№ 2

И. Горбачевский - М. Бестужеву

21 декабря [1839]

Сегодня получил только, мой милый Михайло, твое письмо от 9-го декабря. - Я очень обрадовался этому, но не спасибо тебе за журнал Сына Отечества, - мало и мало [не разборч.], а тем более что и Ал. Ильич выписал Библиотеку, досада да и только, и как ты не вздумал прежде спросить у нас, что выписывать, теперь будет у нас два экземпляра Библиотеки, а Сына Отечества ни одного.

За это я приказываю Николаю посадить тебя под арест на три дня, - он должен тебя три дня не выпускать в гости, и ты должен повиноваться - иначе я расстрою планы А-ра Ильича, который за тебя сватает Олимпиаду Петровну, даст тебе в приданое два пуда расковки и одну жанху, а я со своей стороны на хозяйство даю тебе чугунку четвертьведерную; приданое немаловажное, - не смейся и не шути, и ежели ты имеешь охоту и чюства, то напиши, - Ал. Ил. с приданым привезет к тебе Олимпиаду в карандасе c торжеством и великолепием. -

Я написал от Тютчева письма в Иркутск к нашим, но вообрази, Марья Казимировна [Юшневская] не утерпела, сказала об этом Артамону, - горе с нею, но к щастью, говорят, что он до сих пор не верит, боится подозревать, что его мистифицируют. Это выйдет история, подобно Пущинской.

Меня не удивляет поступок Петра с тобою, он и со мной почти то же сделал и делает - он на мои письма отвечает словами, и самыми пустыми и вздорными. Я его обработаю за тебя и за себя, и перестану писать. Лучше его оставить в покое, пусть, что хочет, то и делает. Новенького у нас нет ничего, мы теперь получаем оное из газет и журналов, которые ты прислал.

Николая поручения исполнены, - работа идет, не знаю, что будет дальше, уведомлю. - На пять повозок поделок (?), втулок и на пять лошадей подков куплено, а у меня всё лежит, только нет извощика, никто не берется, мало тяжести, вместе с этим железом, пошлю Николаю и его диван. - Столов еще не взять от Иванова. - Я получил письмо от сестры Квист31, она пишет, что у нас был Ребиндер, а на щет моего наследства и слуху нет.

Николай, старый цитрон за то, что не пишет ко мне, целую его мысленно, обнимаю моего Николая и жалею очень, что не могу придти к нему в полности, - ты спросишь мое препровождение времени, - только тогда мне и весело, когда бываю у Алекс. Ильича или у Дм. Захаровича, но дома - чорт его побери - так скучно, что и глядеть нельзя на него; - прощай, мой Миша, целую тебя, будь здоров - пиши ко мне, да уведомь, прислать ли к тебе Певушку - сурьезно ты подумай, - два пуда расковки и чугунка тебя на первый раз поддержут.

Я получил от Бечаснова письмо, - оно теперь у Борисова. Пришлю к тебе его, уморил меня. Я хохотал, как дурак, - вообрази, у него из слюды окошки, он видит, что ему сено везут, от нетерпения он бросил письмо, которое ко мне писал и побежал к сену, - чтобы скорее добежать и сократить дорогу, он махнул через чужой двор и второпях наткнулся на цепную собаку, та его и обработала, тулуп ему изорвала, штаны и колено тоже разорваны, он отскочил, зацепился и упал. Умора. Прощай, твой И. Горбачевский.

Бечасный пишет, что он хотел погладить лошадь свою, а она за нежность его к ней, хватила его задней ногой. - Он пишет: «вот приятности хозяйства». Но никак не признается в своей неловкости.

Алекс. Ил. целует всех вас и кланяется.

Из показаний В.А. Бечаснова1

Имя мое Владимир Александров сын Бечаснов, от роду имею 24 года2.

Сначала воспитывался я в Рязанском уездном училище и потом в губернской гимназии, из коей, не окончив курса, в конце 1813-го или начале 1814 года... - вышел с аттестатом и в 1814-м году в сентябре месяце... определен во 2-й кадетский корпус - и из оного был выпущен и всемилостивейше пожалован прапорщиком в 8-ю артиллерийскую бригаду, во 2-ю легкую роту 1821 года января 30 дня.

Приуготовляя себя к военному званию, более старался усовершенствовать себя в математических науках, а в особенности по артиллерийской и инженерной части.

Особенных лекций ни у кого не слушал.

