© Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists»

User info

Welcome, Guest! Please login or register.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » Из эпистолярного наследия декабристов. » М.С. Лунин. «Письма из Сибири».


М.С. Лунин. «Письма из Сибири».

Posts 81 to 90 of 102

81

IV. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. В последнее время мои занятия обращены были на исторический обзор кодификации русских законов, составленный по подлинным актам, хранящимся в архиве II отделения собственной канцелярии императора. В первой части этого труда встречаются замечательные признания. В 1700 наше законодательство состояло из весьма неполного Уложения и из огромного числа указов, нередко разногласных и по большей части явно противуречащих духу самого Уложения. В юриспруденции не было связи, ни единства, что запутывало и самое применение законов (стр. 10).

С того времени десять комиссий, одна за другою, назначенные для исправления этих недостатков, ровно ничего не сделали в продолжение 126 лет, сколько вследствие дурного устройства, столько и по неспособности их членов (стр. 10 и след). Таким образом в 1826 году русская земля находилась относительно законодательства точно в таком же положении, как и в 1700. Вот правда, и может быть не вся правда. Но к чему ее высказывать? Никто того не требовал. Истина, как и заблуждения, имеет свою строгую последовательность. Так как правительство не умело в продолжение столетия слишком удовлетворить самым безотлагательным нуждам народа, управляемые поневоле должны были прибегнуть к собственным средствам, чтоб достичь цели. Ни в каком случае нельзя их обвинить в нетерпении и поспешности.

Правительство, делая без надобности такие признания, защищает косвенно дело тайного общества, которое уже нашло вооруженных защитников справедливости своих мнений относительно польского вопроса. Вторая часть обзора не чисто исторического содержания. Она заключает в себе род диссертации об основных началах кодификации, судопроизводства, правоведения и пр. Посреди этой ученой выставки является канцлер Бэкон, к которому редакторы имеют, по-видимому, непреложную веру.

Не только перевод, но и отрывки самого подлинника, не взирая на плохую латынь канцлера, приводятся в книге. Выбор извлечений замечателен; например: Бэкон говорит, что следует исключить из кодекса отмененные законы; что не следует повторяться, необходимо сокращать то, что растянуто, и т. д. (стр. 102 и след.). Спрашиваю вас, да разве это не было тысячу раз сказано прежде и после Бэкона? Его авторитет приводится даже и там, где от него отклоняются. Канцлер требует, чтоб из законов, друг другу противоречащих, был выбран лучший; мы же выбираем позднейший, не разбирая, лучший ли он (стр. 106).

Пределы письма не позволяют мне заняться опровержением органической части обзора, в которой редакторы стараются доказать, что мы ничего не заимствовали у иностранцев, что все наше законодательство имеет источником народные обычаи и опытность (стр. 82). Они, по-видимому, не знают, что почти все наши обычаи переняты, что наша опытность тоже чужая, что, наконец, истина не изобретается, а передается одним народом другому как величавое свидетельство их общего начала и судеб. Словом, эта книга - низкая дверь к обширному зданию. Надо нагнуться, чтоб войти.

82

V. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. Я сделал прогулку по берегу Ангары, с сосланной, которой имя уже внесено в отечественные летописи. Ее сын бежал впереди нас, срывал цветы и, возвращаясь, отдавал матери. Когда мы прошли часть леса, постепенно поднимаясь в гору, нам вдруг представилось обширное пространство, замыкаемое на западе синеватыми горами и перерезанное на все протяжение рекою, которая казалась серебряным змеем, лежавшим у наших ног. Его невидимые совершенства сделались видимыми чрез понимание, которое дают о нем его творения. Но величественное зрелище природы было только обстановкой для той, с кем я прогуливался. Она осуществляла мысль апостола и своей личной грацией, и нравственной красотою своего характера.

Устав от долгого пути между кустарником, она прилегла на траву, чтоб собраться с силами. Разговор зашел о смерти, с которой свыкалась мысль людей, проживших бурно. На пути домой мы заметили между деревьями бедную женщину, с мешком под мышкой, искавшую набрать корней. На что этот корень? спросил я. «Дети будут пить вместо чаю», отвечала она. Ее избавили от труда. Встреча с сосланной в лесу доставила помощь ее семейству, как встреча ангела в пустыне доставила Агари воду для ее сына.

