Братья-декабристы Бодиско
Декабристы Борис Андреевич и Михаил Андреевич Бодиско принадлежат к древнему европейскому роду, прослеженному с XII века. Представитель пятого поколения голландских Бодиско Генрих Андрей (1660-1741), родившийся в Амстердаме, прибыл в Россию вместе с сыном Яковом (1689-1731), в 1798 году, позднее к ним присоединились сын Ян и дочь Мария с мужем Францем Фон Дортом, компаньоном Генриха Андрея.
Они основали в Архангельске своё коммерческое дело по поставке в Россию «вооружения, плавательных средств и разного военного оснащения». Дружба Генриха Андрея с Брантом, «русским резидентом в Амстердаме и личным другом Петра Великого, способствовала приобретению первостепенного, доверенного положения у русских властей. Импорт из Европы имел важное значение для развивающейся России».
Точная дата переезда Бодиско в Петербург не известна, но фамилия эта упоминается в связи с новой столицей с 1713 года.
В Родословце «Дворянского сословия Тульской губернии», т. III, часть II, с. 19 допущена грубая ошибка (есть и другие) - составитель Родословца господин Чернопятов перепутал Генриха Андрея с Андреем Генрихом, пропустив, таким образом, два поколения.
Родоначальник русской ветви рода Бодиско Андрей Генрих, внук Генриха Андрея, родился в Петербурге в 1722 году, был архитектором, у него было четыре дочери и три сына.
Яков Леонард (1748-1823), служил по Министерству иностранных дел, позже был председателем палаты гражданского суда и предводителем дворянства Орловской губернии, был женат на княжне Репниной.
Андрей Генрих Мориц (1753-1809), тульский и орловский помещик, директор московского ассигнационного банка был женат на Юлии Анне-Марии Гаргоне де Сент Поль, по-русски Анне Ивановне.
Николай (1757-1815), контр-адмирал, герой многих морских сражений, в 1793 году исполнял деликатное и опасное поручение Императрицы Екатерины II, сопровождая из России в Англию графа де Артуа, будущего короля Франции. В последние годы жизни Николай Бодиско восстанавливал Ревельский порт, командовал Свеаборгской крепостью, был отмечен многими орденами.
Средний из трех братьев, Андрей Андреевич, и был отцом братьев-декабристов Бодиско.
Анна Ивановна, как тогда было принято, вела дневник, в который записывала основные события своей жизни. К 1803 году относится такая запись: «По милости Всевышнего родился мой 22-ой ребенок, мой маленький Миша..» Будет и 23-ий. В последующие годы записи касались другого её увлечения: «Я выиграла у Государя Павла бриллиантовое ожерелье» или: «Я проиграла в карты вчера 6 тысяч рублей ассигнациями...».
Родителей дети видели редко, растили их деревенские няньки, а воспитывали заезжие иностранцы-гувернёры. Недостаток родительского тепла младшим восполняли старшие братья и сёстры. Для маленького Миши такой нежной наставницей стала сестра Шарлотта, старше его на восемь лет.
Детство в родительском поместье окончилось для Бориса и Михаила по достижении девяти лет. Сохранились документы об определении братьев в ученье: прошение «недоросля» Бориса и свидетельство о его происхождении, в котором говорится, что «коллежский асессор Андрей Бодиско в 1803 году на дворянское достоинство, приобретенное службой и чином, пожалован с потомством его диплом и герб».
Прошение, написанное Михаилом, поражает солидностью суждений:
«Имея от роду 8 лет, обучен российскому и французскому языкам, но в службу никуда не определён, а желание имею вступить в Морской кадетский корпус; отец - помещик, имеет 400 душ крестьян».
Братья провели по восемь лет безвыездно в стенах военного училища. Борис в 1814, а Михаил в 1817 году стали гардемаринами и начали плавать. Через три года каждый из них был произведён в мичманы. К тому времени отец скончался, матушка проигрывала в карты остатки состояния, рассчитывать можно было только на собственные силы, а, стало быть, служить как нельзя лучше.
Совместное плавание Бодиско-1 и Бодиско-2 совершили в 1823 году. Борис был уже лейтенантом. Оба служили в Гвардейском экипаже, куда отбирались лучшие офицеры. При Александре I отбором занимался великий князь Константин Павлович.
