№ 22 (21)

1826 года февраля 25 дня от высочайше учреждённого Комитета подполковнику Миклашевскому дополнительный вопросный пункт.

В ответе от 14 сего февраля вы показали, что принадлежал ли к тайному обществу подполковник Капнист, вы не знаете, но поручик князь Оболенский находился в управе вместе с вами, Литюхиным и прочими членами общества, находившимися л[ейб]-г[вардии] в Измайловском полку.

А потому поясните: когда и кем именно Капнист был принят в общество, какое принимал участие в деле оного и в каких сношениях с кем из членов находился?

Был ли подполковник Капнист в каком-либо тайном обществе, вторично отвечаю, что не знаю, и с кем в каких сношениях находился по предмету оного; о себе же объявляю опять, что после принятия меня я оставил вскоре Петербург и с тех пор // (л. 27 об.) до ныне случившихся происшествий не слыхал ни от кого ни слова об том обществе, в коем я находился, и я никому тайну оного не сообщал. Подполковник Капнист о себе никогда мне откровения не делал по сему предмету, из чего я заключаю, что подполковник Капнист или вовсе не был нигде членом или был, но в другом обществе, а не в том, в которое я был принят, и что г[осподи]н поручик Оболенский, быв введён не в одно1, но и во многие, может быть, общества, перемешал членов оных. Я же был в одном и о существовании других не знаю.

Подполковник Миклашевский2 // (л. 28)

1 Три строки от слов «другом обществе, а не в том...» отчеркнуты на полях карандашом.

2 Ответ написан А.М. Миклашевским собственноручно.

№ 24 (24)

1826 года февраля 26 дня от высочайше учреждённого Комитета подполковнику Капнисту дополнительные вопросные пункты.

Как в начальных показаниях, так и в данных ответах вы отрицаетесь, что к тайному обществу не принадлежали и даже не знали об оном.

Объявившие же себя членами сего общества полковник Пестель, капитан Никита Муравьёв, полковник Нарышкин, коллежский асессор Пущин, подполковник Матвей Муравьёв-Апостол, подполковник князь Трубецкой и поручик кн[нязь] Оболенский показывают, что вы действительно принадлежали к тайному обществу, существовавшему в Петербурге под именем Союза благоденствия в то время, когда служили лейб-гвардии в Измайловском // (л. 31 об.) полку, но что по отъезде из Петербурга в армию вы прекратили все сношения и не принимали более участия. Причём Матвей и Сергей Муравьёвы-Апостолы поясняют, что последний из них вместе с Бестужевым-Рюминым предлагали вам вступить в Южное общество, но вы отклонились от сего предложения.

При столь очевидных доказательствах о участии вашем в тайном обществе, хотя и нет уже надобности в собственном вашем признании, но Комитет, не желая лишить вас средства к чистосердечному раскаянию, которое одно только может смягчить правосудие, ещё раз приглашает вас к откровенному ответствию о том. // (л. 32)

1

Когда, где и кем именно вы были приняты в общество под именем «Союза благоденствия» известное, что побудило вас вступить в оное и кто были тогда известные вам члены?

2

В чём заключались цели или намерения сего общества и средства, коими оно надеялось достигнуть оных?

3

Долго ли вы оставались в сём обществе, какое принимали в действиях его участие и с которого времени прекратили все сношения свои по оному?

4

Предлагал ли вам подполковник Сергей Муравьёв вступить в Южное общество, что он говорил вам о намерениях его и средствах и какой на сие дали вы ответ?

Комитет считает нужным предварить вас притом, что дальнейшее отрицание ваше при вышеозначенном засвидетельствовании семи членов, готовых уличить вас, может только усугубить вину вашу. // (л. 33)

№ 26 (26)

1826 года февраля 29-го дня в высочайше учрежденный Комитет подполковника Капниста дополнительные к ответным пунктам показания1.

Семь человек, объявившие себя членами тайного общества, существовавшего в Петербурге под именем Союза благоденствия, показывают, что я2 принадлежал вышесказанному обществу.

Между тем, из них полковника Пестеля я не только не знал в Петербурге, но и не слышал о нём до того времени, как переведён был в армию и, живя в Киеве, виделся с ним не более трёх раз, встречал в обществах. Никиту Муравьёва встречал только в доме Державиных и не был с ним ни в каких сношениях. Коллежского асессора Пущина вовсе не знаю, или, по крайней мере, вовсе не припомню. Подполковника князя Трубецкого тоже (ежели это не полковник и дежурный штаб-офицер 4-го пехотного корпуса), с которым я не был знаком, встречал раза два в Петербурге в доме Олениных.

