатого

Родился мой любимый брат2, -

Каким этот день был для нас некогда праздником!

Гордо и радостно подымал голову отец:

Он гордился подобным сыном, -

Помню, как будто это было вчера.

Я также посвятила ему культ

В сокровенном храме своего сердца.

Вскоре в нем заблестели

Все умственные дары - тысяча прелестей:

Молодая душа была благородна, нежна и горда,

Лицо было красиво, внушительно и строго;

Манера говорить была краткая и резкая,

Ум - глубокий и живой.

Пятнадцати лет поступив в кавалергарды, он в семнадцать лет проделал Аустерлицкую кампанию и имел горе видеть смерть своего младшего брата Никиты, смертельно раненного под Аустерлицем; затем он проделал славные кампании 1812, 1813 и 1814 годов. Следуя обычаю того времени, у него было несколько дуэлей, но он никого не убил. Однажды за обедом с несколькими товарищами, в том числе графом Алексеем Орловым, кто-то высказал предположение, что, так как граф за сто шагов тушит свечу, никто не пожелает с ним драться, после чего Михаил вызвал графа, говоря, что он принужден с ним драться из боязни быть сочтенным за труса.

Дуэль состоялась на следующий день, и Орлов пронзил его шляпу и отрезал прядь волос3. От его последней дуэли у него осталась в теле пуля, которую докторам так и не удалось отыскать, а он, посмеиваясь, говорил им: «ищите, ищите хорошенько, вы не найдете денег». Будучи уволенным вследствие этой дуэли4, он просил великого князя Константина снова принять его на службу, на что великий князь предложил ему вступить в армию в том же чине капитана; это заставило Михаила (согласившегося на предложение) сказать: «Еще одна милость, и я стану буточником».

Позднее великий князь перевел его в гвардию в гродненские гусары5 и оказывал ему всевозможные милости; именно тогда великий князь дважды предупреждал его о том, что он будет арестован (говорят даже, что он обещал ему спасти его, если он назовет некоторых товарищей). Михаил отказался и в Петропавловской крепости сказал мне, что не захотел воспользоваться случаем бежать6. Он никогда не вербовал новых членов и перенес свое несчастье не только без ропота, но со смехом! Он просил графа Закревского, тогда управляющего Швецией, дать ему зонтик, чтобы защитить себя от дождя в своей тюремной камере в Свеаборге, в которой он провел два года в ожидании очной ставки с поляками7.

Будучи отведен в Сибирь в кандалах, он говорил: «Видно, что государь любит музыку, потому что он мне привязал такие куранты». По прибытии в Сибирь он не захотел воспользоваться данным всем остальным разрешением не работать и продолжал молоть на мельнице. Ни его веселое настроение, ни постоянные шутки - ничто не мешало его товарищам избирать его судьей во всех их разногласиях.

Получив разрешение писать мне, он взял перо лишь для того, чтобы поддержать свое дело; ему запретили мне писать в течение года, по прошествии этого времени он продолжал писать с еще большим рвением; наконец, одна из его работ была перехвачена и представлена государю, - и мой брат подвергся второму изгнанию в изгнании! Его перевели в Акатуй на китайскую границу! Он гулял там по коридору, в котором преступники были прикованы к стене! Он употреблял свое природное красноречие на то, чтобы утешать их, проповедовать им религию, пробуждать в них укоры совести и давать им надежду на лучшую жизнь!

Смерть настигла его 3 декабря 1845 г. Утром он охотился; вернувшись к себе, он лег, чтобы уже более не вставать: слишком рано закрыли печку, и он угорел!8 Незадолго до этого католический священник9 приносил ему святые дары.

Бывают воспоминания о смерти,

Погружающие сердце в тьму,

Которые ничто не может вычеркнуть,

Но я люблю представлять их себе, -

Увы! это последнее мрачное достояние,

Оставшееся мне от прошлого!

Без них мое одинокое сердце

Станет еще более неутешным!

У меня был отец: его нежность

Сделала мою юность счастливой;

У меня было два брата, -

Я обожала их и гордилась ими.

Они были добры, были храбры,

Прекрасное не имело для них препон

И в основе наших отношений

Лежала нежнейшая привязанность.

Ребенок-мученик, мой младший брат

Пал жертвою войны.

И скорбь моя была горька!

Другой был приговорен к изгнанию.

Имя этого брата было Михаил.

Он был славой для своего отца:

Природа в изобилии одарила его многочисленными дарами:

Высокого роста, с благородным лицом, -

На нем была печать гения

И ему принадлежали сердца всех.

Михаил - имя магическое,

Звучное и поэтическое,

Смысл его возвышен и глубок

И мысль им смущается!

Переведенное на еврейский,

Этот пророческий язык,

Имя Михаил означает «равный богам», -

Можно ли носить более блистательное имя?

Его жизнь была безупречна

До той прискорбной поры,

Когда ум его был охвачен

Увлечением демагогией.

Он мечтал для всех себе подобных

О свободе на основе твердых законов,

Он посвятил все свои усилия,

Все доводы красноречия

Победе и славе

Святейшей из истин.

Увы, оплачем несчастную судьбу его

Слезами, подобающими его памяти!

Будучи приложима в других местах,

У нас эта система была недопустима

И для нашей родной страны

Была бы только роковой.

Его мысли были подслушаны, -

И позднее так полно им искуплены!

Но он показал все свое достоинство,

Перенося свое ужаснейшее несчастье

С совершенным стоицизмом

И героизмом христианина.

Он подвергся бесславному наказанию

Полного лишения прав;

Но эта тяжелая судьба

Не произвела на него иного впечатления,

Как только увеличила его гордое мужество;

Заброшенный в дальние места,

Он сумел завоевать там сердца всех

И даже найти там счастье.

Небо положило конец его существованию,

Чтобы прекратить его страдания.

Войдя в его печальную тюрьму,

Его увидели со склоненной главой

Перед распятием обожаемого Христа:

Смерть застигла его во время молитвы,

Он ушел ждать меня на небе!

Эпитафия на могилу моего брата Михаила Лунина, умершего в Сибири 3 декабря 1845 года10

Увы! простой холм

Указывает место, где он был положен,

Не освещенный молитвой,

Не посещаемый своими друзьями!..

Но ночью внезапно там виден

Блестящий свет,

Там слышен шум,

Точно от прохладных фонтанов.

Это журчат слезы,

Проливаемые небесными духами,

Этот блестящий свет указывает,

Где покоятся останки святого мученика.

Как имя этого мученика?

Увы! увы, я должна умолчать о нем!

Немой холмик, обложенный дерном,

Скрывает урну с его прахом.

Где же место его могилы,

Место, покинутое его друзьями?

Это место называется Сибирью,

Здесь свирепствуют морозы.

Место пустынное - ужасное место изгнания,

Недоступное для путешественников,

Таково место, где он был положен,

Место, запретное для его друзей.

Около этого места нет даже храма,

Одни только ангелы охраняют его,

С высоты небес бог на него взирает,

И посередине стоит крест.

Его сестра Екатерина Уварова,

рожденная Лунина.