Предстоял вояж 44-пушечного фрегата «Проворный» к Исландии: обогнув её, надлежало вернуться в Россию в ту же кампанию.
Первоначально не включенный в список офицеров, Борис Бодиско, «имея страстное желание быть в море», покорнейше просил начальника Морского штаба о назначении его в этот вояж. Резолюция государя была положительной: он считал Бодиско-1 «надёжным» и разрешил сделать перемещение.
15 июля 1823 года «Проворный» вышел из Кронштадта.
Командир корабля А. Титов рапортовал с пути следования: «В бытность в Копенгагене, съездили мы к датскому контр-адмиралу и директору Депо карт господину Ливенорну. Когда я объяснил желание моё пройти между берегами Исландии и Гренландии, то услышал возражения: плавание в столь позднее время невозможно, восточные и южные берега Исландии неприступны и совсем не описаны.
Есть всего один порт, Роговик, куда можно заходить, но выходить трудно, а, обойдя Исландию, мы вряд ли возвратимся в Россию в тот же год. Из Копенгагена вышли 2 августа и через десять дней увидели огнедышащую гору. Чтобы не замедлять возвращение, в порты не заходили. До Портсмута, на обратном пути, дули весьма крепкие ветры, сопровождаемые шквалами, мрачностью, сильным волнением и изморосью».
2 октября благополучно прибыли в Кронштадт.
Военный губернатор Санкт-Петербурга граф М.А. Милорадович объявил офицерам «Монаршее Благоволение», младшим чинам было выдано по пять рублей.
Совместное плавание сблизило его участников - В.А. Дивов, братья Беляевы, А.П. и П.П., и Борис Бодиско решили не расставаться, они сняли общую квартиру недалеко от Калинкина моста.
Характеристику Бориса дал Петр Бестужев: «Молодой человек с умом, с хорошими познаниями, доброй души, правил строгих до педантизма. Никогда не даёт он полную волю сердцу. Характер твердый, но мрачноватый и угрюмый... Хорошую книгу, учёный разговор предпочитает простодушной беседе. Всё рассчитано, на всё система. Прочна приязнь его, но трудно её выиграть».
Совсем другим был Михаил. По мнению людей, близко знавших его, «он был честолюбив в лучшем смысле этого слова, то есть хотел отличиться и выдвинуться не только ради наград и милостей сверху, а и по внутренней необходимости достигнуть совершенства во всех проявлениях». Его исполнительность и распорядительность были замечены, и после исландского похода он был назначен адъютантом Морского министра маркиза И.И. де Траверсе.
Живой и впечатлительный нрав Михаила часто отвлекал его в сторону от важных дел: он с увлечением танцевал, посещал театры и концерты, влюблялся и пользовался успехом. Но при этом успевал много читать, знал стихи Пушкина и Рылеева, которые ходили в списках. Рылеев становился его кумиром.
Летом Михаил участвовал в плавании по маршруту Кронштадт-Брест-Гибралтар-Плимут-Кронштадт. Командовал «Проворным» в этот раз капитан-лейтенант А. Казин, среди офицеров был Александр Петрович Беляев; в качестве историографа, по просьбе графа А. Вюртенбергского, был взят в плавание лейтенант Николай Александрович Бестужев.
Сообщения о рейсе лаконичны: «Отлично приняты в Бресте, три дня офицерам показывали первый порт Европы, командующий портом граф Гурдан 13 июля был на фрегате».
В числе документов об этом походе есть один любопытный - Инструкция Государственной Адмиралтейской коллегии под названием «О содержании команды в здравом состоянии и о способах к тому». Инструкция кстати: «В Бресте фрегат пробыл пять дней в карантине, а по приходу в Гибралтар умер один матрос». Возвращающихся из Испании ожидало медицинское освидетельствование. Морское начальство делало всё, чтобы не дать распространиться европейской «заразе»...
Но она прошла, минуя медицинские кордоны, прошла в умах и сердцах возвратившихся из похода.
В 1824 году в Гибралтаре укрывались разгромленные испанские революционеры, и офицеры «Проворного» оказались свидетелями расстрела сторонников вождя революции Рафаэля Риего.
Революцией, казалось, был напоён сам воздух Испании: на обеде, устроенном англичанами в честь русских моряков, оркестр несколько раз исполнял по просьбе участников «Марш Риего», погибшего на виселице.