Первые вольнодумческие и либеральные мысли, о коих прежде не имел и воображения, заимствовал я от Борисовых, а в особенности от отставного3, критиковавшего прежде мои суждения в 1823-м году, и от чтения некоторых вольных стихов и книг, но таковых в роде либеральном весьма мало читал, ибо не находил пищи для своего воображения, которое более было склонно принимать Петрарка и подобных и тихую, безвредную поэзию отечественных авторов, нежели мнения сухих и бурных философов...4

Зная, что я охотно занимаюсь книгами и поэзией, советовали мне бросить романы, как незаслуживающих потери и времени, предлагая читать хороших писателей - трагедии, стихи, сочинения Пушкина и других, - постепенно разгорячавших пылкое воображение, потом глубокомысленные рассуждения, как то Экстргаузена, переводы некоторые из Вольтера, максимы5 Сегюра и другие подобные отрывки; - осуждали охоту к волокитству и вообще страсть к забавам и удовольствиям...6

Сначала я опасался начать действовать на солдат, но недели чрез две или более по прибытии с маневров - едучи со мною в город, канонир Крайников объявил дорогой, что слышал от Якова Андреевича, что - «все русские офицеры, собираясь на маневрах, согласились освободить и себя и нижних чинов от мучения начальников, кои по большей части все немцы и презирают русских, что вперед начальники будут из российских помещиков, что служба солдатам уменьшится, что переменяемые беспрестанно пригонки амуниции и учебные шаги и приемы уничтожатся, что всем прибавят жалованья и не будут наказывать палками» - (все сие по наставлениям Бестужева).

Услыша сие от солдата, я сначала удивился смелости Андреевича и даже внутренно испугался, приписывая его легкомыслию, но принужден был подтвердить Крайникову, что все сие„ справедлива и что скоро исполнится, а он продолжал, что по внушению Андреевича же он уже старался узнавать, как думают о сем другие солдаты, и возбуждать в них возмутительные мысли.

Я его одобрил и сказал, чтобы он продолжал сие, спрашивая: Кто бы именно из фейерверкеров будет согласен? - и он поименовал первого - Родичева - прибавя, между прочим, что, кроме малого числа, ни один не откажется следовать за своими офицерами. После вскоре услышал я от Борисова 2-го, что он приуготовил фейерверкеров взводных: Зенина и Гончарова (с коими однакоже сам я никогда не говорил) и многих других солдат, коих не поименовал и кои мне не известны.

Горбачевский также говорил мне, что Борисов отменно хорошо действует, а я ничего не начинаю и чрез сие наша рота может отстать от батарейной, и приуготовил сам он фейерверкера Евдокимова - 2-й же роты, который вскоре после сего был у меня и говорил, что нее почти будут готовы, но что слышанное им от Горбачевского ясно и прямо никому еще не открывал, кроме как стараясь слегка внушить мысли о перемене положения на лучшее.

Я, видя уже, что прежде меня начали действовать на некоторых солдат, решился, дабы не подвергнуться упрекам членов за недействие - призвать фейерверкера вверенного мне взвода Родичева и после гандлангера Бухарина и объявить им все, что выше сего много писано о внушении Андреевича Крайникову, - почти в тех же самых выражениях, - и что надобно только дабы все нижние чины были готовы последовать за своими офицерами по первому их приказу, что все войско уже согласно к перемене худого на лучшее.

Выставляя, как Андреевич и Борисов, высших начальников тиранами для подтверждения своей власти, и сим единственно средством получил их согласие последовать за своими офицерами и стараться внушить подобные мысли в других - предостерегая их, однакоже, чтобы как можно были осторожнее, в особенности от фельдфебеля, каптенармуса и вообще приближенных к командиру, который, узнавши, тотчас бы представил...

Владимир Александрович Бечаснов (1802-1859), сын чиновника 8-го класса, воспитывался сперва в Рязанской гимназии, затем в Кадетском корпусе, откуда выпущен в 1821 г. прапорщиком в полевую артиллерию. Член Общества соединённых славян. Осуждён по I разряду, приговорён к каторжной работе вечно. Срок сокращён до 20, а затем до 13 лет. В 1839 г. вышел на поселение. Умер в Сибири.

1 Показания прапорщика артиллерии В.А. Бечаснова опубликованы в его деле (см. «Восстание декабристов», т. V, стр. 261 и сл.).

