№ 22 (21)

В высочайше учреждённый Комитет для разыскания о злоумышленных обществах титулярного советника Григория Перетца

Покорнейшее объяснение

На учинённые мне вопросные пункты честь имею доложить:

На 1-й.

Имя моё Григорий, отчество Абрамов, фамилия Перетц, исповедания евангелического, от роду мне 36 лет, исповеди у нас нет, у святого причастия бываю, но не ежегодно; служу я при канцелярии с[анкт]-петербургского господина военного генерал-губернатора, под судом, в штрафах и подозрениях не бывал.

На 2-й.

Воспитывался я в самом детстве Белорусско-Могилёвской губернии, в местечке Дубровне, потом сей же губернии, Чериковского повета, в деревне Устье и, наконец, здесь в доме отца моего; особенно учился я статистике, истории и государственному хозяйству или политической экономии, науки сии преподавал мне швейцарец Лоран из Лозанны, оставшийся с того времени в России и служащий теперь профессором при Ришельевском лицее в Одессе. // (л. 43 об.)

На 3-й.

Осенью 1819 или 1820 года (первое вероятнее) был я к несчастию принят в члены тайного общества полковником Фёдором Николаевичем Глинкою, служившим тогда при с[анкт]-петербургском г[осподине] военном генерал-губернаторе; свидетелей при этом не было, а представил он меня потом служившему тогда лейб-гвардии в Измайловском полку офицером Кутузову (кажется Николаю Ивановичу) и Семёнову1, служившему тогда при министерстве духовных дел и народного просвещения (имени его и отчества не помню, тоже не помню, обоим ли вдруг он меня представил или каждому особо).

1 Три строки от слов «свидетелей при этом не было...» подчёркнуты карандашом.

На 4-й.

О каком-либо особенном названии общества мне не было объявлено, ни о думе или управлении оного, а дан был вид, будто общество только что составилось, хотя мне сие казалось невероподобным; но я не хотел нескромностью навлечь на себя подозрение; начальствующими лицами я знал помянутых Глинку, Кутузова и Семёнова1, но более и почти единственно относился к первому по ближайшему с ним знакомству2; впоследствии знал я членами общества: лейб-гвардии Финляндского полка офицера Николая Дмитриевича Сенявина3; Главного штаба его императорского величества офицера или колонновожатого (не помню, чем он тогда был) Демьяна Александровича Искрицкого4; лейб-гвардии Измайловского полка офицера Данченко4 (имени и отчества не помню, он уже и умер), с которым Искрицкий4 меня сблизил, и служившего по морскому министерству в чине 8-го или 7-го класса Петра Максимовича Устимовича3, потом в Грузию отправившегося5, сии четыре лица мною были приняты.

Ещё с моего согласия приняты: помянутым Сенявиным, лейб-гвардии егерского полка // (л. 44) офицер Дребуш6 (кажется Фёдор Андреевич или Андрей Фёдорович, но наверно не помню; он уже умер) и помянутым Искрицким служивший лейб-гвардии в егерском или Измайловском7 полку, не помню юнкером ли или прапорщиком, Лаппа4 (имени и отчества его не знаю)8; сверх того, кажется, не был формально принят, а только Сенявиным4 и Дребушем4 узнан образ мыслей и предварительно приготовлен служивший при вступлении гвардии в поход в лейб-егерском полку офицером барон Корф4, с которым я только раза 2 или 3 виделся, последний раз при вступлении гвардии в поход, и коего имени и отчества не знаю.

С Искрицким в доме графа Гудовича жил вместе, в одной почти комнате, италианец Жилъи, Gili, выдававший себя за профессора9 и преподававший, кажется, Искрицкому некоторые науки; о сём италиянце Искрицкий говорил мне, что он карбонари10, бежавший из своего отечества; я с ним в политических и вообще ни в каких близких сношениях не был, а только взял у него несколько италиянских уроков; у Сенявина видел я за несколько лет юнкера Панова11, того ли самого, который участвовал в происшествии 14 декабря или другого, мне по сие время неизвестно, и я с ними никакого знакомства или связи не имел12.

Кроме вышепоименованных лиц я до происшествия 14 декабря никого, яко члена тайных обществ, не знал, а после уже слышал от Искрицкого, что полковник Шереметьев, графы Коновницыны и ещё многие офицеры13 // (л. 44 об.) главных штабов, как его императорского величества, так и гвардейского, равно и гвардейских команд, коих он мне однако не именовал, в обществах сих состояли; о тех, о коих узнал я по газетам, излишним считаю упомянуть.

1 Слова «начальствующими лицами... Кутузова и Семенова» подчёркнуты карандашом.

2 Слова «относился к первому по ближайшему с ним знакомству» подчёркнуты карандашом.

3 Имя и фамилия подчёркнуты карандашом.

4 Фамилия подчёркнута карандашом.

5 На полях помета карандашом: «Сенявин, Искрицкий, Данченко, Устимович».

6 Три строки от слов «сии четыре лица...» подчёркнуты карандашом и отчёркнуты на полях.

7 Слова «или Измайловском» вписаны над строкой другим пером.

8 На полях против строки от слов «юнкером или прапорщиком...», поставлена помета карандашом: «1».

9 На полях против строки от слов «италиянец Жильи...» поставлена помета карандашом: «2».

10 Строка от слов «о сем италиянце...» подчёркнута карандашом.

11 Слова «юнкера Панова» подчёркнуты карандашом.

12 Далее зачёркнуто «и».

13 На полях против строки от слов «Шереметьев, графы Коновницыны... офицеры» поставлена помета карандашом «3».

