© Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists»

User info

Welcome, Guest! Please login or register.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Прекрасен наш союз...» » Рачинский Александр Антонович.


Рачинский Александр Антонович.

Posts 1 to 10 of 11

1

АЛЕКСАНДР АНТОНОВИЧ РАЧИНСКИЙ

(27.09 (8.10).1799 - 9.07.1866).

[img2]aHR0cHM6Ly9wcC51c2VyYXBpLmNvbS9jODUxMTM2L3Y4NTExMzYwODMvMTdhMTkxL3J1YVR6dlhsSlVZLmpwZw[/img2]

К.К. Гампельн (1794 - после 1880). Портрет Александра Антоновича Рачинского. Российская империя. Конец 1820-х. Бумага, итальянский карандаш, сангина, соус. 20 х 18,5 см (в свету); 31 х 29,5 см (с рамой). Внизу слева подпись: «hampeln sourd muet». На обороте наклейка: «Александръ Антоновичъ Рачинскiй рис. карандашомъ Хампельнъ». Портрет поступил из Древлехранилища в 1931. ГИМ.

Капитан Муромского пехотного полка.

Из дворян Смоленской губернии. Согласно метрической книге храма Марии Магдалины в Павловске, родился 3-го, крещен 8 октября 1799 года. Отец - тайный советник Антон Михайлович Рачинский (1769 - 19.11.1825), мать - Александра Николаевна Потёмкина (1782 - «скончалась на водах Амура» 16.09.1814). Оба похоронены при церкви Тихвинской иконы Божией Матери в с. Поникли Бельского уезда Смоленской губернии (ныне - Тверская область, Нелидовский район, деревня Каменка, погост Поникли). Крестник Павла I.

В службу вступил подпрапорщиком в л.-гв. Семёновский полк - 1.02.1814, прапорщик - 17.03.1819, подпоручик - 3.05.1820, при раскассировании полка после восстания 1820 переведён в Муромский пехотный полк штабс-капитаном - 2.11.1820, переведён в Великолуцкий пехотный полк - 21.02.1821, переведён обратно в Муромский пехотный полк - 8.03.1822, капитан - 4.06.1825.

Член преддекабристской организации «Священная артель» и Южного общества.

Высочайше повелено (13.07.1826) отдать под секретный надзор и ежемесячно доносить о поведении.

Уволен от службы «по домашним обстоятельствам» с чином майора - 17.11.1827, в 1838 и 1841 избирался бельским уездным предводителем дворянства Смоленской губернии. За ним с братьями в 1828 числилось 1600 душ.

Умер от тифозной горячки, похоронен 11.07.1866 на родовом кладбище в селе Татево Бельского уезда Смоленской губернии (ныне Оленинский район Тверской области).

Жена (с 31.01.1830) - Варвара Абрамовна Баратынская (12.07.1810 - 15.05.1891, с. Татево Бельского уезда Смоленской губернии), сестра поэта.

Сыновья:

Владимир (7.02.1831 - 17.02.1888, с. Татево Бельского уезда Смоленской губернии);

Сергей (2.05.1833 - 2.05.1902, с. Татево Бельского уезда Смоленской губернии), известный деятель народного образования;

Александр (16.06.1839 - 28.05.1906, с. Татево Бельского уезда Смоленской губернии), действительный статский советник;

Константин (20.03.1838 - 30.06.1909, с. Татево Бельского уезда Смоленской губернии), действительный статский советник,  директор Московского сельскохозяйственного института; женат на Марии Александровне Дараган.

Дочери:

Александра (р. 30.01.1832);

Ольга (20.05.1834 - 1917), с 1858 замужем за Эммануилом Александровичем Дмитриевым-Мамоновым (7.01.1824 - 10.12.1880);

Варвара (8.10.1836 - 17.05.1910, с. Татево Бельского уезда Смоленской губернии).

Братья:

Михаил (р. 6.02.1801, С.-Петербург [Метрические книги Преображенского собора. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 129. Л. 367]);

Николай (20.03.1804 - 20.04.1877, с. Знаменское Бельского уезда Смоленской губернии), поручик; женат на Варваре Николаевне N (ск. 27.06.1890, с Знаменское Бельского уезда Смоленской губернии);

Алексей (16.04.1808 - 1888), коллежский асессор; женат на Анне Петровне Колечицкой (1818-1886).

Сёстры:

Анастасия (7.03.1804 - 8.08.1848, С.-Петербург [Метрические книги Симеоновской церкви на Моховой. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 329. Л. 1486]), замужем за статским советником Калитиным;

Екатерина (25.06.1808 - 25.03.1893, с. Татево Бельского уезда Смоленской губернии; похоронена в притворе церкви), девица;

Анна (16.12.1809 - 18.12.1873, с. Татево Бельского уезда Смоленской губернии), замужем за Николаем Ивановичем Каховским;

Софья (10.01.1811 - 13.06.1860, с. Берёза Бельского уезда Смоленской губернии);

Надежда (17.01.1812 - 19.07.1813);

Ольга (11.(10 - Московский некрополь) 07.1813 - 8.12.1886, Москва; похоронена в Донском монастыре), замужем за Арисом Егоровичем Стремоуховым  (1806-1887, Москва; похоронен в Донском монастыре).

Александр Антонович Рачинский, согласно метрической книге храма Марии Магдалины в Павловске, родился 3-го, крещен 8 октября 1799 года. Однако в домашней «Хронике» рода Рачинских рукой самого Антона Михайловича записано: «Родился сын Александр 1799 году сентября 27 числа в 7 часов утра. Крестил государь Павел Первый». РГАЛИ. Ф. 51. Оп. 1. Д. 1358. Л. 3.

ВД. IX. С. 122, 147; ГАРФ, ф. 48, оп.1, д. 42, 43; ф. 109, 1 эксп., 1826 г., д. 61, ч. 246.

2

Письма из татевской усадьбы

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LXdlc3QudXNlcmFwaS5jb20vc3VuOS01NC9zL3YxL2lnMi96MlFXQkFKYV9xbFhoRWtBb3B3VjZFZWdOY0p1Z2l2WXAwS1ZCRVg5ZkliWFBkZ0x5UTJyclRnTm9UVEhVaVZvdnhMbkx3cXUyUG5MN3lXMW0xRi03T0dZLmpwZz9zaXplPTEyNjB4OTM2JnF1YWxpdHk9OTUmdHlwZT1hbGJ1bQ[/img2]

Усадебный дом теперь едва виден за хороводом молодых клёнов, выросших на месте крыльца безо всякого спросу… «Обедали мы в большой столовой в два света, после чего видел я старую гостиную с видами Парижа, привезёнными отцом Рачинского в 1814 году, видел и библиотеку, а в ней интересный портрет Цесаревича Павла Петровича. Сергей Александрович пояснил мне, что Цесаревич Павел - покровитель его семьи и по Рачинским и по Баратынским», - писал в своих воспоминаниях о пребывании у Рачинских граф С.Д. Шереметьев.

А вот и заметки Василия Розанова: «Давно я не писал Вам дорогой и милый Сергей Александрович, а хотел сейчас писать по прочтении статьи “О чтении Псалтири в школе”. Вы знаете, что я люблю в Вас как в писателе: покой, удостоверенность в истине (впрочем, не покой не есть свидетельство о неубежденности в обладании истиной: пример - пророки, это важно, это NB), ясность выражения и «незлобивость к врагам», коих у Вас при всей тихости Вашей, может быть, больше, чем у меня при моей пылкости».

От усадебного дома Рачинских в Татеве остались светлые колонны и огромные глазницы пустых окон. Вот и окно бывшей библиотеки, где мы только что читали старые письма, которые отсюда без малого сто лет назад были увезены в московский архив, а теперь они снова шелестят здесь, переписанные мною с архивных страниц. Из дома в окно библиотеки, выгибаясь, выглядывает ясень. Ему, вытянувшемуся в высоту пятиэтажного дома, лет пятнадцать. А вот и затянувшееся дёрном основание той веранды, где на многочисленных фото - Сергей Рачинский с матушкой, с Богдановым-Бельским - своим бывшим учеником, уже академиком, с Василием Розановым, Степаном Смоленским – руководителем Придворной капеллы, приезжавшим в Татево заниматься с учениками Рачинского церковным пением.

Эти господа здесь за круглым столом беседуют с Рачинским, некогда любимцем светских обществ Берлина и Веймара, но беседуют не о Ференце Листе, не об Италии, а об успехах выставок Богданова-Бельского, о зарождающихся в Татеве Обществах трезвости, о том, какие книги нужно заказать в народную школу для наступающего учебного года… И во всём ощущается раздумчивость и неспешность их жизни…А куда им спешить? Они крепко стоят на своей земле, любят дело своей жизни: служение русскому искусству и словесности. А для Рачинского благо - служение своим крестьянам, которые и сами служат ему. Лад русской жизни.

Наши предки знали, что памятники архитектуры воспитывают душу. Даже если от них осталось несколько колонн, едва приметных меж стволами подступающих дерев. Они всё равно возвышают мысль, будят память. Этот усадебный дом на протяжении двух веков собирал и хранил свидетельства о жизни Имперской России. Рачинские были совсем не теми помещиками, у которых в буфете лежали купчие грамоты и засаленные счета, как у героев гоголевских «Мёртвых душ». Отступают перед ними и пушкинские троекуровы. И даже обломовы Рачинские собрали богатейший архив, в котором хранились материалы по истории родов Потёмкиных, Боратынских, Киреевских, Огонь-Догановских, Дмитриевых-Мамоновых…

Если в тишине царскосельской аллеи вспоминаются стихи Апухтина, Пушкина, Ахматовой, то в Татеве думается о Дельвиге и Баратынском, которые связанны дружескими и родственными узами с Рачинскими. Эти липы слушали голос Мари Константиновны Рачинской - будущей жены сына Льва Толстого Сергея, жаль, рано умершей. Гостили здесь обер-прокурор Священного Синода Константин Победоносцев, князья Голицыны, дочь Антона Дельвига.