83

VI. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. Моя жизнь проходит попеременно между видимыми существами, которые меня не понимают, и существом невидимым, которого я не понимаю. Египетский мрак скрывает его от моих глаз; но я угадываю его красоту. Я слышал шелест его крыльев в ту минуту, как убийственный свинец притупился в моем теле; я провидел отблеск его взора, когда острие меча отклонилось от моей головы. Кто сопутствовал мне на дно темниц? Кто облегчил тяжесть моих цепей и исцелил мои раны? Невидимое существо, бодрствующее над моей судьбою.

В ожидании, когда явится передо мной после моей смерти, оно окружает меня знаками своего присутствия. Хижина в изгнании имеет для меня всю прелесть родительского крова; я спокоен посреди опасностей, независим в неволе, счастлив в уединении. Теперь я истинно сознаю, что господь ниспослал своего ангела, что он освободил меня от руки Ирода и от всех преследований народа израильского.

84

VII. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. По мере того, как идеи зреют в народе, его внимание естественно обратится к истории тайного общества. Общественное мнение развивается быстро, когда над ним лишь надзирают, не направляя его. Скоро придется воспретить косвенную похвалу, как для виду было воспрещено порицание, о котором никто не думал. Это естественный ход в политике. Когда вопрос не разрешен, а только замят или обойден, то он всплывает опять, порождая неожиданные затруднения, в начале вовсе не существовавшие. Внушите своим сыновьям, чтоб избегали споров об этом предмете; особенно, чтоб не было речи обо мне в их разговорах: молчание единственный ответ, приличный суду гроба.

Политика такая же специальность, как и медицина. Бесполезно вмешиваться в нее без призвания, нелепо увлекаться ею. После лекаря против воли нет ничего смешнее как политик против воли. Между нами есть такие. Не зная, за что приняться, они разыгрывают раскаянье. Как будто можно допустить раскаянье в науке! Люди раскаиваются в пороке, недостатке, слабости, а не в идее, которую стоит исправить, если доказательства достаточны. Прежде думали, что солнце вертится, пока наконец открыли, что вертится земля. Последняя система была принята всеми, и никому не вошло в голову раскаиваться. Что касается до кающихся, о которых речь, они не могут вменить себе в заслугу даже перемену мыслей, потому что у них никогда не было мысли ясной и установившейся.

Я до сих пор не понимаю, как мы могли и из чего искали обманывать себя на их счет. Это избиение младенцев. Укажем на другой род людей, на помилованных по нашему делу. Их тактика, сшитая на живую нитку, может быть опасна для неопытности. Одни берут на себя роль угнетенных патриотов и возбуждают к себе удивление в своем околодке изданием книг, которых никто не читает, и попечительством над школами живописи. Иные, заняв высшие места, роняют правительство своей неспособностию, или рвением отступника, раздражающим умы. Эти люди вообще заслуживают жалость и забвение. Я сорвал с них личины, чтоб показать их моим племянникам, подобно тому, как выставляли напоказ пьяных илотов перед спартанской молодежью.

85

VIII. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. Я одобряю ваше намерение послать старшего сына на Кавказ в действительную службу. Южные границы в числе наших жизненных вопросов. Из глубины ссылки моя мысль переносится часто на берега Черного моря и пробегает три боевые линии, начерченные русскими штыками в стране, которую некогда опустошал римский меч. Русским, призванным к не менее важной роли, представлялся в 1557 выбор между двумя направлениями для развития их материальных сил: на север и на юг.

Дав предпочтение первому, правительство приобрело прибрежье двух второстепенных морей и мало удобного океана. Второе направление вело к более существенным результатам. Это была мысль Адашева и Сильвестра. Ее исполнение начало расширяться с полвека тому назад, постепенными завоеваниями, отодвигавшими южную границу. Каждый новый шаг на север заставляет нас входить в сношения с европейскими державами; каждый новый шаг на юг заставляет эти державы входить в сношения с нами.

В политическом отношении взятие Ахалцыка, важнее взятия Парижа. Если дела замедляются на Кавказе, то это надо приписать неспособности людей, стоявших один за другим во главе войска и управления. Победитель эриванский один отделяется по своим военным способностям от тех людей старой школы. Но не довольно еще одержать победу, надо организовать страну. А система, принятая с этой последней целью, по-видимому, ошибочна, ибо она не удалась ни в западных равнинах, ни на юге в горах. Не имея разумного основания, она в силах лишь спаять раздробленные части.