Столь сильные показания людей, с коими я ни в какой связи не был, не могу объяснить иначе, как изложив с чистою откровенностию и чистосердечием всё моё поведение сначала и до конца, что, полагать могу, может служить поводом к их показаниям3, и какое я подал на оные право.

Быв знаком с последними тремя, виделись прежде довольно редко, и то встречаясь по4 службе, ибо князя Оболенского и Нарышкина я нигде в обществах не видел. В конце 1820 года последние два и Муравьёвы-Апостолы // (л. 34 об.) начали бывать у меня, и я, как показал и прежде, увлекаясь их превосходством в познаниях и образовании, следовал за их идеями в политических рассуждениях, относящихся большею частию к переворотам, тогда свершившимся в чужих краях, и другого разного рода, как Миклашевский объясняет. Круг моего знакомства тогда составился из нескольких офицеров своего полка, более и менее между собою знакомых, и из чужих, сколько припомню, князь Оболенский, Нарышкин и Муравьёвы-Апостолы, которые между собою виделись довольно часто.

Однажды Нарышкин и князь Оболенский заметили мне, что частые и многолюдные съезды могут подать повод к разным толкам, заключениям и подозрениям, почему и предложили бывать то у одного, то у другого, что мы было и начали делать, и видясь таким образом, спорили, рассуждали, соглашались, опровергали, как выше сказано, и более ничего. Это продолжалось до начала 1821 года.

Нарышкин и князь Оболенский предлагали сделать наши свидания порядочнее и постановить правила, о чём у нас и были разговоры, но в действие ничего приведено не было. Ибо как5 я уже начал подозревать, а тут ещё более уверяться, что между ими существует связь, то и начал уклоняться от них. Касательно же их общества ни один из них не изличал мне ничего явно; но гово- // (л. 35) рили о пользе распространения просвещения и единообразности в мыслях, за коими я и следовал, как показал прежде, слепо некоторое время, продолжавшееся 7 или 8 месяцев.

Наконец, видя устойчивое желание их преклонить меня к дальнейшим действиям, я на все предложения их сказал наотрез (в чём ссылаюсь на их самих), что я поставил себе законом и неизменным правилом не входить ни6 в какие и никакого роду общества. После чего, не находя другого средства удалиться от показавшегося уже мне опасным сообщества и почувствовав положение, до которого завлечён я был моею неопытностью, начал искать случаи оставить Петербург; и при первом мне представившемся в том же году, я был назначен адъютантом к господину генералу от кавалерии Раевскому.

С тех пор прервал все сообщения с Петербургом7 и вместе со всеми лицами, с которыми я был в каком-либо сношении.

А как Миклашевский показывает, что из офицеров Измайловского полка составлялось тайное общество, то я другого кроме сего не знаю, ежели можно принять таковое за тайное общество, ибо здесь не было, как и выше сказано, никакой формы, ни определённых действий, словом, никакой организации; но видясь между собою, говорили, тол- //(л. 35 об.) ковали и бредили о всём, что на ум приходило, и всё это не иное что было, как одно только следствие легкомысленной молодости, неопытности и, можно сказать, безрассудности, ибо как я, так и многие из нас не только тогда не понимали сущности и важности наших споров и прений, но даже и теперь я не полагал, чтобы оные могли войти в общий состав падающей на нас ответственности и сопричтения к тайным обществам, ибо всё, что могло давать вид тайного общества - это были одни предосторожности, которые мы брали по предложению князя Оболенского и Нарышкина8, как было сказано, против разных толков, могущих сделать нам вред.

Члены же Союза благоденствия, как думаю, чрез Нарышкина или Оболенского, кои, считая на согласность в некотором образе мыслей с ними, которого я и опровергать был не в состоянии, и на искательность мою заслужить доброе их ко мне расположение, сопричли к числу своих сообщников и признали меня членом. Итак, ежели это значит принадлежать обществу Союза благоденствия, то я был член его, неведающий ни настоящей цели оного, ни предположенных средств к достижению оной9, ни круга действий, кроме10 // (л. 36) того, что мною выше сего изложено*.

В данных ответах моих я не объяснял11 всего вышесказанного не от неискренности моей и не от желания моего скрывать что-либо, но единственно потому, что я не предполагал в сём никакой важности, тем ещё более, что при первом допросе, напротив, желая с совершенною откровенностию принести чистосердечное раскаяние во всём вышесказанном, начал было объяснять пред его превосходительством господином генерал-адъютантом Левашовым о прежнем моём поведении, но получив в ответ: не заблуждаться, думая, что, вспомнив прежнее поведение моё, призвали меня, и потом12 предложив три пункта, отметил ответы мои.