Исторический романист Валентин Пикуль в своем романе «Фаворит» рассказывает о том, как Григорий Потёмкин в двадцатилетнем возрасте проживал в Татеве, читая книги из богатейшей библиотеки Рачинских: «Летом 1759 года Потёмкин скрылся в деревне Татево Бельского уезда, где проживали его дальние сородичи - Рачинские, и вернулся в Москву лишь через полгода, оживлённый и бодрый. Татевская библиотека тогда славилась. Потёмкин поверг в изумление Рачинских тем, что мог не спать по трое суток, читая; месяцами не бывал в бане, читая. За эти полгода, проведённые в сельской глуши, он обрёл универсальность познаний, а его мнения редко совпадали с общепринятыми…»

Древняя русская культура, какой она явилась на заре XI века, начиналась задолго до этого времени и находила своё выражение в фольклоре и музыке, в словесности и зодчестве. Русский народ сложился как культурное общество благодаря своему чутью и устремлённости к идеалу. «Древне-русская, православно-христианская образованность, лежавшая в основании всего общественного и частного быта России, заложившая особенный склад русского ума, стремящегося ко внутренней цельности мышления, и создавшая особенный характер коренных русских нравов, проникнутых постоянною памятью об отношении всего временного к вечному и человеческого к Божественному - эта образованность, которой следы до сих пор ещё хранятся в народе…», - писал Иван Киреевский.

И, читая это, читая по изданию 1861 года, понимаешь его, собеседника Сергея Рачинского, который свои упования возлагал на русский народ. И не напрасно, ведь из крестьян Бельского уезда: светильники Православия - равноапостольный святитель Николай Японский (Касаткин) и протоиерей, законоучитель царских детей Александр Васильев; певец крестьянского мира - художник Николай Богданов-Бельский. Рачинский и занялся устройством народных школ, потому что для него был очевиден крестьянский мир полный талантами, и свою обязанность образованного человека он видел в том, чтобы помочь крестьянам утвердиться в этих дарованиях и развить их, утвердиться в православной вере.

Рачинский отнюдь не пребывал в блаженном неведении горьковского «дна» жизни которое несомненно существовало и в тогдашней России, искусственно ликвидировалось в советское время и обнажилось сегодня. Он сам нёс тяготы своих крестьян, делил кров и хлеб с деревенскими ребятишками, переселившись из барского дома в школьный кабинет. Но перед глазами Сергея Александровича были и другие картины: ещё его дедом в Татеве был заложен парк и сад, на реке работала мельница, в селе был сыроваренный завод, крестьяне занимались плетением изысканной красоты мебели из лозы, которая и сегодня здесь растёт повсюду, да вот уже несколько лет, как нет в живых последнего мастера… Молочного завода нет нынче во всём Оленинском районе с пятитысячным населением, а коров, которых держали не по одной в каждом дворе, теперь всего три на триста жителей Татева.

Может и жили в таком достатке наши предки, потому что как раз не пеклись о хлебе насущном так яростно, как сегодня… Крестьянские дети близлежащих деревень старались скорей управиться с домашними работами и поспеть в церковь петь на клиросе. А уж пойти за сотню вёрст в Нило-Столобенскую пустынь на озере Селигер было для школьников долгожданной радостью. С.А. Рачинский же, занимаясь хозяйственными заботами по устройству школ, находил время вести обширную переписку, читать современную литературу, отечественные и иностранные газеты. Тогда он писал Л. Толстому: «Теперь я весь под первым цельным впечатлением, я испытываю то, от чего нас отучила за последние годы русская литература, и не могу отдать себе отчета, так ли следовало говорить и действовать Пьеру и Наташе, князю Андрею и княжне Марье, все это я не читал, а видел своими глазами, и все это радостно и горестно, и тревожит ум, и хватает за душу, как сама жизнь»…

*  *  *

…Окунуться бы теперь в прохладу озера! Но от дома через парк к нему уже не пройти, как проходили здесь хозяева и гости усадьбы, минуя палисадник, фонтан, бюст Фёдора Глинки. Помнится, эта тропинка лежала через парк до конца 1990-х годов. А теперь бурьян и подлесок затянули высокие аллеи и хороводом высаженные липы. Поэтому иду по дороге, обходя парк.

Завидев меня, мальчишки тянут плот к берегу с громкими криками: «Мама идёт!». Они только и ждут, чтобы я села на плот, и мы отчалили. На середине озера они будут одновременно или поочерёдно спрыгивать, окатывая меня водой…

При создании усадебного комплекса Рачинские проложили километровый подземный тоннель от церкви и усадьбы - под озеро. Для чего? На случай войны? Ведь усадьба создавалась перед самой Отечественной войной 1812 года. Или тревожно памятуя о недавнем Смутном времени и трёхсотлетнем противостоянии русских полякам и литовцам здесь, на этой земле? Но куда вёл этот ход? А, быть может, и создавали его из чувства тяги к путешествиям эти чистейшей воды романтики, которые обязательно, отучившись в России, ехали пополнить свои знания и за границей, и которым было так важно, чтоб стояли у крыльца их дома милые хороводы лип и плескался маленький фонтан. Но эти романтики не упивались усадебным уютом. Все Рачинские несли военную или государственную службу.

Старший из сыновей Рачинских Владимир Александрович (1831-1888) в 1852 г. окончил юридический факультет Московского университета со званием кандидата наук. Служил секретарём по дипломатической части у графа М.Н. Муравьева в Вильно. Имел орден Св. Станислава II степени, бронзовую медаль на Андреевской ленте в память войны 1853-1856 гг. и «тёмнобронзовую» медаль за участие в административных распоряжениях правительства в Северо-Западном крае во время польского восстания 1863-1864 гг., состоял членом Смоленского общества сельского хозяйства.

Интересны документы, сохранившиеся в его семейном архиве - ныне архиве РГАЛИ, к которому мы и обращаемся для исследований: «1861 г. Дело о поездке Владимира Александровича Рачинского в Новороссийский край с целью оказания материальной помощи на средства Морского министерства матросам, пострадавшим в Крымскую войну», «1864 г. Письмо Вл. Ал. Рачинского генералу Мих. Ник. Муравьёву о военных событиях на Балканах и организации фонда помощи семьям погибших», и, наконец, «1868-1870 гг. Дело о выдаче овса и денежных пособий нуждающимся крестьянам Бельского уезда».

Выйдя в отставку в конце 1860-х гг., Владимир вернулся в родовое имение и служил почётным мировым судьёй в Бельском уезде, а также гласным уездного земского собрания с 1869-го по 1887 год. В.А. Рачинский писал портреты, пейзажи, рисунки на библейские сюжеты и пасторальные мотивы. Среди его бумаг записи путешествий, неоконченные повести, дневники, а также портрет Н.В. Гоголя, написанный им после кончины писателя, когда тело Гоголя находилось в Московском университете, а Рачинскому - тогдашнему студенту - выпало дежурить возле гроба покойного. Рисованный портрет работы Владимира Александровича, где изображён, видимо, младший из братьев - в крестьянской рубахе, какие носили и дворянские дети, выдаёт тонкий вкус художника.

Константин Александрович Рачинский (1838-1909) закончил физико-математический факультет Московского университета, получив степень кандидата наук, после подготовки к профессуре сдал магистерский экзамен и на два года уехал в Гейдельберг пополнить своё образование. В молодые годы Константин и Сергей Рачинские были адъюнктами, то есть помощниками профессоров университета, они обоюдно решили ежегодно жертвовать из своего жалованья каждый по 500 руб. серебром на отправку за границу для усовершенствования в математических и естественных науках студентов по назначению физико-математического факультета. На эти средства в 1862 г. был командирован за границу будущий известный физик Александр Григорьевич Столетов.

Константин Рачинский был почётным мировым судьёй, членом губернской земской управы, в Конотопском уезде на Черниговщине, где тридцать лет своей жизни провёл в имении жены Марии Дараган. В 1881 г. участвовал в комиссиях, созывавшихся в Петербурге для выработки питейной и переселенческой реформ, был представителем Черниговского земства при разработке вопроса о всеобщей воинской повинности… Увы, сегодня Малороссия, которая всегда была единым с нами Отечеством для любого русского человека, которая облагораживалась трудом наших соотечественников, вдруг стала чужой страной, почти потерявшей лицо от вражды ко всему русскому.

С 1894 по 1904 гг. Константин Рачинский был директором Московского сельскохозяйственного института - нынешней Тимирязевской академии. Стараниями Константина Александровича и порой при его личных материальных пожертвованиях там возникли физическая и бактериологическая лаборатории, специальные лаборатории при кафедрах почвоведения, частного земледелия, общей и частной зоотехники, были расширены и оборудованы две химических лаборатории, зоологический, ботанический и минералогический кабинеты, открыты новые факультеты, как сообщается в некрологе, написанном его соратником И.А. Ивероновым в 1909 году.

Александр Александрович Рачинский (1839-1906) также окончил Московский университет. В 1861 г. поступил на службу в 1-й флотский экипаж юнкером и находился в заграничном плавании до 1864 года. После увольнения со службы жил в Маре и занимался сельским хозяйством, несколько раз избирался почётным мировым судьёй по Кирсановскому округу; был председателем Кирсановской уездной земской управы; в 1881 г. избран уездным предводителем дворянства. С 1890 г. - управляющий государственными имуществами Гродненской губернии, а затем чиновник особых поручений V класса при министре земледелия и государственных имуществ. Действительный статский советник. Имел ордена Св. Станислава II степени, Св. Владимира III степени.

Ольга Александровна Рачинская (1834-1917), как и братья получила хорошее домашнее образование, знала русскую литературу, несколько иностранных языков. Её мужем был художник Эммануил Александрович Дмитриев-Мамонов.

