Н.А. Крюков
Философские записи1
Письмо I)2
Как нежная мать, пекущаяся о благе детей своих, ты просила советов моих касательно их воспитания. Это для меня тем более приятно, что, будучи соединен с тобою узами родства и священного дружества, я принимаю живейшее участие в сем важном деле, которое будет иметь влияние на счастие малюток. Дорого бы заплатил я, чтоб быть самому свидетелем их успехов и помогать им моими наставлениями, но обстоятельства мне не позволяют сего, и я должен довольствоваться тем, что буду на них действовать через тебя.
Наука о человеке, коея цель состоит в том, чтобы доставить человечеству всевозможное благополучие, теперь сделала большие успехи, и хотя это есть поле столь обширное, что, кажется, всегда останется необработанным, однакож мы теперь можем почерпнуть из оной множество истин, на которых основываясь легко вывести правила к руководству в воспитании.
Прежде нежели к сему приступить, посмотрим, что должно разуметь под словом благополучие и до какой степени человек может оным наслаждаться. Тогда, имея в виду цель, о которой будем иметь ясное понятие, станем изыскивать средства к достижению оной. В следующем письме я постараюсь изложить о сем предмете мои мнения, с коими, надеюсь, ты согласишься.
Письмо II
С тех пор как общества достигли той степени образования, что собственность и личность каждого оградились законами и появились искусства и художества для услаждения человеческой жизни, появились также и философы, кои стали размышлять о благоденствии народном, Стали наблюдать человека; но как для сего потребно познаний, которые были тогда еще в колыбели, и большая опытность, коея плоды никем еще не были собраны, то немудрено, что мудрецы сии во многом заблуждались. Мало-помалу науки усовершенствовались, опытность увеличилась цельными веками; тогда люди получили о вещах яснейшие понятия, а вместе с тем узнали также, в чем состоит и счастие.
Человек, коего вся жизнь протекала бы в беспрестанных удовольствиях, без сомнения, может называться счастливым. Я разумею здесь такие удовольствия, которые не влекут за собою никакого вреда. - Но что такое удовольствие и что может подать к оному повод? - Есть два рода удовольствий: одни суть чувственные, т. е. такие, которые мы ощущаем при удовлетворении необходимых естественных потребностей и вообще при услаждении какого-либо из внешних чувств.
Другие можно назвать умственными, потому что они суть пища нашего воображения или вообще умственных способностей, ибо при ощущении оных ни одно из внешних чувств наших не поражается впечатлением внешних предметов. Мы ощущаем удовольствие при воспоминании какого-либо приятного происшествия, при ожидании будущего наслаждения. - Свидание с другом, с хорошим родственником после долгой разлуки приводит нас в живейший восторг. - Мы утешаемся, помогая несчастному; чувствительная душа радуется благополучию ближнего. Нас восхищает всякий великодушный поступок. Все такого рода ощущения суть внутренние и отнюдь не проистекают от услаждения какого-либо из внешних чувств.
Итак, вот все роды удовольствий, какие только предоставлены человеку. Если мы найдем, [что] почти каждый может вкушать их, то увидим препятствия, могущие сему воспротивиться. Для сего взглянем на образ жизни людей всякого сословия, составляющих общество.
Те, которые имеют средства удовлетворять своим потребностям, в минуты удовлетворения оных, без сомнения, чувствуют удовольствие. Это в природе человеческой.
О человеке и средствах соделать его счастливым3
Введение
Цель науки, рассуждающей о человеке, состоит в том, чтобы узнать, каким образом он может быть счастлив и что для сего нужно. Цель высокая, к которой клонятся все отрасли человеческих познаний. Все...4
Предуведомлением от издателя: Рукопись сего сочинения найдена между многими другими в собрании одного ученого, любопытного к творениям сего рода. Вот что сообщает нам о книге сей замечание, помещенное в списке, с коего она печатана...
От заблуждения происходят тягостные оковы, каковые повсюду тираны и служители церкви готовят для народов. От заблуждения происходит рабство, обременяющее почти везде народы, коим природа предназначила пещись свободно о своем благоденствии. От заблуждения проистекают сии духовные ужасы, кои повсюду заставляют людей иссушать себя боязнью, или. умерщвлять себя для пустых призраков. От заблуждений произошла та закоренелая вражда, те бесчеловечные гонения, те долговременные убийства, те ужасные кровопролития, коих под предлогом выгоды небес земля наша толикократно бывала позорищем.
Наконец, от заблуждений, освященных верою, происходит сие невежество и сия неизвестность, в каковых пребывает человек в отношении к его обязанностям, самым очевидным; к его правам, самым ясным и к истинам, самым неоспоримым: во всех почти странах он не что иное, как презренный узник, лишенный величия души, разума, добродетели, коему бесчеловечные стражи никогда не позволяют насладиться зрением света.
Приложим же старание о рассеянии мрака, препятствующего человеку смелыми стопами шествовать стезею истины. Внушим ему мужество и почтение к своему разуму. Да познает он свою сущность и законные права свои; да последует опыту, а не воображению, обманываемому самовластием, да отречется он от предрассудков своего младенчества, да основывает нравственность свою на природе, на своих потребностях, на существенных выгодах, доставляемых ему обществом, да отважится он любить самого себя; да печется о своем благе, соделывая благо других; словом, да будет он рассудительным и добродетельным, чтобы быть счастливым в юдоли сей, и да оставит он навсегда пагубные и бесполезные вымыслы..