«Революция в Испании приводила в восторг таких горячих энтузиастов, какими были мы», - вспоминал участник похода А.П. Беляев.
Эти настроения подготовили почву для антиправительственных речей Николая Бестужева, который старался привить молодым офицерам свободный образ мысли.
34-летний Николай Александрович Бестужев (1791-1855), великий знаток морского дела, историк русского флота, механик - изобретатель, организатор Морского музея, писатель-публицист и мастер акварельного портрета, овеянный легендой о членстве в тайном обществе, не мог не стать образцом для подражания молодым офицерам. К тому же, обладание свободолюбивыми идеями пока не мешало продвижению по службе: по возвращении из испанского похода Н.А. Бестужев был произведён в капитан-лейтенанты.
В том же году было создано «Общество Гвардейского экипажа», во главе которого стал Н. Бестужев, он же осуществлял связь с «Северным обществом».
Глубокой осенью 1824 года уходил в плавание Борис Бодиско. Оно могло оказаться для него судьбоносным: кругосветный круиз рассчитывался на два года.
Вышли из кронштадтской гавани 27 сентября, в начале ноября, проходя возле северной оконечности Ютландии, попали в полосу штормов. «Третьего ноября в четыре часа пополуночи огромный вал обрушился на судно, круша всё на своём пути. Вахтенные офицеры, лейтенант Бодиско и мичман Истомин, и рулевые были снесены на ют и едва не выброшены за борт». Корабль, потерявший управление, несло на берег. Благодаря решительности и опыту командира судна П.А. Дохтурова, мужеству и сплоченности команды кораблекрушения удалось избежать.
Тот же ураган ворвался в Финский залив, повернул вспять воды Невы, обрушил ливень на город. На помощь терпящему бедствие от наводнения населению был поднят по тревоге Гвардейский морской экипаж. В спасении людей участвовал и Михаил Бодиско, «в награду особых по службе трудов» он был представлен к ордену Святой Анны III степени.
Шлюп «Смирный», перезимовав в Норвегии и починившись, 27 мая 1825 года прибыл в Кронштадт.
Судьбе было неугодно отвести Бориса Бодиско от участия в событиях на Сенатской площади, хотя он противился этому, как мог.
В ночь на 14 декабря в квартире у Калинкина моста не спали: тревожила предстоящая присяга великому князю Николаю Павловичу, Гвардейский экипаж уже присягнул Константину. Несколько раз забегал Михаил, который, как все молодые, был готов к самым решительным действиям. Заходил лейтенант Арбузов, призывая к отказу от повторной присяги и выходу на площадь. Борис Андреевич во всеуслышание заявил, что он, не зная планов и сообщников, участия в этой демонстрации принимать не будет.
Утром все были в казармах. Ротный Бодиско разъяснил своим матросам, что он ни приказывать, ни советовать им не должен и что дело каждого поступать, как подсказывает ему совесть.
Появившийся вскоре Николай Бестужев, успевший оценить обстановку, действовал решительно: он послал Беляевых, Арбузова и Дивова в роты, с тем чтобы вывести их во двор. Увидев экипаж в сборе, командир бригады Шипов начал читать Манифест, но ему помешали, тогда он увёл ротных, отделив их от матросов.
Дело решили доносившиеся с площади звуки выстрелов и клич Бестужева: «Ваших бьют! За мной! На площадь!» Братья Беляевы и Михаил Бодиско освободили ротных, и Гвардейский экипаж с развёрнутым знаменем и 32 офицерами во главе ринулся бегом на площадь. Колонна моряков из 1100 человек встала между Московским полком и забором, ограждающим строительство Исаакиевского собора.
Началось великое противостояние. Атаки конногвардейцев перемежались с переговорами. Митрополит Серафим убеждал моряков в необходимости повиновения, Бодиско-1 выразил сомнение в достоверности отречения Константина и вместе с другими офицерами не допустил священника до матросов. Бодиско-2 был в крайне возбуждённом состоянии. Он заявил лично подъехавшему к колонне моряков великому князю Михаилу Павловичу, «что не может изменить присяге Константину», после чего продолжал воодушевлять матросов пылкими речами.
Старший брат сдерживал младшего от опрометчивых поступков, но он был как одержимый и вырывался из рук.