Варвара Александровна Рачинская (1836-1910) также прекрасно образованная, посвятила жизнь устроению сельских школ и лечебниц в Бельском уезде, разделив труды своего брата Сергея. На её средства содержалось несколько школ и лечебниц. И сама она часто выполняла обязанности сиделки, напоминая своим образом великую княгиню Елизавету, ныне прославленную в лике святых. Такие барыни были в нашем уезде. Друг Рачинского Василий Розанов писал о ней: «…Практическая жизнь дома вся лежала на сестре, читавшей в подлиннике Гомера и следившей даже за точными науками (за биологией), не говоря о литературе…»

И все они - учёные и служилые люди - вышли вот из этой старой усадьбы..

… Может завтра и мальчишки, что ныряют сейчас с плота, станут учёными, а может, возьмут в руки автоматы, если не дай Бог снова будет в этом нужда. Они не смогут не защитить тишину своего серебряного озера, своих липовых аллей. В 1941-м пошли защищать Родину и дети Аркадия Аверьяновича Серякова - учителя, возглавившего татевскую школу Рачинского после его кончины в 1902 году. «Дядя Алик - под два метра ростом, - рассказывает его внучатая племянница Елена Герольдовна, - шёл впереди колонны новобранцев в июле 1941-го». Они шли вот по этой ухабистой улице, такой же пыльной, как сейчас, мимо родной школы, родимых могил, остающихся за силуэтом белой церкви… Гладь озера серебриться в закатном свете и долго ещё будет серебриться нашими светлыми северными вечерами. Это Рачинский называл свой Смоленский, Тверской край - северным.

*  *  *

Первым, кто занялся восстановлением этой жемчужины усадебного ожерелья России, была дочь учителя Аркадия Серякова - Александра Аркадьевна Иванова - тоже учитель татевской школы. При её радении в начале 1990-х восстановили купола и кресты Троицкой церкви, отлили колокола. Трудами Александры Аркадьевны был создан музей им. Н.Б. Богданова-Бельского и собраны биографические сведения о С.А. Рачинском. Она знала не понаслышке, что Господь удерживает наш мир от полного краха. В 1920-е гг., когда этот крах Русского мира переживала её семья, именно церковь не дала им погибнуть.

Родители Александры Аркадьевны были выгнаны из школы за сотрудничество с «мракобесом» Рачинским. Когда служители революции изымали скудное имущество сельского учителя, велели снять икону из красного угла. Но Зинаида Александровна Серякова - супруга Аркадия Аверьяновича, сказала, что вешала икону её почившая матушка, и только она может её снять. Так и махнули рукой на бабью «глупость». Церковь закрыли, но народ всё равно шёл в Пасхальный день на кладбище - поклониться родным могилам.

Жители всего села тайно приносили на крыльцо Серяковых продукты, памятуя слова Спасителя о том, что нищего питаете «во имя Моё». Да и жива была в их сердцах благодарность Серяковым за то, что Аркадий Аверьянович учил их грамоте, а Зинаида Александровна, помимо преподавания, пела на клиросе. Она пела молитвы утренней и вечерней службы всю свою долгую жизнь - тихо пела, хлопоча по дому, воспитывая детей, когда уже умер в 1929 г. её муж, а потом пришла в дом война, угнали в немецкий плен её юных дочерей. Старший брат Алик, пройдя войну, разыскал в Германии сестёр. Дочерям Зинаиды Александровны суждено было стать учителями, и их дети продолжили эту славную династию. Одна из внучек Серяковых - учитель музыки в московской школе Елена Герольдовна и сейчас вспоминает бабушкино молитвенное пение и то, как учила она внучек разному рукоделью.

Поздно вечером мы будем сидеть с Еленой Герольдовной возле того полуторастолетнего дома, в котором с её деда Богдановым-Бельским был написан портрет «У больного учителя», находящийся в ныне в одном из петербургских музеев и портрет «Пасечник», затерявшийся в Латвии в эмигрантские годы жизни художника.

Такими были ученики Рачинского и их потомки. Писатель Василий Ян, автор известной повести «Чингис-хан», так же гостил в Татеве и оставил воспоминание о нём, опубликованное в «Санкт-Петербургских ведомостях» в 1899 г.: «Я глядел в задумчивые глаза этих людей, поднявшихся, вышедших из народной массы, но не порвавших ни одной из нитей, связывающих их с коренной народной силой, землёй-матушкой, и мне было отрадно и тепло возле них. Казались невероятными и раздутыми все толки о вырождении великорусской народности: эти люди не собьются с дороги, не пропадут, с ними не оскудеет земля…».

*  *  *

Усадебный дом не трогали, не жгли в революционное лихолетье. Разграбили только склепы Рачинских. В военные годы дом заминировали при отступлении немцы, а свои - татевские дети, не зная этого, открыли дверь и взорвались… Устояли колонны дома, крыша, часть стен. Такою мы и видим усадьбу сегодня.

Еще в советское время в усадьбе Рачинских практиковались студенты-географы Тверского университета. Ими был составлен план парка с отметками видов деревьев, расположением прудов и родников…

Сегодня село Татево пустеет, потому что люди, которые ещё два десятилетия назад засевали здесь льняные поля, работали на лесозаготовках в известном на весь Советский Союз Оленинском леспромхозе, сегодня вынуждены покидать свои сёла в поисках работы в больших городах. Не о таком положении своего народа мечтал просветитель С.А. Рачинский, когда на приходе Троицкой церкви в Татеве в 1890-е гг. значилось две тысячи человек, а сегодня в селе менее трёхсот жителей…

Трудно поверить, что при тогдашних трудностях сообщения (Лев Толстой так и не доехал до Татева, хотя очень мечтал) эта провинция была видна царскому оку. Именно здесь ровно как и в других сёлах по Руси, где служилась в храмах Литургия, - для Государя, для помещика и крестьян был центр Вселенной. «Скончался наш старый батюшка… Пока служат у нас красногорские монахи. Живописец мой пишет… портрет императрицы-матери. Государыня к нему удивительно добра. Между прочим, она, тронутая его рассказами, сделала одному из моих учителей (Глуховскому) прекрасный подарок - фисгармонию. Это в нашей жизни произвело ещё большую сенсацию, чем рескрипт (Николая II - И.У.)», - сообщал Рачинский Розанову о своей сельской жизни. В таком селе, думаю, многие не отказались бы сегодня пожить.

То, что сегодня руководит школой имени Рачинского, музеем Богданова-Бельского, исполняет обязанности и директора, и учителя истории, и научного сотрудника, и «управляющего» «усадьбой» один человек - Марченкова Валентина Михайловна, то, что на субботники в селе выходит полтора десятка оставшихся в школе учеников - это подвижничество. Но это и печальный знак запустения отчей земли. Не должно так быть.

В мае 1893 г. Рачинский написал Розанову: «…Очень заинтересованы мы германским кризисом. Решимость императора Вильгельма ad absurdum, тяготеющий над Европой кошмар милитаризма может иметь последствия необозримые. Союз папы с демократией и социализмом в Америке уже официальный, скоро повернёт и Европу вверх дном».

Вот и повернул. И мы до сих пор не можем придти в себя и хотя бы вглядеться в прошлую мирную, трудовую и вдохновенную жизнь наших предков. Сколько их трудов сметено бездарными преобразователями русской жизни! Только эти липовые аллеи, что растили для нас предки, остались на их земле, чтобы сегодня мы почерпнули здесь живительный воздух надежды, да прочли страницы писем, что вдруг так настойчиво зашелестели для нас. Ведь есть народы, которые восстанавливают свои «мёртвые» языки… А у нас, слава Богу, ещё есть речь, память, желание быть хозяевами на своей земле. Неужели мы не в силах восстановить утраченное наследие?.. Хотя бы остановить варварскую вырубку леса в Оленинском районе Тверской области, где под угрозой уничтожения находится уже старинный парк Рачинских.

На полузаросшую луговицей дорожку, что ведёт от школы имени С.А. Рачинского к Троицкой церкви с семейной усыпальницей, сыплется золото берёз. Здесь когда-то проходили скромный учитель Рачинский, граф Сергей Шереметьев, князья Голицыны, Константин Победоносцев и многие именитые люди «Золотого века» русской культуры.

Этот уголок на границе Тверской и Смоленской областей вполне мог бы стать одним из мест, неотменимо дорогих сердцу русского человека, подобно пушкинскому Михайловскому, блоковскому Шахматову или есенинскому Константинову. Всё в наших руках.

Ирина Ушакова

3

[img2]aHR0cHM6Ly9wcC51c2VyYXBpLmNvbS9jODUxMTM2L3Y4NTExMzYwODMvMTdhMTliLzhjOC13cThXVjV3LmpwZw[/img2]

Портрет Александра Антоновича Рачинского. «Русская фотография в Москве на Волхонке в доме Кирьякова». 1860-е. Фотобумага. 9,1 х 5,7 (фотография), 10,3 х 6,1 (бланк). РГАЛИ.

4

«Татевский дневник» С.А. Рачинского (октябрь - ноябрь 1882 года)

Вниманию читателей предлагается публикация фрагмента «Татевского дневника» С.А. Рачинского (с 25 октября по 11 ноября 1882 года), сделанная на основе исследований документальных материалов семейного архива Рачинских в Российском государственном архиве литературы и искусства. Публикация предваряется описанием «Татевского архива» семьи Рачинских, в семейном фонде которых сложилось два архива: один - «Татевский», принадлежавший старшей линии семьи Рачинских, и второй – «Бобровский». Знакомство с еще одной страницей жизни замечательного русского педагога С.А. Рачинского открывает не только новые черты его личности, но и передает частицу атмосферы того времени.