Сочетание сцеплений, которое делается в нашей памяти между понятиями о счастии и богатстве5
Во всяком государстве, где не обеспечены ни собственность, ни жизнь, ни свобода каждого, там часто должны смешиваться понятия о счастии и богатстве. В таком государстве нужно покровительство, а покровительство приобретается деньгами. Во. всяком другом можно составить о каждом из них особое понятие.
Если факиры с помощью священного катехизиса заставляют верить людей, то почему же с помощью катехизиса нравственного не уверить их в том, что они счастливы, когда для этого недостает только собственного их в том убеждения*. От сего убеждения зависит частию наше благополучие.
*Две обыкновенные причины людского несчастия: с одной стороны - незнание, что для благополучия потребно весьма немного; с другой - воображаемые нужды и неограниченные желания. Богатый купец хочет быть наибогатейшим из купцов; государь - наисильнейшим из государей. Не худо бы иногда припоминать слова Монтеня: что на троне ли, на скамейке ли, всегда сидишь своею задницею; что если сила и богатство суть средства к достижению благополучия, то не должно смешивать средства с самою вещию;. что не стоит, толиких беспокойств, трудов и опасностей то, что можно иметь за меньшую цену; наконец, что в изыскании благополучия не должно забывать, что ты благополучия добиваешься. - Прим. Н. Крюкова.
Тот, кто почитает себя несчастливым, наконец, делается таковым в самом деле. Но возможно ли заблуждаться до такой степени? Кто же суть наивеличайшие враги нашего благополучия? Невежество и зависть.
Зависть, похвальная в молодых летах, когда носит имя соревнования, превращается в пагубную страсть, когда в зрелых уже летах она по-прежнему именуется завистью.
Что порождает ее? Ложное и украшенное понятие, которое составляют себе о благополучии некоторых состояний. Какие могут быть употреблены средства для истребления такового мнения? Распространение просвещения. Одно лишь истинное познание может соделать людей лучшими; только оно одно в состоянии прекратить ту междоусобную войну, [которая] тайно и вечно возгораема[я] между гражданами различного звания и дарований, разделяет почти всех членов общества.
Невежество и зависть, напояя их желчию несправедливой и взаимной ненависти, слишком долго скрывала от них сию важную истину, что можно быть счастливу, как я доказал уже сие, и с небольшим состоянием*. Не думайте, что сия истина есть одна из известных мыслей, обыкновенно употребляемых в проповедях и училищах; чем более будут вникать в нее, тем более удостоверятся в справедливости оной.
Если размышление о сей истине может убедить в их счастии кучу людей, коим для этого недостает только сего убеждения, то она не может быть причислена к тем умозрительным правилам, которых невозможно приложить к практике.
*Те, кои от избытка переходят к среднему состоянию, без сомнения, несчастливы. Живучи в довольстве, они получили такие привычки, которые не могут удовлетворить, лишившись прежнего достатка; за то я и разумею здесь таких людей, кои родились небогатыми, не имеют надобности искоренять привычки. Небольшое имущество достаточно для благополучия сих последних, по крайней мере в тех государствах, где богатство не дает права на общее уважение. - Прим. Н. Крюкова.
О деятельности и страдательном положении человека
Когда что-либо делает сам, то без скуки может иметь одно и то же ощущение довольно долгое время. Когда же оно возбуждается предметом, вне вас находящимся, тогда оно скоро надоедает нам. Я могу играть на каком-либо инструменте в продолжении целых шести часов, но не могу без скуки слушать концерта даже три часа.
Нет ничего труднее как забавлять празднолюбца. Ему все надоедает. Сие-то общее отвращение соделывает его столь строгим судиею изящного в искусствах и заставляет требовать толиких совершенств в их произведениях. Если б они могли более чувствовать и менее скучать, то не так были бы взыскательны.
Какое живое впечатление могут произвести на праздного приятные искусства? Они восхищают нас потому, что, начертывая, украшали в глазах наших образ удовольствий, которые мы уже вкушали, возбуждают в нас желание вновь оными наслаждаться, а в человеке, всегда ими пресыщенном, когда богатства его дозволяют ему покупать все удовольствия, какое могут они возбудить желание?
Пляска, живопись, одним словом, искусства самые роскошные и любви принадлежащие, тщетно будут напоминать те восторги и упоение; какое могут они сделать впечатление на того, кто, пресыщенный наслаждениями, не может ощущать сего удовольствия? Богач шатается по балам и театрам для того, чтоб заменить скуку скукою и тем хоть уменьшить неприятное оной действие. Вот положение государей; таково было состояние известного Бонниера. Лишь только он что-либо задумывал, как волшебница богатства спешила выполнять его желание.
Бонниеру надоели и женщины, и концерты, и театры; он был несчастлив, ибо нечего было желать ему. Если б он не был столько богат, то мог бы иметь желания. Оно есть пружина, приводящая душу в действие; лишенная желаний, она не может действовать. Надо желать, чтоб быть деятельну, и деятельну, чтоб быть благополучну. Посреди безмерных удовольствий Бонниер умер от скуки. Наслаждения наши состоят более в ожиданиях. Счастие находится не в обладании, а в приобретении предмета наших желаний.
Чтоб быть благополучну, надо, чтоб всегда чего-нибудь недоставало к нашему благоденствию. Ведь мы не тогда в самом деле счастливы, как достали двадцать миллионов, но тогда как достаем их. Мы в то время вкушаем радости, как блаженствуем, а не после этого. Душа наша находилась тогда в беспрестанном движении, беспрерывно будучи приятно волнуема, не ведает скуки.