Сверх того, слышал я в публике о некоторых арестованных или замешанных лицах, как-то, о полковниках Пестеле и Батенкове, о киевском губернаторе Ковалёве, о воронежском губернаторе, коего фамилии не упомню, о молодом Депрерадовиче, князе Лопухине (сыне), обер-прокуроре Краснокуцком, князе Суворове и, может быть, ещё о некоторых, о коих теперь не упомню, но то были только общие в компании разговоры. Кроме же того, я ни о ком, яко о члене тайного общества, не знал и не знаю, исключая имён, известных по газетам, по участию в иностранных переворотах, из коих я ни с одним ни малейшего знакомства не имею; но по учинённому мне изустно вопросу, не знал ли я такового из купцов или людей, делами занимающихся, долгом почитаю доложить, что некоторое подозрение имею на молодого аглинского купца Томсона1 (не знаю, здесь ли он теперь, ибо он за несколько лет уехал отсюда) и на коммерции советника Ивана Васильевича Прокофьева2, но подозрение мое основано единственно на том, во 1-х, на Томсона, что он говорил всегда весьма либерально и что я однажды видел у него офицера // (л. 45) Корниловича, о коем после читал в газетах, как об участнике в происшествии 14 декабря, а, во 2-х, на Прокофьева потому, что Рылеев и Бестужев жили в одном с ним доме, в управлении его состоящем, что первый служил под его начальством и что у него часто сходились как сии два лица, так и полковник Батенков, а, кажется, бывал и капитан Якубович; сего последнего у него3, однако, не видал; но взаимным долгом считаю доложить, что, кроме изъяснённых обстоятельств, ни малейшего другого повода к подозрению на них не имею.

На 5-й.

Выше уже сказано, что дан был вид, будто общество только что составилось; причинами были несправедливости и ошибки правительства4.

На 6-й.

Цель общества заключалась в монархическом представительном правлении; средствами были: умножение членов, оглашение несправедливостей и ошибок правительства и распространение политических сведений.

На 7-й.

Письменного устава я не видал; напротив, иногда говорено было, чтобы не иметь ничего письменного, кроме записок об именах кандидатов в члены для сообщения старшим членам, и записки сии по миновании в них надобности уничтожались; на словах положено было: во 1-х, об употреблении прописанных в предыдущем ответном пункте средств с должною осторожностью; во 2-х, о непринятии в члены и неоткрытии никому о существовании общества без согласия старшего члена, который должен был относиться5 // (л. 45 об.) тоже к старшему, и так далее6, о неимении ничего письменного уже объяснено; в 3-х, не объявлять никому о многих членах; в 4-х, мне не велено было говорить что общество только что составилось, ниже, что оно давно состоит, а глухо, что общество существует7; в 5-х, разумеется, что требовалось некоторое повиновение младшего к старшему во всём до дел общества касавшемся, но о степени сего повиновения никогда речи не было: и 6-й, знаком было принято по предложению моему еврейское слово «Хейрут», свободу означающее, и в случае нужды для узнания друг друга члены должны были сообщить оное взаимно постепенно по одной букве каждый8.

На 8-й.

Побуждение моё заключалось в причинах, в 5-м9 ответном пункте изъяснённых; намерение моё клонилось единственно к общему благу; если собственное положение имело влияние, то разве и для меня неприметное; видов на корысти, ни честолюбия не было; именно, говорил я однажды с Глинкою, чтоб на случай успеха не искать ничего, а, напротив, оставаться в том положении, в каком тогдашние обстоятельства кого застанут10.

На 9-й.

У Глинки я был много раз, но только сначала раза два или три вместе с Кутузовым11 и Семёновым11, а то всё один; после того я раз только нечаянно застал у него Кутузова11, у сего последнего был я два раза в казармах Измайловского полка, а ещё раз, не помню, у него или у Семёнова11 на квартире в Измайловском полку; Глинка11 у меня никогда не был, Семёнов11 был у меня раз

1 Слова «некоторое подозрение... Томсона» подчёркнуты карандашом.

2 Слова «коммерции советника... Прокофьева» подчёркнуты карандашом.

3 Четыре строки от слов «Рылеев и Бестужев...» отчёркнуты на полях карандашом. Против них неразборчивая помета карандашом.

4 Слова «несправедливости и ошибки правительства» подчёркнуты карандашом.

5 На полях помета карандашом: «Представл[ял] он Глинке принятых членов».

6 Три строки от слов «о непринятии никого в члены...» подчёркнуты карандашом.

7 Две строки от слов «мне не велено...» подчёркнуты карандашом.

8 Три строки от слов «свободу означающее, и в случае...» подчёркнуты карандашом и отмечены на полях знаком.

9 На полях помета карандашом: «Какие ошибки и несправедливости?»

10 Три строки от слов «именно говорил я однажды...» подчёркнуты карандашом.

11 Фамилия подчёркнута карандашом.

и, кажется, что и Кутузов1 однажды у меня был, но2 // (л. 46) наверно не помню; у Сенявина1 я бывал довольно часто, он у меня реже; с Дребушем1 я имел свидание у Сенявина1, два раза я был у него и два раза он был у меня; с Лаппою1 и Данченко1 я имел свидание у Искрицкого1, с которым я жил в одном доме3 (в доме графа Гудовича близ Аларчина моста, что ныне Энгельгардовых) и с коим потому весьма часто друг у друга видаілсь4; раз я был у Данченко1, с коим Лаппа1 стоял на одной, кажется, квартире в Измайловских казармах, а раз я был у него, когда он был в карауле у Смольного монастыря; Данченко1 также раза 2 или 3 у меня был; с Лаппою1 я о делах общества или вовсе не говорил, или очень поверхностно; наверно, не помню; Устимович1 бывал у меня довольно часто, а я был у него раза три или четыре; предметами наших совещаний (кроме посещений для препровождения времени без особой цели) были или принятие членов и сообщение сделанных о их правилах и характере замечаний, или взаимное друг друга о действиях правительства извещение или подкрепление и утверждение в принятом намерении.

Рассуждаемо было: о тягости налогов, об излишестве войск, о военном поселении, об упадке флота, о невыгодном займе 1811 или 1812 года, при коем за рубль ассигнациями даны облигации на 50 коп[еек] серебром5, о разорительных для России иностранных займах, с 1817 года без существенной нужды сделанных6, о систематической медленности правительства в удовлетворении претензий частных людей, о многих несправедливостях, особливо в делах с казённым интересом сопряжённых, об отягощении войска учением, о вояжах и строениях покойного государя императора, о малой его внимательности7 к граж- // (л. 46 об.) данской части, о множестве чиновников и скудном жаловании, яко главных источниках запутанностей и злоупотреблений, об учреждении министерств, об отягощении войска учением, о Государственном совете, яко новой для замедления дел инстанции, о взыскательности тогдашних великих князей Николая Павловича и Михаила Павловича, наиболее о ныне царствующем государе императоре, коего описывали скупым и злопамятным, о самовластии вельмож, о весьма недостаточном и несвоевременном пособии губерниям, в коих был неурожай и голод, о восстановлении Польши8, о преимуществе завоёванных поляков и финляндцев пред завоевателями россиянами, о расходах России для Царства Польского, об определении в бывшие польские губернии губернаторов из поляков и переводе в Литовский корпус поляков, в других полках состоявших, о причислении Выборгской губернии к Великому княжеству Финляндскому, о строгости, подавшей повод к семёновскому бунту.