Обзор документального фонда семьи Рачинских «Татевский архив»

Обращаясь к изучению «Татевского архива» семьи Рачинских, нельзя не отметить великий труд, совершенный представителями этой семьи в сборе документального материала, охватывающего большой временной отрезок (с XVII в. по XX в.). Более того – это интереснейший материал, касающийся известных представителей родов Боратынских, Толстых, Огонь-Догановских, Дмитриевых-Мамоновых.

Планомерный процесс создания и сохранения семейного архива начинается с начала XIX века. В семейный архив наравне с документами семьи Рачинских входят и другие документы, связанные с жизнедеятельностью близких друзей и знакомых Рачинских, таких как А.А. Дельвиг, М.Ю. Лермонтов, В.А. Жуковский, В.Ф. Одоевский, Н.И. Пирогов, К.П. Победоносцев, М.Н. Капустин, Б.Н. Чичерин и другие. Процесс создания архива прервался только под воздействием политической ситуации в стране в начале XX века. Длительный период собирания архива свидетельствует о том, насколько глубоко разные поколения этой семьи прониклись идеей собирания документов ее истории, и это заслуживает особого внимания.

В семейном фонде Рачинских сложилось два архива: один - «Татевский », принадлежавший старшей линии семьи Рачинских и вмещающий в себя архивы семей Боратынских, Потемкиных, Пенских, Огонь-Догановских, Коховских, и второй - «Бобровский», принадлежавший младшей линии Рачинских, с архивами Колечицких и Верховских. Бобровка перешла во владение Рачинских через брак младшего сына Антона Михайловича Рачинского, Алексея Антоновича (1807-1888), с Анной Петровной Колечицкой (1818-1886), единственной дочерью Петра Петровича и Анастасии Ивановны Колечицких.

Алексей Антонович и Анна Петровна Рачинские имели трех сыновей и двух дочерей. Из них старший – Николай Алексеевич (1847-1898) - был председателем Смоленской губернской земской управы, средний – Григорий Алексеевич (1856-1925) - посвятил себя главным образом литературной деятельности; его жена Татьяна Анатольевна Мамонтова (ум. 1920) занималась общественной деятельностью (по женскому профессиональному образованию).

Младшая из дочерей, Анна Алексеевна (1855-1916), унаследовала Бобровку, где много труда вложила в школьное и больничное дело, а в годы первой мировой войны занималась лазаретами и устройством беженцев. То, что Сергей Александрович Рачинский сделал для Татевского архива, для Бобровского архива сделали Николай Алексеевич и Анна Алексеевна Рачинские. После смерти Анны Алексеевны Бобровка перешла к ее племяннице, дочери Николая Алексеевича, Александре Николаевне, жене петербургского педагога-химика Вадима Никандровича Верховского. К архиву Колечицких и Рачинских присоединился еще и архив Верховских - родителей Вадима Никандровича (его отец Никандр Иванович был присяжным поверенным в Смоленске).

Для обзора нами был выбран «Татевский архив». В нем наиболее полно представлена разносторонняя информация о семейных отношениях, творческой и политической жизни Москвы и Петербурга, а также автографы, фотографии и рукописи известных современников, но в первую очередь интерес к исследованию «Татевского архива» связан с личностью и деятельностью великого русского педагога С.А. Рачинского.

Имя Сергея Александровича Рачинского и его деятельность, связанная с созданием в его родовом имении Татево начальных сельских школ, было достаточно широко известно в прошлом веке. Но С.А. Рачинский был не только ученым и художественно образованным человеком: помимо развития сельских школ и организации общества трезвости он принимал активное участие в разработке программ по объединению начальных народных училищ с церковно-приходскими школами. При этом он, будучи профессором ботаники, до конца жизни не оставлял повседневную работу ученого-естествоиспытателя.

Больше всего Сергей Александрович любил свое Татево и созданные им школы. В сущности, нельзя не поблагодарить судьбу, которая вывела его из московской профессуры в сельское уединение. Как только это совершилось, как только Рачинский отделился от чего-то общего, суетного, в нем на основательном интеллектуальном фундаменте стали слагаться уникальные черты, явилось то единственное призвание, дело и подвиг на виду всего Отечества и к пользе всей России. Он создал идеальный тип народной русской школы, во всяком случае, в нравственном отношении высоко прекрасной.

Следующие в наше время одна за другой попытки реформировать школу (создание лицеев, частных и воскресных школ и т. д.) в конечном итоге, видимо, сведутся к включению в образовательную программу отдельных специализированных духовных дисциплин. И именно тогда необходимо будет прибегнуть к уже существовавшему опыту, извлечь урок из истории образовательного процесса, который с успехом внедрил С.А. Рачинский. Его постулат о единстве Церкви и образования, единых истоках светской культуры и церковных устоев должен приобрести на переломе двух эпох новое звучание. Но в сущности своей он неизменен и не может быть заменен.

И главное, но не единственное, что можно извлечь из сохранившихся документов С.А. Рачинского и всей его семьи, это образцы достойного воспитания и достойно прожитой жизни, которые могут стать примером для поколений XXI века. Внутренние взаимоотношения, моральные устои, прекрасное выражение эмоциональных переживаний, художественное отображение событий и явлений, нередко связанных и с политической ситуацией в стране, обмен мнениями и изложение своих идей и философии, дают нам широкую картину жизни той части русского общества, нравственные и духовные устои которой являются сегодня предметом культурного наследия нашей страны. Эпистолярный жанр был искусством, что подтверждается также семейной перепиской Рачинских.

Семья Рачинских: Александр Антонович Рачинский и Варвара Абрамовна (урожденная Боратынская), их дети - Владимир, Сергей, Ольга, Варвара и Константин.

Варвара Абрамовна была родной сестрой поэта Евгения Абрамовича Боратынского. Семья поддерживала тесную связь с Боратынскими, поэтому переписка, помимо своей семейной ценности, может представлять большой интерес для исследователей творческого наследия Е.А. Боратынского. По линии Боратынских женой Сергея Абрамовича была Софья Михайловна Салтыкова (по первому браку - баронесса Дельвиг), а его падчерицей была дочь поэта Елизавета Антоновна Дельвиг.

Ольга Александровна Рачинская была женой художника Эммануила Александровича Дмитриева-Мамонова. Личность этого художника так же, как и его творческий путь, изучены недостаточно полно; знакомство с письмами и сохранившимися личными документами Э.А. Дмитриева-Мамонова помогут открыть новые страницы истории искусства XIX века.

Константин Александрович Рачинский занимался научной деятельностью и был директором Московского сельскохозяйственного института. Его дочь Мария Константиновна (жена старшего сына Льва Николаевича Толстого - Сергея Львовича) в своих письмах описывает жизнь этой семьи. При том, что биография, как и литературное наследие Л.Н. Толстого, хорошо изучены, этого нельзя сказать о его домочадцах. С.А. Рачинский сам состоял в переписке с Л.Н. Толстым. Эта переписка стала доступна в связи с публикацией в 1916 г. нескольких писем в издании М. Гершензона «Русские пропилеи».

История семьи Рачинских связана и с деятельностью воспитанника Татевской школы Николаем Богдановым-Бельским. В семейном архиве Рачинских остались художественные работы и письма художника, которые дают новый материал для исследования его творчества. Известно, что, благодаря С.А. Рачинскому, в итоге его непрестанных трудов художественный талант мальчика получил дальнейшее развитие. Николай Петрович Богданов-Бельский стал известным художником-передвижником, оставившим свой след в истории русского искусства.

Хотелось бы также отметить, что в селе Татево до сих пор сохранились следы культурной деятельности С.А. Рачинского и его семьи. К сожалению, многое утрачено навсегда в результате актов вандализма и грабежей в конце 20-х - начале 30-х гг. XX века. Как свидетельствует Л.Ю. Стрелкова (воспитанница школы его имени, автор работы о С.А. Рачинском), была разграблена их семейная усадьба, из склепа выброшены останки «крамольного профессора» и его родных, на мраморных надгробиях ковали железо, а рядом со школой была устроена свалка металлического хлама. Погибли пруды с водопадами и фонтанами, уникальный садово-парковый ансамбль с редкими растениями.

Инициативной группе «Памяти С.А. Рачинского» удалось восстановить место захоронения семьи Рачинских, и сейчас есть надежда, что школе вернут имя ее создателя, которое она носила с 1902-го по 1924 год.

Для изучения истории семьи Рачинских существует достаточно обширная база источников, прежде всего семейный фонд Рачинских в РГАЛИ, собрание документальных источников по изучению биографии и творческому наследию С.А. Рачинского.

Биография отдельных членов семьи Рачинских ни в каком издании не отражена, поэтому при написании биографии Владимира и Константина Александровичей были задействованы документы архива и некролог, один опубликован в газете, а второй выпущен отдельным изданием; биография Ольги, Варвары и Александра Александровичей полностью основаны на архивных источниках. Наибольшее число опубликованных источников, позволяющих составить наиболее полную картину жизни, относятся к личности Сергея Александровича, хотя и они дают представление лишь об определенном периоде его биографии. Все остальные сведения о семье Рачинских, Боратынских извлечены из документальных материалов архива.

Большую помощь в написании работы оказал труд Н.П. Чулкова, сохраненный в его архиве и представляющий собой обзор «Татевского архива». К сожалению, этот труд не был окончен, и сохранились только первые страницы работы, но и они помогли восстановить некоторые неизвестные факты о передаче документов в архив. Сведения, полученные с помощью работы Николая Петровича Чулкова, были уточнены, дополнены и явились хорошим вспомогательным материалом для основной части предлагаемой читателю работы.

«Татевский архив» уже давно привлекал внимание историков литературы. Собственно, первым, кто познакомил публику с некоторыми сокровищами этого архива, был сам С.А. Рачинский: еще в 1858 г. он напечатал в «Библиографических записках» заметку «Автографы Лермонтова», где сообщил о черновых рукописях М.Ю. Лермонтова, хранившихся в Татеве. Это листки, на которых поэт писал и переделывал свои стихотворения: «И скучно и грустно!», «К портрету графини В-вой Д-вой», «Шутка поэта» (название редакции) и «На смерть поэта».