Теперь, принося с тою же готовностию мое искреннейшее со всею откровенностию и чистосердечием во всём вышеизложенном совершенное раскаяние, покорнейше прошу, приняв оное, увериться тем более в чистейшей искренности оного, что я на13 деле доказал его, ибо, почувствовав всю неосновательность мою в безрассудном и легкомысленном поведении моём, я с тех ещё пор как оставил гвардию до сего самого времени уклонялся от всего и не делал ничего такого, чтобы14 // (л. 36 об.) могло упрекнуть меня в совести моей и что засвидетельствовать могут не только все те, которые меня знают, и начальники, под командою коих я имел честь находиться, но даже самые обвинители мои сие показывают.

Касательно же показания Сергея Муравьёва, что он вместе с Бестужевым-Рюминым предлагал мне войти в Южное общество, припомнить могу один случай: кажется третьего году, в проезд свой чрез15 Киев Муравьёв с Бестужевым заехали ко мне; в общем разговоре, переходя от одного предмета к другому, говорили, рассуждали, спорили с жаром, не останавливаясь; тут Бестужев, встав с месте, подошёл ко мне,

подавая руку, спросил резко на французском языке: «Voulez vous être des nôtres?»16. Едва его зная и имея о нем мнение, как о молодом неосновательном человеке и опрометчивом, не приняв его руки, сказал: «Позвольте мне на это отвечать Сергею Ивановичу». Спустя несколько часов, быв на один с Муравьёвым, я изъявил ему моё неудовольствие и удивление // (л. 37) насчёт слов, сказанных Бестужевым, и взял смелость упрекнуть даже самого Муравьёва в его с ним близкой связи; и оставаясь в том предположении, что это не иное что, как продолжение петербургской той же связи, ибо о Южном обществе ни одного слова не было сказано, и Сергей Муравьёв ничего о намерениях его и средствах не говорил.

На упрёк же мой ему насчёт Бестужева он, сколько помню, мне отвечал, что он раз сделав, от того назад не пойдёт. После чего я просил его, оставя меня в покое17, судить обо мне, как он хочет, но чтобы судил не по словам, а по делам. От тех пор я ещё более начал удаляться от них; до того, что приезжая в Киев, они уже более не приезжали ко мне, и свидания наши оканчивались на одних холодных учтивостях.

Когда князь Трубецкой прибыл в Киев и я был у него, думая исполнить долг свой, отдав своё почтение, то, заметя, что Муравьёвы и Бестужев беспрестанно там находились, я (несмотря на его беспрерывные з[о]вы и предложения бывать у него) до того уклонялся, что даже это было // (л. 37 об.) против учтивости и общежития, чего не могли не заметить все, меня знавшие, ибо сколько я искал и находился в доме его сиятельства князя Щербатова и его превосходительства господина начальника штаба генерала Красовского, столько старался избегать круга князя Трубецкого. В чём как сам князь Щербатов, так и генерал Красовский засвидетельствовать могут.

Таким образом, изложив во всём пространстве весь ход и образ моего поведения с начала до сего времени, ещё раз осмеливаюсь принести пред Комитетом мое искреннейшее раскаяние в заблуждениях моей молодости, происходивших от неопытности моей в познании людей и увлечения за образом мыслей, которого я не в силах сам был постигать и которых последствия ведут меня к гибели. Примите милостиво, как пред самим богом, принесённое мною признание с чистосердечнейшим раскаянием и уверьтесь, что всё изложенное суть чистейшая истина, которую я готов был изложить при первом моём показании.

Участь моя, как человека в руках ваших! И судьба жизни решится в нескольких строках! Но видя, сколько Комитет принимает спасительных // (л. 38) и человеколюбивых подвигов, давая способы невинным к оправданию себя и причастным к облегчению их участи, твёрдо уповаю на правосудие его и с тёплою верою ко всевышнему творцу, укрепляющему человека в несчастии, буду ожидать решения судьбы моей.

Ежели что сочтётся неясным или не достаточным в сём изложенном мною показании, то позвольте всепокорнейше просить доиспросить, что признается нужным, не относя насчёт неискренности, ибо я все сказал, что было у меня на душе и сердце; и сколько ни стараюсь припомнить в себе, не нахожу, что более показать.