В день сего происшествия встретился я с Глинкою1 у Поцелуева моста, который, остановив меня, сказал: «У нас начинается революция» и рассказал о бунте сём, о коем я ничего не знал8, о строгом с сим полком9 поступлении, несмотря на то10, что покойным графом Михайлою Андреевичем Милорадовичем якобы обещано было прощение, о бесполезном походе гвардии и неудовольствии тем войск, о недостатке законодательства, о Священном союзе и о делах Гишпании и Италии. // (л. 47) Все единогласно порицали меры11 правительства; положений или приготовлений к действию, кроме прежде изъяснённых общих средств у нас не было; и как, по словам Глинки, Семёнова и Кутузова, общество12 только что составилось, то столь же неуместно было бы о том говорить, как бы при разведении рощи о продаже ожидаемого от оной леса.

1 Фамилия подчёркнута карандашом.

2 Семь строк от начала абзаца на полях отчёркнуты карандашом.

3 На полях помета карандашом: «NB».

4 Слова «часто друг у друга видались» подчёркнуты карандашом.

5 Слова «о невыгодном займе... серебром» вписаны над строкой.

6 Слова «с 1817 года без... сделанных» вписаны над строкой.

7 Тринадцать строк от слов «Устимович бывал у меня довольно часто...» отчёркнуты на полях карандашом.

8 Слова «о восстановлении Польши» вписаны над строкой.

9 Пять строк от слов: «Выборгской губернии к Великому княжеству...» отчёркнуты на полях карандашом.

10 Слово «то» вписано над строкой.

11 Слова «Все единогласно порицали меры» подчёркнуты карандашом.

12 Слова «как по словам... общество» подчёркнуты карандашом.

На 10-й.

Я всегда почитал Глинку1 более всех по летам, чину и личным качествам; Кутузов1 и Семёнов1, кажется, не менее его уважали, но, как члены все2 вместе никогда не сходились, то нельзя сказать, чтоб он имел прямое влияние на всех3; сочинения кого-либо из членов нам никогда сообщаемы не были.

На 11-й.

Обязанность о приёме членов возложили на меня Глинка, Кутузов и Семёнов; притом4 более никого не было; выбор основывался на личных способностях и хороших правилах кандидата, преимущественно велено было набирать военных; кроме вышеизъяснённых правил о предварительном согласии старшего члена и изустном сообщении кандидату постановлений общества5, вся форма состояла в отобрании у него честного слова об исполнении оных и содействии к достижению цели общества, иногда с присовокуплением слов: «Обещаю всем, что для меня дорого и священно». Но сие предоставлялось произволу принимающего, о чём всем доносимо было старшему члену, а тот далее; обязательств письменных не отбиралось6.

На 12-й.

По вступлении моём в общество я жил безвыездно здесь, бывал только иногда в окрестностях, ни разу далее 60 вёрст, но кроме помянутых лиц, я никого, яко члена общества, не знал. // (л. 47 об.)

На 13-й.

Кроме уже изложенного, ничего присовокупить не могу, исключая того, что за несколько лет, не помню, когда именно, но Глинка жил ещё в доме, где адрес-контора, он сказал мне однажды, что можно б усилить успехи нашего общества присоединением к обществу Елисаветы, желавшему возведения на престол ныне вдовствующей государыни императрицы Елисаветы; знаки оного общества, по словам Глинки, состояли в ёлке и книге завета, на печати вырезанных; более он ничего не сказал7.

На 14-й.

О республиканском правлении для России при мне никогда речи не было, я всегда б считал сие величайшим сумасбродством.

На 15-й.

Надежды общества основаны были: во 1-х, на умножение членов, во 2-х, на возрастающее с летами влияние каждого из них; в 3-х, на продолжение со стороны правительства распоряжений, неудовольствие породивших, которые, будучи всемерно оглашаемы, более ещё оное бы усилили, и, в 4-х, на постепенное знакомство публики с политическими правами и порядком народов конституционных; о подкреплении кем-либо из известных в государственной службе лиц надежд общества своим участием я ни от кого не слыхал.

На 16-й.

Выше уже сказано, что, как мне подавали вид, будто общество только что составилось, то неуместно было и думать о подробностях, о коих в сём пункте спрашивается; говорили только, что по нарочитом усилении общества составят план действий, смотря по тогдашним обстоятельствам.

На 17-й.

Экземпляров конституций для России я никогда не видал, и в составлении оных я ни малейше не участвовал; кто их составлял и в каком духе они были написаны мне неизвестно. // (л. 48)

На 18-й и 19-й.

По содержанию сих пунктов я ни малейшего сведения не имел.

1 Фамилия подчёркнута карандашом.

2 Слово «все» вписано над строкой.

3 Слова «то нельзя сказать... на всех» подчёркнуты карандашом.

4 Слова «Обязанность о приёме... притом» подчёркнуты карандашом.

5 Слова «постановлений общества» подчёркнуты карандашом, на полях помета карандашом: «В чём они состояли?».

6 Пять строк от слов «в отобрании у него...» отчёркнуты на полях карандашом и отмечены знаком «NB».

7 Ответ на 13-й вопрос отчёркнут на полях карандашом.

На 20-й.

Подписку о том, чтоб не принадлежать к масонским ложам и ни к каким тайным обществам, я дал в канцелярии с[анкт]-петербургского господина военного генерал-губернатора вместе с другими чиновниками (когда именно, не помню); с того времени, а кажется и гораздо прежде, я от дел общества удалялся, а если, как кажется, сие было после отъезда отсюда помянутого Устимовича1, то и ни малейшего в пользу оного не сделал; ему же я пред отъездом его дал ключ для переписки, коего на бумаге объяснить почти невозможно, а на словах с какою-либо книгою в руке доложу2, ключом сим мы, однако, ни разу не пользовались; Данченко3 умер в первых, кажется, месяцах 1822 года; с Лапою3 я с первой половины 1822 года, а может быть и долее, не видался; с Семёновым3 тоже; с Кутузовым3 только раз нечаянно сошёлся у Глинки3; Дребуша3 посещал два раза во время болезни, от коей он умер, но никаких политических разговоров не имел.