В 1899 г. С.А. Рачинский издал «Татевский сборник», в котором поделился с публикой «некоторыми из реликвий, хранящихся в старом доме села Татева, и для посторонних драгоценными». В нем было помещено 52 письма Е.А. Боратынского к И.В. Киреевскому, пять писем В.А. Жуковского к Д.В. Голицыну, А.П. Елагиной и И.В. Киреевскому, статья В.Ф. Одоевского «Жить-действовать», замечательное воспоминание Ю.Ф. Самарина о А.С. Хомякове, письма Н.И. Пирогова, Феликса Мендельсона-Бартольди к А.Ф. Львову, А. Гумбольдта к К.К. Павловой, несколько стихотворений Е.А. Боратынского, И.П. Мятлева, Н.Ф. Павлова, В.А. Жуковского, В.А. Соллогуба, А.А. Фета и обширный отрывок повести графини Е.В. Салиас (Евгении Тур). Также к сборнику приложен был офорт-портрет А.С. Хомякова, исполненный Волковым с рисунка, сделанного свинцовым карандашом Э.А. Дмитриевым-Мамоновым. Этот сборник драгоценен не только для исследователя истории жизни С.А. Рачинского, но и для историка литературы и никогда не утратит интереса первоисточника.

В процессе работы над обзором «Татевского архива» были привлечены опубликованные педагогические статьи С.А. Рачинского и несколько его статей об обществах трезвости. Основной его работой была книга «Сельская школа», вышедшая в 1891 г. и имевшая несколько последующих изданий. В ней объединились основные педагогические статьи: «Заметки о сельских школах», три статьи о «Народном искусстве и сельской школе», «Школьный поход в Нилову пустынь», три «отрывка» «Из записок сельского учителя» и ряд других статей, написанных С.А. Рачинским позже.

После издания «Сельской школы» его статьи стали печататься на страницах «Русского обозрения», «Народного образования», «Московских ведомостей» и в других журналах и газетах.

Среди работ С.А. Рачинского есть статьи более специализированного характера, касающиеся лишь той или другой области школьного дела. Таковы: «Чтение Псалтыри в начальной школе», «Начальная школа и сельское хозяйство», «Школьное цветоводство» и «Школы летом».

Л.Ю. Стрелкова первая в наше время предприняла попытку заявить во всеуслышание о деятельности С.А. Рачинского. Ее книга вошла в серию «Библиотека учителя и воспитателя. Страницы истории педагогической мысли». Л.Ю. Стрелкова принадлежит к четвертому поколению в своей семье, кто закончил школу имени С.А. Рачинского в с. Татеве, и свою книгу «С.А. Рачинский. Сельская школа» она посвятила «его светлому имени». В сборник статей вошли некоторые произведения Сергея Александровича, в большей своей части в сокращениях, с предисловием и комментариями.

К концу XIX - началу XX в. относятся многочисленные воспоминания о Сергее Александровиче Рачинском, точнее, о его деятельности на поприще образования. Эти воспоминания были написаны друзьями, соратниками и единомышленниками С.А. Рачинского, всячески поддерживавшими проводимые преобразования сельской школы. Некоторые из гостей Татева, среди которых были историк С.Д. Шереметев, писатель Н.В. Энгельгардт, философ В.В. Розанов, профессор Московского университета В.Н. Лясковский, глава православной миссии в Японии епископ Николай (святитель Николай, архиепископ Японский. - Ред.) и другие известные деятели, написали свои воспоминания о самом имении Татево и его устройстве, а также о жизни и работе Сергея Александровича в родовом имении.

Как было сказано выше, С.А. Рачинский принимал активное участие в разработке реформы образования, работая совместно с К.П. Победоносцевым. В 1998 году в журнале «Отечественная история» встретилось упоминание о Сергее Александровиче как о соратнике Константина Петровича: «В Петербурге Победоносцев пытался создать теплый «микрокосм» - узкий круг доверенных собеседников. К их числу принадлежали сестры А.Ф. и Е.Ф. Тютчевы, хозяйка известного интеллектуального салона баронесса Э.Ф. Раден, профессор-ботаник и сельский педагог С.А. Рачинский, а также супруга Константина Петровича - Екатерина Александровна».

С.А. Рачинский был не только педагогическим писателем-теоретиком, но и педагогом-творцом живого школьно-воспитательного дела; он оставил после себя не только мысли и сочинения, но и саму школу, живых учеников, продолжателей своего дела, воспринявших его заветы, последователей, из поколения в поколение хранящих и передающих его наследие именно в реальной своей деятельности. Интересно отметить, что именно С.А. Рачинский впервые в России построил школу с интернатом, или, как он ее называл, «сельскую школу с общежитием». Он оставил нам не только начала и принципы народного воспитания, но и живые педагогические факты нравственной культуры русского народа.

В процессе работы автором был выявлен практически весь опубликованный материал, посвященный С.А. Рачинскому, относящийся к периоду конца XIX - начала XX века. В целом семейный фонд представляет собой богатую коллекцию документов, которая может быть использована при изучении таких отраслей исторической науки, как история литературы, история искусства, история отечественной культуры, а также педагогики применительно к тому историческому периоду, документы о котором сохранены в архиве.

История фондообразователя включает в себя обзор основных вех жизни семьи Рачинских и характер творческой деятельности отдельных ее членов, определивших специфику этого семейного фонда.

«Татевскому архиву» положили начало Боратынские, хотя Татевым они и не владели. Боратынские, выходцы из Польши, поселились в Бельском уезде в XVII веке. Их родовым гнездом было село Голощапово, во второй половине XVIII века принадлежавшее Андрею Васильевичу Боратынскому (1738-1813), отставному гвардии поручику, служившему по выборам уездным казначеем и предводителем дворянства. Он был женат на смоленской шляхтянке Евдокии Матвеевне Яцыне (или Яцыниной) (ум. 1791), за которой в приданое получил село Подвойское Бельского уезда.

Родившиеся от этого брака сыновья были отправлены для службы и учения в Петербург и, благодаря покровительству дальней родственницы Екатерины Ивановны Нелидовой, обратили на себя внимание Павла I, назначившего впоследствии старшего из братьев, Абрама (1767-1810), своим генерал-адъютантом, а второго, Богдана (1769-1820) - флигель-адъютантом. Под конец царствования Павла I Абрам Андреевич впал в немилость и должен был удалиться в пожалованное ему тамбовское имение Мару, воспетое впоследствии его сыном, известным поэтом Евгением Абрамовичем Боратынским. Одна из дочерей Абрама Андреевича Варвара Абрамовна (1810-1891) вышла замуж за своего троюродного брата Александра Антоновича Рачинского (1799-1866). Благодаря этому браку, архив Боратынских перешел к Рачинским.

Рачинские, подобно Боратынским, были смоленскими шляхтичами польского происхождения и помещиками Бельского уезда. Родной племянник Андрея Васильевича Боратынского по сестре, Антон Михайлович Рачинский (1769-1825), сын разорившегося помещика, попал на службу в Гатчину и под конец царствования Павла I был петербургским обер-полицмейстером в чине генерал-лейтенанта. Свою будущую жену Александру Николаевну «в первый раз увидел в 1796 г. 6 января, женился в 1798 г. 14 ноября в 11-30 утра».

Александра Николаевна Потемкина (1781-1814) - дочь смоленского предводителя дворянства Николая Богдановича Потемкина. В приданое за дочерью отец отдал имение Татево Бельского уезда Смоленской губернии. По разделу между детьми Антона Михайловича Рачинского Татево досталось старшему сыну Александру Антоновичу, поселившемуся здесь после женитьбы на Варваре Абрамовне Боратынской. Тогда-то сюда и был перевезен архив Боратынских.

В то время Татево было глухим местом; «от ближайших уездных городов: Белого оно находилось в 50 верстах, от Ржева в 65 верстах».

Позже вблизи Татева прошла Московско-Виндавская железная дорога. Именно в этом глухом месте и расположилась благоустроенная помещичья усадьба Рачинских. В ней был большой дом с колоннами и террасами, «обставленный с теми солидностью и удобствами, которые можно было встретить в больших и зажиточных дворянских усадьбах; вокруг дома располагался огромный парк с цветниками и аллеями и большими проточными прудами»; вблизи усадьбы была церковь, около которой потом и была построена та начальная школа, которая сделалась известной на всю Россию.

Вот воспоминания графа Сергея Дмитриевича Шереметева, побывавшего в селе Татево в конце 90-х годов XIX в.: «Перед нами расстилался сад с чудными группами деревьев, с клумбами благоухающих необыкновенною силою цветов. Стройные и изящные очертания деревьев и растений при свете луны и под только что пережитым впечатлением тумана резко и удивительно бросались в глаза...».

Описания внутреннего убранства дома-усадьбы практически нет; в статье В.В. Розанова «С.А. Рачинский и его Татево» можно встретить впечатление о доме уже в период запустения: «Это было имение с непрерывными традициями царствований императоров Александра I, Николая I и далее, до наших дней. Помню одну гостиную, в которой сохранены обои, вывезенные из Франции предком Рачинского, штурмовавшим с войсками Благословенного Париж: река Сена, гуляющие по берегу ее кавалеры и дамы во фраках, галстухах и платьях первой империи, их походка и манеры – все в живом движении изображено на оригинальных обоях. Я не мог от них оторваться.

В большой центральной зале в два света (верхний ряд окон - маленькие) давали когда-то, в крепостную эпоху, балы. В 90-х годах тут все было тихо. Вообще тление смерти, чего-то отжитого и пережитого, чего-то окончившего веяло в этом большом, красивом историческом доме почти без живых обитателей. Здесь всегда была поразительная тишина, безмолвие. Долго стоишь, бывало, в зале, ожидая, кто выйдет. В доме не слышно было ни движения, ни голосов».