Отчего вельможи любят так заниматься псовою охотою? От того, что [при] всех прочих занятиях, будучи лицом страдательным, они скучают, а на охоте необходимо должен действовать сам, В игре должно также самому действовать; и потому игрок не столько подвержен скуке*.
Однакож игра бывает или большая или малая. Но в первом случае она слишком беспокоит и производит иногда пагубные следствия; во втором же случае она почти всегда незанимательна. Итак, эта богатая и бездеятельная праздность, столь завидуемая всеми, которая в хорошо устроенном государстве без стыда не смела бы показаться, не столько счастлива, сколько воображают. Она часто подвержена бывает скуке.
О сильном действии лени
Могут ли люди в состоянии общественном все наслаждаться равным благополучием?
Нет общества, в котором бы граждане могли быть одинаково богаты и имели бы равное могущество. Нет ли такого, где бы все могли наслаждаться равным благополучием? Я намерен это исследовать.
Без сомнения, мудрые законы в состоянии произвести чудо всеобщего блаженства.
*Игра не всегда употребляется как средство противу скуки. Игра в фанты и коммерческие игры часто служат покровом глупости. Часто садятся за игру для того, чтоб не дать распознать себя. - Прим. Н. Крюкова.
Если каждый гражданин имеет какую-либо..,6 если каждый может жить в некотором довольстве и нетрудною работою добывать себе нужное для содержания себя и своего семейства, то они счастливы, сколько это возможно.
Дабы в том убедиться, посмотрим, в чем состоит благополучие частного человека. Сие предварительное познание есть единственное основание, на котором бы можно было воздвигнуть народное блаженство.
Народ состоит из граждан, общественное блаженство состоит из благополучия каждого члена в особенности. Но в чем же состоит это счастие?
Спросите большую часть людей. Чтоб быть одинаково счастливыми, ответят они - надо быть равно богатыми и сильными. Утверждение - самое ложное. И в самом деле, если жизнь наша состоит из бесконечного числа минут, то все были бы одинаково счастливы, если б все могли проводить минуты сии в удовольствии. Возможно ли это при различности состояний? Нельзя ли и при этом все минуты жизни человеческой подсветить одинаковым оттенком счастья? Прежде нежели разрешим вопрос сей, узнаем сперва, чем необходимо бывают заняты в продолжение суток.
О употреблении времени
Людям надобно есть и пить; им нужна женщина, потребен покой и проч. Из двадцати четырех часов, они употребляют десять или двенадцать на удовлетворение различных нужд. Во время их удовлетворения, от самого мелочного купца и до самого государя, все одинаково счастливы. Напрасно будут говорить, что у богатого стол вкуснее, нежели у человека с средственным состоянием. Когда ремесленник сыт, так он и доволен. Различие во вкусах, существующее между народами, доказывает, что хороший стол есть тот, к которому привык.
Итак, вот уже десять или двенадцать часов, в которые все, довольно достаточные, чтоб снабдить себя всем нужным, могут быть счастливы одинаковым образом; что касается до других десяти или двенадцати часов, то есть до тех, кои отделяют возрождающуюся нужду от удовлетворений, кто усумнится в том, что и в сие время люди будут наслаждаться равным благополучием, если будут употреблять его одинаковым образом, и если все почти посвятят его на труды, т. е. на приобретение денег, нужных для удовлетворения своих нужд? И так...7
О чувственности и чувствованиях8
Теперь мы исчислили все состояния нашей чувственности и видели, что всякое сотрясение одной или нескольких нерв приводит в движение мозг, возбуждает нашу чувствительность. Если прервать сообщение между мозгом и нервами, тогда мы перестанем чувствовать. Напр[имер], если крепко перевязать руку, тогда чувство руки ослабевает или совсем прекращается.
Итак, если бы мы не имели ни нерв, ни мозга, или если бы они не имели свойства соделывать нас чувствительными, тогда бы мы были твари бесчувственные, как, напр[имер], камни, металлы и проч.
Каким образом движение нерва и мозга производит чувствительность? Мы этого не знаем, потому что это не может показать нам ни опыт, ни наблюдение; но мы уверены в том, что мы имеем чувствительность. Мы замечаем ее в подобных себе по многим признакам, только не знаем, так ли они чувствуют, как мы, или слабее, или сильнее, потому что не можем чувствовать чужими органами. Мы замечаем более или менее чувствительности также и в других животных, смотря по тому, более или менее они имеют средств оную обнаруживать.
Имеют ли чувствительность растения и минералы? Этого мы не знаем, потому что они не обнаруживают оной; однакож не можем утверждать, чтоб они совсем ее не имели, ибо кто может сказать, чтоб растение не чувствовало боли, когда его срывают или когда не имеет оно пищи; также чтоб кислот (acide), который всегда ищет соединиться с алкалиею (alkali), не чувствовал приятности в сем соединении. Я не хочу сим замечанием заставить предполагать чувствительность во всех тех предметах, которые не обнаруживают оной, ибо во всяком точном изыскании предположения могут только ввести нас в заблуждение. Но хочу показать этим, что в рассуждении сего мы находимся в совершенном невежестве.
Как бы то ни было, но мы исчислили все действия, собственно принадлежащие чувственности. Хотя мы не видим еще всей пользы, могущей от сего произойти, однакож это начинает уже нам несколько показывать, что происходит в нас.