Между тем время уходило. Восставшие начинали проигрывать - несколько офицеров Гвардейского экипажа покинули площадь, в том числе и Михаил Бодиско. Увидев это, Борис Андреевич попытался уговорить роту последовать их примеру. Матросы отказались. Он остался с ним до конца, верный долгу.
В сумерки, после нескольких часов стояния, Николай I отдал команду расстрелять собравшихся из пушек. Экипаж потерял 52 матроса убитыми и ранеными. В ту же ночь Борис Бодиско был арестован, после короткого допроса в Зимнем дворце отвезён в Петропавловскую крепость, где по личному указанию Николая I помещён в одиночную камеру, 9 января его перевели в Ревельскую крепость, откуда 5 июня 1826 года возвратили в Петербург, до суда он снова находился в одиночной камере.
Михаил Бодиско был арестован утром 15 декабря в казарме Гвардейского экипажа лично великим князем Михаилом Павловичем. До 3 января он вместе с братьями Беляевыми и Дивовым находился в Главной городской гауптвахте, потом - в одиночной камере Алексеевского равелина. Допрашивали братьев Бодиско мало.
В ночь на 13 июля участников восстания, собранных в Петропавловской крепости, обрядили в парадные мундиры и вывели из камер, чтобы зачитать приговор Верховного Уголовного Суда.
Картина дальнейших событий, которая имела место быть 12-20 июля, восстановлена на основании материалов дела «О государственных преступниках Морскому ведомству принадлежащих».
12 июля начальник Морского штаба адмирал Антон Васильевич Моллер получил от начальника Главного штаба И.И. Дибича секретное извещение: «Государь повелеть изволил, чтобы была приготовлена яхта, которая могла бы принять из крепости по утру весьма рано всех преступников морскому ведомству принадлежащих и потом везти их на адмиралтейский корабль адмирала Кроуна, где и разжаловать непременно в тот же день, то есть тринадцатого числа, по обряду морской службы». В письме было предусмотрено и то, что «в случае противных ветров был бы готов пароход».
Письмо было писано 11 июля 1826 года в Царском Селе, где в те дни находился Николай I.
Моллер в ответ резонно сообщает, что ему «ещё не известно число преступников», кроме того, подготовленная яхта «Опыт» «весьма малое число людей может взять», поэтому он распорядился добавить два баркаса с закрытыми каютами. Антон Васильевич напоминает, что надо передать в крепость, «чтобы преступники были в мундирах с эполетами и чтобы сабли, им принадлежащие, посланы были, дабы при разжаловании соблюсти обряд».
Моллер фон Антон Васильевич (1764-1848), воспитанник Морского кадетского корпуса, участник боевых действий на Каспийском и Балтийском морях. В 1812 году, командуя Учебным флотом, силами гардемаринов захватил прусскую батарею, прогнал неприятеля из Митавы и взял город. В 1821 году назначен начальником морского штаба с одновременным управлением Морским министерством. Он обязан объявлять по морскому ведомству высочайшие повеления и наблюдать за их исполнением. Так что, хотя ему проще воевать и командовать, писать ему в этот раз придётся много. А пишется ему трудно, он зачёркивает и исправляет, вымарывая целые фразы и отдельные слова...
Первым делом надо сообщить в Кронштадт адмиралу Кроуну о порядке разжалования, потом поставить в известность генерала А.Я. Сукина, коменданта Петропавловской крепости, о том, что «назначен для приёма из крепости и отвоза на корабль преступников штаб-офицер морской артиллерии капитан 3 ранга Балашов, для чего готова яхта и два баркаса, за Исаакиевским мостом стоящие».
Время идёт, день клонится к вечеру, а из штаба ответа всё нет. Приходится писать министру юстиции А.Б. Куракину с тою же просьбою - сообщить список осуждённых и решение суда. Откликается генерал-прокурор Лобанов-Ростовский: «Спешу ответствовать, что Верховный Уголовный Суд сей час только приступает к объявлению осуждённым преступникам приговора...»
Ночью приходит список, в нём 15 имён: капитан-лейтенанты Николай Бестужев и Константин Торсон, лейтенанты Антон Арбузов, Дмитрий Завалишин, Михаил Кюхельбекер, мичманы Василий Дивов, Александр и Пётр Беляевы - «по лишению чинов и дворянства сослать в каторжные работы» ...на двадцать, двенадцать, восемь лет. Лейтенанта Николая Чижова - сослать в Сибирь ...Всех в Сибирь. По окончании каторги оставить на поселение... Без права возвращения ...Ещё четверых: мичмана Петра Бестужева, лейтенантов Николая Окулова, Фёдора Вишневского и Епафродита Мусина-Пушкина «лишить чинов с написанием в солдаты с выслугой и отправить в дальний гарнизон».