Как бы ни было, служба на Кавказе представляет вашему сыну случал изучить военное искусство в его различных отраслях и принять деятельное участие в деле высокой важности для будущих судеб его земли.

86

IX. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. Мое прозвище изменялось во время тюремного заключения и в ссылке, и при каждой перемене становилось длиннее. Теперь меня прозывают в официальных бумагах, государственный преступник находящийся, на поселении. Целая фраза при моем имени. В Англии сказали бы просто такой-то из оппозиции. Ведь таково в сущности мое политическое значение, Я не участвовал в возмущениях, приличных гробу, ни в заговорах, приличных рабам.

Мое единственное оружие - мысль, то согласная, то в разладе с правительственным ходом, смотря по строю, который по ней придется. В последнем случае не из чего пугаться. Оппозиция свойственна всякому политическому устройству. И при теперешнем порядке вещей в России есть своя оппозиция; только обнаруживается она поездками за границу или жительством в Москве, и состоит из людей, доказавших свою неспособность или наворовавших на службе. Надеюсь, вы меня не смешиваете с этими господами, что бы ни вздумали сказать, написать, или напечатать на мой счет. Хотя я не гоняюсь за мнением света, но по свойству наших сношений должен ценить ваше.

87

X. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. Министерство народного просвещения обращает на себя наше внимание рвением, какое обнаруживает оно в различных отраслях своего управления, и блистательными результатами, какие себе приписывает в своих изданиях. Так как единственным подтверждением его слов служит число вновь устроенных школ и учащихся в них, то необходимо обратиться к органическим началам для уразумения хода современной образованности. Министерство объявляет, что его основной мыслью есть одновременное развитие православия, самодержавия и народности. Но оно не сочло нужным упомянуть, что эта мысль не нова.

Лет пятьдесят тому назад один профессор Московского университета поместил ее в учебной книжке для руководства в своем классе. Ученый муж сделал это спросту. Он философствовал, как мещанин во дворянстве говорил прозой, сам того не подозревая. Но вот его мысль, потонувшая в забвении, вдруг всплывает и обращается в критериум для министерства народного просвещения. Постараемся разобрать три заключающиеся в ней начала и определить их взаимные отношения.

Религия не дает предпочтения ни самодержавию, ни иному образу правления. Она одинаково допускает все формы и очищает их, проникая своим духом. Она стирает народности как и всякое различие между людьми, ибо объемлет весь род человеческий, не отличая рабов от свободных, Израиля от язычников. К тому же у религии свои служители, которым исключительно вверено ее распространение; и светская власть, присвоивающая их обязанность навлекать на себя наказание.

Перейдем к самодержавию. Эта политическая форма имеет и свои выгоды, и неудобства. Остается доказать, почему она для русских предпочтительней других правлений, и всегда ли они одинаково будут ее предпочитать. Народы, которые нам предшествовали на поприще образованности, начали также с самодержавия и кончили тем, что заменили его конституционным правлением, более свойственным развитию их сил и успехам просвещения.

Так как усилия министерства клонятся к тому, чтоб сравнять нас с этими народами и даже превзойти их, то весьма может статься, что те же преобразования, по тем же причинам, сделаются необходимостию для русских. В таком случае следовало бы отложить в сторону одно из основных начал образованности. Принцип народности требует пояснения. Если под нею разумеют общность обычаев, нравов, законов, всего общественного устройства, то она изменялась сообразно различным эпохам нашей истории. Баснословные времена, монгольское иго, период царей и потом императоров образуют столько ж различных народностей. Которой же из них дадут ход? Если последней, то она скорей чужая, чем наша.

Вывод из этих общих размышлений тот, что три начала, составляющие теперешнюю систему образованности, разнородны, бессвязны и противоречивы по своим результатам. Их бы можно заменить одним началом. Это было бы религиозней, потому что скромнее; самодержавней, потому что болтливость противна духу самодержавия; наконец народней, потому что выражено народной поговоркой.

88

XI. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. Пожар в деревне, где стоит ваш гусар, случай весьма обыкновенный, о котором вы перестанете думать, когда получите это письмо. Он едва бы мог занять место эпизода в моем бурном существовании. Ваш сын исполнил долг, вынеся, с опасностью жизни, ваш портрет из пламени. С живым сожалением узнал я о смерти моего политического противника, председателя государственного совета, гр. Новосильцова.

