Проклятое наследство Остерманов
В двадцатых числах декабря 1825 года были арестованы князья Голицыны - братья Александр и Валериан, сыновья Михаила Николаевича Голицына, в прошлом ярославского губернатора. Александр, как было установлено следствием, не был членом тайных обществ, но знал об их существовании. Освобождён по Высочайшему повелению в апреле 1826 года. Сделал успешную карьеру и скончался в Варшаве, в должности почт-директора Царства Польского.
Судьба Валериана сложилась иначе. Он окончил Пажеский корпус, находился сначала на военной службе, уволился, поступил в департамент внешней торговли и к моменту ареста был камер-юнкером. Его посадили в Петропавловскую крепость, и содержался он «отдельно от прочих». Сначала на допросах отрицал принадлежность к тайному обществу, потом добровольно сознался, что был принят в Северное общество в 1823 году. Сам никаких действий в пользу общества не предпринимал. В.М. Голицын был приговорён к вечной ссылке в Сибирь. Вскоре вечная ссылка была заменена двадцатью годами.
Существует рукопись воспоминаний его родственницы Екатерины Ивановны Раевской, урождённой Бибиковой (1817-1900) о В.М. Голицыне, а также карандашный портрет его, сделанный ею. К моменту декабрьского восстания ей было 8 лет. Она запомнила тревогу, царившую тогда в их московском доме. Ежедневно её бабушка, мать и дядя «читали какие-то всё новые и новые листы». Как потом, уже, будучи взрослой, она узнала, это были списки арестованных, в числе которых был и её троюродный брат Валериан Голицын. Встретилась она с ним после его возвращения из ссылки.
И вот что рассказывал он о том, как провёл семь месяцев в Петропавловской крепости: «Мой день был разделён на две равные половины. До полудня я лежал в постели. С полудня до полуночи ходил безостановочно по своей крошечной тюрьме и курил. Ни книг, ни бумаги, ни чернил, ни перьев, ни карандашей мне не давали, картуз табаку лежал у меня на столе у окна, и когда он был запечатанный, то от сырости в тюрьме всегда лопалась бумага. В полночь я ложился и уже до полудня следующего дня не вставал с постели. Что я передумал во время ежедневного двенадцатичасового хождения взад и вперёд по пространству в несколько шагов, рассказать невозможно!»
Кстати, Голицына предписано было «содержать строго, но хорошо».
В Сибири Голицын пробыл два с половиной года. Его мать Наталья Ивановна, урождённая Толстая, посылала несколько раз к сыну доверенного своего управляющего с деньгами, книгами и разной провизией. Каждую неделю в определённый день она писала сыну письма. Когда его перевели в 1829 году по Высочайшему повелению на Кавказ, мать каждый год ездила, чтобы провести с ним несколько недель.
В.М. Голицын участвовал в русско-турецкой войне 1828-1829 гг. В 1837 году в звании прапорщика он был уволен «за болезнью» с военной службы для определения к статским делам в Астрахань. Спустя два года ему позволено было жить в Орле (под секретным надзором полиции).
Еженедельные письма мать Валериана Голицына поручала иногда писать своей племяннице - небогатой княжне Дарье Андреевне Ухтомской, которую воспитывала у себя как родную дочь. Все звали её Долли. Брала княгиня племянницу и в ежегодные поездки в Пятигорск или Астрахань, где находился Валериан. По утверждению Раевской, Долли не была красива, но стройна, ловка и чем-то очень нравилась мужчинам. Влюбился в Долли и Голицын. Она отвечала ему взаимностью. Но Наталья Ивановна была категорически против брака. Причиной было то, что Валериан был лишён княжеского титула. На все уговоры родных она отвечала с гневом: «Не хочу я этого рода Голицыных, которые не будут князьями!»
Долли отказывала всем женихам, несмотря на то, что представлялись хорошие партии. И свадьба её с Валерианом состоялась только после смерти старой княгини. Для вступления в брак ему было разрешено приехать в Москву. Голицыну в это время было уже около сорока лет. По словам Раевской, он «был тогда ещё очень моложав, в чёрных густых волосах не было ни сединки, черты лица его были красивы и выразительны». Долли было восемнадцать. Они, как пишет Раевская, «очень любили друг друга и жили очень согласно, несмотря на разность характеров». Валериан «строго богомольный, но без ханженства, отличался честностью, умом и замечательно прямым и благородным характером».
