№ 5 (5)

1826 года, генваря 12 дня; вследствие заданных мне высочайше учреждённым Комитетом вопросных пунктов, я, нижеподписавшийся, показал:

О принадлежности моей к тайному обществу и известности мне о существовании оного, я как прежде, так и поныне показываю, что не принадлежал к оному и сведений никаких об оном не имел, исключая тех рассуждений, которые, впрочем, не давали мне понятий о существовании какого-либо общества.

9 числа, встретившись у адъютанта Ростовцова1 с поручиком князем Оболенским1, я был им приглашён к нему в первый раз. Тут сообщил он мне, что намерение всех полков есть: противиться присяге2, то как я насчёт сего думаю, и каково расположение нашего полка; я ему отвечал, что ничего на сие сказать3 не могу, тем более потому, что я не знаю ни одного из своих товарищей, который был бы готов сему содействовать, на что получил возражение, что многие из наших офицеров имеют об оном сведение, а именно: капитан Богданович и подпоручики Лаппа, Андреев и Малютин4. И в продолжение всего времени другой цели мне не объявлял, как только то, чтоб требовать цесаревича и великого князя Константина Павловича5 как ближайшего к престолу и что сие есть наша обязанность; я же был столь легкомыслен и6 малодушен, что, не проникнув зла сего беззаконного предприятия, не отвергнул оное.

В сей первый вечер никого кроме нас двоих тут не было; и при прощании князь Оболенский1 просил меня зайти к нему дня через два. По прибытии моём домой я старался узнать7 от вышеозначенных товарищей, как они о сём деле слышали, которые мне и подтвердили, что они то ж слышали, и все мы сим были приведены в смущение и нерешимость.

12 числа был я второй раз у князя Оболенского, где в первый раз увидел князя Щепина-Ростовского1 и князя Адуевского1, и говорящих между собою весьма горячо, я же8, при появлении моём в комнату, был отведён князем Оболенским1 // (л. 13 об.) в другую комнату, где и был у нас разговор точно тот же, как и девятого числа, с прибавлением того, что все хотят сбираться к Сенату. Но я ему решительно сказал, что сего наш полк не сделает и что даже насчёт супротивления присяге я не уверен9; вслед за сим вошёл Рылеев1, которого я также тут первый раз увидел; он же, познакомившись со мною, начал говорить о том же, но по прошествии получаса, видев, что собралось много людей, мне вовсе незнакомых, я отправился домой, причём Рылеев1 просил меня к себе в воскресенье, т. е. 13 числа, говоря, что у него в это время никого не будет10.

1

Как уже выше я показал, что к обществу не принадлежал, следовательно, никого из членов оного не мог знать, так же как и принимать со своей стороны; о существовании каких-либо других обществ я также ничего не знаю.

2

Не имея совершенно никаких причин к вступлению в общество, я сего не делал.

3

Не имея сведения об обществе, я не могу дать и отчёта о цели оного.

4

По тем же самым причинам я не знал ни о каких сношениях общества и чрез кого они делались.

5

Будучи приглашён у князя Оболенского1 Рылеевым1 зайти к нему в воскресенье, я и был действительно накануне 14 числа и нашёл там полковника князя Трубецкого11, которого увидел в первый раз, служащего в статской службе Пущина и незнакомого мне Гвардейского экипажа офицера; тут я от Рылеева12 услышал, что на другой день будет присяга, и подтверждал всё те же намерения и только ту же цель, чтоб требовать цесаревича и великого князя Константина Павловича. Более я ни на каких совещаниях вовсе не находился и послов от Рылеева12 не имел ни одного, но тут же мне Рылеев1 сообщил, что полковник князь Трубецкой13 будет всем распоряжать, а на меня возлагали обязанность14 стараться прибыть15 к Сенату, но я, не давая на сие никакого ответа и будучи совершенно потерян, уехал домой. // (л. 14)

6

К совершенному моему прискорбию, ещё раз я должен сознаться, что, будучи увлечён смущением духа, я решился преступить священные свои обязанности и действительно склонял солдат не принимать присяги и взять с собою патроны16. Цели сего я подробно изъяснить не могу, ибо сие была столь тяжёлая минута, что я сам не знал, что делал; находящийся со мною в одной роте подпоручик князь Вадбольский1 поступал точно так же дурно. Но насчёт присоединения товарищей моих к толпе непокорных, я никого назвать не имею; ибо в продолжение всего времени сего несчастного дела все офицеры так же, как и я, находились при своих местах.