Искрицкого3 до происшествия 14 декабря 1825 года с самой первой половины 1822 года посетил только раз и притом видал его нечаянно у отца его, другой раз увидел он меня с балкона и просил к себе, чего я, однако, не4 исполнил, третий раз встретил он меня с женою на улице, а 4-й раз сошлись мы уже в декабре 1825 года нечаянно в кондитерской, о чём далее будет рассказано, но во всё сие время политических разговоров у нас не было; с Сенявиным3 видался хоть чаще, но касательно дел общества несколько уж лет разговора не было; у Глинки бывал // (л. 48 об.) я реже, чем раз в год5 (с тех пор как он выехал из дома, где адрес-контора, до декабря 1825 года я был у него только один раз) и то без всяких о делах общества разговорах, кроме последнего свидания у него и встречи6 у Плавилыцикова, о чём ниже объяснено будет.

С Устимовичем3 я с отъезда его в Грузию раза два или три переписывался7; но вовсе о посторонних предметах; во время похода гвардии, который однако был, кажется, до подписки о тайных обществах, я с Сенявиным3 и Дребушем3 изредка переписывался, но тоже не о делах общества; словом сказать: я уже несколько лет к обществу не принадлежал; не помню, когда именно стал удаляться, но сие было ещё в 1821 году; ибо я женился в генваре 1822 года, а до женитьбы моей, не быв долго у Глинки8, встретился я с ним на Театральной площади; на вопрос9 его, куда иду, отвечал я: «К невесте».

На что он сказал: «У вас в голове любовь, а не дело»10, но причина моего удаления была не любовь, а возникшая мысль, постепенно до уверенности созревшая, что подобные предприятия ведут к общему злу, а не к добру; не объявил же я о том правительству: во 1-х, опасаясь ответственности, яко ложный доноситель, по трудности или невозможности почти представить в подобных случаях ясные и явные доказательства, как законы повелевают; сему и был пример с Сенявиным3, скоро по вступлении его в общество он проговорился о существовании тайного общества одному // (л. 49) из своих знакомых (фамилии не помню, но, кажется, он был юнкером лейб-Уланского полка); сей или проговорился далее, или с намерением доносил, но дело доходило до покойного господина военного генерал-губернатора, к которому Сенявин3 был призван; но по отпирательству Сенявина3 и неимению доказательств тот знакомый его был, кажется, выключен; во 2-х, опасался я личных гонений от членов общества11.

Полагаю даже, что одно удаление моё имело уже невыгодное на судьбу мою влияние во многих случаях, зависевших от людей, противного, может быть, с ними политического образа мыслей, но в связях и знакомстве с ними или их приятелями состоявших, и, в 3-х, непреодолимая нравственная невозможность губить людей, из коих некоторые сами мною соблазнены; да позволено мне будет привесть пример одного англичанина, обвинённого в укрывательстве претендента Эдуарда Стуарта; вместо оправдания обратился он к судьям с вопросом: «Что б вы на моём месте сделали?». Они были столь чистосердечны, что единогласно ответствовали: «То же, что ты», и тем решили дело.

1 На полях помета карандашом: «Устим[ович]».

2 Слова «а на словах с какою-либо книгою в руке доложу» подчёркнуты карандашом.

3 Фамилия подчёркнута карандашом.

4 Две строки от слов «посетил только раз...» отчёркнуты на полях карандашом.

5 Слова «у Глинки бывал я реже, чем раз в год» подчёркнуты карандашом.

6 Слова «без всяких о делах общества...» подчёркнуты карандашом.

7 Слова «раза два или три переписывался» подчёркнуты карандашом. Шесть строк от слов «я реже, чем раз в год...» отчёркнуты на полях карандашом, против них помета: «Устим[ович]».

8 Слова «генваря 1822 года... у Глинки» подчёркнуты карандашом.

9 Далее зачёркнуто: «мой».

10 Слова «У вас в голове любовь, а не дело» подчёркнуты карандашом.

11 Слова «во 2-х, опасался я личных гонений от членов общества» подчёркнуты карандашом.

На 21-й.

Накануне 14 декабря я на совещаниях не был (свидание мое с Глинкою у него дома было, кажется, прежде) и потому я по содержащимся в сём пункте вопросам ни о чём неизвестен.

На 22-й.

a) Искрицкого я принял в 1819 или 1820 годе1 в С[анкт]-Петербурге в доме Главного штаба, где он был дежурным.

b) О жительстве с ним сперва в одном доме и свиданиях до происшествия 14-го декабря выше уже сказано; присовокуплю только, что в первых числах декабря 1825 года виделись мы нечаянно в конди- // (л. 49 об.) терской в доме Котомина, у Полицейского моста2, где я сидел и читал газеты, а он подходил ко мне и сказал, что давно не виделись; на ответ мой, что он у меня не был, извинялся он множеством занятий, сказал мне, где живёт и в какие дни бывает дома и просил к себе, более мы тут ни о чём не говорили; не помню, поздравили ли мы друг друга с новым государем. Вследствие того я заезжал к нему, но не застал дома и таким образом мы до происшествия 14 декабря и в сей даже день не виделись.

c) Я давал ему, кажется, конституцию Царства Польского и гишпанскую и одну часть сочинения графа Lanjuinais3 под названием «Constitutions des peuples de l'Europe» или «de tous les peuples»4 мною y Глинки занятую5, кроме того, жив в одном доме, мы часто заимствовались книгами историческими и прочими; конституций же, для России приготовленных, я ему никогда не давал, да и сам их не имел.

d) Я внушал ему, как действительно тогда думал, что для России выгоднее образ правления монархический представительный6 и что по обширности империи и другим местным обстоятельствам власть монарха должна быть соразмерно обширнее.

e) Он обнаруживал тогда образ мыслей с моим согласный; о способах и действиях для приближения к цели Общества он со своей стороны новых предложений не делал.

f) О намерениях Общества на 14 декабря он мне чего-либо открыть или меня к участию пригласить не мог, поелику мы, как сказано, задолго перед тем не виделись, кроме встречи в кондитерской, где ни малейшего политического разговора не было.