5

Семья Рачинских

Семья Рачинских, прожившая почти всю жизнь в глуши Смоленской губернии, была хорошо образованна. Александр Антонович Рачинский, военный человек, родился 27 сентября 1799 г., его крестным был государь Павел I. В свои 18 лет он вступил на службу подпрапорщиком в лейб-гвардии Семеновский полк. В 1818 г. портупей-юнкер Александр Антонович Рачинский получил уведомление Смоленского губернского предводителя дворянства о награждении его бронзовой медалью на Владимирской ленте. Дослужившись до майора, он 17-го ноября 1828 г. вышел в отставку. Во время службы в Петербурге Александр Антонович был дружен с А.А. Дельвигом, общался с поэтами пушкинского круга, а также и с будущими декабристами.

Он положил начало коллекции автографов А.А. Дельвига, М.Ю. Лермонтова, Е.А. Боратынского, В.А. Жуковского, В.Ф. Одоевского, Н.И. Пирогова и других, всю жизнь собирал картины русских и европейских художников, произведения российской и зарубежной литературы и науки. Отличаясь высокими нравственными качествами, гуманным отношением к подвластным крестьянам, Александр Антонович всю жизнь мечтал об их освобождении, до которого и дожил. Умер он «в 1866 году 9 июля в час пополудни <...> от тифозной горячки в селе Татеве, в присутствии всех своих детей. Похоронен 11 июля».

О его жене, Варваре Абрамовне, известно немного, но можно сказать, что она не уступала Александру Антоновичу в образованности и нравственных качествах. Варвара Абрамовна знала несколько иностранных языков и получила блестящее музыкальное образование. Своим детям она привила любовь к высокой поэзии и музыке, воспитала порядочными и глубоко нравственными людьми. Семья Рачинских была религиозной, в этом ключе воспитывались и дети. Родители много заботились о воспитании и образовании своих детей (четырех сыновей и двух дочерей). В 40-х годах Рачинские поселились в Дерпте, где можно было дать сыновьям хорошее среднее образование, а затем, когда пришло время отдавать их в университет, переселились в Москву. Все сыновья их были питомцами Московского университета, и двое из них избрали ученое поприще.

Старший сын - Владимир Александрович Рачинский родился 7 февраля 1831 г. Окончив курс Московского университета кандидатом, поступил на государственную службу. За время службы был награжден орденом Святого Станислава 2-й степени, бронзовой медалью на Андреевской ленте в память войны 1853-1856 гг. и «темнобронзовой медалью за особенно полезное участие в административных распоряжениях правительства в Северо-Западном крае, во время мятежа 1863-1864 гг.».

В 1861 г. Владимир Александрович был командирован в Новороссийский край для раздачи пособий оставшимся в живых матросам, находившимся в Крымскую войну при обороне Севастополя, и родственникам убитых. В 1864 г. Владимир Александрович был секретарем по дипломатической части у графа Муравьева в Вильно. Затем в конце 60-х годов вышел в отставку, поселился в своем имении (с. Татево) и посвятил силы земской деятельности и сельскому хозяйству. Первые три года он был участковым, затем несколько лет почетным мировым судьей и с 1869 г. вплоть до 1887 г. - бессменным гласным уездного земского собрания.

Владимира Александровича очень уважали его сослуживцы. «Когда земскому собранию, 10 июля 1887 г., был доложен отказ Владимира Александровича, по болезни, от звания гласного, оно единогласно постановило просить г. председателя собрания передать Владимиру Александровичу признательность собрания за его многолетнее служение Бельскому земству и единодушное выражение всех наличных гласных чувства прискорбия по поводу постигшей его болезни, препятствующей ему участвовать в занятиях земских учреждений».

Предводитель дворянства М.Я. Долгово-Сабуров высказал такое мнение: «Вы, Владимир Александрович, с самого учреждения земства были одним из его просвещеннейших деятелей. Отставив блестящую карьеру, которая открывалась вам, по вашему положению и образованию, в других сферах жизни, вы предпочли посвятить свои силы тому уезду, в котором находится место вашей родины. Ваша земская деятельность выдавалась вполне беспристрастным отношением к делу, горячим сочувствием ко всему благому и высокой гуманностью к положению всех классов населения».

Будучи весьма образованным человеком, Владимир Александрович не пропускал ни одного явления в общественной жизни России и Запада без внимания. Каждое выдающееся произведение в литературе и науке, появлялось ли оно в России или за границей, наверняка находило место в его обширной и богатой библиотеке. Также Владимир Александрович отличался несомненным талантом живописца.

В архиве Сергея Александровича Рачинского (младшего брата В.А. Рачинского) сохранилось пояснение Сергея Александровича «К портрету Гоголя», в котором он рассказывает о происхождении редкой литографии Н.В. Гоголя: когда писатель умер, его тело было положено в гроб и перенесено в церковь Московского университета. Там, около гроба, до самого погребения постоянно дежурили студенты. Одним из них и был Владимир Александрович, тогда еще студент 4-го курса юридического факультета.

«Обладая немалым талантом к рисованию, и пожелая сохранить воспоминание об этом скорбном и торжественном бдении, он во втором часу ночи принялся рисовать профиль покойного, надеясь, что успеет окончить рисунок без свидетелей». Через некоторое время в церковь вошла графиня Е.П. Ростопчина. Она долго молилась. Обратив внимание на молодого человека, занимающегося рисунком, графиня подошла и взглянула на его набросок. Ее поразило достигнутое сходство и «передача печати важного покоя, лежавшей на чертах усопшего».

На другой день гр. Е.П. Ростопчина рассказала о портрете В.И. Назимову (попечителю Московского университета). Портрет был размножен в нескольких экземплярах и разослан. Через некоторое время, как пишет Сергей Александрович, появились «жалкие копии этой литографии, созданные неизвестным лицом».

Владимир Александрович заботился о нуждах своих бывших крестьян, например, устроил для них ссудо-сберегательную кассу, и они относились к нему и к его помощи с полным доверием.

Скончался Владимир Александрович Рачинский на 58 году жизни 17 февраля 1888 г. в с. Татеве, «в 2 часа пополудни от рака в горле... Страдания его были продолжительны и жестоки, и он перенес их с изумительным терпением и твердостью».

Второй сын, Сергей Александрович Рачинский, родился 2 мая 1833 г. «в 4 часа пополудни во время сильной грозы». В своем письме к В.В. Розанову он так описывает свою «краткую» биографию: «Родился я 2-го мая 1833 года, в селе Татеве. Воспитывался дома. От 1849 по 1853 год учился в Московском университете. От 1853 до 1855 г. служил в Московском архиве Министерства иностранных дел. От 1859 по 1868 г. преподавал в Московском университете физиологию растений. С 1873 г. состою учителем при Татевской сельской школе».

Теперь внесем некоторые уточнения в эти сведения: дополнив свое образование в Иене и Берлине, Сергей Александрович посвятил себя ученой деятельности и в течение 9 лет занимал кафедру ботаники в Московском университете. Годы 1856–1858 он провел за границей, готовясь к профессорской деятельности. Хотя специальностью Сергея Александровича и была ботаника, но одни сухие занятия не удовлетворяли его. Превосходно владея немецким языком, он сделался желанным членом художественных и интеллектуальных обществ городов Веймара, Иены, Берлина.

Рачинский близко сошелся со многими выдающимися людьми того времени: с великим пианистом и композитором Ф. Листом (по его просьбе он написал гимн в честь св. Франциска, что было для Сергея Александровича тем легче, что он питал к этому святому всегда особое уважение и любовь; одна из учениц Листа сочинила к гимну мелодию, а Лист разработал ее в целый величественный хор); с иенским профессором Куно Фишером, который уговаривал его посвятить себя философии; с известным ученым-ботаником М.И. Шлейденом, который письмо Рачинского об отношении искусства к природе напечатал в виде предисловия к своему классическому труду «Die Pflanze».

Он бывал в доме ученого-естественника, географа и путешественника Александра Гумбольдта (1769-1859), памяти которого посвятил очерк «Из Берлина». Во время путешествия по Бельгии, Швейцарии, Италии, Франции изучал вопросы народного образования, в частности, педагогическое наследие И.Г. Песталоцци (1746-1827). Более подробно Сергей Александрович Рачинский знакомился с деятельностью немецкого педагога профессора Иенского университета К. Стоя (1815-1885), основателя нескольких учебных заведений, в частности, народной школы и педагогической семинарии. Живя в Германии, Рачинский перевел на немецкий язык «Семейную хронику» С.Т. Аксакова. Перевод этот был напечатан в Лейпциге в 1858 г. и получил хорошие отзывы немецких писателей - Варнхагена фон Энзе и П. Гейзе.

В 1859 г., после возвращения в Россию, Сергею Александровичу было присвоено звание магистра ботаники за диссертацию «О движении высших растений». В 1864 г. он перевел Шлейдена «Растение и его жизнь» и Ч. Дарвина «О происхождении видов». В 1866 г. он защитил докторскую диссертацию «О некоторых химических превращениях растительных тканей» и сделался профессором Московского университета. К его научным работам относятся «Цветы и насекомые», «О современных задачах физиологии растений» и другие.

Отличаясь широким творческим кругозором, как уже было показано выше, он не ограничивался своей специальностью, а интересовался искусством, философией и историей. В Москве, с первых же шагов своей университетской жизни, Рачинский знакомится с идеями славянофилов и западников, а также со всеми лучшими представителями московского общества того времени. Сближается с А.С. Хомяковым, братьями Киреевскими, В.Т. Грановским, С.П. Шевыревым, В.П. Боткиным и другими.

