№ 7 (7)
1
Какие причины побудили вас вступить в члены тайного общества? В чём заключалась ваша обязанность и кого вы сами приняли в сочлены свои?
С год прежде того, как я был принят, со мною близко познакомился корнет Свистунов и корнет Муравьёв и почти при всяком случае всегда обращалась материя о политике; да тогда ещё и был у нас в полку корнет Ватковский, который тоже, не пропускал случая толковать всякое распоряжение правительства в худую сторону, выказывали как хорошо в таком государстве, где есть конституция. Одним словом, что я начал верить, что главное счастие для России - когда она будет иметь конституцию. Делал сравнение, что так как бог не делает зла, а всё только добро, то чтобы и государь предоставил себе делать добро, - вот пагубные причины, которые меня вовлекли в общество.
К тому же времени, когда меня Свистунов принял, только что Ватковский был отправлен. Вот Свистунов, приехавши ко мне, говорит: «Вот отослали Ватковского, их не судили». И так продолжал разговор. Так что и я начал говорить против сего отправления. (Прежде же всегда в разговорах говорили, что есть люди, которые на словах говорят хорошо, а когда кто-нибудь ему предложит способ, коим тому пособить, так как низкий человек - и назад.) Вот он мне и предлагает вступить в общество, и я согласился и погиб.
Обязанность была, чтоб стараться, как можно больше других принимать.
Принял я сам один с согласия Муравьёва как старого члена, а Свистунов был в отлучке, полковника Кологривова и поручика Свиньина. Вместе же с корнетом Муравьёвым - ротмистра графа Чернышёва и корнета князя Вяземского, у меня на квартире при мне принял Свистунов корнета Арцыбашева.
2
В чём состояли те пособия и надежды, кои общество имело в виду для исполнения обширных своих замыслов? Кто из известных в государственной службе лиц подкреплял своим участием сии надежды?
Говорили мне как Свистунов, так и Муравьёв, что непременно надо только всё военных, чтобы войско было в руках общества. Впрочем говорили, что об этом нам надо будет и когда действовать будет в своё время дано знать. Кто именно были в этои обществе членами и кого считали главными, объяснено мною в прошлом допросе, кроме не упомянул флигель-адъютанта графа Витгенштейна, который считался в Кавалергардском полку и о котором я сегодня сказал при словесном допросе, которого я сам не знаю, а слышал об нём от корнета Свистунова. // (л. 10 об.)
3
Когда и у кого вы бывали на совещаниях общества? В чём заключались сии совещания и кто разделял оные?
Особенно времени на совещания общества не было, а просто, когда ко мне придёт корнет Свистунов или корнет Муравьёв, или кто-нибудь из членов Кавалергардского полка, особливо очень часто ко мне приезжал корнет Муравьёв, а также и я ездил к Свистунову и Муравьёву, и если никого посторонних нету, то мы и говорили. Главный разговор был больше всегда, кого надо стараться принять. Вот что касается, кто разделял оные совещания, то мы между собой, т.е. Свистунов, Муравьёв, Анненков, Арцыбашев, князь Вяземский; у Свистунова часто бывал Кривцов, артиллерийский офицер (чина его не знаю), где и я с ним познакомился, и он у меня раза два был; ещё часто у Свистунова бывали прапорщик свиты Муравьёв, только не случалось никогда, чтоб все вместе съезжались или очень редко; но и то обыкновенно случалось, что кто-нибудь есть из посторонних, то и не говорили; одним словом, назначенных дней для съездов не было, а как случиться где-нибудь увидеться.
4
У кого видали вы приготовленные конституции, в каком духе они были написаны и кто сочинял их?
Показывал мне корнет Муравьёв Конституцию, или, лучше сказать, идею Конституции, которой совершенно не упомню, а только вот что: император - председатель или главное лицо во всех местах - имеет волю миловать всех и всякого, род Парламента английского, который если не ошибаюсь назван был вече. Император получает на мелочные расходы два миллиона рублей серебряных. Он главный над всеми войсками и назначает чиновников. Впрочем эта Конституция должна быть у Муравьёва, из слов его я приметил, что его брат, Никита Муравьёв оную сочинил.