На g и h) После происшествия // (л. 50) 14 декабря виделся я с Искрицким7 четыре раза, а именно8: раз, встретившись нечаянно в помянутой кондитерской, поехали оттуда по его приглашению к нему, там он сказал мне9, что чудом избавлен от опасности, что он, не знаю, накануне ли 14 декабря или близ того, был у Рылеева7, что Рылеев7 вызвал в особую комнату ротных командиров, а ему сказал, что сам к нему будет, но не был, и что в самый день 14 декабря он, Искрицкий7, шёл вперед (не сказал он мне, для соединения ли с бунтовщиками, или из любопытства), пока один полковник Семёновского полка, коего он мне и именовал, но я фамилию забыл, а помню только что немецкая, не остановил его, объявив, что велено стрелять в того, кто пойдёт дальше.

1 Слова «Искрицкого я принял в 1819 или 1820 годе» подчёркнуты карандашом и отмечены знаком «NB».

2 Две строки от слов «в первых числах декабря...» подчёркнуты карандашом, отчёркнуты на полях и отмечены знаком «NB».

3 Ланжюине (франц.).

4 «Конституции народов Европы» или «всех народов» (франц.).

5 Слова «Constitutions des peuples... занятую» подчёркнуты карандашом.

6 Слова «Я внушал ему... представительный» подчёркнуты карандашом.

7 Фамилия подчёркнута карандашом.

8 Строка от слов «14 декабря виделся я с Искрицким...» отчёркнута на полях.

9 Две строки от слов «раз, встретившись нечаянно...» отмечены на полях знаком «NB».

Ещё раз был я у него по случаю, что он заезжал ко мне и, не застав дома, оставил записку, в коей просил быть у него на другой день под предлогом пособия в займе денег для отца его, но настоящая цель была та, чтобы сообщить мне, что дядя его, журналист Булгарин, поссорившись с ним за непочтительность его, Искрицкого, или брата его к жене Булгарина, написал к нему записку, в коей грозил доносом1.

Два раза он был у меня, первый раз по уговору нашему, что если он не будет арестован, чтоб он в тот день единственно для известия о том ко мне был, а последний раз, приехав ко мне, сказал он, что дядя его, тот же Булгарин2, сообщил ему, якобы он тот день будет арестован, и что Булгарин2 хотел ехать к г[осподину] Позняку3, // (л. 50 об.) кажется, для того, чтоб попытаться, нельзя ли сего отвратить, но, как жена моя тогда входила в комнату, то я того порядочно не расслышал; по выходе её он мне сказал, что у него нет ни копейки денег, и просил ссудить его 100 р[ублями]; хотя я знал бесполезность оных на случай ареста, но, во 1-х, думал, может быть, и не будет арестован и, во 2-х, не хотел я в несчастном его положении4 опечалить его отказом, который он мог бы приписать скупости, почему и дал их ему; при сём случае условились мы, если он не будет арестован, чтоб на третий день пополудни в 3-м часу быть в той же кондитерской; я там был, но его не видал5.

В бытность мою у Искрицкого2 после 14 декабря в последний раз просил я его надписать, если может не своею рукою, адрес на письме в Лондон, от чего он, однако, отказался, отзываясь невозможностию скрыть свой почерк; повод к тому был следующий: В 1817 или 1818 годе был здесь англинский миссионер Way6, между прочим, в обращении евреев весьма усердствовавший; при нём находился тогда один обращённый еврей, который, как я впоследствии узнал, отстал от него; благочестие г[осподи]на Way, на любви к ближнему основанное, возбудило во мне отличное к нему уважение; он взаимно оказывал мне благорасположение и в память прислал мне из Англии Новый завет.

В бытность его здесь и по отъезде его чувствовал я неоднократно склонность участвовать в его предприятиях, но положение отца моего и разные обстоятельства в том препятствовали; после манифеста о происшествии 147 // (л. 51) декабря паки возродилось во мне желание таковое, сопровождаемое свойственным всякому человеку попечением о своей безопасности; писать к нему прямо от своего имени опасался я, на случай письмо мое на почте распечатают, чтоб намерением уехать из России в теперешних обстоятельствах8 не навлечь на себя подозрения, почему приготовил я письмо, в коем изъяснял, что человек с некоторым воспитанием и способностями и с большим еще усердием, которого он некогда знал и ласкал, желает участвовать в его трудах к обращению евреев и готов приехать на свой счёт, если только может надеяться, что, буде окажется годным, он будет употреблён с жалованьем для умеренного содержания себя, жены и 2-х детей, что некоторые несчастные стечения препятствуют мне именовать себя и чтоб он, если рассудит уважить мою просьбу, объявил трикратно в гамбургских газетах, что согласен на предложение под № 1, ему сделанное; письмо сие хотел я отдать переписать9 кому бы ни было, латинскую азбуку знающему, а французского или немецкого языка не понимающему10, но насчёт адреса не хотел я всякому ввериться и потому просил я Искрицкого2; по отказу его я письма такового и не отправил. В продолжение последних четырёх свиданий с Искрицким2, бывших все после уже происшествия 14 декабря и никакого предприятия против правительства целию не имевших, следующие были между нами разговоры:

1 Три строки от слов «журналист Булгарин, поссорившись...» подчёркнуты карандашом.

2 Фамилия подчёркнута карандашом.

3 Фамилия подчёркнута карандашом, двадцать строк от слов «от опасности, что он, не знаю, накануне ли 14 декабря...» отчёркнуты на полях карандашом.

4 Слова «я в несчастном его положении» вписаны над строкой.

5 Десять строк от слов «кажется, для того, чтоб попытаться...» отчёркнуты на полях карандашом и отмечены знаком «NB».

6 Bay (англ.).

7 Четырнадцать строк от слов «В бытность мою у Искрицкого после...» отчёркнуты на полях карандашом и отмечены знаком «NB».

8 Слова «чтоб намерением уехать... обстоятельствах» подчёркнуты карандашом.

9 Слово «переписать» вписано над строкой.

10 Семнадцать строк от слов «декабря паки возродилось во мне желание...» отчёркнуты на полях карандашом.