Особенно же близок был Рачинский с домом Сушковых, у которых тогда собирался избранный круг. «Попасть в него, по отзывам старожилов, значило получить диплом на выдающиеся достоинства умственные, нравственные и, вообще, духовные».

Наконец, у самого Сергея Александровича в его московских квартирах собиралось многочисленное общество ученых, литераторов, гр. Л.Н. Толстой - один из постоянных посетителей этих собраний. Словом, жизнь молодого профессора была полна научных, литературных и художественных интересов. Столкновение с ректором университета С.И. Баршевым и тогдашним министром народного просвещения графом Д.А. Толстым (на почве защиты прав меньшинства совета университета высказать свое мнение) заставило Рачинского в 1868 г. вместе со своими ближайшими друзьями Б.Н. Чичериным, Ф.М. Дмитриевым, М.Н. Капустиным и И.К. Бабетом выйти в отставку.

«Хотя он вовсе не был замешан в истории, но все, что происходило в университете, было до такой степени противно его тонкой и чуткой натуре, что оставаться в нем долее он не мог. Он уехал в деревню, где сперва, как ботаник, занялся цветами, а затем всецело погрузился в народную школу, отдавши ей всю свою душу и проявляя в этой новой деятельности свои чистые, возвышенные, хотя несколько витающие в облаках стремления».

В начале 1870-х гг. он окончательно поселился в Татеве и вскоре коренным образом изменил свой образ жизни, занявшись педагогической деятельностью. «Для нас весьма важно отметить, что этот внешний перелом в его жизни не предварялся каким-нибудь нравственным переворотом или душевным потрясением, не сопровождался отречением от прежних убеждений, отрицанием цивилизации, наук и искусства. Нет. Гармония души его осталась по-прежнему целостной. Из глубоких тайников души поднялось в нем с детских лет взлелеянное религиозное чувство и овладело самым горнилом его сознания».

Несомненно, основы религиозности заложены были в нем еще в годы раннего детства. Н.М. Горбов, его ученик и помощник, со слов самого Сергея Александровича передал рассказ о светлом религиозном впечатлении, которое он пережил весной 1848 г., когда пятнадцатилетним юношей переехал с родными в Москву. В Троицын день зашел он в церковь Успения Божией Матери на Покровке. Высокий, прекрасный храм, ярко освещенный солнцем, весь украшенный березами, цветами, травой, остался в его памяти как светлое и счастливое впечатление от Москвы, и он даже в старости еще вспоминал об этом.

В 1875 г. С.А. Рачинский открывает народную школу и сам становится ее учителем. Татево стало образовательным центром, откуда нравственное и педагогическое влияние Сергея Александровича распространялось на всю читающую и мыслящую Россию, в особенности на сельских учителей и сельских пастырей. За время своей деятельности на учительском поприще Сергей Александрович подготовил целые поколения искренне любящих свое дело народных учителей, которые считали Татево своим родным гнездом.

Современники С.А. Рачинского рассказывают, что училищное начальство первоначально не разрешало Сергею Александровичу преподавать за неимением у него соответствующего диплома. Поэтому бывший профессор Московского университета ездил в уездный город и держал там экзамен на звание сельского учителя.

Говоря о школьной деятельности С.А. Рачинского, в качестве эпиграфа к его трудам на этом поприще можно взять цитату из его же письма, обращенного к юношеству: «Должна быть неусыпная забота о том, чтобы наша начальная школа, сообразно ее историческим преданиям, оставалась достойным преддверием Церкви, этой вечной школы и малых, и взрослых».

Известно, что в основе обучения в школах С.А. Рачинского лежали Евангелие и Псалтырь, но при этом большое внимание уделялось и художественно-эстетическому воспитанию. Он первым смог увидеть, какие культурные накопления самого серьезного и высокого свойства содержатся в старинных книгах с кожаными застежками и церковной печатью: «Церковные книги – вот сокровище художества и педагогики». Сергей Александрович, изучив весь круг православного богослужения как со стороны словесной глубины, так и со стороны музыкальной, певческой и, наконец, выразительной, пластической (пластика богослужений, одеяний, жестов, обрядов), сумел открыть это духовное богатство своим воспитанникам.

С.А. Рачинский был организатором и попечителем около десятка сельских школ, в их числе Знаменская, Зехинская, Вязовашская, Хрущевская, Сопотская, Михеевская и Шкилинская, а также училищ, помимо Татевского - Глуховское, Травинское, Тарховское, Межененское и Новосельское. Сам он, стремясь к близкому общению со своими учениками, занял в построенном им двухэтажном общежитии при Татевской школе две маленькие комнатки, служившие кабинетом и спальней.

Живя общей жизнью с ребятами, Сергей Александрович внимательно относился к дарованиям каждого ученика. Такой кропотливый педагогический труд помог получить дальнейшее образование трем талантливым художникам: Т. Никонову, И. Петерсону и Н.П. Богданову-Бельскому. Большой талант Николая Богданова-Бельского Сергей Александрович угадал сразу и приложил все усилия для того, чтобы его питомец смог получить высшее художественное образование. На полотнах Богданова-Бельского «У дверей школы», «Устный счет», «Сочинение», «Ученицы», «Новички» и др. остались запечатленными Татевская школа, ее ученики и учителя, в том числе и С.А. Рачинский.

И. Петерсон, из обрусевших латышей, оказался прекрасным иконописцем. Сергей Александрович направил его учиться в иконописную мастерскую в Троице-Сергиеву Лавру. После ее окончания И. Петерсон был назначен учителем рисования в Ново-Александровскую школу Новиковых в Козловском уезде Тамбовской губернии, но простудился и умер очень молодым. Т. Никонов, родом из зажиточных крестьян, обладал несомненным талантом, но, женившись, не стал продолжать свое обучение. Известен гипсовый медальон с профилем С.А. Рачинского его работы.

Рачинский в одной из своих статей призывал сельских учителей как можно внимательнее относиться к детишкам для обнаружения способностей, требующих дальнейшего развития.

Считая величайшим злом и несчастьем народное пьянство, Сергей Александрович явился горячим сторонником совершенной трезвости и, пользуясь своим высоким авторитетом, выработал целый ряд мер в борьбе с пьянством, которые имели затем громадное значение в деле борьбы за трезвость.

Выступив с рядом статей и писем по этому вопросу, он привлек к себе внимание духовенства и имел утешение приобрести множество сочувствующих и подражателей своей деятельности среди священников и сельских учителей. По его примеру были основаны союзы и общества трезвости, избавившие затем от пьянства многие десятки тысяч несчастных. Общество трезвости в Татеве, учрежденное Сергеем Александровичем, было одним из первых образцовых организаций подобного рода и имело плодотворное влияние на крестьян Татева и окрестных селений, внося трезвость и добрые нравы в крестьянскую среду.

Интересовавшийся историческими знаниями С.А. Рачинский проявил необыкновенно бережное и любовное отношение к памятникам прошлого своей семьи - Боратынских и Рачинских. Семейный «Татевский архив» он пополнил собранной им коллекцией автографов известных деятелей науки, искусства и литературы. В своих воспоминаниях Василий Васильевич Розанов писал: «Он однажды подвел меня в библиотеке своей к шкафу со страшно толстыми книгами, на корешке которых были золотом оттиснуты годы: «1869, 1870».

«Что это?» - спросил я. Он сказал, что уже за много лет собирает этот «обоз к потомству» (выражение самого Рачинского. - А.Л.): именно, тщательно регистрирует и снабжает необходимыми своими примечаниями получаемые им из всех мест России письма от священников, учителей, частных лиц «алчущих и жаждущих правды», каких всегда в каждом десятилетии много, и частью от знаменитых лиц, по государственному, научному или литературному положению. Им место в Публичной библиотеке уже заготовлено, сказал он мне: все переговоры сделаны, условия заключены и после моей смерти их придется только перевезти в Петербург».

Его переписка со множеством самых разных людей России была поистине обширна. И в буквальном смысле до самой смерти. «Пишут ко мне люди всех возрастов и званий, всех степеней умственного развития, начиная от высокообразованных лиц, озабоченных нравственным подъемом нашего простого народа, и кончая полуграмотными горемыками, одержимыми всеми степенями delirium tremens», - писал С.А. Рачинский, аккуратно отвечая на все обращаемые к нему вопросы. «Пока перо держалось в его слабой старческой руке», он не в силах был отказать в мудром совете, полезном указании или - что еще дороже - в нравственной поддержке и ободрении всем тем труженикам на ниве народной, которые обращались к нему, пока он был жив.

Сергей Александрович привел архив в порядок, сгруппировал документы по эпохам и содержанию, переплел значительную часть писем старшего поколения Боратынских, переписал древнейшие акты и наиболее интересные письма и прокомментировал их. Однако он не успел довести до конца приведение в порядок архива и его систематизацию, которую, по-видимому, продолжили его наследники.

В конце 90-х годов силы Сергея Александровича начали угасать. Но он не хотел оставлять своего дела, работая до полного изнеможения. В последние годы жизни некоторое оживление давали ему поездки в Петербург, куда он ездил для участия в работах по выработке «Положения о церковно-приходских школах» и гостил у своего друга и товарища по Московскому университету К.П. Победоносцева.

«Несмотря на упадок сил, чувствовавшийся Сергеем Александровичем, столь быстрой кончины его никто не ждал. До последнего дня своей жизни он был занят заботами о школах и собирался в обычный объезд по своим школам для производства экзаменов, хотя и сознавался, что он с ужасом помышляет об этой поездке. Утром 2 мая 1902 г. в 69 годовщину дня своего рождения, он встал, как обыкновенно рано, а в 9 часов утра, после кофе прилег, как это часто делал в последнее время, отдохнуть с газетой в руках, заснул и более не просыпался».