2 Из собственноручно написанного показания на вопросы о воспитании и т. п. (см. там же, стр. 270 и сл.).

3 Андрей Иванович Борисов - отставной подпоручик.

4 Дальше - из собственноручно написанного показания 12 февраля - о влиянии братьев Борисовых.

5 Мысли.

6 Дальше - из собственноручно написанного показания от 20 февраля.

В.А. Бечаснов - П.Н. Свистунову

3 декабря 1840 г. Смоленское.

Любезнейший Пётр Николаевич. Сутгов1 и Вадковский2 как добросовестные свидетели моих бесконечных хлопот, верно вам писали, как мало остаётся у меня времени для удовольствий. Будьте же сами моим адвокатом и милосердным судьёю: не сердитесь за неисполнение, по сию пору, обещания писать к вам. Точно, оно вылилось из глубины души моей, когда я читал ваше письмо к Сутгову и благодарил вас за память. Правда это было давно, очень давно - на прошлой Свят[ой] нед[еле].

Вы, как горожанин, может быть и не поверите сколько сталкивается разнообразных забот, особенно в начале, у сельского жителя, которого необходимость заставляет пуститься в разные отрасли хозяйства, чтобы жить не прожив того немногого, что есть, и чтобы из того же, что есть устроиться на будущее время.

Даже теперь, в декабре, кроме одного постоянного, почти ежечасного занятия, котор[ое] мне даёт хлеб, я должен уделять время, чтобы посмотреть за некотор[ыми] мелочны[ми] постройками, за мятьем коноплей3; весом отдавать прясть, принимать пряжу поскони и очёсков; отдавать ткань и принимать холст; а главное, по целым часам выслушивать всё, что мужикам и глупым бабам, с которыми имеешь дело, придёт в голову. Они и оне, имеют прекрасную привычку начинать всё от Ноева потопа. Это чрезвычайно, как занимательно!

Станет Ангара, начнётся у меня возка пеньки и сена в город: опять за одним смотреть, как весят, за другим, как накладывают - а там продажа, если не удаётся сбыть того и другого гуртом. Прибавьте к этому ответы, хотя и не на все письма, которые я получаю и часть которых я согласился бы отдавать вам, пять за одно ваше - и вы увидете тогда, что мне есть лазейка к оправданию4. Вы видите, с каким постоянством, я придерживаюсь к старым привычкам: многоречив[ость] оправд[аний] - старая слабость.

Впрочем, едва-ли не будет лучшим мне оправданием, ваша ко мне дружба. Если бы вы не изъявили желания знать, как я живу, и что делаю, я право бы посовестился быть своим историографом, но теперь, если рассказывая вам о себе, заставляю вас прошептать: куда как это интересно! пеняйте на своё письмо <...>. После осиме[ся]чных сборов надобно же чем-нибудь разродиться, если не занимательным, то по крайней мере огромным. Итак, извольте слушать.

Приехав 16 авг[уста] в свою деревушку, я поражён был прелестию видов и совсем не живописными развалинами сгнивших лачуг. Не было квартиры и я до 1-го ноября маялся, в так называемой горнице, в которой от бурь с Иркута5 не было спасения, как бы её не топили. Купил лошадь, сена, как для себя, так и на продажу и антик в любой кабинет редкостей - это, буквально, столетнюю избу: кое-как её поправил и перешёл. От изопревших рам, изорванных слюдовых окошек, промерзавших углов и полуразвалившейся печи мёрз я как таракан до самой весны. Три раза был болен, то горлом, то простудой, но всё это кончилось.

Весенние работы в огородах, коноплянниках, потом сенокос, совершенно меня оживили и значительно уменьшили припадки той болезни, которая у меня сделалась в каземате хроническою. Не раз случалось работать с топором, около двора, или с заступом до конечной усталости; не раз случалось под дождём промокнуть до костей, но всё это не только не имело вредного влияния на здоровье, напротив, осенью я должен был велеть расставить парадный свой сюртук и вы можете себе представить, что за фигура из меня вышла с моим ростом! Нечто в роде равнобочного цилиндра - славно!

Теперь у меня та же изба, перегороженная на три конурки, только с хоро[шими] двойными рамами, с новой печью, с обшитыми углами, перекрытая; двор полуобнесённый забором - чего не было; новые хорошие ворота, амбар с погребом; на дворе, под замком, конюшня с хлевом и завознею, где стоят добрая рабочая лошадь и корова; кованные санки, телега, сидейка и т.[му] подобн.[ое].