Дарью Андреевну Голицыну Раевская характеризует иначе. Та не внушала ей симпатий (а может быть, Раевская, сама была тайно влюблена в Голицына, что так негативно отзывалась о его молодой супруге?). «Простоты в ней не было никакой, одно ломанье, чванство, ядовитые насмешки и маленькие колкости».
Жили Голицыны безвыездно в деревне - селе Архангельское-Хованщина Епифанского уезда Тульской губернии, потому что Валериану был запрещён въезд в столицы. Он занимался хозяйством, выписывал в большом количестве книги и журналы, много читал. Но при его уме и образовании всё же тяготился своим положением. Деревенская жизнь продолжалась десять лет, пока ему не разрешено было жить в Москве. Строгий полицейский надзор сохранялся.
У Голицыных родилось двое детей - Леонилла и Мстислав. Их воспитанием тщательно занимались отец и мать. Для них держали гувернанток - немок, француженок, англичанок. И если Раевские держались в домашней жизни простоты, то дети Голицыных воспитывались гораздо роскошнее, и Леонилла всегда была очень нарядна. «Когда она к нам приезжала, - пишет Раевская, - она дочерей моих оглядывала с ног до головы с какой-то не то презрительной, не то полуудивлённой ужимкой: «Вы не по моде одеты».
С воцарением Александра II Валериану Голицыну и его детям был возвращён княжеский титул, и он был освобождён от надзора. А на следующий год скончался его родственник граф Александр Иванович Остерман-Толстой (1770-1857) и оставил своё огромное наследство сыну своей сестры - Валериану. Наследство А.И. Толстой в свою очередь получил от своего дяди графа Ивана Андреевича Остермана (1725-1811), младшего сына русского вельможи Андрея Ивановича Остермана (1687-1747), сделавшего карьеру при Анне Иоанновне. В обществе сложилось мнение, что над наследством Остермана тяготеет какое-то проклятие, как над богатством, неправедно нажитым.
Видимо, такие слухи возникли после того, как сын знаменитого канцлера оставил наследство своему племяннику А.И. Толстому. Е.И. Раевская, видевшая его у своих родных, пишет, что «Толстой был красив, строен, умён. Когда приезжал уже стариком, поразил своим величественным видом, прекрасными чертами лица, умными большими чёрными глазами. Был он блестящим гвардейским офицером, отличался храбростью, удальством и ловкостью». Во время русско-турецкой войны 1787-1791 гг. Толстой участвовал в боях волонтёром. Во время войны с Францией 1805-1807 гг. командовал дивизией в корпусе генерала Л.Л. Бенигсена. Во время Отечественной войны 1812 г. командовал 4-м пехотным корпусом, участвовал в Бородинском сражении.
Он получил в наследство от своего дяди около 70 тысяч десятин в разных губерниях, а также бриллианты, серебро и пр. Женат был граф на белокурой красавице из высшего света княжне Елизавете Алексеевне Голицыной. Но после получения наследства Остермана красавица заболела «какой-то непонятной врачам болезнью». Она «опухла, постарела». Постепенно граф разлюбил свою больную жену.
Всё было у него: богатство, слава, почести. Счастья не было. И надеяться на второй брак, при живой, хоть и больной жене, он не мог. Детей не было. Граф А.И. Остерман-Толстой в 1817 году вышел в отставку в чине генерала от инфантерии и почти безвыездно жил с тех пор за границей. Своим обширным хозяйством он не занимался. Управляющие его имений мало заботились о деле. И князь Голицын, получив наследство, ужаснулся тем безобразиям, которые обнаружил.
Голицын вёл всегда свои дела «в величайшем порядке», был «расчётлив без скупости», словом, отличный хозяин. И вот кончилась его счастливая жизнь. Он отправился объезжать свои новые владения и везде находил беспорядки. Видел, «что годы пройдут, а надлежащего порядка не водворить». За несколько месяцев, как пишет Раевская, он похудел и состарился на несколько лет. Но энергичная воля его не пошатнулась.