7

13 числа в 7 вечера, посылая своего человека в Петергоф с ответами от меня об партикулярном деле, я сообщил подпоручику Лаппе1 всё слышанное мною в продолжение последних трёх дней, в подробности ему отсылал все слова, мною слышанные, но не выставлял за собственное выражение, что скорее умру, нежели присягну, и ответа на сию записку не получил; более же ни к кому совершенно ничего не писал и, следовательно, отзывов никаких не получал.

8

Независимо сего, я ничего не имею объяснить насчёт тайного общества, как только то, что уже сделалось гласным после происшествия; что же касается до самого происшествия, я всё объяснил по сущей справедливости, что и имею на совести.

Чувствую всё важность моего преступления, я днесь от чистейшего сердца приношу своё раскаяние и прошу всемилостивейшего снисхождения к моей молодости и неопытности, ибо, не имея никогда в сердце моём никакой злоумышленности, я мгновенно лишь заблудился; и, получа столь злосчастный опыт, я вновь // (л. 14 об.) с чистейшим чувством предстаю и клянусь моим богом быть по конец дней моих вернейшим подданным моему государю!

Теперича же, будучи в совершенно убитом положении, молю о смягчении горестной моей участи.

Лейб-гвардии Измайловского полка

подпоручик Кожевников17

Генерал-адъютант Чернышёв // (л. 16)

1 Фамилия подчёркнута карандашом.

2 Слова «что намерение всех полков есть: противиться присяге» подчёркнуты карандашом.

3 Пять строк от слов «Ростовцова с поручиком князем Оболенским» на полях отчёркнуты карандашом и отмечены знаком «NB».

4 Слова «капитан Богданович и подпоручики Лаппа, Андреев и Малютин» подчёркнуты карандашом.

5 Слова «то, чтоб требовать цесаревича и великого князя Константина Павловича» подчёркнуты карандашом.

6 Четыре строки от слов «в продолжение всего времени другой цели мне не объявлял...» на полях отчёркнуты карандашом и отмечены знаком «NB».

7 Слово «узнать» написано над строкой.

8 Три строки от слов «смущение и нерешимость» на полях отчёркнуты карандашом.

9 Две строки от слов «сбираться к Сенату...» на полях отчёркнуты карандашом и отмечены знаком «NB».

10 Две строки от слов «причём Рылеев просил меня к себе...» на полях отчёркнуты карандашом и отмечены знаком «NB».

11 Слова «полковника князя Трубецкого» подчёркнуты карандашом.

12 Слова «от Рылеева» подчёркнуты карандашом.

13 Слова «полковник князь Трубецкой» подчёркнуты карандашом.

14 Шесть строк от слов «что на другой день будет присяга...» на полях отчёркнуты карандашом и отмечены знаком «NB».

15 Слово «прибыть» вписано над строкой.

16 Три строки от слов «что, будучи увлечён смущением духа» на полях отчёркнуты карандашом и отмечены знаком «NB».

17 Показания написаны Н.П. Кожевниковым собственноручно.

№ 7 (8)

Ваше превосходительство!

Милостивейший государь, Павел Петрович!

Находясь в крайне жестоком положении, прибегаю к вашему превосходительству со всепокорнейшею просьбою, как к начальнику, под покровительством которого я имел честь всегда служить. Сверх моей беды имел я несчастие слышать от вашего превосходительства, что во время присяги был при мне пистолет; но так как действительно сего не было, и будучи в душе своей совершенно чужд каким-либо неистовым помышлениям, я в крайнем отчаянии от сего подозрения и, изыскивая в свой памяти какое-нибудь доказательство к отвращению оного, душевно рад, что имею хотя некоторое средство.