Росписью государственным преступникам мичман Бодиско-2 отнесён к пятому разряду за то, что «лично действовал в мятеже с возбуждением нижних чинов», он осуждён в каторжные работы на 10 лет, а потом на поселение. Государь Император своим Указом заменил наказание Бодиско-2 крепостными работами...
Борису Бодиско вменялось в вину то, что он «лично действовал в мятеже бытностью на площади», он осуждён по восьмому разряду - лишению чинов и дворянства и ссылке на поселение. «Из чувства милосердия» Николай I смягчил наказание Бодиско-1, повелев «написать его в матросы».
За братьев Бодиско хлопотали родственники: «Всё, что можно было сделать для облегчения участи, было предпринято, все связи пущены в ход, все пружины нажаты», - записала со слов баронессы Шарлотты Дольст Мария Левицкая.
Получив Список, Моллер составляет уточнение для Кроуна: «Десять человек лишаются дворянства, пятеро - мундиров и сабель, из них Бодиско-1 будет отослан в Кронштадт для написания в матросы». Туда же направляется Приказ по Морскому штабу, документ № 1432: «Бодиско-1 написать в 22 экипаж для прохождения службы на фрегате «Лёгкий».
Надо торопиться с инструкцией для Балашова, ему скоро принимать осуждённых. «Предписываю Вам принять всех по упомянутому списку из крепости на баркасы, и, пересадя на шхуну «Опыт», под строгим караулом, отправить на кронштадтский рейд. Там сдать их на корабль «Князь Владимир», где имеет место быть проведено над ними Его Императорского Величества повеление. После чего всех, кроме Бодиско-1, принять на шхуну и доставить в Санкт-Петербург, из них первых восьмерых направить в Губернское правление, Бодиско-2 проводить в Инженерный департамент Военного министерства, прочих - в Инспекторский департамент Главного штаба».
Похоже, директор Инженерного департамента пришел в ужас от моллеровского распоряжения: он моментально отозвался на отношение Морского штаба, заявив, что у него нет средств и способов для доставки осуждённых к месту отбывания наказания.
Отказ не смущает Антона Васильевича: он представляет дело таким образом, что отправка Бодиско-2 в морскую крепость, именно - морскую, вопрос решённый, и надо только отдать соответствующие распоряжения... И он отдаёт их! Он просит крепостного генерала отдать приказ об оставлении Бодиско-2 в Кронштадте для отправки его в Свеаборг, пишет командирам Кронштадтского и Свеаборгского портов об отправлении Михаила Бодиско на фрегате «Лёгкий», куда он уже определил Бориса.
Если его план осуществится, то братья Бодиско окажутся в Свеаборге, где ещё жива память об адмирале Бодиско, где многочисленным родственникам проще будет оказать им поддержку.
Под утро командир бранд-вахты по большому фарватеру доложил в Морской штаб, что по Неве проследовал пароход «Проворный», который вёл на буксире яхту «Опыт» при ней два закрытых баркаса. День начинался дождливым и пасмурным. В Кронштадте приближение яхты обнаружили около шести часов по полуночи. Тотчас же на крейс-стеньге адмиральского корабля при пушечном выстреле был поднят чёрный флаг... В ту же минуту от военных судов, стоявших на рейде, отошли и направились к «Князь Владимиру» гребные суда с представителями команд - по одному старшему офицеру, по одному лейтенанту и мичману. Яхта пристала к парадному всходу флагманского корабля.
О дне 13 июля вспоминал Дмитрий Завалишин: «Мы стали всходить на палубу. Командир корабля и офицеры встречали нас пожатием руки, остальные приветствовали знаками. Начали чтение приговора. Старик-адмирал не выдержал и зарыдал. Плакали матросы и офицеры. Одни мы сохраняли спокойствие. Вдруг вижу лейтенант Бодиско, который был приговорён к разжалованию в матросы, заплакал.
- Что это значит, Борис?