По мере того как мы будем подвигаться вперед, нам все будет мало-помалу объясняться, и ясность будет заступать место смешанных понятий, и мы более и более будем находить в этом удовольствия. - Между тем приступим к исследованию памяти...9
Чем умереннее наши нужды, тем легче можем удовлетворять им, тем менее зависим от других, следовательно, тем мы благополучнее10.
Цель нашей жизни - счастие; богатство есть одно из средств к достижению счастия. Для чего же многие люди почитают средство за цель?
Богатство доставляет нам уважение в свете, напротив того, посредственность принуждена бывает сносить презрение; конечно, многие почитают человека по его достатку; таких людей нельзя уверить, что иногда глупость ездит в пышной карете, между тем как достоинство ходит пешком; но станет ли человек благомыслящий заботиться, как думают о нем невежды?
Взирая на пышно убранные палаты сибарита, человек твердого характера, уверенный в выгодах посредственности и довольства, увеличивает свое счастие; он с гордостию повторяет в душе своей: сколько вещей, в которых я не имею нужды.
Помощь в бедности сколько иссушает источников слез и пороков!
Двумя очень простыми средствами можно лишить землю очаровательной ее прелести: дайте человеческому роду возможность питаться травою и отнимите у него потребность забавляться. Работа остановится, искусства исчезнут, и мало будет разницы между обществом людей и стадом баранов.
Многие древние* и новейшие писатели отдают преимущество разуму мужчин над разумом женщин, другие же, напротив того, утверждают, что женщины имеют превосходство над мужчинами. Как будто бы мужчина и женщина - различные твари. Но если вопросим историю, научающую нас познавать человека, то нельзя не согласиться, что разум женщин и мужчин совершенно одинаковы; разница же, которую мы примечаем, есть не что иное, как следствие воспитания.
Будучи ограничена кругом домашнего хозяйства и семейственных обязанностей» женщина не может столько упражняться в науках и словесности, сколько мужчина. Ее можно сравнить с теми нежными цветами, которые боятся дневного света и скромно прячутся под листьями. Любовь к наукам, может быть, охладила бы в ней любовь супружескую. Ученая женщина не захотела бы заниматься мелочами домашнего хозяйства.
Нет худа без добра. Так и в жизни человеческой: она лишь картина, в которой при светлых местах должны находиться в тени.
Печальная старость бывает следствием развратно проведенной молодости. Крепкая старость, которою оканчивается благоразумная жизнь, есть хороший плод, достигший своей зрелости.
Сколько знаменитых примеров служат доказательством той истины, что старость не всегда остается в бездействии, что и она озаряется лучами славы. Посмотрите между древними на Нестора, сего оракула вождей греческих, на Фабия и Катона, сих подпор могущества римского; на Софокла, в маститой старости приводящего в восторг слушателей и торжествующего над клеветою, на Солона, дающего законы своему отечеству! Между новейшими посмотрите на Виллара, победителя при Денене, на Лопиталя, мудрого в советах11 гордого и непреклонного в изгнании, на Фридерика, осеняющего старость свою лавром войны и пальмою словесности!
*Между коими - Аристотель и Еврипид. - Прим. Н. Крюкова.
Кокетка почитает время и годы неведомою какою-то силой, распространяющей безобразие и морщины только на других женщинах; она забывает, что на ее собственном лице также написаны годы и что наряд, украшающий юношеские лета, выставляет недостатки старости; жеманство сопутствует ей в печали, в самой даже болезни, и она умирает в уборе из лент розового цвета...
Легкомыслие12 людей таково, что они бывают на стороне власти только в таком случае, когда почитают ее твердою.
Маршал Таван13, храбрый военачальник, был до такой степени фанатик, что, будучи уже на смертном одре, восхищался подвигами Варфоломеевской ночи (1572 - августа 24) как самыми лучшими в своей жизни. - Он был один из тех, кои присоветовали истребить гугенотов. Во время побоища Таван, бегая по улицам, кричал католикам: не щадите крови! в августе также здорово отворять жилы, как и в сентябре! (Его совесть не упрекала перед смертию.)
Если бы маршал Таван был бы очищен от предрассудков, то увидел бы, что, поощряя католиков к убийству протестантов, он делал величайшее зло; и тогда совесть упрекнула бы ему в его злодействе. Следовательно, чтобы быть справедливую и добродетельну, должно быть просвещену; в таком случае упреки совести будут справедливы.
Так мало людей, которые бы живо ощущали то, что не вредит им непосредственно, или которые бы, живо ощущая, умели и действовать так же, как думают.
Если бы в Англии, где налоги должны быть установляемы представителями народными, министерство располагало бы большинством голосов, или посредством влияния, которое оно имеет в выборах, или посредством права, неосторожно ему данного, располагать множеством мест, в таком случае голоса на налоги хотя бы подаваемы были и народными представителями, но в самом деле они носили бы только имя сие, но были бы представителями министерства; и народ делал бы большие пожертвования насильственным образом для производства в действо замыслов, может быть, совершенно для него бесполезных.