Я ссылаюсь на подпоручика Львова 2-го1, который в то время, когда я был у присяги, пришёл в мою квартиру и видел пистолет мой, дома лежащий на столе. Ещё же поставляю доказательством то, что имея пистолет более полуаршина величины, я не мог его иметь при себе скрытным образом, и, наконец, я твёрдо уверен, что ни один человек на меня не скажет того, чего точно не было.

Но взяв один только сей пистолет от подпоручика Малютина, как я уже вашему превосходительству имел честь докладывать, цель моя состояла в том, чтобы собственно мне самому прибегнуть к последнему средству, ибо будучи уже увлечён в преступление, я был в столь ужасных мучениях, что нигде не находил себе места; и теперь признаюсь чистосердечно, что, возвратясь от присяги, когда уже я сделался преступником, мысль сия меня не оставляла. Но придя несколько в себя, я обратился к богу! Понадеялся на милосердие государя императора! И будучи чрезмерно привязан к моему семейству, отвергнул недостойное сие средство. Изъясняя всё сие, я поставляю свидетелем подпоручика Львова1, который видел ужасное моё смущение и, проникнув моё намерение, меня уговаривал.

Итак, когда уже стали вторично выводить полк, я отправился к своему месту; подпоручик же Львов, который остался на моей квартире, видел, что и при сём разе пистолет мой остался дома2. Об подозрении насчёт пляски и музыки я также смею уверить, ваше превосходительство, что сие обстоятельство для меня вовсе постороннее, и надеюсь, что никто на меня сего не покажет, // (л. 17 об.) ибо я вовсе не в весёлом положении находился. Будучи без сих подозрений кругом виноват, я почту за большое счастье, ежели в сём случае окажется сущая правда; и льщу себя надеждой, что вы, ваше превосходительство, не оставите вывести наружу того, что может послужить к моему облегчению.

Мне чрезвычайно больно, что я потерял всю доверенность вашего превосходительства тем, что при первом вашем вопросе не только не сознался, но даже каялся, между тем как был виноват, но всепокорнейше вас прошу выслушать моё извинение: будучи призван к вашему превосходительству, я увидел тут капитана Богдановича1, не открывая ничего тогда, когда я же получал от него наставления, то надеясь, что всё кончится без дальнейших беспорядков, я по робости желал скрыть свою вину; но главное моё намерение было то, что ежели и произойдёт какое-нибудь неустройство, то я желал хотя несколько загладить своё преступление, исполняя в точности свои обязанности, ибо в сие уже время, услышав советы своих товарищей и придя в себя, я совершенно обратился к своему долгу. Хотя и всё сие меня не оправдывает, но, войдя в тогдашнее моё положение, я вас прошу, ваше превосходительство, не причесть сей поступок к моей безнравственности.

Так как вашему превосходительству более всех известно моё всегдашнее поведение, я почитаю за большое счастие, что имею средство просить вашей помощи. Я чувствую всю важность моего преступления, но клянусь моим богом, что одна токмо молодость могла меня ввести в столь далёкое заблуждение. Вам известно, что никогда во мне не было никакой склонности не только к буйственным поступкам, но даже малейшей непокорности к старшим себе; скрывать же я не мог всегда дурных своих качеств и ещё менее мне возможно было вдруг сделаться развратным человеком; от чистого сердца говорю вашему превосходительству, что чувства мои всегда остались сохранены.

Но видно судьбе угодно было меня наказать, чтоб, встретясь с незнакомыми вовсе людьми, я подвергнулся их убеждениям и впал в чрезвычайнейшее преступление; сам же собою я, конечно, всегда был далёк от подобных замыслов, а побуждения, меня склонявшие, были столь сильны, что я должен был забыть всё своё благополучие и душевно желаю, чтоб было известно в подробности, каким путём я был доведён до своего несчастия; а при допросе я ещё // (л. 18) и то забыл показать (имея верное доказательство), что записками был призываем в общество тех людей, которыми был увлечён в сию погибель.