- Неужели Вы думаете, Дмитрий Иринархович, что я по малодушию плачу о своём приговоре? Напротив, я плачу оттого, что мне стыдно и досадно, что мой приговор такой ничтожный и я буду лишён чести разделить с вами ссылку и заточение...
На обратном пути команда яхты «Опыт» устроила разжалованным сытный завтрак.
Между тем, Антон Васильевич понял, что, отдав распоряжение развезти осуждённых по департаментам и управлениям, он совершил оплошность. И он кинулся исправлять ошибку. Сперва к пристани на Английской набережной отдать приказ задержать яхту, когда она возвратится из Кронштадта. Потом - в Главный штаб. Там ему посоветовали вернуть бывших морских офицеров в крепость.
Возвратившись на набережную, Антон Васильевич обнаружил громадное стечение петербуржцев, взирающих с берега на стоящую посередине Невы яхту. Заметная толпа собралась и на противоположной стороне, у Морского корпуса.
К Моллеру бросились родные и знакомые осуждённых с мольбами о свидании со своими страдальцами. Моллер остался непреклонен: заключенные возвращаются в крепость. И действительно, на глазах у публики моряков переводят из яхты в закрытые баркасы и везут вверх по Неве. Но скоро они возвращаются: у коменданта крепости нет высочайшего повеления на обратный приём.
Яхта стоит на Неве до глубокой ночи. Не расходятся и петербуржцы. Ночью Сукин получил распоряжение принять моряков в крепость.
Когда они проходили по двору крепости, кто-то успел им шепнуть, что после их отъезда на кронверке повесили пятерых...»
А ещё через день Антон Васильевич писал доклад Государю Императору, что «его повеление исполнено в точности», что «осуждённые возвращены после разжалования в крепость», «стояние на Неве было вызвано невозможностью перевозки среди бела дня» и что «преступники не только не были в Губернском правлении, но и на берегу, и на судах никто с ними никакого сообщения и свидания не имел...» Пришлось ещё писать объяснение И.И. Дибичу...
И уже после коронации, 20 июля, Моллер получил приказание «как наипоспешнее отправить из Кронштадта Бодиско-1 к коменданту Санкт-Петербургской крепости». Все его усилия оказались напрасными...
Борис Андреевич был сослан солдатом в действующую армию, Михаил - в Бобруйскую крепость.
О декабристах-солдатах известно немного: их рассылали по одиночке в разные гарнизоны, за ними неотступно следили... Тем дороже каждое свидетельство. Вспоминал декабрист А.С. Гангеблов: «Кроме меня во Владикавказе находился декабрист Борис Бодиско... - личность чрезвычайно симпатичная. И он, и я сожалели, что могли видеться лишь изредка, и то урывками; осторожность того требовала...»
Небольшая крепость Владикавказ была на пути ехавших в Тифлисский полк, через неё проследовал на театр военных действий и Борис Бодиско. Через год он дал о себе сообщение письмом, отправленным из Персии, из города Xoй. Онo датировано 13 декабря 1827 года. На двух небольших листочках письма двум старшим братьям-дипломатам, живущим большей частью в Швеции, Александру и Андрею.
Борис Андреевич пишет старшему брату, без прикрас оценивая своё положение: «Я довольно испытал, чтобы научиться терпеть... Тянуть несносную жизнь буду, если не для себя, то для оказывающих любовь ко мне... Хочу научиться ничего себе не делать, пускай Судьба вертит меня. Я чувствую, что со мною Бог, он будет хранителем моим, а после Его, я обязан всем вам, и добрым родным моим, которых по гроб и уничтожение я не перестану любить...»
С братом Андреем Андреевичем Борис более близок, ему он пишет иначе: «Любезный брат Андрей! Через письмо сестрицы Шарлотты Андреевны я уведомился, что ты, будучи в Санкт-Петербурге, мною заботился о доставлении ко мне нужных вещей... Письма твои я все получил, извини, что не на каждое ответил: на походе писать было хлопотно. Теперь, с 8 ноября, я на месте, наш батальон расположен во дворце Абас-Мирзы, жить здесь довольно хорошо... Все желают, чтобы война была окончена...»
Далее Борис Андреевич подробно описывает «праздник для русских»: «В большой зале все сидели на коврах, поджав ноги. Ханы напились, и двое, поссорившись, один другому заехал в рожу, потом они стали играть в карты... Дикость и грубый вкус проявляются во всём: в танцах, свойственных диким народам, в музыке, как в изображении ада, а особенно, в отношении к женщинам. Муж имеет право заколоть жену за неверность...»