Сидейка!6 Это вас заставит призадуматься, да и стоит о чём: легко и лошади, и карману, и седоку, последнему потому, что без рессор на рессорах. Если вы подумаете, что я начинаю говорить загадками, то при поклоне моём Ивану Семёновичу7, спросите его или напишите к Фёдору Фёдоровичу8: он сам пришлёт модельку и вы оцените выгоды этого экипажа.

Кроме всех этих благоприобретённых уже благ я дал денег под лес, и летом, если обстоятельства будут мне также благоприятствовать, как теперь, надеюсь начать постройку миниатюрного домика и бани. Издержек много, но с помощью трудов и расчёта есть и средства. Нынешнего года, при плохом урожае сена, я поставил около 200 копен, на будущий, если не более, то по крайней мере будет столько же. Посеяв 4 1/2 пуда семян, я собрал около 25 пудов и 170 снопов конопли и поскони; на будущий, при своих семенах, лучшем работнике, лучшей лошади - нежели прежде, и при найме нового ещё огорода, я надеюсь засеять более 10 пудов и т[ак] далее.

Одно плохо, нет почти времени почитать хоть кое-что. Авось Бог даст под старость и кусок хлеба и немного времени: я из большего не бьюсь.

Постойте, Пётр Николаевич, отдохну: закружилась голова от понюшки сухого табаку и от упоения сладкими надеждами. Авось не попаду в Альнаскары!9 Хотя ещё далеко, как кулику до петрова дня, так и мне до Иркутского нашего магната Анкудинова10, который из ничего достиг того, что распахивает и пашет до 300 десятин, гоняет всевозможные почты, берёт всевозможные подряды, отправляет клади и по суше, на лошадях доморощенных, и водою, на судах домостроенных - однако ж и я теперь ем получше прежнего, и вот уже другой месяц как перестал по утрам пить кирпичный чай, к которому я приучил себя заблаговременно, в каземате, когда ещё никакой не имел в этом надобности.

Главное, чему я радуюсь, любезнейший Пётр Николаевич, - с самого прошлого Нов[ого] года, я не могу сказать, чтобы скука, тоска или горе настоящее, перешагнули мой порог или закрались бы на час в мою душу. Хотелось бы вам написать ещё более; «распахнуться, как я привык распахиваться в тяжкие для тюремной жизни, высказать всё, что на душе и на сердце, поболтать, посмеяться» - пожить на счёт ближнего, что делать? маленькая слабость презрелых дев, - но способ нашей переписки заставляет меня вставлять письмо в рамки форменного рапорта.

Вчерашний день, к сожалению моему, узнал я, что бедный Артамон Захарович11 расколол себе кость руки, около плеча: понесли лошади и вышвырнули его из саней на бревно или на угол. К этому несчастию прибавился ещё жестокий ревматизм, так, что больше не даёт ему покою. Остальные наши все здоровы. Бестужевы начали жить отдельным хозяйством и уже строятся12, Борисова Петра13 положение ужасное: милый его братец не позволяет ему не только получать наши письма или писать к нам, но даже и заниматься; запрещает нанять стряпку или работника из опасения, чтобы драгоценная его жизнь не подверглась опасности.

Пётр Иванович сам рубит дрова, топит печь, готовит кушанья и терпит - даже побои. Это ужасно - ужасно, что он переносит и Бог знает чем всё это кончится. Одно средство помочь ему, это, если бы сумасшедшего заперли в больницу, а страдальца перевели бы ближе к городу, но он об этом должен был бы просить сам Пётр Иванович - и на это он никогда не решится - бедный, бедный человек! Пример величайшего самоотвержения. - Прощайте, мой добрый Пётр Николаевич, желаю встретить вам Новый год весело и здорово. Прошу вас кланяться всем, кто меня знает. Буду ждать вашего письма как красного яичка.

Весь ваш В. Бечаснов.

[P.S.] Саней Ив[ана] Семён[овича]14 никто не покупает.

От Спирид[ова]15 давно уже не получал писем. Он мне всё советов[ал] сеять травы на сено - это по разн[ым] прич[инам] неудобно. Сам же он завёл парники - и не возвратил истраченных 1700 р.

Письмо публикуется по копии, находящейся в бумагах академика М.В. Нечкиной.