рассуждая об ошибках в день 14 декабря с обеих сторон, говорил я, что бунтовщики весьма глупо сделали, начав дело, не быв уверены в войске и1 // (л. 51 об.) без артиллерии, самого решительного орудия; что вместо дворца, пошли на площадь2, что, не видев со стороны правительства артиллерии, за всем тем простояли неподвижно, как бы дожидавшись, чтоб её на их погибель привезли, и что соединённая с ними чернь вышла против господ, чем раздражили они всех, малейше хоть благомыслящих; на сие Искрицкий сказал, что они надеялись на артиллерию, кажется конную, но что бывшие в оной на их стороне офицеры были арестованы, что, кажется, намерены были идти ко дворцу, но не знает, почему сего не сделали; насчёт неистовства черни он промолчал, а касательно того, что они простояли понапрасну на площади, сказал он: тем глупее, что в выведенных против них полках и многие офицеры были на их стороне и даже полковник Шереметьев3, командовавший первым взводом, был их соумышленник.

Слышав от Искрицкого3, что некто Ростовцов3 предварял государя императора о бунте, я сказал, что сомневаюсь: ибо, во 1-х, могли б арестовать главных заговорщиков, а во 2-х, по крайней мере, обезопасили бы дворец, в котором я был часу в 10-м или 11-м4, и кроме обыкновенных караулов войска не заметил; ещё говорил я, что если до требования присяги растолковали бы манифест с приложениями, то, может быть, до возмущения бы не дошло, а если б некоторые и усомнились, то предоставить им отправить несколько человек в Варшаву для удостоверения, а между тем, дали бы они условную присягу; на сие сказал он, будто некоторые фельдфебели были в заговоре, что им обещано было5 // (л. 52) уменьшение службы и прибавка жалованья; говорил он мне, что в обоих штабах, то есть как в Главном, так и в Гвардейском, многие офицеры замешаны, что, кажется, граф Коновницын3 и ещё некоторые любопытствовали, кто его принял в общество?

Но он будто меня не именовал, за что я его благодарил, просив вперёд о таковой же скромности и обещав её и с моей стороны; по его словам, Рылеев3 заставил прочих действовать 14 декабря, сказав, что случай сей невозвратный6; о Муравьёве-Апостоле3 и Муравьёве3, командовавшем каким-то гусарским полком, отозвался он, как о людях отличных способностей, и что если первый допустил грабёж и насилие в Василькове, то разве из крайности.

На вопрос мой, правда ли, что когда кричали: «Конституция», солдаты спрашивали, что это значит, и им сказали, будто это имя супруги Константина Павловича, - отвечал он: «Да», но в армии бунтовавшиеся7 солдаты будто знали цель общества, и что им обещано было уменьшение службы и прибавка жалования; удивлялись мы, что долго не было донесения о присяге г[осподина] генерала Ермолова3, и он говорил, что обыкновенно, кажется, в месяц получал от него ответы8, о поступке Ростовцова3 сказал он мне, что, вообще, его не все одобряют.

О дяде своём Булгарине3 отозвался он, что Рылеев3 и другие всегда считали его шпионом; слышал я от него, будто какой-то адъютант г[осподина] генерала Рудзевича3 был привезён сюда по найденному9 у полковника Пестеля3 приготовленному к нему письму, чтоб он своего генерала арестовал, но что по неимению против него доказательств, он отпущен; советовались мы, что нам делать; сначала, полагал я, объявить о нашей вине, надеясь на

1 Три строки от слов «рассуждая об ошибках...» подчёркнуты карандашом. Шесть строк от начала абзаца отчёркнуты карандашом на полях и отмечены знаком «NB».

2 Слова «что вместо дворца, пошли на площадь» подчёркнуты карандашом.

3 Фамилия подчёркнута карандашом.

4 Слова «дворец, в котором я был часу в 10-м или 11-м» подчёркнуты карандашом, на полях помета карандашом: «У кого и зачем?».

5 Вся страница от слов «без артиллерии, самого решительного орудия...» отчёркнута на полях карандашом».

6 Семь строк от слов «уменьшение службы и прибавка жалованья...» отчёркнуты на полях карандашом».

7 Слово «бунтовавшиеся» вписано над строкой.

8 Три строки от слов «обещано было уменьшение...» отчёркнуты на полях карандашом и отмечено знаком «NB».

9 Четыре строки от слов «о поступке Ростовцова сказал он мне...» отчёркнуты на полях карандашом, отмечены знаком «NB». На полях помета карандашом: «Он знал Рылеева».

милосердие государя императора; он сказал, сие хорошо, но иных в подобных случаях отпустили, а потом опять взяли; // (л. 52 об.) после оставленной им у меня записки с приглашением о свидании под видом займа денег условились мы, если впредь понадобится видеться и не застанем друг друга, оставлять такие же записки1; надеялся он быть адъютантом при господине генерал-адъютанте Александре Ивановиче Чернышёве; его превосходительство за столом будто выпытывал его насчёт участия в тайном обществе, но он отпирался.

Рассказывал он мне, что у него останавливался приезжий адъютант князя Хованского2, фамилии не помню, кажется, Чевкин3, который накануне 14 декабря ездил с каким-то офицером в какие-то казармы; офицер тот пошёл к своим знакомым, а помянутый адъютант, оставшись внизу, стал говорить с солдатами и возмущать их4; солдаты, опасаясь в нём шпиона, спрашивали о его фамилии и по необъявлению хотели представить к дежурному офицеру, но не помню, после как-то его отпустили, а ночью он был призван к господину генерал-адъютанту Потапову, который, кажется, сделал ему за то выговор.

Сей адъютант, по словам Искрицкого, членом общества не был5, а действовал только по безрассудной пылкости; ещё сказал он мне, что Лапа6 взят и на допросе у государя императора показал будто, что он принят в общество Данченком7 на 16-м году от роду; по словам его, было у него письмо от Лапы6, во время нахождения Лапы6 в отпуску писанное, где он кланялся мне8 с изъяснением, что связь наша основана на священных чувствах, которое письмо он, якобы, уничтожил9 (прежде мне о сём письме не говорил), про Глинку сказал10 он, что он тоже был взят и представлен государю императору, пред которым он, якобы, показал, что он перемены образа правления никогда не желал, // (л. 53), а только больше правды, на что государь император соизволил отвечать: «Надеюсь, что до того доведу», и с тем его отпустил11.

На 23-й.