Я восставал против принятой им системы, когда он управлял делами в Варшаве, системы, имевшей такие печальные последствия для царства и для империи. Но разность политических мнений не мешает мне отдать ему справедливость. У него было много ума, большой навык в управлении и пламенное рвение к народному делу. Какая противуположность в наших судьбах! Для одного - место казни и история; для другого председательское кресло в совете и адрес - календарь. Упоминая о нем в этом письме, я открываю для его имени единственную возможность перейти в потомство.

89

XII. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. После долгого заточения память производит лишь неясные и бесцветные образы, подобно планетам, отражающим лучи солнца, но не передающим его теплоты. Однако у меня сохранились сокровища в прошедшем. Я помню наше последнее свидание в галерее - N замка. Это было осенью, вечером, в холодную и дождливую погоду. На ней черное тафтяное платье, золотая цепь на шее, а на руке браслет, обставленный изумрудами, с портретом предка, освободителя Вены. Ее девственный взор, блуждая вокруг, как будто следил за причудливыми сгибами серебряной тесьмы моего гусарского долмана.

Мы шли вдоль галереи молча; нам не нужно было говорить, чтоб понимать друг друга. Она казалась задумчивой. Глубокая грусть проглядывала сквозь двойной блеск юности и красоты, как единственный признак ее смертного бытия. Подойдя к готическому окну, мы завидели Вислу; ее желтые волны были покрыты пенистыми пятнами. Серые облака пробегали по небу, дождь лил ливнем, деревья в парке колыхались во все стороны.

Это беспокойное движение в природе, без видимой причины, резко отличалось от глубокой тишины вокруг нас. Вдруг звук колокола потряс окна, возвещая вечерню. Она прочла ave maria, протянула мне руку и исчезла. С этой минуты счастье в здешнем мире исчезло также. Моя жизнь, потрясенная политическими бурями, обратилась в беспрерывную борьбу с людьми и обстоятельствами. Но прощальная молитва была услышана. Душевный мир, которого никто не может отнять, последовал за мною на место казни, в темницы и ссылку, Я не сожалею ни об одной из своих потерь. Правнука воина является мне иногда в сновидениях, и чувство, которое бы ей принадлежало исключительно, растет и очищается, распространяясь на моих врагов.

90

XIII. Письмо М. Лунина, переведенное с французского.

С. S. Рота солдат пришла вчера вечером в деревню и остановилась на ночлег. Она конвоирует одного осужденного на смерть, которого гонят пешком из Иркутска на Александрийскую фабрику, где совершится казнь. Сегодня с рассветом отправился я в острог. Осужденный сидел в заднем каземате, на земле, с кандалами на ногах, прикрытый лишь грязной и изношенной рубахой. У него даже не было соломы для изголовья. Он голодал, и обрадовался при виде завтрака, который я принес. Но ему мешали есть и слушать мои слова утешения.

Я готовился встретить у него священника, и нашел одних солдат, да казаков. Видя, что страже хотелось меня удалить, он сказал: поминайте меня в ваших молитвах. Между тем барабан собирал роту, рассеянную по деревне. Час спустя она выступила, продолжая свое погребальное шествие. Через два дни страдания и жизнь приговоренного кончились вслед за экзекуцией. У нас нет внимания к человеку, осужденному законом. Мы забываем, или скорей - не ведаем, что приговором над ним он очищен перед обществом, и что его смерть так же нужна, как и жизнь его судьи.

Роды казни, в употреблении у нас за высшие преступления, отзываются варварством времен прошедших. Это тоже смертная казнь, только исподволь. Она оскорбляет разум, возмущает человеческое чувство и унижает судебную власть, подчиняя степень приговора произволу палача. Если для очищения уголовного судопроизводства нужно время и успехи просвещения, для перемены рода наказаний нужно лишь действие разумной воли.

Первый шаг к этой цели есть указ, воспрещающий уродовать человека. Вторым шагом было бы постановление разом лишать его жизни и не длить страшных и бесполезных предсмертных мучений. В то время как ареопаг молчит, слабый голос раздается из глубины ссылки, отстаивая права человечества. Vox.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » Из эпистолярного наследия декабристов. » М.С. Лунин. «Письма из Сибири».