В это отстранённое, несколько презрительное повествование вдруг вкрадываются живые чувства молодого человека, строгого к себе, но втайне мечтающего о любви: «Идучи по крепостной стене, можно видеть внутренность дворов, где днем остаются одни женщины, тогда многие открывают свои лица, и справедливо, что они очень хороши собой, особенно, глаза - большие, прекрасные...»
12 апреля 1828 года Борис Андреевич был произведён в унтер-офицеры. Перед ним открывалась перспектива ухода в отставку, возвращения к нормальной жизни. Приблизительно в это же время генерал И.Ф. Паскевич, командующий войсками на Кавказе, писал И.И. Дибичу: «Разжалованных во всех сражениях употреблял я в первых рядах, и всегда там, где представлялось больше опасности».
24 мая 1828 года Борис Андреевич Бодиско в возрасте 26 лет был убит во время похода против горцев.
Известие о гибели Бориса не скоро дошло до Бобруйска, где отбывал наказание Михаил.
«После бесчеловечного режима Алексеевского равелина, пребывание в Бобруйске сначала показалось благодетельной передышкой. Кандалы были легче, камеры больше, светлей и суше. Узников не отделяли, и они могли наговориться вдоволь. Работа была сравнительно лёгкой, к арестантской одежде успели привыкнуть, и бритые головы и желтый туз на спине уже не кололи глаз до бешенства».
Комендант крепости приглашал узников из столицы к себе домой на обеды, разрешил «по ночам, сняв кандалы и надев парики и гражданское платье, выходить в город», где осуждённые стали скоро желанными гостями молодых компаний. Но это радовало недолго: «угнетали мысли о разбитых надеждах и загубленной жизни, томило отсутствие духовной пищи». Читать книги и газеты было запрещено, разрешалось одно Евангелие. Волей-неволей Михаил Андреевич принялся за Евангелие. И в нём постепенно совершился переворот.
Вникая в великое учение любви и милосердия, он день за днем постигал сущность его. Евангелие дарило надежду и утешение униженным и оскорблённым, давало ответы на наболевшие вопросы. Священник в крепости был человек умный и искренне верующий. Его участие и беседы возымели огромное действие - Михаил Андреевич «перешёл в православие и остался до конца своей жизни глубоко верующим, убеждённым и деятельным христианином. Вера помогала ему переносить дальнейшие испытания».
Гуманного коменданта заменили на жестокого. Он заставлял заключённых в осеннее время, стоя в ледяной воде, очищать крепостные рвы. От такой работы на ногах образовались незаживающие раны, развился ревматизм, несколько месяцев Михаил Бодиско провёл в лазарете.
21 июля 1831 года, отбыв пять лет крепостных работ, он был переведён в 49-й егерский полк пехотинцем. Полк шёл на усмирение поляков. И снова унижение муштрой, поднадзорностью... И мучительный духовный конфликт: надо убивать братьев-славян, идти против собственных убеждений, чтобы верноподданническим поведением выслужиться и заработать прощение государя-тирана...
С 1833 года Михаил Андреевич служил на юге, последние годы - в Бессарабии. В Волынском полку он «нёс гарнизонную, караульную и пограничную службы, а также участвовал в борьбе с проникновением в Россию чумы». За эти заслуги в 1837 году он получил чин прапорщика и вскоре подал в отставку.
20 декабря 1838 года «Государь Император приказал: уволив от службы прапорщика Волынского пехотного полка Бодиско, запретить ему въезд в обе столицы и учредить за ним, как прикосновенным к происшествию 14 декабря, на месте жительства секретный надзор».
Высочайшее повеление обогнало Михаила Андреевича, и когда в апреле 1839 года он прибыл в город Чернь Тульской губернии, то с него взяли подписку «о невъезде в обе столицы», а также установили секретный надзор, поручив его чернскому городничему. После чего он отбыл в своё имение - село Соковнино. Ещё будучи в заточении, он, понимая, что жить ему придётся в условиях николаевских порядков, продумал программу действий. Она была основана «не на насильственных переворотах, а на терпеливом и неуклонном совершенствовании себя и окружающих, на улучшении материальной жизни крепостных крестьян».