Я был весьма счастлив в своём состоянии и надеяться мог ещё на лучшее, сделавшись подданным государя императора, и потому не только не искал пагубных наставлений, но более от оных удалялся; а при всём том ещё раз повторю, что неопытность моя и несчастный случай меня погубили.

Простите меня, ваше превосходительство, что я беру смелость так много занимать вас3 своим несчастием, но из сожаления войдите в страждущее моё положение! Вы мой начальник, которого я всегда почитал, то могу ли теперь не прибегать под ваше покровительство. Ваше превосходительство, милостивейший государь, Павел Петрович, ради господа бога не оставьте горестной моей просьбы и помогите сколько можно; поверьте, что куда бы судьба меня ни привела, чувство благодарности на всю жизнь во мне пребудет к моему благодетелю! Теперь же я не могу вам выразить, сколь велико моё мучение!

Вот уже третий месяц, как и день и ночь я страдаю, имея всё ужасное своё преступление беспрерывно у себя в глазах, и без всякого утешения! Вам известно, как много я потерял тем, что не умел поддержать доброе о себе мнение государя императора! Вместе с этим всё моё благополучие кончилось, репутация моя, которую я так долго старался заслужить, исчезла; и, наконец, какой я удар нанёс своему семейству! Вот в каком ужасе я нахожусь, имея способность в полной мере чувствовать своё несчастие. Один господь бог, которого я не перестаю умолять, видит, как мне тяжело!

Ваше превосходительство, сжальтесь и доставьте какую-нибудь помощь несчастнейшему человеку; я едва начал жить и так сильно поражён! Я мало достоин, но только того и прошу, чтоб хотя несколько смущённый мой дух успокоить! И уверен, что ваше милостивое ходатайство может обратить ко мне милосердие государя императора. // (л. 18 об.)

Касательно же моего признания, я уже имел честь докладывать вашему превосходительству, что с совершенным раскаянием душевно готов в самой подробности объяснить всё, что состоит в моём ведении, о чём просил и высочайше учреждённый Комитет уже месяц тому назад, и ежели при первом допросе сего не исполнил, что сие происходило единственно от робости и беспамятства, в котором я находился.

Ваше превосходительство! Я утешаю убитую свою душу той мыслью, что вы не отвергнете горестной моей просьбы и, повергая себя под ваше покровительство, с совершенной преданностию имею честь пребыть навсегда

вашего превосходительства, милостивейший

государь, всепокорнейший слуга подпоручик

Кожевников4 // (л. 19)

Марта 4 дня 1826 года

1 Фамилия подчёркнута карандашом.

2 Слово «дома» подчёркнуто карандашом.

3 Слово «вас» вписано над строкой.

4 Письмо написано Н.П. Кожевниковым собственноручно.

№ 9 (10)

1826 года, апреля 4 дня. Вследствие полученных мною вчерашнего числа пополудни из высочайше учреждённого Комитета вопросных пунктов, я, нижеподписавшийся, отвечал следующее:

1

При допросе моём я показал, что слышал о каком-то обществе, то может быть, что я точно то же говорил с подпоручиком Андреевым, но не поясняя вовсе ничего о цели оного, ибо я сам никаких совершенно понятий о том не имел. Но насчёт сопротивления присяге подпоручик Андреев знал ещё до меня, и я с ним говорил единственно то, что сам слышал от князя Оболенского, т.е. чтобы не принимать присяги и ждать великого князя Константина Павловича, и, будучи оба мы насчёт сего в нерешимости так же, как и прочие товарищи наши, все надеялись, что великий князь Константин Павлович приедет, при чём и пробыли до самого того времени, когда уже узнали об отречении его императорского высочества, где мы и оказались виновными.

