О следственном деле С.Г. Краснокутского

Член Южного общества Семён Григорьевич Краснокутский сыграл исключительную роль в подготовке восстания 14 декабря 1825 г. Накануне, 13 декабря, он сообщил декабристам время присяги в войсках и присяги Сената, - это сыграло важнейшую роль в плане восстания 14 декабря 1825 г. На помощь Краснокутского в Сенате (он был обер-прокурором) надеялись руководители тайной конспирации.

Разгром революционных сил заставил Краснокутского принять первые меры самозащиты. Он написал письмо генерал-адъютанту Стрекалову, которое просил передать Николаю I (в следственном деле этот документ отсутствует). Скрывая своё участие в деятельности Северного и Южного обществ он сообщал о том, что случайно узнал о предполагавшемся революционном выступлении. Подобное предприятие он будто бы считал невозможным и только потому не выдал тайные замыслы правительству. Краснокутский скрыл, что он «слышал все сборы» восставших. Позже генерал-адъютант Стрекалов уведомил его, что он прощён, но тогда же многозначительно предупредил: «берегись, если император вперёд что узнает» (см. док. № 21/0).

26 декабря 1825 г. фамилия Краснокутского впервые прозвучала в показаниях арестованных декабристов, А.А. Бестужев раскрыл тот факт, что Краснокутский сообщил участникам восстания время присяги в войсках. Причастность Краснокутского к событиям 14 декабря 1825 г. приобрела для Следственного комитета иное значение. В тот же день 26 декабря 1825 г. о принадлежности его к тайному обществу был опрошен К.Ф. Рылеев (см. док. № 31/1). Откровенное признание последнего дополняло имеющиеся в руках следователей улики и дало основание для ареста Краснокутского.

27 декабря 1825 г. Краснокутский был отправлен в Петропавловскую крепость. Предварительно его допросил генерал-адъютант Левашов (см. док. № 4/1). Два существенных факта были признаны им: он действительно был членом тайного общества и 13 декабря 1825 г. некоторое время находился у Рылеева. Однако свои показания Краснокутский дал в самом «невинном» изложении. От Союза благоденствия, в который он вошёл в 1817 г., он будто бы давно отстранился и никаких действий в его пользу не предпринимал. В доме Рылеева видел многих офицеров, но их разговоры или не слышал, или не понял. Умолчал он также о том, что сообщил Рылееву о времени присяги Сената. Тем не менее записка Николая I коменданту Петропавловской крепости отражала некоторое удовлетворение ходом следствия. Николай I велел содержать Краснокутского в «квартире офицерской, не арестовывая, и позволить ходить по крепости, но не отлучаться, а за ним иметь присмотр».

2 января 1826 г. Комитет приступил к выяснению обстоятельств пребывания Краснокутского накануне восстания у Сперанского и Рылеева. Тот факт, что в доме Сперанского 13 декабря 1825 г. побывало ещё два члена тайного общества - Г.С. Батеньков и А.О. Корнилович, вызвал особую подозрительность следователей. Первым в связи с этим был спрошен С.П. Трубецкой. Комитет интересовался, не получал ли он накануне восстания от Сперанского экземпляр манифеста Николая I и каково было отношение сенатора к подготовляемым событиям (см. док. № 56). Подобные вопросы в тот же день были посланы Корниловичу (см. док. № 6/7). Оба документа (вопросы Трубецкому и Корниловичу и их ответы) попали в следственное дело Краснокутского не случайно, потому что именно он, получив от Сперанского подтверждение сведений о назначении на 14 декабря 1825 г. присяги Сената, сообщил об этом будущим участникам восстания.

2 января 1826 г. Краснокутский был допрошен членами Комитета. Их вопросы были повторены в «вопросных пунктах» (см. док. № 7/4), предъявленных Краснокутскому для письменных ответов. Ссылаясь на показания арестованных декабристов Комитет требовал от него откровенных показаний. 3 января 1826 г. следователи ознакомились с ответами Краснокутского. Его интерпретация отношений с руководителями Северного общества не вызвала удовлетворения членов Комитета. Было решено вновь «истребовать от Краснокутского пополнения насчёт бытности его у Сперанского 13 числа». Вряд ли поверили они и его показанию о целях Южного общества, которые якобы «клонились приготовить Россию к конституционному правлению».

Тогда же, 3 января 1826 г., вновь о пребывании Краснокутского у Сперанского и Рылеева, был спрошен Корнилович. Ответы Корниловича во многом отличались от свидетельств Краснокутского. О том, что на 14 декабря 1825 г. назначена присяга, Краснокутский будто бы говорил Корниловичу заговорщическим шёпотом, он же предложил поехать и сообщить об этом Трубецкому и, наконец, будучи у Рылеева, сказал: «Завтра присяга, делайте, что хотите». Последние его слова: «делайте, что хотите» Корнилович даже подчеркнул, придавая им особое значение (см. док. № 9/8). 4 января 1826 г. Краснокутскому были посланы «вопросные пункты», составленные с учётом этих новых показаний (см. док. № 10/9). В тот же день были получены и рассмотрены его ответы. Он отвергал все свидетельства Корниловича. Дальнейшее выяснение роли С.Г. Краснокутского в подготовке восстания на время приостановилось.