За несколько дней до 14 декабря 1825 года заходил я к Глинке, но не застал его; на другой день (сие было, кажется, не накануне 14 декабря, а близ того) нашёл я его дома, после обыкновенных приветствий спрашивал он меня о новостях; я сказал, что говорят о скором восшествии Николая Павловича, на что отвечал, что и он тоже слышал; несколько помолчав, спрашивал он о моих связях12; на ответ мой, что они ограничены Сенявиным6 и Искрицким6; с последним из коих почти не вижусь, он сказал, что Искрицкий13 бывает во многих домах, а про себя, что и он весьма уединён; о народе сказал он, что необыкновенно тих и покоен, но что нельзя знать, не от того ли, что ожидали Константина Павловича.

На замечание моё, что у нас от революции лучшего ожидать нельзя, он изъявил подобное же мнение с присовокуплением14, что от царствования Константина Павловича можно было ожидать ненасильственной перемены; потом спрашивал меня, не вижусь ли с Кутузовым6, и на отрицательный мой отзыв он сказал, что Кутузов совсем переменился и едва ли не шпион15; пред самым уходом моим он сказал, как бы гадательно: «Что-нибудь да будет, посмотрим»16.

1 Три строки от слов «приглашением о свидании...» подчёркнуты карандашом. На полях карандашом поставлен знак «NB» и помета: «Так ли цель своих свиданий?»

2 Слова «князя Хованского» подчёркнуты карандашом.

3 Слова «кажется, Чевкин» подчёркнуты карандашом.

4 Слова «говорить с солдатами и возмущать их» подчёркнуты карандашом.

5 Слова «Искрицкого, членом общества не был» подчёркнуты карандашом.

6 Фамилия подчёркнута карандашом.

7 Слова «Что он принят в общество Данченком» подчёркнуты карандашом.

8 Слова «в отпуску писанное, где он кланялся мне» подчёркнуты карандашом.

9 Слова «якобы уничтожил» подчёркнуты карандашом.

10 Слова «про Глинку сказал» подчёркнуты карандашом.

11 Слова «Надеюсь, что... его отпустил» подчёркнуты карандашом.

12 Слова «спрашивал он о моих связях» подчёркнуты карандашом.

13 Фамилия подчёркнута карандашом и отмечена на полях знаком «NB».

14 Пять строк от слов «о народе сказал он, что...» подчёркнуты карандашом.

15 Слова «Кутузов совсем... не шпион» подчёркнуты карандашом.

16 Слова «Что-нибудь да будет, посмотрим» подчёркнуты карандашом.

При сём посещении Глинки цель моя была узнать: не предпринимают ли чего-либо1. Ибо, помня о существовании общества // (л. 53 об.) опасался я, чтоб не вздумали воспользоваться тогдашним случаем; последние слова его и собственные опасения побудили меня ехать от него к г[осподину] действительному статскому советнику Василию Петровичу Гурьеву2, к которому я знал, что покойный граф Михайла Андреевич Милорадович весьма был расположен; а как по характеру покойника я полагал, что для обращения его внимания надлежало адресоваться чрез человека, им любимого, то просил я г[осподина] Гурьева доложить ему от моего имени3, что на случай восшествия Николая Павловича должно опасаться возмущения.

Г[осподин] Гурьев сказал4 мне на то: «Тебя посадят в крепость», на что я отвечал: «С тем и говорю, что готов идти в крепость» и излил пред ним одушевлявшие меня чувства любви к общему благу; он до такой степени был восхищён, что, восклицав неоднократно: «C'est sublime! C'est sublime!»5, вместе со мною вышел и сказал, что едет прямо к графу и будет ко мне с ответом; вечером он точно был у меня, но привёз ответ, о котором я имел честь доложить господину члену Комитета, которого повторить здесь благопристойность не дозволяет6, я думал, или что граф полагает слова мои пустыми, или что уже без меня извещён, и приняты меры, а лучше сказать: я не знал, что думать, а только видел, что мне нечего было делать7, ибо прибегать к ныне царствующему государю императору, не имевшему ещё никакой торжественной власти, мимо графа8, главного в столице // (л. 54) начальника, я считал бесполезным и даже опасным особливо, когда известия мои были только предположительные и без доказательств.

Видеться с Искрицким2 я полагал излишним; поелику он, пригласив меня к себе9 и знав, что я у него был, не приезжал ко мне, я заключил, или что он ни в чём не участвовал, или что он со мной не откровенен; притом же я знал, что у него нет никакой команды и потому не считал его опасным; насчёт Сенявина2, командующего ротою, я более боялся и скорее надеялся узнать от него что-либо и иметь на него влияние, посему и заходил к нему 14-го рано; не застав его и узнав, что он назначен в караул во дворец, был я там часу в 10-м или 11-м, но ещё его не было, а солдат бывшего тогда в карауле полка сказал мне, что смена придёт не прежде 1-го часу; с намерением возвратиться туда к тому времени, пошёл я в канцелярию г[осподина] военного генерал-губернатора, где узнал официально о восшествии ныне царствующего государя императора; при выходе оттуда увидел я отряд войск, идущий по Морской и восклицающий: «Ура!»10.

Не быв никогда в столице при подобном случае, думал я, что сие в порядке, и остановился у крыльца, но при приближении отряда, услышав внушение офицера часовым кричать: «Ура, Константин!», я догадался, что начался бунт, что к дворцу уж поздно идти, пошёл скорым шагом вперёд и, взяв у Синего моста извозчика, поехал домой; по дороге, близ ворот квартиры отца моего, увидев жену мою, я сошёл с саней и спросил, куда идёт?

На ответ ее: «К бульвару, за отданным в чёрную краску платьем», я завел её к батюшке, сказал о виденном // (л. 54 об.) мною, пустил её к супруге отца моего, а сам пошёл к нему в кабинет, сообщил ему о сей ужасной новости и вышел чрез несколько времени в гостиную, где застал мачеху и жену, насчёт трусости моей смеявшихся; жене всё хотелось идти за платьем, но спустя ещё несколько времени приходил кто-то11 с известием, что граф Михайла Андреевич ранен.

1 Слова «не предпринимают ли чего-либо» подчёркнуты карандашом.

2 Фамилия подчёркнута карандашом.

3 Слова «то просил я... моего имени» подчёркнуты карандашом.

4 Слова «должно опасаться... сказал» подчёркнуты карандашом.

5 «Как это прекрасно! Как это прекрасно!» (франц.).

6 Слова «здесь благопристойность не дозволяет» подчёркнуты карандашом.