Главная причина разврата в государстве есть бедность. Ибо сколько семейств как в городах, так и в селах, коих вся жизнь состоит в отказах себе нужного (privations) и кои у будучи [окружены между тем всем тем, что только может возбуждать желания, принуждены удовлетворять только самым необходимым нуждам]...14
Попробуйте заговорить в нашем обществе о политике или о философии, и вы увидите, как все эти молодые люди, которые, как сказал Вольтер, не находят в самых серьезных вещах ничего, кроме предлога поострить, начнут насмехаться над вами; вы увидите, как женщины оставят вас как человека, который хочет показать, что он без предрассудков и которого добродетельная женщина должна избегать. И лицемеры ополчатся на вас изо всех сил, чтобы постараться убедить всех, что вы человек опасный, что вы преисполнены пороков, что для вас - по их выражению - закон и вера нипочем, наконец, что вы человек погибший, которого надо сторониться, чтобы избежать столь опасного примера, потому что, говорят они, свободомыслие прельщает больше всего тем, что оно дает полный простор всем страстям. Люди, говорят они, для того именно, чтобы предаваться порокам, отвергают всякую религию, единственную опору, какую мы имеем в нашей слабости, - как если бы религиозные обряды достаточны были для того, чтобы наставить нас на путь добродетели, как если бы добродетель состояла только в слепых верованиях...
Практика тогда только полезна, когда следствие, выводимое из оной, бывает правильно и справедливо; в противном случае она запутывает лишь суждение. Вот почему те, кои обыкновенно хвастаются тем, что не имеют никакой системы, более, нежели кто-нибудь, придерживаются оной, ибо они-то больше и упираются на практику, не в состоянии будучи рассуждать сами собою. Таким образом, усмотрев, что покупщик покупает вещь у купца и платит ему с барышом, выводят следующее заключение: если покупщик заплатил [за] вещь более, нежели сколько она стоит купцу, то это потому, что имеет в ней нужду. Следовательно, купец обогатился на счет покупщика...15
Большая часть людей, коих почитают добродетельными, рассуждают так: Если я могу составить счастие людей, под властию моею находящихся, то уже довольно для того, чтоб заслужить награждение от бога, и тогда совесть моя беспрестанно будет твердить мне, что я сделал доброе дело.
Если бы все так рассуждали и делали, то, конечно, не надо бы желать ничего лучшего. Но таковых людей бывало так мало, что добрые дела их в отношении к обществу - то же, что капля в отношении к морю; дела сии никак не увеличат блаженства общественного. Пример добродетели имеет очень мало или, лучше сказать, совсем почти не имеет влияния на людей с нравами испорченными, тем более, что притеснения и злодейства их награждаются. К тому же, живучи в обществе развратном, кто может ручаться за свою добродетель? Каждое малейшее отклонение от оной, каждый малейший шаг ко злу не заглушает ли в нас чувства к состраданию, не истощает ли сей священнейший источник добродетели.
Дела первых можно уподобить звездам, украшающим твердь небесную, но не согревающим землю. Дела вторых подобны солнцу, помрачающему блеском своим все мелкие светильники и...16
Мы тем более привязаны к жизни, что мы можем сами доставлять себе удовольствия и надеемся всегда найти их; неприятности же получаем мы временами, а не беспрестанно.
Малороссийская пословица17: хоть гирше, абы инше. Привычка обращать в смех все, что не согласуется с принятыми обычаями, причиняет великий вред народам, ибо почти всякая новая истина не согласуется с сими обычаями, тем более отвергается, что лицемеры и сильные, сии два класса людей, будучи просвещеннейшею частию народа, находят собственную выгоду в настоящем положении вещей, следовательно, сильно вооружаются противу всякой новости и влекут за собою мнение черни.
Так как нужда заставляет судить нас, следовательно, невольники (рабы), будучи угнетены своими господами, необходимо должны часто вспоминать и судить о своих несчастиях; хотя, будучи всегда обременены тяжкими работами, ум их не слишком способен к рассуждению; недостаток ума их заставляет еще более завидовать.
Общие понятия в нашей памяти суть то же, [что] в кабинете натуральной истории нумерные полки, на коих все расставлено по порядку вещества, или общие понятия в памяти нашей суть то же, что в библиотеке шкапы, в коих все размещено по порядку.
Роскошь бывает относительно общества и относительно частного человека.
В отношении к обществу она есть не что иное, как употребление (consommation) произведений (improductives) не производящих; в отношении к частному человеку есть употребление вещей, не согласных с его имуществом.
Внутреннее ощущение18 бывает двоякое; оно может быть произведено: 1. присутствием предмета; 2. воспоминанием оного. 1-е есть страдательное, 2-е действительное и может быть или слабое (судя по удовольствию, какое принесло впечатление предмета) или весьма сильное, близко подходящее к страдательному, а иногда и совершенно даже равняющееся сему последнему. Сие последнее состояние души называется воображением.
Впечатление19 - содрогание, произведенное в нервах наших присутствием какого-либо предмета.
Ощущение есть чувствование приятное или неприятное души нашей, нашего я при содрогании нерв какого-нибудь органа.
Внимание есть устремление чувств наших (органов) на один предмет.
Память. Ощущение прежнего впечатления.
Когда вся наша способность ощущать занята впечатлением на наши органы какого-либо предмета, то таковое состояние нашего я называется вниманием.
Люди должны покоряться судьбе, но народы никогда, потому что они именно одни могут подчинить себе судьбу...
Властители земли, если вы говорите народам: отдайте кесарево кесарю, то человечество скажет вам: отдайте человеку то, что принадлежит человеку, и роду человеческому то, что принадлежит роду человеческому; потому что таков закон бога...
Король делает все то добро, которое в его власти, когда он совершенно лишен возможности делать зло...
Революции нового времени, разрушив известные предрассудки, изощрив умы и опрокинув неудобные преграды, по-видимому, были скорее благоприятны, чем вредны для успехов развития богатства.