[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTU1LnVzZXJhcGkuY29tL2ltcGcvTnVlQ0dJZ0FPYnJsOHc2cUluZFp3Yl9rMWZQT1NQcEhFaUVsTUEvVVVLbTZrM1dxXzQuanBnP3NpemU9MTQwMHg4MDAmcXVhbGl0eT05NSZzaWduPWI0MDNkZjYwNDAyYmU4ZDJlZmIxMjRjMDNjMDdjNTAzJnR5cGU9YWxidW0[/img2]
Усадебный дом М.А. Бодиско в Богородицком-Жадоме (Соковнино) Чернского уезда Тульской губернии. Фотография начала XX в.
Став помещиком, он приступил к её осуществлению. В голодный 1840 год ему была доверена ответственная работа продовольствования крестьян, то есть помощь голодающим. Много было работы и в собственном хозяйстве. «Именьице досталось ему совместно с двумя братьями и было расстроено, крестьяне разорены, усадьба в полном запустении», - вспоминала дочь декабриста М. Левицкая, которая родилась и выросла в Соковнино.
О результатах деятельности Бодиско-помещика можно судить по его письму, датированному 20 августа 1843 года.
Михаил Андреевич, ставший управляющим в доле своих братьев, отчитывается перед Александром Андреевичем: «Крестьяне вашей части за прошедший год внесли всего 1015 рублей, Андрея же - с небольшим 800. Кто именно и сколько внёс, приложу табличку. Хочу быть чист во всех отношениях». Он сообщает далее, что в селе «был пожар, сгорело 10 крестьянских изб со всею принадлежностью», что предстоит «забота о постройке новых дворов», потому что воспомоществование при пожарах входило в обязанности помещиков-владельцев крепостных.
И всё-таки дела идут не так уж плохо, потому что собирается Михаил Андреевич жениться и мечтает перед этим ответственным шагом увидеться с братьями и сестрами, живущими в Петербурге: «Уже давно подал прошение через тульского губернатора о дозволении ехать в столицу, не видел Петербурга 18 лет...». Он просит Александра Андреевича, камергера и чрезвычайного посланника в Северо-Американских Соединённых штатах, помочь с получением разрешения. Протекция не помогла: «монаршая милость» - разрешить встречу в Новгороде.
В 1844 году Михаил Андреевич женился на Людмиле Павловне Тиличеевой, в том же году получил высочайшее «допущение» на службу «уполномоченным по полюбовному размежеванию чересполосных земель государственных крестьян»; он становится участником проведения крестьянской реформы.
Прошло ещё 11 лет. В 1855 году умер император Николай I. Надеясь на перемены, титулярный советник Бодиско, «проживая в Тульской губернии с 1839 года и состоя на службе, постоянно был аттестуем удовлетворительно и ни в чём предосудительном замечен не был», снова просит разрешить ему приезжать в Петербург. На этот раз «прикосновенному к происшествию 14 декабря» разрешается приезжать «по необходимым надобностям на некоторое время... с учреждением здесь над ним секретного надзора».
В 1861 году Михаил Андреевич был избран «Мировым посредником в деле размежевания помещиков и крепостных крестьян», таким образом, он осуществлял на практике одну из главных задач, которую ставили тайные общества - отмену крепостного права.
Освобождённые крестьяне долго вспоминали его добрым словом: «По совести делил землю...»
Михаил Андреевич был хорошим семьянином и много внимания уделял воспитанию своих детей. Сыновья пошли по стопам отца.
Михаил Михайлович (1849-1912), действительный статский советник, служил в Сенате, затем в губернском правлении Тулы, занимался крестьянскими делами.
Дмитрий Михайлович (1851-1921), действительный статский советник, агроном и публицист, служил инспектором Министерства земледелия.
Андрей Михайлович (1863-1922) окончил Морской кадетский корпус и Николаевскую академию, заведовал минной частью Черноморского побережья.
Михаил Андреевич Бодиско скончался в 1867 году. Ежегодно в день его кончины 28 июня дети и внуки собирались в Соковнино и после панихиды на могиле перечитывали бережно сохраняемые письма, страницы из дневника его матушки, всматривались в светлые лица братьев-декабристов на старинных портретах.
В 1918 году взбунтовавшиеся крестьяне сожгли усадьбу вместе с семейными архивами.
Наталья Цветкова