По непроезжим, как всегда, российским дорогам, в сопровождении одного камердинера, он отправился «в какое-то захолустье». Усталый, изнервничавшийся, нравственно измученный, он заразился холерою и умер через несколько часов, вдали от родных, без всякой медицинской помощи. Не прошло и двух лет, как он получил проклятое наследство Остерманов.
Что же стало с его женой и детьми? Обожаемый матерью, избалованный Мстислав воспитывался в исключительной роскоши. Но вместе с тем, по словам Раевской, ханженство матери приучило мальчика к лжи и лицемерию. Например, еженедельно тринадцатилетний ребёнок должен был отправляться к монаху и каяться в грехах. При нём даже нельзя было упоминать о существовании театра. Однажды дочь Раевской Магдалина стала рассказывать Леонилле и Мстиславу о балете. Дарья Андреевна отозвала её в сторону и сказала, что её дети не имеют понятия о балете.
И что же? Прошло несколько лет, и Магдалина встретила у театральной кассы Мстислава, бравшего билеты на спектакль. Он похвастался, что в один день побывает в двух театрах. Поступив в Петербурге в гвардейский кавалерийский полк, он стал кутить, делать долги. Обманывал мать, заставляя её по нескольку раз покупать для него одну и ту же лошадь, уверяя её, что лошадь пала. И каждый раз княгиня платила за «лошадь» две тысячи рублей серебром.
Все самые знатные красавицы обеих столиц казались матери недостойными её сына. И вдруг без её ведома Мстислав в пьяном виде обвенчался с «прыгуньей» из цирка, особой, как пишет Раевская, самого лёгкого поведения и к тому же беременной от другого. Этого удара княгиня не перенесла: заболела и скончалась в несколько дней.
После её смерти явились к Мстиславу кредиторы. Пришлось рубить дедовские леса, по частям продавать и закладывать земли для удовлетворения заимодавцев. Майорат Остермана был взят в опеку. Голицынское имение Архангельское-Хованщина в Тульской губернии было полностью разорено. Раевская, проезжая мимо Архангельского в 1880 году, с грустью видела покосившийся, заколоченный усадебный дом с выбитыми окнами. Вырублены были даже все до единого деревья в старинном саду. Мебель продана с аукциона.
Печальна была и судьба дочери Валериана Голицына Леониллы. Воспитатель Мстислава, вдовец с тремя детьми, некто Сипягин, сумел так втереться в доверие, что Леонилла и её мать полностью попали под его влияние. Он постепенно удалил от дома всех друзей, всех молодых людей. Когда мать поняла, в чём дело, было поздно: Леонилла влюбилась в этого старика. Два года, несмотря на все старания матери, несмотря на путешествия за границу, Леонилла стояла на своём и вышла-таки за Сипягина.
Разгневанная мать дала в приданое только одно подмосковное имение, практически не приносившее дохода. Сипягин, правда, не потерялся: уехал в Петербург, добыл там, пользуясь протекцией знатной жениной родни, выгодное место, а жену с двумя мальчиками и тремя своими детьми от первой жены, бросил в подмосковной усадьбе. Зиму и лето жили они там в пустом, холодном доме, бедствуя и нуждаясь. Сипягин навещал семью «раз в год на Святой».
Леонилла продавала свои вещи, чтобы прокормиться. Сыновей ей потом пришлось устраивать то у одних, то у других знакомых. Сама она скиталась, разъезжая на простой телеге, одна. Наконец, оказалась в Петербурге. Жила где-то на чердаке, занимала по 3-5 рублей у знакомых.
Последний раз её видела дочь автора воспоминаний Магдалина зимой 1887 года. Леонилла пришла к ней «без тёплых сапог, окутанная какой-то мантильей, подбитой ветром». Явилась она с просьбой дать ей большую сумму денег. Оказалось что речь идёт о 15 рублях. Она производила впечатление полусумасшедшей. Магдалина написала матери в письме об этой встрече, добавив: «Когда я читала «Петербургские трущобы», мне не верилось тому, что читала, но когда пришлось видеть в лицах сцену из них, то мороз по коже пробирал».
Раевская была уверена, что «виной тому то проклятие, которое с именем Остермана пало на счастливое дотоле семейство Валериана Голицына».
