№ 5 (6)
1826 года, февраля 25 дня, на заданные вопросы мне высочайше утверждённого Комитета имею честь донести1.
1
Как уже при личных допросах, мне сделанных, имел я честь донести, то с самого выходу моего из 1-го кадетского корпуса 1823 года, 9 апреля, до сбора корпуса нашего под м. Лещин[ом] я ничего не слыхал об оном обществе и подобном даже, но в конце лагеря, во время смотра его превосходительством начальником Главного штаба 1-й армии генерал-адъютантом бароном Толем, я пришёл в 7 часов вечера к 8-й артиллерийской бригады г[осподину] подпоручику Горбачевскому2, который был в то время на квартире одной же бригады подпоручика Андриевича 2-го3, где нашёл четырёх человек офицеров армейских, мне незнакомых, они все приняли меня очень хладнокровно и даже сурово; вскоре за мною пришли ещё несколько человек и Бестужев, и как я был ещё там, то они требовали клятву, если не вступить в их общество, то молчать, по любопытству я дал клятву. Из числа известных мне были артиллеристы Горбачевский, Андриевич 2-й, Бечасной, Борисов, Пестов и Киреев4, более не было, также Кузьмин, Соловьёв и майор Свиридов5.
1 Две первые строки отчёркнуты на полях карандашом скобкой.
2 Слова «подпоручику Горбачевскому» подчёркнуты карандашом.
3 Фамилия подчёркнута карандашом.
4 Шесть фамилий подчёркнуты карандашом.
5 Слова «Кузьмин, Соловьёв и майор Свиридов» подчёркнуты карандашом.
По приходе Бестужев сказал, что он для того просил всех собраться, чтоб проститься, потом, вынув тетрадку, прочёл речь, в которой изъяснял, сколько помню, притеснение дворян и нижний класс, злоупотребление чинов, неправедность взысканий и решительные конфирмации (по коим тысячи благородных пострадало) предоставлены одному такому дворянину и иноземцу, посему необходимость требования Конституции, потом советовал лучше обходиться с нижними чинами, говоря, что они подобные люди же, но природа оледенила чувства их. Наконец, сняв с груди образ, просил клятвы, ежели не в верности, то в молчании, меня просили ещё раз, и я вторично дал клятву.
Я хранил тайну но не содействовал. Я видел брата, который при конце собрания, продолжавшегося не более получаса, пришёл туда, и не мог предать его, но сколь давно в обществе, знал ли он или нет все тайны, я не слышал от него, разность квартир или скрытность от меня нас разделяла. Но всё не мог решиться видеть гибель его, и теперь одно уверение его превосходительства господина генерал-адъютанта Левашёва в признании // (л. 13 об.) брата заставили меня наименовать его.
2 и 3
Ни цели, ни намерений общества я не знал совершенно. Хотели ли ввести Республиканское правление или что другое, хотя я слышал, как уже изъяснил в 1 пункте, слово Конституция, но в чём оная состояла, не знал. Действия Муравьёва меня первые начали выводить из заблуждения, притом и из общества, где видел одних молодых офицеров (исключая майора Свиридова, который кричал: «Уничтожить, истребить изменника!» - и о котором я не мог думать хорошего), я ничего не заключал.
4
По речи и влиянию Бестужева на всех я полагаю его главною пружиною того общества и Муравьёва, которого хотя и не видал, но слышал, что, говоря Бестужев о чём-нибудь, говорил: «И Муравьёв также»1.
5
В какое время и как предположено начать дело, я также не знаю. У Муравьёва не был, кто покушался на жизнь блаженной памяти государя императора и насчёт действия 2-й армии ни от кого не слыхал, посему и не знаю.
6
Ни средств, ни намерений, как я сказал уже, не знаю, хотя Бестужев и сказал, что только 3-й корпус не избран и ему препоручено, но кто препоручил, не говорил. На меня же не полагаю, чтоб могли надеяться, потому что два года нахожусь при школе, где из моей роты находятся 4 человека только, следовательно, ежели б и хотел точно содействовать - не мог. Приготовлены ли или нет и кем - не знаю в роте чины, потому что брат находился в Житомире, а более, кажется, никого там из общества не было. Что касается до «Катехизиса», я в первый раз только из сих допросных пунктов и вижу, что есть оный.
Касательно до 7, 8 и 9, и 10 пунктов ничего не слыхал, ни о предприятиях против покойного государя императора, ни против цесаревича Константина Павловича, следовательно, и гнусных бандитов наименовать не могу. Также и не слыхал, есть ли или нет какие общества в помянутых губерниях, кроме как уже изъяснил в начале 6 пункта. // (л. 14)
В заключение же скажу ещё, что я ни с одним членом общества сношения по сей связи не имел, знаю, что, проезжая из Киева в бригаду, Андриевич заходил на квартиру, нами занимаемую в Житомире, точно говорил, что имеет какие-то препоручения, и, кажется, говорил, что видел Бестужева, но от него ли сии препоручения и до общества ли касаются оные, утвердительно сказать не могу. Притом, может быть, не надеялись на меня или и сами, быв только машинами, ни брат, ни кто другой, тайны никакой мне не вверяли.
Действовать же я никогда не думал. Хранил это, правда, по причине, о которой я уже сказал. Я всегда был доволен моим начальством, старался быть ближе к оному, посему-то по выходе из корпуса я взялся обучать ротную школу, был одобрен и получил благодарность от начальника артиллерии 3-го корпуса господина генерал-майора Богуславского; при открытии дивизионной артиллерийской школы я сам объявил желание быть в оной, старался и был представлен к награде и не получил; при испытании в сей год его превосходительство обещал и ныне представить к милости монарха, но несчастный случай сей привёл меня к гибели; скажу ещё, что в три года по выходе из корпуса я не мог забыть благодеяний монарха, коему обязан воспитанием и степенью, коей я пользуюсь, в коей могу содержать себя без нужды, не принуждая себя одолжаться милостью мне подобных. Итак, если искренности нужно было - вот истина, я более сказать не могу.
Артиллерии прапорщик Веденяпин 2-й2
Генерал-адъютант Чернышёв // (л. 15)
1 Ответы на 2, 3 и 4-й пункты отчёркнуты на полях карандашом и отмечены знаком «NB».
2 Ответы написаны А.В. Веденяпиным 2-м собственноручно.