С народом все можно, без народа ничего нельзя... Революции, случающиеся в больших государствах, никоим образом не бывают делом случая или каприза народа.
Не все вещи можно определять (тресторонник). Треугольник есть пространство, ограниченное тремя линиями. Таковое определение дает мне такое понятие о треугольнике, без коего я не мог бы отыскивать его свойства (ибо не знавши, что треугольник ограничен тремя линиями, я мог бы подумать, что он имеет только две стороны или два только угла; но теперь не могу сего подумать, ибо знаю, что от пересечения 3-х линий произойдет 3 угла и проч.).
Следовательно: сие определение показывает ясно мне вещь, т. е. сейчас же показывает все части, из коих составлен треугольник. - Но отыскивать свойства вещи значит разлагать ее на части (analyser), из коих она составлена, и находить отношение между сими частями; следовательно, чтоб отыскивать свойства, должно ясно видеть вещь; а определение: треугольник есть пространство, ограниченное тремя линиями, показывает вещь ясно, т. е. показывает нам части, коих отношение мы должны отыскивать, следовательно, таковое определение хорошо.
Итак, посредством определения я вижу ясно вещь; но и чувства мои также показывают мне ясно предметы ощутимые (приметные) (sensibles), и мы также можем разлагать (analyser) предметы сии (т. е. находить отношение между частями их), хотя не в состоянии определить их. Следовательно, определения тогда только нужны, когда мы не можем без оного видеть ясно, чтобы судить о нем; и если можно видеть без определения, в таком случае, без сомнения, оно не нужно.
Определения нужны для яснейшего показания вещи, т, е. чтоб мы могли явственнее видеть, понимать, знать совершенно вещь; но если мы уже явственно видим и понимаем вещь и знаем ее совершенно, то не все ли равно, что определение будет сделано прежде или после того, как мы узнали уже вещь. Мне кажется, что главное состоит в том, чтобы знать вещь.
Но если мы заметим, что наилучшие определения предмета суть не что иное, как собрание всех его признаков (частей), анализ (analyse), следовательно, единственное средство узнавать предметы состоит в том, чтобы разложить его на части (analyser), т. е. рассмотреть все признаки (части), из коих он составлен. - Например, определение трехсторонника, есть анализ (analyse, собрание частей его), ибо чтоб сказать, что он есть пространство, ограниченное тремя линиями, конечно надо было прежде усмотреть бока сего начертания (figure) и счесть их.
В изысканиях наших непременно нужно хорошо начинать, т. е. прежде всего должно видеть вещи так, как они суть в самом деле; а чтобы видеть их таким образом, должно начинать всегда анализом, т. е. рассмотрением, из каких частей состоят вещи сии, или какие суть признаки, по которым отличаем мы вещи сии от других вещей, что значит то же, что рассмотреть, каким образом мы получили понятие о вещах сих...20
Все науки были бы ясны (exactes, точны, понятны), если бы все толковали самым простейшим языком.
Ясными науками (sciences exactes) называются те, в коих употребляются строгие доказательства. Почему во всех науках не употребляют строгих доказательств?
Во всех науках доказывается лишь анализом (analyse, ибо доказывать значит вразумлять), и как скоро оный говорит языком, ему свойственным, то строго доказывает.
Свойство анализа состоит в том, чтобы вести от известного к неизвестному посредством рассуждения, т. е. посредством нескольких суждений, одно из другого следующих.
Дабы изложить весь ход такового рассуждения, решим следующий вопрос.
Я взял в обе руки такое число шариков, что если из правой положу один шарик в левую, то в обеих останется по ровному числу шариков; если же из левой положу один в правую, то в правой будет вдвое больше, нежели в левой.
Спрашивается, сколько шариков в каждой из моих рук? Чтоб отыскать сие количество шариков, мы должны составить ряд суждений, следуя от известного к неизвестному.
Нам даны два условия, или, как говорят математики, мы имеем здесь два задания:
1-е. Если из правой руки положу один шарик в левую, то в обеих руках буду иметь одинаковое количество.
2-е. Если из левой переложу один шарик в правую, то в правой буду иметь вдвое более левой. Итак, чтоб отыскать спрашиваемое количество, я должен найти отношение между сими двумя заданиями; чем проще будут выражены сии задания, тем приметнее окажется отношение между ними.
Если вы скажете: количество, содержимое в правой руке, когда мы отнимем от оного один шарик, будет равно количеству, содержимому в левой, когда к оному прибавим один шарик, то [на] выражение первого задания вы употребите слишком много слов. Итак, выразитесь короче: количество правой руки, уменьшенное единицею, равняется количеству левой, к нему прибавлена единица; или количество правой без единицы равно количеству левой с единицей; или еще кратче: правая без единицы равна левой с единицею.
Сокращая таким образом, мы привели первое задание в простейший вид. Итак, чем больше вы будете сокращать ваше предложение, тем более сближаться будут ваши понятия (idees); а чем более сблизятся оные, тем легче вам будет видеть (saisir) все их отношения.
Теперь нам остается поступить со вторым заданием точно так же, как с первым, т. е. надобно и его привести в простейший вид (expression).
Во втором условии, если я из левой руки положу один шарик в правую, то в правой у меня будет вдвое большее количество левой. Следовательно, количество левой руки, уменьшенное единицею, равняется половинному количеству правой, к коему прибавлена единица; следовательно, вы выразите второе задание, сказав: количество правой руки, к коему прибавлена единица, равняется удвоенному количеству левой, уменьшенному единицею.