5
Когда общество предполагало начать открытые действия свои? Какими средствами думало оно преклонить на свою сторону войска и произвесть революцию, и что в сём случае замышляло употребить противу священных особ царствующей фамилии? Кто делал о том предложения и кто ободрял их?
О времени, когда начнут действовать ничего не говорили, а говорили, что дано будет знать в своё время, средство главное говорили, чтобы преклонить солдатов, то или будет сказано, что пятнадцать лет только служба, да притом говорили, что солдат пойдёт за офицером.
Что же касается до священных особ царствующей фамилии, то и говорили, что они будут также царствовать, только будет Конституция.
Предложений особенных никто не делал, а одним словом, всё, что я знаю, слышал от Свистунова и Муравьёва, и то мельком в разговорах. И то последнее время больше, а прежде они мне совершенно ничего не говорили, говоря, что надо быть очень старым членом, чтобы знать всё подробно. После неожиданной кончины государя императора, говорили мне Муравьёвы, что полагают воспользоваться сим случаем, о чём я после сего подробнее объясню. // (л. 11)
6
Не известны ли вам ещё другие тайные общества, кроме Северного, как внутри России, так в Малороссии и Польше? Ежели знаете, то от кого узнали, кто члены сих обществ и какие между собою имели сношения?
Кроме сего, которое здесь было в Петербурге, как я всеподданнейше докладывал государю императору, было во второй армии, а также, когда меня государь император изволил простить, я придя домой, вспомнил ночью, что слышал, что есть и в Польше большая секта и в южных военных поселениях. Тотчас поутру я пришёл к графу Апраксину и сказал ему, чтоб он об сём сейчас доложил государю императору, и что если ещё принять меры, то чтобы не теряя времени, дабы там они не шумели, ибо в Польше, говорят, сильная секта. Слышал я об оных и от корнета Свистунова и корнета Муравьёва. Членов их не знаю, разве что в Польше из членов Лунин, об котором слышал от Муравьёва, как прежде докладывал и который кажется в польских войсках.
Ещё прежде сего доносил, что слышал от корнета Муравьёва, Свистунова, что ещё всего считают в России четырнадцать сект. Но так как и в допросе 30 декабря 1825 года доносил, что это только вероятно для того говорили, чтобы больше привлечь. Тоже докладывал, что слышал от корнета Свистунова, что было в Москве прежде общество под названием Зелёная книжка, но они мне сказали, что они и сами не знают ничего подробного о сём обществе.
7
Накануне происшествия 14 декабря у кого вы были на совещаниях и от кого вам поручено // (л. 9) было поощрять солдат не принимать присяги и восстановлять их противу законной власти и кто ещё способствовал вам в том?
Накануне происшествия 14 декабря, целый день 13 декабря пробыл дома и нигде не был и никого из членов не видал. Но после смерти государя императора, как выше упоминал всё корнет Муравьёв, говорил, что этим случаем воспользоваться думают, и в особенности, если цесаревич откажется, то тут надо непременно действовать. Не упомню хорошенько, кажется 9-го декабря, или 10-го или 11-го, приехали ко мне Муравьёв с Арцыбашевым и говорили, чтоб послать за Анненковым, вот, когда тот пришёл, то они и стали говорить, что говорят наверное, что великий князь Константин Павлович отказаться хочет и этим случаем надо непременно воспользоваться и надо, чтобы двое поехали к князю Абальянскому, где и узнают об распоряжениях.
Вот думали, чтоб ехать к Свистунову и с ним посоветоваться, но Муравьёв говорит, что это напрасно, он всегда против, ему, говорит, просто не нравится Абальянский, и так далее поговорили с час. После чего Арцыбашев и Анненков решились ехать к Абальянскому, после чего я их видел у Свистунова и они рассказывали, что Абальянский говорит, что надо непременно воспользоваться сим случаем и что у них в пехоте есть приготовленные роты. // (л. 11 об.) От Свистунова мы с Анненковым заехали к Муравьёву, который тоже слова Абальянского повторял, после поехали домой и никого до 14-го декабря из членов более не видел.