К сему почёл я неизменным отвечать противу данных мне, на каждый вопросный пункт в особенности.

Подполковник Капнист18 // (л. 39)

*То есть распространение просвещения и единства в образе мыслей.

1 Три строки от начала ответа на полях отчёркнуты карандашом.

2 Три строки от слов «Семь человек, объявившие...» на полях отмечены карандашом волнистой линией.

3 Слова «к их показаниям» вписаны над строкой.

4 Слово «по» написано дважды.

5 Пять строк от слов «Это продолжалось до начала 1821 года...» отчёркнуты на полях карандашом и отмечены знаком «NB».

6 Три строки от слов «предложения их сказал наотрез...» отчёркнуты на полях карандашом и отмечены знаком «NB».

7 Три строки от слов «назначен адъютантом к господину...» отчёркнуты на полях карандашом и отмечены знаком «NB».

8 Слова «по предложению князя Оболенского и Нарышкина» вписаны над строкой.

9 Слова «к достижению оной» вписаны над строкой.

10 Восемь строк от слов «не в состоянии, и на искательность...» отчёркнуты на полях карандашом и отмечены знаком «NB».

11 Слова «не объяснял» вписаны над строкой.

12 Слово «потом» вписано над строкой.

13 Слово «на» вписано над строкой.

14 Слово «чтобы» написано дважды.

15 Четыре строки от слов «что он вместе с Бестужевым-Рюминым...» отчёркнуты на полях карандашом и отмечены знаком «NB».

16 «Хотите вы быть нашим?» (франц.).

17 Слова «оставя меня в покое» вписаны над строкой.

18 Показания написаны А.В. Капнистом собственноручно.

№ 28 (23)1

1826 года марта 4-го дня в высочайше учреждённый Комитет.

Подполковника Капниста пояснение к дополнительным показаниям, данным 28 февраля2 сего года.

В пояснение данных показаний полагаю нелишним изложить ещё нижеследующее.

Под конец службы моей лейб-гвардии в Измайловском полку следствием некоторых пустых историй между офицерами произошло разделение, и как при таких случаях рождается соперничество, то оное и было поводом частных свиданий наших, как изложено в показании моём.

В то время познакомились с нами ближе показанные мною лица; ничто же более не занимало нас тогда, как дела, не далее полка простирающиеся. Когда же Нарышкин и Оболенский сделали нам справедливое замечание и мы, почувствовав точно // (л. 29 об.) нашу неосновательность, начали видеться реже, то число офицеров постепенно уменьшалось до того, что под конец, когда свидания наши начали иметь по даваемому направлению Нарышкиным и князем Оболенским некоторый вид тайного общества, то оставалось уже не более семи членов измайловских офицеров, более между собою дружных, именно: Летюхин, Логинов, Кутузов, Жуков, Немерович-Данченко, я и Миклашевский. Из коих в том же 1821 году Летюхин и Жуков вышли в отставку, Миклашевский и я были назначены адъютантами, Немерович-Данченко умер, остальные же два, Логинов и Кутузов, не знаю, были ль они преклонены войти в общество Союза благоденствия или тем кончили свои сношения.

Из всего, мною показанного, видно, что // (л. 30) члены Союза благоденствия, чрез Нарышкина и князя Оболенского надеясь, дав нам желаемое ими направление, потом присоединить к оному; но как по кратковременности, так и по изложенным мною причинам, не успели окончить своего намерения, и мы, рассеявшись, не имели с ними более никакого сообщения.

В молодости, быв пылок, опрометчив и неопытен, ибо живя в деревне до семнадцатилетнего возраста, не зная людей и не имея никакого понятия о свете, я делал много неосновательных поступков и тем терял даже во мнении начальников до того, что, образумясь, я не находил другого средства исправить свои проступки, как переменив род службы и тем прервав все связи и оправдать себя на деле. Но грехи юности падают теперь на меня, и я дорого плачу за неосмысленное во время оной поведение моё. // (л. 30 об.)

Изложив сие, осмеливаюсь всепокорнейше просить, милостиво приняв оное, тем ещё более увериться в готовности моей к чистосердечнейшей откровенности и знаком истинного и нелицемерного раскаяния, каковое давно было заключено в сердце моём, и на самом деле мною доказываемое в продолжение остальных пяти лет службы моей.

Подполковник Капнист3 // (л. 41)

1 Вверху листа помета чернилами: «Читано 7 марта».

2 Три строки от слов «утверждённый Комитет...» отчёркнуты на полях карандашом.

3 Показания написаны А.В. Капнистом собственноручно.