Выражение сие приведем в простейший вид, если скажем: правая, к коей прибавлена единица, равняется двум левым, от коих отнято по единице; и, наконец, дойдем до самого простейшего выражения: правая с единицею равна двум левым с двумя [единицами]. Итак, мы привели задания в следующие два вида:
1) Правая без единицы равна левой с единицею.
2) Правая с единицею равна двум левым с двумя.
Таковые выражения в математике называются уравнениями. Каждое из них составлено из двух равных членов: правая без единицы есть первый член первого уравнения; левая с единицею есть второй член.
Неизвестные количества смешаны с известными в каждом из сих членов. Известные суть без единицы, с единицею, без двух: неизвестные - правая, левая, коими вы выражаете два количества, которые отыскиваете.
Если известные и неизвестные будут перемешаны таким образом в каждом члене сих уравнений, то невозможно будет решить задачи. Но самое малое рассуждение показывает нам, что если мы имеем средство перевести количества из одного члена в другой, не нарушая равенства между ними существующего, то мы можем оставить одно из неизвестных в одном члене, отделить от оного известные, с коими оно перемешано.
Средство сие представляется само собою: ибо, если правая без единицы равняется левой с единицею, следовательно, целая правая равняется левой с двумя.
Также, если правая с единицею равна двум левым без двух, следовательно, одна правая равна двум левым без трех. Итак, вы замените первые два уравнения сими двумя. В обоих сих уравнениях первые члены суть одно и то же количество, правая; и вы видите, что узнаете количество сие, если узнаете количество, заключающееся во втором члене одного какого-либо из сих двух уравнений. Но второй член 1-го уравнения = второму члену второго уравнения, ибо каждый из них = одному и тому же количеству - правой. Следовательно, вы можете составить следующее уравнение: левая с двумя равна двум левым без трех. Тогда останется у вас одно неизвестное: левая; и вы найдете количество оной (левой), если перенесете все известные на одну сторону.
Итак, вы скажете: два с тремя равны двум левым без одной левой. Два с тремя = одной левой. Пять равно левой.
Задача решена21. Вы нашли, что количество, заключающееся в левой руке, есть пять. В уравнениях же правая равна левой с двумя, правая равна двум левым без трех вы найдете, что количество, заключающееся в правой руке, есть семь. А сии два числа: пять и семь удовлетворяют условиям задачи.
Евангелие22 научает нас прощать врагу собственному, но не врагу человечества.
Дети23, и ложась спать и вставая поутру, должны бы делать между собою подобные вопросы: а дети-судьи должны были бы рассудить, кому должно отдать преимущество.
Многие не хотят читать глубокомысленные философические сочинения и стараться узнавать все подробности, на которых основаны их умоздания (systemes), ибо, говорят они, нет ни одного любомудреца, который бы в чем-нибудь не ошибался, а так как соглашаться на таковые их мнения значит заблуждаться, то не для чего и знать их. Конечно, разум человеческий имеет свои пределы, но тот, который рассуждает подобным образом, не рассмотрев основательно мнения хотя одного правдоведа (philosophe), тот, кажется, может, однакож, согласиться, что человек, много размышлявший, приведший в порядок свои мысли и, наконец, составивший цепь понятий, одно на другом основанных, конечно, умнее его и скорее и правильнее может обсмотреть со всех сторон всякую представившуюся ему мысль, нежели он; следовательно, такой человек судит правильно, а потому самому он не имеет права опровергать его, ибо, не осмотрев вещи со всех тех точек, с коих осмотрел ее сей философ, он не имеет достаточно доказательств, дабы опровергнуть все его доказательства.
По моему мнению, лучше иметь какую-нибудь систему (своих мыслей), нежели никакой. Итак, я всегда предпочту, исследовав сколько можно несколько разных систем, лучше выбрать из них одну и ей следовать в моих суждениях, нежели не иметь никакой. Даже если бы не имел времени узнать более одной, и тогда бы согласился лучше оной, нежели никакой не держаться, ибо в таком случае я не имел бы твердого основания, к коему мог бы относить все мои размышления.
Без сомнения, те, кои так рассуждают, не хотят прилежно заняться или не имеют времени. Самолюбие человеческое мешает им видеть настоящую причину такового суждения. Стараясь оправдать себя, они порочат любомудрие (philosophie); те, кои не в состоянии судить сами по себе, следуют их мнению, и просвещение, с трудом преодолевая сии препятствия, подвигается медленными шагами. Яркое сие светило, только что начавшее озарять горизонт благополучия несчастных народов, затемняется еще облаками, бледнеющими с восходом благодетельного светила. Я хочу говорить здесь о всех сих людях, которые препятствуют к распространению просвещения.
Может быть, лицемеры, невежды и все находящие собственную пользу в удержании просвещения, сии тираны человеческого рода еще довольно сильны, чтобы составить грозную тучу, могущую помрачить столь (сладостное) приятное утро; может быть, они довольно еще многочисленны, чтобы соделать ее густою; и если соберется гроза сия, тогда возблещет молния, ужасный грянет гром, раздастся звук оружия, кровь польется реками; но, наконец, умолкнет гром, затихнут ветры, настанет тихая погода, и тогда засияет солнце во всем своем блеске, тогда появится благополучие народов, и человеческий род предстанет во всем своем блеске.