8
Во время происходившего на Петровской площади неустройства вы говорили Одоевскому, что ваш полк идёт туда же. На чём основаны были слова сии? С каким намерением вы это говорили ему и не были ли сами от кого-либо в том уверены?
Говоря Одоевскому, что наш полк идёт туда, говорил без другого намерения, как, зная, что полк действительно идёт. Впрочем, я Одоевского не знал, т.е. не был с ним нисколько знаком, а слышал от корнета Муравьёва, что он член и, увидя его на площади, я думал, что он из числа деятелей, да и он, я уверен, со мною говоря, говорил просто как с Кавалергардского полка офицером, а не знает, думаю, с кем мне его раз в театре как-то показали, говоря: «это князь Одоевский». А я, увидя его действия, будучи в Сенате, откуда хотя и не слышно было разговоров, но видно было как он декламировал.
9
Подходя к Одоевскому, ободряли ли вы солдат не слушать предложений о повиновении начальству и стоять противу оного?
Нет и не думал, да и некогда было, я только что мимо прошёл и прямо на бульвар, где, встретя чиновника Павлова (который служит у г[осподина] министра юстиции), потом тотчас с ним в Сенат, где и пробыл до конца всего несчастного происшествия, и тут я совершенно увидал, какую адскую пропасть я себе изрыл, вступя в общество.
10
Кого заметили на площади, особенно поощрявшего солдат и чернь к продолжению неустройства?
Тут много ходило во фраках, т.е. в партикулярном платье с пистолетами, но лица вовсе мне неизвестные, по крайней мере из окна не мог заметить, но знаю из офицеров видел всё Адоевского, который что-то рассуждал руками к Конной гвардии.
11
Кто нанёс смертельную рану графу Милорадовичу? Ежели сами // (л. 9 об.) не заметили сего, то не слыхали ли о том от кого-либо?
Не знаю, говорили тут в Сенате, что по графу Милорадовичу выстрелили, но никто не говорил, что он ранен и кто выстрелил, и я на другой день услышал только, что он ранен.
12
Сверх сего вы должны со всею справедливостию показать всё то, что известно вам насчёт существования тайных обществ и происшествия 14 декабря?
Насчёт существования тайных обществ я уже объяснял и докладывал государю императору, что говорили Свистунов и Муравьёв, что во второй армии очень много членов и что они связывались все в Киеве на контрактах, где и приезжали с Польской секты. И тут у них было сообщение, чтобы касаться до секты в южных поселениях, то это всё одно продолженье, всё одна секта. // (л. 12)
Лист 2-й
О четырнадцати сектах, что мне Свистунов говорил, я полагаю, что это была просто приманка. Даже и об Обществе,о котором Муравьёв говорил, вряд ли оно существовало, потому бывало в разговорах один у другого спрашивал, что же оное общество делает, какие средства, то и кончается всё пустою шуткою, что если не делают ничего более, то постоят.
14 декабря вставши поутру, занимался бумагами полковыми и писал письмо домой, вдруг входит ко мне Муравьёв, Анненков и Арцыбашев в колетах; я говорю: «откуда?» На что мне Муравьёв говорит: «Вольно тебе спать, я заходил к тебе перед присягою, но ты спал. Наш полк присягал императору Николаю Павловичу, да знаешь ли, что юнкера Демидова рассказывают, что они шли мимо артиллерийских казарм, то один офицер артиллерийский их остановил и сказал, что служит у вас в полку, что мы не присягали». Вот он мне и стал говорить, чтоб поехал мимо артиллерийских казарм на Литейный и мимо Конной гвардии, потому что говорили, что конногвардейские солдаты любят великого князя Константина Павловича, да и вообще, узнавши, что в городе делается, мы в колетах, нам неловко ехать; так как мне долго запрягать, то корнет Муравьёв говорит: «Возьми мои сани».