7 Слова «я не знал, что думать... было делать» подчёркнуты карандашом.

8 Слова «не имевшему еще никакой... мимо графа» подчёркнуты карандашом.

9 Слова «он, пригласив меня к себе» подчёркнуты карандашом.

10 На полях помета карандашом: «Во дворец зачем он ходил, спр[осить] Искрицкого».

11 Слово «кто-то» подчёркнуто карандашом и отмечено на полях знаком «NB».

Так пробыли мы у батюшки до исхода 2-го или до начала 3-го часа; тогда батюшка поехал со мною к бульвару, мы остановились близ Лобанова дома или несколько вправо, то есть к Невскому проспекту, там видели нас г[оспода] генералы Бажевич1 и Лобри1, оттуда поехали в Морскую, где близ дома г[осподи]на военного генерал-губернатора видели г[оспод] Фогеля1 и Булгарина1, рассказавших нам подробно о положении графа; Булгарина1 спрашивал я об Искрицком1, и он сказал мне, что он с его женою, присовокупив, что он малый умный и не пойдёт на такой вздор, чему я весьма обрадовался; оттуда батюшка свёз меня опять к себе, где я остался до глубокого вечера.

Не имев верного известия и опасавшись грабежа, пошёл я с женою и конторщиком отца моего Фёдором Ивановым Шеллером1 за детьми и домашними; но тёща моя сама не хотела идти к батюшке и детей не советовала взять, во 1-х, по болезни батюшкиных детей заразительным коклюшем, во 2-х, что на случай, не дай бог, беды и у батюшки большой защиты не было, и, в 3-х, говорила она, если и придут грабить, то «меня, старухи, и маленьких детей не тронут», а имение я сам велел отдать без сопротивления; после того жена моя, я и помянутый Шеллер1 поехали к тётке жены моей, г[оспо]же действительной статской советнице Воеводской1, живущей // (л. 55) по Мойке в собственном доме рядом с домом господина военного генерал-губернатора.

Оставив там жену, пошёл я не один, а вместе с Шеллером1 к бульвару, Дворцовой и Сенатской площадям и, удостоверясь, что всё успокоено, возвратились к г[оспо]же Воеводской, откуда взяв жену, поехали домой. На другой день был я у Сенявина1; его хоть не застал, но в разговорах с отцом узнал я, что сын вёл себя как долг верноподданного повелевает, что весьма меня успокоило; после того заходил я несколько раз к сыну, чтоб посоветоваться: не лучше ли объявить о себе, но все слышал, что он в полку, куда, кажется, после и жить перебрался, а туда я боялся идти, чтоб не навлечь подозрения; недавно только виделся я с ним2 у отца его, но на минуту и при чужих и ни о чём говорить не мог; просил я его к себе, он обещал быть, но до взятия меня под арест ещё не был.

К Глинке я 15 декабря3 тоже4 заходил, но не застал, а от человека его узнал, что почти всю ночь он не был дома и, пришед домой, даже не раздевался, напился чаю и опять ушёл5; после того опасался я идти к нему, а недавно встретился с ним нечаянно в книжной лавке Плавилыцикова, что у Синего моста; сказал он мне, что был взят, но отпирался в желании перемены образа правления6 и опять отпущен, весьма бранил бунтовщиков, сказал, что можем ожидать правосудного // (л. 55 об.) и мудрого царствования, а более и желать не должно; я желал быть у него для совета, не объявить ли о себе, но он сказал, что опасно видеться7.

При одном из свиданий с Искрицким после8 14 декабря пересказал он мне слышанное якобы от господина генерал-адъютанта Александра Ивановича Чернышёва, что его превосходительство нанёс во 2-й армии решительные удары; ещё сказал Искрицкий, что во 2-й армии заговор открыт по случаю, что казначей полка, под командою полковника Пестеля1 состоявшего, промотал 6.000 р[ублей] казённых денег, и что, несмотря на убедительные его просьбы, Пестель1 сие огласил, за что казначей на него донёс.

Все вышеписанное изъяснено мною чистосердечно без всякой утайки против неумышленного разве9 изменения слов разговоров, коих в точности припомнить человечески невозможно, или, может быть, чего-либо неумышленно забытого, но, верно, не нарочно скрытого; на всякий вопрос я по мере силы моей памяти готов дать самый искренний ответ.

Если в рассказах моих не соблюдён должный порядок, то всепокорнейше прошу о милостивом снисхождении к крайнему расстройству моих мыслей, непрестанно тревожимых ужасным воображением об отчаянии жены, в рассуждении коей по беременному её положению и сильной ко мне // (л. 56) привязанности всего опасаюсь; я столь злополучен, что должен считать теперь несчастием то, в чём всегда полагал величайшее счастие: взаимную любовь жены любимой.

О предмете, о коем я имел честь доложить господину члену Комитета изустно, по изъяснённой тогда же причине не смею здесь упомянуть; могу только сказать, что целию моею по оному были не скрытные виды какого-либо тайного общества, но явные пользы общества явного - дражайшего отечества10.

В заключение долгом считаю доложить, что если Комитету благоугодно будет дозволить, то осмелюсь подвергнуть прозорливому его усмотрению средство к открытию всех отраслей и изгибов тайных обществ, которое, ласкаю себя, удовлетворит равномерно всем душевным потребностям христианина, богу, государю, человечеству и отечеству истинно преданного11.

Титулярный советник Григорий Перетц12

Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф

Февраля 28-го дня 1826 года // (л. 57)

1 Фамилия подчёркнута карандашом.

2 Слова «с ним» подчёркнуты карандашом.

3 Слова «К Глинке я 15 декабря» подчёркнуты карандашом.

4 Далее зачёркнуто: «не».

5 Слова «не был дома и, пришед... опять ушёл» подчёркнуты карандашом.

6 Две строки от слов «сказал он мне, что был...» подчёркнуты карандашом.

7 Слова «но он сказал, что опасно видеться» подчёркнуты карандашом.

8 Слова «с Искрицким после» подчёркнуты карандашом.

9 Слово «разве» вписано над строкой.

10 Четыре строки от слов «члену Комитета изустно...» подчёркнуты на полях карандашом.

11 Абзац отчеркнут на полях карандашом и отмечен знаком «NB».

12 Ответы написаны Г.А. Перетцом собственноручно.