№ 16 (17)1
Подозрение на меня, что раскаяние моё неискренно, весьма справедливо, и я как делал признания, так и отпирался от многих своих показаний, поступал единственно для своего спасения. Я не имел даже и приписываемого мне чувства, чтобы оправдать других, но делал всё сие по внушению самолюбия, увидав на одном арестанте на руках цепи, и вообразил, что сие в наказание за ложное показание и вот настоящая истина моих отпирательств.
О лейтенанте Арбузове, что он кричал, чтобы не слушали великого князя и Оржинского - выдумка, если и оказались справедливыми, то истинно случайно. Отпёрся от показания на мичмана Писарева из опасения, что уже подав повод не доверять мне, не поверят, если он станет отпираться. В письме моём к нему заключалось подобное мною показанному, и он отвечал мне в том же тоне. Мичман Беляев 1-й читал сие письмо и после, когда мы были в крепости, спросил меня, сожжено ли Писарева письмо, а то оно и вас и его погубит.
Также и про наши разговоры, и один сей более важный пропустил, расспрашивая Писарева, есть ли в Кронштате из порядочно мыслящих, он отвечал, что почти никого нет, и ещё получше мыслят в их экипаже, и в пример образа мыслей сказал о лейтенанте Воейкове, что один раз Писарев к нему пришёл и рассказывал ему, как инженерный офицер с рабскою услужливостью подал шинель генералу Оперману или великому князю, не помню точно, приехавшему тогда в Кронштат для осмотру вала, и спросил Воейкова, подал ли бы он подобно тому офицеру шинель (кажется, именно великому князю), то Воейков после сих слов, разбраня с сердцем, прибавил, что он и шагу для него не сделал бы, не только так унизиться.
Когда меня в Комитете спраши // (л. 37 об.) вали, не знаю ли кого в Кронштате свободного образа мыслей, то несправедливо отвечал про одного мичмана Писарева, ибо должен, хотя менее знаю про них, сказать и про мичмана Кротова и мичмана Морозова, последний пред сим происшествием был разжалован в матросы.
Однажды, пришед к мичману Кротову и заведя свободного содержания разговор, увидел, что и он2 согласен с моими чувствами. Не помня ясно его, я не осмеливаюсь помес[ти]ть здесь, чтобы не впутать чего лишнего, говоря всегда и3 с товарищами о сём же предмете. В нём он мне сказал, что: «И у нас в Кронштате одно время, где ни соберётся, молодёжь толковала о свободе и читала стихи»; но всё это разговорами и кончилось тогда же.
1 Вверху листа помета чернилами: «6 мая 1826» и поставлен карандашом крест.
2 Слова «и он» вписаны над строкой.
3 Слово «и» вписано над строкой.
А с Морозовым разговаривая об образе правления, он мне сказал: «Да докажи мне, что федеративное правление может остаться всегда в одном положении, а то, наконец, также найдётся человек, который, похитив власть, снова поработит отечество. Я понимаю твои чувства и согласен с ними, но уверь меня в сём, ибо я думаю, чтобы с переменою, неосмотрительно сделанною, не сделать хуже».
Ему же я читал свободные стихи, одни из них «На вельможу», где воспевается свобода, соч[инения] князя Вяземского. Он спросил их списать, но я из предосторожности не дал их ему. Когда мы прошедшего года шли на корабле из Ревеля, с нами был пассажиром князь Вяземский. И мич[ман] Беляев 1-й мне рассказывал, что он его спрашивал, не его ли они сочинения или однофамильца Вяземского, и что тот отвечал ему, что его. Отпёрся от показания на лейтенанта Завалишина точно справедливо, ибо он не говорил1 о истреблении всей императорской фамилии, также и прочем.
От свидетельства на мичмана Безстужева2 - от стыда уличать своего приятеля и от страха, что так как он уже не признается в сём и к тому ещё если будут спрашивать матросов и те не покажут сходно с моим показанием, то, не уличив, должен буду // (л. 38) кончить жизнь в цепях.
В показании про мичмана Тыртова пропустил сие: он рассказывал, что у него бывает отставной гусар Голубцов или Голубков, не знаю точно, который ужасный либерал и только и бредит свободными стихами.
О мичмане Беляеве 2-м3 сие: накануне 14 декабря ввечеру Беляев 2-й велел принести оселок и точил им саблю для действия поутру. Я, подойдя к столу, где он сие делал, увидел пару пистолетов и удивился, найдя их неисправленными, спросил его, когда их отдавали починить; он, не ответив на сей вопрос, сказал мне, что пули и порох для них готовы.
Когда был под арестом на главной гауптвахте, то в разговоре лейтенант Цебриков спросил у меня, был я и Беляевы в заговоре. Я отвечал, что нет, но что о нём несколько знаю и из слов от Беляева 1-го слышанных, так и что знал сам, прибавляя ещё к сему и из головы, рассказывал о нём, как о важном, и присовокупя к тому, что заговорщики были в сношении с американским посланником.
Мичман Беляев 1-й рассказывал мне, что Арбузов, приготовясь к действию 14-го числа, хотел обвесить себя пистолетами и взять кинжал и саблю и что, если будут его брать, то даром не отдастся. И что, если позовут его к Качалову или к кому другому и чрез час не возвратиться, то чтоб шли выручать. И потому, когда мы побежали наверх за ротными командирами и не нашли их в канцелярии, то побежали по офицерским квартирам, думая, что они арестованные заперты, то разломать двери и4 их выпустить.
14 декабря, когда батальон стоял на дворе казарм, стали слышны выстрелы, то капитан-лейтенант Безстужев 1-й подошёл к капитану-лейтенанту Козину, стал его упрашивать, чтобы вёл батальон на площадь, говоря: «Николай Глебович, ради бога веди батальон, медлить нечего, дело идёт о спасении отечества, каждый миг дорог», - и не видя ответа, сбросил с себя шинель и сказал: «Если не поведёшь, я принимаю команду». // (л. 38 об.) Капитан-лейтенант Козин, не соглашаясь с ним, отошёл от него, тогда и я приступил к нему с сею же просьбою, но он отвечал мне, зачем вести и что значит сие. После сего я вторично подошёл к Безстужеву 1-му, который сказал: «Я знаю Козина, он трус и любит верное и готовое».
Мичман Беляев 1-й мне рассказывал, что когда он ходил под командою капитан-лейтенанта Козина в Гибралтар, и с ними был также и Безстужев 1-й, то будто бы он старался поселить в Козина свободный образ мыслей и также говорил Беляеву, что должно сколь возможно сие распространять, что если есть брат, друг, родственник, то старайся его обратить, что со временем будет полезно.
Все сии происшествия, умолчанные мною, как чтобы себя не запутать, так для их самих. До последнего призыву в Комитет я воображал, что преступление моё не считается важным и существование в мире почитал возможным, и не от раскаяния, а для сей цели делал свои признания. Осмеливаю[сь] умолять оказать мне милость сказать, не подозреваем ли в чём, что сделал противу совести, я готов чистосердечно в оном признаться. Ради бога, окажите сие снисхождение, да не останется что-либо у меня на душе. Сам же совершенно ничего более не могу припомнить.
Мичман Дивов5
Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф // (л. 39)
1 Слово «говорил» исправлено.
2 Далее пропущено слово «отказываюсь».
3 Далее нужно «пропустил».
4 Слово «и» вписано над строкой.
5 Показание написано В.А. Дивовым собственноручно.