22 февраля 1826 г. С.Г. Краснокутский написал письмо Николаю I. Он ещё раз уверял, что отстранился от общества в 1820 г. и никакого отношения к его действиям не имел вплоть до 13 декабря 1825 г., когда случайно попал на совещание к Рылееву. Он напоминал Николаю I о данном ему прощении (см. док. № 11/10).   Тогда Следственный комитет вернулся к вопросу о том, знал ли Краснокутский заранее о совещании декабристов 13 декабря 1825 г., и что он им сообщил. 5 марта 1826 г. был послан «вопросный пункт» Рылееву. Ответ его подтвердил показания Корниловича (см. док. № 12/12).

28 марта 1826 г. Комитет подвёл некоторые итоги следствия по делу Краснокутского, рассмотрев извлечения из показаний о нём декабристов (см. док. № 190). Впоследствии члены Следственного комитета возвращались лишь к спорным вопросам, возникшим в результате противоречий в показаниях арестованных. 25 апреля 1826 г. прояснилась роль Краснокутского в той помощи членам Польского общества в судебных делах, в которой Следственный комитет обвинил его ещё на первом допросе. М.И. Муравьёв-Апостол показал, что Краснокутский, отказываясь действовать «против законов», дал всё-таки Пестелю согласие «принимать» по этому поводу и «наставлять» поляков (см. док. № 13/15). Краснокутский отвергал это обвинение.

1 мая 1826 г. Краснокутскому был послан новый вопрос. Пестель признавался, что в 1824 г., во время его встречи с Краснокутским в Петербурге, они говорили «о республике и об объявлении нового порядка вещей через Сенат». Это противоречило показаниям Краснокутского о политических целях тайного общества и средствах их достижения. В ответе Комитету Краснокутский отрицал утверждения Пестеля (см. док. № 14/13).

В связи с этим 2 мая 1826 г. он был допрошен, но, как отмечает журнал Комитета, вновь «не сознался, чтобы Пестель в 1824 г. ему говорил о намерении общества ввести республиканское правление и о возможности успеть в том намерении посредством Сената». Тогда следователи устроили им очную ставку (см. док. № 15/14). Она состоялась в тот же день, 2 мая 1826 г. Краснокутский долго отвергал все доказательства Пестеля, но в конце концов был вынужден признать, что, «может быть, такой разговор и был».

6 июня 1826 г. была заслушана записка правителя дел Следственного комитета Боровкова о Краснокутском (см. док. № 20/0). Лишь позднее Комитет приступил к окончательному выяснению обстоятельств пребывания Краснокутского на совещании декабристов накануне восстания. 16 июля 1826 г. следователи подготовили ему очную ставку с Рылеевым, но последний отказался от своих первоначальных показаний (см. док. № 16/0). Таким образом, обвинение Краснокутского в том, что он, сообщая Рылееву о времени принятия присяги Сената и войск, сказал ему «делайте, что хотите», стало опираться только на показания Корниловича. Тогда же Краснокутскому была устроена с ним очная ставка. Краснокутский вновь категорически отказался от приписываемых ему слов и Корнилович был вынужден взять их на себя (см. док. № 17/0). Это был редкий случай, когда аутентичные показания разных лиц были так успешно опровергнуты.

В следственном деле Краснокутского отсутствуют вопросы биографического характера («о воспитании»), но ответы его сохранились (см. док. № 18/2). Кроме указанных выше документов, в деле содержится опись документов, формулярный список о службе С.Г. Краснокутского, главные пункты его обвинения (см. док. №№ 1, 2/3, 21/0). Верховным уголовным судом он был осуждён за то, что «принадлежал к тайному обществу с знанием цели и ограничении самодержавной власти посредством Сената и знал о приготовлении к мятежу 14 декабря 1825 г.».

Определение вины не учитывало его признания в том, что истинная цель тайного общества - свержение монархии и установление республиканского строя - была ему Пестелем открыта. Краснокутский был осуждён на вечное поселение в Сибири. Впоследствии указ 22 августа 1826 г. ограничил поселение в Сибири 20-летним сроком.

Следственное дело С.Г. Краснокутского хранится в ГА РФ в фонде 48 под № 411. Оно состоит из пронумерованных карандашом 51 листа, а также нескольких чистых листов, не охваченных современной нумерацией.

На листах сохранились также номера, проставленные во время оформления дела надворным советником Ивановским. При подшивке листов дела л. 4 этой нумерации был помещён перед л. 1, л. 35 между лл. 11 и 12, лл. 33 и 34 между лл. 22 и 21. Листы 4, 33, 34, 35 не заполнены текстом. Номер л. 28 (нумерация Ивановского) по мере поступления документов №№ 19/0, 16/0, 17/0 получил дополнительные листы под литерами от буквы «а» до «г».

Вне нумерации Ивановского оказались документы №№ 21/0, 20/0. Они, кроме документа № 1, попали в дело позднее и, будучи помещены перед л. 1 (нумерации Ивановского), имели свою полистную нумерацию (лл. 1-5). На некоторых документах сохранились номера, поставленные карандашом ещё в процессе формирования дела. Листы 22-51 соответствуют листам 8-37 этой первоначальной нумерации. Первые 14 листов (по современной нумерации) представляют собой машинописные копии некоторых документов дела.

Ниже дан перечень дел Следственного комитета, в которых имеются показания Краснокутского по различным вопросам, не вошедшие в состав публикуемого здесь дела № 411:

1) Дело № 243, «Справки о членах тайного общества, собранные по показанию полковника Бурцева», лл. 9-11 (показание от 19 января 1826 г.).

2) Дело № 303, «Об отобранных сведениях от арестованных лиц, не имеет ли кто из них в судебных местах тяжебных дел», л. 167 (показание без даты).