2

Подпоручика Фока я никак не мог возить к отставному поручику Каховскому потому, что я сам не только не бывал у него на квартире, но даже нигде и никогда [его] не видывал. Но как мною уже показано, я 12-го числа у князя Оболенского, познакомившись с Рылеевым, был им приглашён побывать к нему на другой день1, то не зная его квартиры, я зашёл спросить о том подпоручика Малютина и, не найдя его дома, узнал от его человека, что он у Каховского, где я мог узнать и о квартире Рылеева; вот единственная причина, которая меня самого завела туда, где я и пробыл не более одной секунды, не снимая даже шинели и извиняясь только перед незнакомым мне хозяином, я отправился к Рылееву, а Фок остался у Каховского; я же не знаю, был ли он прежде // (л. 20 об.) с ним знаком, и никак теперь не могу вспомнить, по какому случаю Фок пошёл вместе со мной к Каховскому. Касательно же того, какого Фок был мнения о сопротивлении присяге, я должен сказать, что он был к тому готов, в чём и оказался виновным.

3

К крайнему моему прискорбию я должен сознаться, что 14-го числа, перед самою присягою, находясь с подпоручиком Вадбольским в одной роте, я ему говорил, что намерение всех полков не присягать и что мы должны то же делать (что слышал самыми этими словами от князя Оболенского), но не говорил ни слова, чтобы людей вести к Сенату, ибо я ещё и князю Оболенскому на его слова сказал, что полк наш на сие не решится никак, не понимавши и сам цели оного. При сём должен я однако же сказать, что подпоручик Вадбольский ещё до меня слышал обо всём от капитана Богдановича, также как и о том, что отречение государя цесаревича есть вымышленное, слышал он от капитана Богдановича, а не от меня. Я же со своей стороны никому совершенно не сообщал за новое то, что сам слышал.

И как при первых допросах, так и теперь говорю,что я был введён в сие заблуждение князем Оболенским, к которому был приглашаем записками, и капитаном Богдановичем, с которым жил рядом, и не получавши ни от кого настоящих сведений об их предприятии, почему и пребывая в той надежде, что великий князь Константин Павлович приедет, я был совершенно покоен, как вдруг узнал 13-го числа вечером об отречении и долженствующей быть на другой день присяге, причём чем всё-таки был склоняем противиться оной. То от робости придя в совершенное безумие, я противу чувств своих был увлечён в противозаконный поступок, что показывая со всем чистосердечием, я не перестаю приносить душевного моего раскаяния.

И пользуясь сим // (л. 21) случаем, по чистой совести говорю, что почитая всегда священной обязанностию быть преданну своему государю, я никогда не имел противу сего никакой умышленности, но токмо по молодости был увлечён и ввергнулся в сие несчастие; почему и прошу милосердия государя императора смягчить страждущее моё положение; и так как я всегдашним своим поведением имел время показать природные мои свойства, то и теперь могу поручиться, что, употребляя все свои силы, хотя несколько загладить своё преступление, я по конец дней моих пребуду вернейшим подданным моему государю!

Лейб-гвардии Измайловского полка

подпоручик Кожевников2

Генерал-адъютант Чернышёв // (л. 22)

1 Слово «день» вписано над строкой.

2 Ответы написаны Н.П. Кожевниковым собственноручно.

№ 11 (12)1

Ваше превосходительство!

Милостивейший государь,

Василий Васильевич!

Не смея затруднять высочайше учреждённый Комитет своими многосложными изъяснениями, которыми всё-таки я не в состоянии представить в подробном виде моего несчастного дела, и не имея возможности от чистого сердца словесно оное исполнить, я решился прибегнуть к вашему превосходительству, как к моему судье, со всепокорнейшей просьбою. Не принеся при первом разе чистого сознания во всём мне известном, я чувствую, что собственно сам виною неясности моих изъяснений, но прошу себе милостивого снисхождения, излагая причины, меня к оному побудившие.

Прошлого лета перед выступлением в лагерь, будучи завлечён разговором, услышал я в первый раз от штабс-капитана Назимова, что есть общество, которого цель - ввести Конституцию; причём, однако же, я не получил от него на сие никаких совершенно пояснений, но только взято было с меня слово хранить тайну сего открытия.