Вот я не его санях поехал мимо артиллерийских на Литейном казарм, по Невскому проспекту на площадь и мимо Конной гвардии. Идут конно-гвардейские солдаты, я подозвал одного унтер-офицера и спрашиваю: «Что присягали?» «Присягали», - был его ответ. Поехали к Измайловским казармам, по Воскресенскому проспекту, дабы проехать ещё мимо двух полков и возвратиться домой по Фонтанке. Приехав в Измайловский полк, нашёл, что там присягают и очень смирно, но только как дошло до имени императора, то и начали шуметь, вот я ту же минуту в сани и поехал. Остановился возле Московского полка и спрашиваю, что тут присягают, нет, что же не началась присяга? «Нет, остановилась». Вот я приезжаю домой и рассказываю им всё, что видел и слышал. Вот они и говорят: «Надо у нас что-нибудь сделать». // (л. 12 об.)
Натурально ничего нельзя, особенно потому, что наш полк присягал, но по крайней мере поговорить, чтобы про нас не сказали, что мы ничего не делали. Муравьёв говорит: «Вот как действуются, а говорили и спорили со мною, что ничего не может быть». В это время граф Апраксин едет домой, вот он и говорит: «Ступай к нему и узнавши, что делается и не время ли полку выезжать». Я пошёл к графу Апраксину, только его не было дома. Он прямо прошёл к генерал-адъютанту Депрерадовичу. Проходя мимо часового, который стоит у квартиры его, говорю ему: «Ты присягал, а смотри верен ли манифест и может быть Константин Павлович не отказывается».
Пришёл домой и рассказываю моё похождение. Вот Муравьёв и говорит, что надо как-нибудь между солдатами это известие распустить. Я говорю, что у меня есть унтер-офицер Михайлов, которому можно сказать. Вот он говорит: «Теперь рано, узнает, а надо, когда полку велят выезжать, то тогда ты и скажи ему». Я послал за унтер-офицером и говорю ему опять то же, что говорил часовому с подробностью. Я сказал, что я не говорил, чтоб он говорил, чтоб не седлали лошадей. Действительно он ослышался, если сие говорит. Впрочем моя вина так велика, что хотя бы десятую часть того делал, что сделано мною, то всё уже я бы был великий преступник. А сам, вышедши и дожидаясь, пока мне дадут дрожки, я ещё тоже самое говорил бегущим на конюшню солдатам. Я в допросе показал трём, но по настоящему двум, и то ни один из них не слыхал порядочно, что я им говорил.
После сего поехал на дрожках на Литейный, на Фонтанку, чтоб увидеть, что делается возле полков. Доехал до Чернышёва моста, переехал чрез мост, на противную сторону Фонтанки, где лежат казармы. Видел едущего великого князя Михаила Павловича. Доехав до Измайловского моста, вижу всё тихо, поворотил по Вознесенскому проспекту к площади, подъезжал к деревянному строению, которое сделано вокруг Исаакиевского собора, тут идёт, вижу, полк // (л. 13) и шёл Павловский и нельзя проехать, вот я кругом поворотил, и, так как полиция не пускала на экипаже, то я отослал дрожки возле Конногвардейского манежа и пошёл пешком. Проходя мимо бунтующих прямо по бульвару, как выше упомянуто, и с Павловым пошёл в Сенат, где и пробыл пока всё кончилось, а там, не найдя вскорости своих дрожек, взял извозчика, я возвратился домой. Послал сейчас за унтер-офицером Михайловым и сказал ему, чтобы он никак больше никому не говорил.
После сего до 19-го числа ничего особенного не делал, а в оный день, представ пред лицом монарха, и повинился в своём страшном преступлении, в которое был заведён. Заблуждался. Что я не упомянул об унтер-офицере Михайлове, то клянусь самим богом, что я не помню, как я взошёл к государю императору и как от него вышел.
После думал сказать графу Апраксину, но начал размышлять, что главное моё одно преступление, что я был в секте, а второе, что я говорил столь преступные вещи, полагаю, что уже всё равно преступник одному мне или десятерым эдакою вещь, осмелился сказать.
Не имею ничего сказать в своё оправдание, величайший преступник.
Надежда одна всемилостивейше государя императора милосердие1. // (л. 14)
1 Показание написано А.С. Горожанским собственноручно.