Возможно ли соорудить здание, не имея материалов? Так точно невозможно было до сих пор составить правления, ибо наука общественная не доведена еще была до той степени, до которой теперь достигла. Все правления, до сих пор существовавшие, нехороши потому, что в состав материалов входили такие, которые вместо того, чтобы поддерживать здание, разрушали его. - Соорудим на прочном основании сие великолепное здание, и тогда мы можем быть уверены в его прочности.
Цель жизни истинного философа состоит в том, чтоб быть полезну человечеству, посему главными занятиями его должны быть два предмета: воспитание и наука общественная. Я говорю: главными занятиями, потому что, хотя и прочие науки соответствуют той же цели, однакож они скорее могут быть рассматриваемы как средства...24
В теперешних обстоятельствах отечество наше имеет нужду в людях деятельных и просвещенных в науке правления, следовательно, надо стараться о утверждении мнения, для сего благоприятного, а стараться уничтожать всеми средствами дух блистательных и шумных обществ, одним словом, - дух общественный, ибо сии общества слишком рассеевают разум и отстраняют от занятий (глубокомысленных), требующих большого внимания.
Не устроившись хорошенько на земле, т. е. не обеспечив свое существование на всю жизнь, невыгодно и не должно парить под облака.
Если смех происходит всегда от злости, то какой человек может утверждать, что он совершенно добродетелен?25
Все способности душевные заключаются в способности чувствовать.
Душа сама по себе в нас не действует, но действует лишь посредством чувств, и мы действий, собственно душе принадлежащих, не знаем и знать не можем.
1 «Философские записи» Н.А. Крюкова хранятся теперь в ГЦИА, в папке под названием: «Бумаги штаб-ротмистра князя А.П. Барятинского и поручика Николая Александровича Крюкова-2 - членов Южного общества» (ф. 48, д. № 474). Собрание этих бумаг состоит из 25 связок, или тетрадей; в них 296 листов, которые часто подложены не в том порядке, в каком писали авторы. Записи - русские и французские.
Разбор их, систематизация, определение источников, из которых взяты цитаты, отделение последних от личных рассуждений Барятинского и Крюкова - вся сложная исследовательская работа намечена в плане изданий Архива. Здесь впервые публикуются отдельные отрывки, выбранные из массы черновых записей, делавшихся Н. Крюковым в различное время, подвергавшихся многочисленным исправлениям, часто оставлявшихся недоконченными.
Работа выполнена при содействии начальника публикаторского отдела ГЦИА Г.Н. Кузюкова. Две-три из приводимых у нас записей были опубликованы Н.П. Павловым-Сильванским (см. Сочинения, т. II, Спб. 1910).
2 Связка 3, л. 33 и сл. Многочисленные поправки автора не отмечаются.
3 Отрывок начинается вслед за письмом вторым (л. 36 - об.).
4 На этом рассуждение обрывается. Дальше - переписанное почти начисто извлечение в русском переводе распространявшегося тогда в списках сочинения Гольбаха «Система природы».
5 В подлиннике главы пронумерованы, однако нумерация глав спутана не только при подборке листов в Следственной комиссии, но и самим автором записей. Данная глава (25-я) начинается на л. 87 (св. 5), а следующая за ней (21-я глава) - на л. 88, и т. д. Сноски к тексту здесь и дальше - автора. В настоящей публикации главы приводятся без нумерации.
6 Дальше неразборчиво.
7 На этом запись обрывается (л. 91 об.). На л. 93 и сл. (св. 7) - выписки под заглавием «Наука народного хозяйства».
8 На л. 97 и сл. (св. 8) - черновые записи, порою перечёркнутые вдоль и поперёк; здесь имеются главы: «Что значит мыслить» (гл. 2), «О памяти и воспоминаниях». Настоящий отрывок - из гл. 3.
9 Следующая глава - 4-я (св. 8, л. 116 и сл.) - «О памяти и воспоминаниях». В ней Крюков кратко разъясняет чувствование как источник и существо духовной жизни: «Думать или мыслить значит всегда чувствовать».
10 Эта и следующие записи - из св. 9 (л. 107 и сл.). В рукописи - много зачёркиваний.
11 Г. Виллар (1653-1734) - французский полководец. М. Лопиталь (1507-1573) - французский государственный деятель; передовой реформатор в области управления, он старался также устранить религиозную распрю между враждующими частями населения; победила реакция, и он должен был удалиться в изгнание.
12 Из той же связки (л. 110 и сл.).
13 Г. Таванн (1509-1573) - маршал Франции.
14 Прямые скобки, в рукописи (л. 111 и сл.).
15 Св. 9, л. 114 и сл.
16 На этом текст обрывается.
17 Л. 117 об.
18 Там же (л. 128 об.).
19 Л. 129 об. Дальше - выписки из Кондильяка и других авторов и пометки сбоку при отдельных выписках: «Для логики и психологии», «Для истории философии» и т. п.
20 Св. 10, л. 137.
21 Там же (л. 138 об.).
22 Там же (л. 141 об.).
23 Там же (л. 142 об.).
24 Св. 10, л. 145 и сл.
25 Дальше, в св. 11, - небольшая, почти чистовая рукопись под названием «Как человек приобретает познание бога» (л. 155 и сл.), выписки из «Примечаний» Гельвеция на I том «Существа законов» (л. 156 и сл.). Вероятно, имеются в виду рассуждения Гельвеция по поводу «Духа законов» Монтескье. Следующие за этим записи - св. 14, л. 187 и сл.; почти все записи сплошь перечёркнуты, отрывочны. В св. 19, л. 210 и сл. - разные учебные записки по физике, геометрии, географии и т. п.