Примечания:

1. Сутгоф Александр Николаевич (1801-1872) - член Северного общества. Осуждён по I разряду. Каторгу отбывал в Чите и Петровском заводе. Поступил на поселение в село Куду Иркутской губернии.

2. Вадковский Фёдор Фёдорович (1800-1844) - член Северного и Южного обществ. Осуждён по I разряду в каторжные работы навечно, срок сокращён до 15 лет. Вышел на поселение в село Оёк Иркутского округа.

3. Так в тексте.

4. Подчёркнуто в тексте.

5. Р. Иркут - приток р. Ангары.

6. Сидейка - экипаж на рессорах, изобретение декабриста Н.А. Бестужева.

7. Иван Семёнович Повало-Швейковский (1787-1845) - член Южного общества, осуждён по I разряду в каторжные работы навечно, срок сокращён до 20, а затем до 13 лет. 10 июля 1839 г. отправлен на поселение в Курган Тобольской губернии, где и умер.

8. См. сноску 2.

9.Так в тексте.

10. Анкудинов - известный предприниматель, ямщик на прогонах между Иркутском и Байкалом, племяннику которого давал уроки В.А. Бечаснов.

11. Муравьёв Артамон Захарович (1794-1846) - член Союза благоденствия и Южного общества. Осуждён по I разряду и приговорён к каторжным работам навечно. Срок сокращён до 20, а затем до 13 лет. По окончании срока каторги в 1839 г. вышел на поселение в село Елань Иркутской губернии, а затем переведён в деревню Малая Разводная.

12. Бестужев Михаил Александрович (1800-1871) - член Северного общества. Осуждён по II разряду на каторжные работы навечно, срок сокращён до 20, а затем до 13 лет. о окончании срока каторги в июле 1839 г. обращён на поселение в город Селенгинск Иркутской губернии.

Бестужев Николай Александрович (1791-1855) - член Северного общества. Осуждён по II разряду и приговорён к каторжным работам навечно, срок сокращён до 20, а затем до 13 лет. Каторгу отбывал в Чите и Петровском заводе. В 1839 г. обращён на поселение в город Селенгинск Иркутской губернии.

13 Борисов Пётр Иванович (1800-1854) - основатель и член Общества соединённых славян. Осуждён по I разряду, приговорён в каторжные работы навечно, срок сокращён до 20, а затем до 13 лет. Каторгу отбывал в Благодатском руднике, Чите и Петровском заводе. Вышел на поселение в 1839 г. в деревню Подлопатки Верхнеудинского округа, а затем переведён в деревню Малая Разводная Иркутской губернии, где скоропостижно скончался.

14. См. сноску 7.

15. Спиридов Михаил Матвеевич (1796-1854) - член Общества соединённых славян. Осуждён по I разряду. Каторгу отбывал в Чите и Петровском заводе. В 1835 г. вышел на поселение в Красноярск.

16. Обращение написано по-русски.

17. Волконский Сергей Григорьевич (1788-1865) - активный член Южного общества. Приговорён к смертной казни, заменённой каторжными работами на 20 лет; отбывал срок в Благодатском руднике, Чите и Петровском заводе. Досрочно переведён на поселение в село Урик Иркутской губернии, затем в Иркутск.

18. Г-жа Руперт - жена В.Я. Руперта, Иркутского и Енисейского генерал-губернатора.

19. «Г-жа Пятница» - жена иркутского гражданского губернатора А.В. Пятницкого.

20. Отточие в тексте.

21. Трубецкой Сергей Петрович (1790-1860) - гвардии полковник, член Северного общества. Осуждён по I разряду. Отбывал каторгу в Благодатском руднике, Чите и Петровском заводе. После отбытия срока каторги жил на поселении в селе Оёк Иркутской губернии, затем в г. Иркутске.

22. Панов Николай Алексеевич (1803-1850) - поручик лейб-гвардии Гренадерского полка. Активный член Северного общества. Приговорён к вечной каторге, заменённой 20 годами. Отбывал каторгу в Чите и Петровском заводе. После отбытия каторги жил в д. Михалёво Иркутской губернии, затем в селе Урик. Похоронен в Иркутске.

23. Бумага в месте написания слова «вод» была надорвана при вскрытии письма, и после это же слово надписано над строкой. Рядом - приписка, предположительно рукой П.Е. Анненковой: «Это я распечатала и разорвала письмо, так же, как и письмо Свистунова».

24. Ив. Ал. - написано по-русски.

25. Последний абзац письма написан по-русски.