Через короткое время после сего, войдя в разговор с подпоручиком Лаппою, я от него узнал точно то же и прибавил к сему, что, не имея подробных сведений об обществе, он не хочет быть участником оного. Я же, рассуждая сам в себе, заключил, что хотя и знаю о существовании общества, но, не имея более никаких о том понятий, я даже и мысленно не должен быть участником оного; то, чтобы меня таковым и не посчитали, я при первом моём свидании с Назимовым ему о том сказал (что было во время лагеря) и причём всё-таки не узнал ничего нового; и уже после сего я только один раз виделся с Назимовым и не касался разговора об обществе.

И посему я ни по каким // (л. 23 об.) причинам не считал себя участником общества и не только ни в чём не содействовал оному, но даже ни с одним человеком не имел никаких сношений насчёт общества, кроме того, что в ноябре месяце я один только раз имел о том разговор с адъютантом Ростовцовым, как мною показано в дополнении от 11 числа сего месяца.

Итак, ссылаясь на упомянутых мною людей, которые мне даже не сказали, от кого они слышали об обществе и в каком сами тут участии, я про себя могу сказать, что всегда оставался в совершенном неведении как о настоящих намерениях общества, так и о средствах, которые оно предпринимало для достижения своей цели, и не знал также никого из членов оного. То будучи столь мало тут участником, я признаюсь чистосердечно, что всегда страшился объявить малейшее моё сведение об тайном обществе, намерения которого мне были вовсе неизвестны.

Касательно князя Оболенского, я не знаю, был ли он как-нибудь предупреждён об известности мне о существовании общества, но, имея только два раза в жизни с ним разговор, я ни одного слова от него о том не слыхал и был увлечён в преступное заблуждение именно теми побуждениями, как я то показывал в моих ответах.

Я должен сказать чистосердечно, что он мне представлял некоторые выгоды и пользу требовать и дожидать государя цесаревича, но всё основывая на том, что сие есть наш долг; во второй раз моего с ним разговора я был к нему призван запискою и слышал точно то же и увидел тут в первый раз людей, мною уже показанных.

Я же, полагая, что всё это одни предположения, и надеясь, что государь-цесаревич приедет, не обращал на то внимания и был совершенно покоен до того времени, как узнал от Рылеева 13-го числа вечером, что на другой день будет присяга ныне царствующему государю, что меня привело в ужаснейшее смущение; и имея только одну ночь времени я не только // (л. 24) не успел услышать ничьего совета, но даже не мог прийти в себя, чтобы обдумать столь важное обстоятельство; итак, будучи в совершенном безумии, я, как слепой человек, ввергнулся в ужасное преступление!

При всём моём стремлении, я чувствую, что никак не в состоянии достаточным образом пояснить всё то, что ныне составляет моё несчастие; но будучи совершенно готов с чистейшею душою отвечать на всякий вопрос, я умоляю ваше превосходительство сделать милость, ежели возможно, доставить мне средство словесно объяснить каждый шаг моего преступления, что, может быть, могло бы привести в точнейшую ясность моё дело.

В противном же случае, возлагаю свою надежду на милостивое рассмотрение вашего превосходительства и прошу всепокорнейше меня простить, что я осмеливаюсь сим затруднять ваше превосходительство! Но, находясь в крайне жестоком положении и не зная, в чём искать себе облегчения, я решился прибегнуть к вашему превосходительству, надеясь, что вы не оставите просьбы несчастнейшего человека, который единственно по молодости своей ввергнулся в такую погибель! Впрочем, поручая себя под милостивое ваше покровительство, я с отличным высокопочитанием и глубочайшей преданностию честь имею пребыть навсегда

вашего превосходительства, милостивейший

государь, всепокорнейший слуга лейб-гвардии

Измайловского полка подпоручик

Кожевников2 // (л. 9)

Апреля 15 дня 1826 года

1 Вверху листа помета чернилами: «Читано 17 апреля».

2 Письмо написано Н.П. Кожевниковым собственноручно.