Третий сын, Константин Александрович Рачинский родился 20 марта 1838 г. также в родовом имении Татеве Смоленской губернии Бельского уезда. До 16-летнего возраста получал свое образование и воспитание дома. С домашней подготовкой, весьма основательной и разнообразной, в 1854 г. Константин Александрович держал экзамен при Московском университете для поступления на физико-математический факультет и был принят в число его студентов.

Он обнаружил выдающиеся способности к математике и «самым усердным и добросовестным образом предавался изучению всего, что тогда преподавалось на факультете». Студентов было наперечет, и даровитый юноша, конечно, обратил на себя общее внимание профессоров факультета. За свое кандидатское сочинение на тему «Теория колебания струны» он получил золотую медаль и по окончанию курса первым кандидатом был оставлен при университете на кафедре физики для приготовления к профессуре.

После некоторого периода работы при университете, выдержав магистерский экзамен, Константин Александрович был командирован на два года за границу, в Гейдельберг. В 1862 г. он напечатал магистерскую диссертацию «Об отражении поляризованного света от поверхности прозрачных тел» и, получив за нее степень магистра физики, приступил к преподаванию в университете в звании адъюнкта.

Кстати сказать, адъюнкты Сергей Александрович и Константин Александрович Рачинские в 1861 г. «изъявили желание жертвовать ежегодно из своего жалованья каждый по 500 руб. серебром на отправление за границу для усовершенствования в математических и естественных науках молодых людей по назначению физико-математического факультета». На эти средства в 1862 г. был командирован за границу будущий известный физик Александр Григорьевич Столетов (1839-1896).

В 1862 г. Константин Александрович женился на Марии Александровне Дараган и должен был войти в круг весьма запутанных имущественных дел жены. Мать Марии Александровны имела значительные поместья, требовавшие большого внимания для благоустройства и наведения порядка. В 1864 г. Константин Александрович переселяется в поместье жены Рубанку Черниговской губернии Конотопского уезда, где и проводит 30 лет своей жизни, вплоть до переезда в Петровское-Разумовское.

После переезда в поместье жены, помимо его хозяйственного устройства, он посвящает немало внимания и труда только что начинавшейся земской деятельности. С самого открытия земских учреждений Константин Александрович делается уездным и губернским гласным; он был выбран почетным мировым судьей; три года был членом губернской земской управы. Константин Александрович пользовался в уезде большим уважением и влиянием, но «он очень не любил какой бы то ни было выставки, представительства и потому уклонялся от занятия административных постов, которые неизбежно требовали бы от него, кроме работы, также и много бесполезной суеты».

Вокруг себя он налаживает своеобразные отношения с местными крестьянами (подобно отцу и его старшим братьям); в течение всей жизни Константина Александровича между ним и его соседями продолжались патриархальные отношения, и бывшие крепостные видели в нем действительно попечителя, защитника, помощника при каких либо бедствиях, судью и т.п.

В 1877 г., оставив на его руках сына и дочь, скончалась Мария Александровна. Воспитание детей взяла на себя тетка – Варвара Александровна Рачинская, переехавшая к ним в деревню на житье.

Помимо земской деятельности Константин Александрович принял участие в 1881 г. в комиссиях, созывавшихся в Петербурге для выработки питейной и переселенческой реформ; он был также представителем Черниговского земства при разработке вопроса о всеобщей воинской повинности.

В 1894 г. Константин Александрович неожиданно для себя получил предложение от министра земледелия и государственных имуществ А.С. Ермолова занять должность директора Московского сельскохозяйственного института, который должен был с осени открыться вместо только что упраздненной Петровской академии. После недолгих колебаний Константин Александрович принял это предложение и в августе 1894 г. переехал на жительство в Петровское-Разумовское.

Уже через месяц после его приезда институт был открыт: «сформирован Совет, состоявший в первый 1894/95 уч[ебный] год, считая директора, из 10 лиц и сделан прием в институт 61 студента».

Константин Александрович сразу же установил самые дружелюбные отношения со всеми членами совета и непосредственно с самим советом. Это дружное и дружеское единение красной нитью прошло через все 10 лет, в течение которых Константин Александрович был на посту директора. К.А. Рачинский внес большой вклад в развитие института. При полном его сочувствии, деятельном содействии и даже личных материальных жертвах возникли, например, физическая лаборатория, бактериологическая, специальные лаборатории при кафедрах почвоведения, частного земледелия, общей и частной зоотехники, были расширены и оборудованы две химических лаборатории, зоологический, ботанический и минералогический кабинеты, а также открыты новые факультеты.

В качестве директора института Константин Александрович немало потрудился также над его обширным и разнообразным хозяйством.

В течение первых лет пребывания Рачинского в Петровском-Разумовском с ним жила его дочь Мария Константиновна. В 1895 г. она вышла замуж за графа Сергея Львовича Толстого; но вскоре, пораженная тяжелым недугом - чахоткой, опять вернулась к отцу доживать последние дни своей жизни. В 1898 г., уехав для лечения за границу, прожила в санатории еще два года и в 1900 г. скончалась. «Смерть дочери была тяжелым ударом для Константина Александровича, он после этого заметно постарел и ослабел физически. На руках Константина Александровича остался после дочери внучек, и его воспитание составило заботы и радости последних лет его жизни».

Второй столь же чувствительной для него потерей была смерть брата Сергея Александровича Рачинского, которого он чрезвычайно высоко ценил, любил и уважал.

«Свой ясный и быстрый ум Константин Александрович сохранял по-прежнему, но у него стали слабеть ноги; это мучило его и в 1903 г. он решил оставить службу в институте. Профессора института in corpore отправились к нему с просьбой не приводить в исполнение своего решения, но Константин Александрович чувствовал, как слабеют его силы, и весной 1904 г. оставил Петровское-Разумовское».

Совет Московского сельскохозяйственного института во внимание к заслугам Константина Александровича избрал его своим почетным членом.

После отставки Константин Александрович переехал с внуком на жительство в Черниговское имение, потом, передав в нем и хозяйство, и общественные дела своему сыну Александру Константиновичу, отправился доживать последние годы в свое родовое гнездо - Татево. Скончался Константин Александрович Рачинский летом 1909 года.

Александр Александрович Рачинский - четвертый сын Александра Антоновича и Варвары Абрамовны Рачинских, родился 16 июня 1839 года. Он не принимал участия в составлении «Татевского архива», но о его судьбе все-таки будет немного рассказано, так как некоторые его документы отложились в семейном архиве. После окончания курса наук в Московском университете, со степенью кандидата, он вступил в 1861 г. на службу в 1-й флотский экипаж юнкером и был назначен в заграничное плавание на корвете «Богатырь». Находился в плавании с 1861-го по 1864 гг. В 1863 г. его произвели в гардемарины «со старшинством». Летом 1864 г. был уволен от службы, по болезни, «с производством в прапорщики портовых экипажей».

После увольнения долго не мог найти занятия по душе. Какое-то время жил в Маре и занимался сельским хозяйством. В 1868 г. был избран мировым судьей 2-го участка Кирсановского уезда Тамбовской губернии и исправляющим должность непременного члена мирового съезда. Несколько раз избирался в почетные мировые судьи по Кирсановскому округу; был председателем Кирсановской уездной земской управы; в 1881 г. избран уездным предводителем дворянства. 7 января 1876 г. Александр Александрович женился на Софье Карловне Мюльфельд. В 1885 г. был разведен, «с лишением права вступать в новый брак». С 1886 г. переведен в министерство государственных имуществ на должность старшего чиновника по составлению и выдаче государственным крестьянам владенных записей, и его командировали в Вологодский отряд (Вологодской губернии).

В 1890 г. был назначен управляющим государственными имуществами Гродненской губернии. В 1892 г. произведен, за отличие, в чин действительного статского советника. Последней должностью Александра Александровича Рачинского была должность чиновника особых поручений V класса при министре земледелия и государственных имуществ. 7 ноября 1898 г., согласно прошению, он был уволен. За время службы был награжден орденами: Св. Станислава 2-й степени, Св. Владимира 3-й степени и медалью в память царствования императора Александра III на Александровской ленте. Умер Александр Александрович Рачинский в 1906 году.

Старшая из дочерей Александра Антоновича и Варвары Абрамовны Рачинских – Ольга Александровна - родилась 20 мая 1834 г. в 11 часов утра. При крещении ее восприемниками были Ираклий Абрамович Боратынский (1802-1859) и Ольга Антоновна Рачинская. Получила хорошее домашнее образование (о том, какое учебное заведение она закончила, автору не известно. - Ред.) и, подобно матери, знала несколько языков.

16 августа 1857 г. Ольга Александровна вышла замуж за Эммануила Александровича Дмитриева-Мамонова (в будущем известного художника), хорошего знакомого ее старшего брата Сергея Александровича. Венчались молодые в Веймаре. Судя по письмам Ольги Александровны к родным, они большую часть своей супружеской жизни прожили за границей. Однако это не мешало сестре помогать своему брату в обустройстве сельских школ, им организованных. Ольга перечисляла пожертвования как в виде книг, необходимых для училища, так и в денежных ассигнациях.

В отчете (1875 г.) «Милостивому Государю...» об учебных делах в Глуховской волости Сергей Александрович предлагает переложить часть своих обязанностей на Ольгу Александровну, так как она «намерена принять на себя часть моих обязанностей. Несмотря на свою молодость, она в школьном деле гораздо опытнее меня. Лучшего руководителя для нашего училища (Глуховского церковно-приходского. - Ред.) мы и желать не можем...», из чего следует, что он высоко ценил ее участие.

У четы Дмитриевых-Мамоновых было трое детей: 10 сентября 1858 г. у них родился сын Сергей, 30 июля 1860 г. - дочь Софья (ее восприемниками были Владимир Александрович Рачинский и Варвара Абрамовна Рачинская) и 25 августа 1867 г. родился «Алик» - Александр Эммануилович.

Ольга Александровна Дмитриева-Мамонова пережила своего мужа, братьев и сестру и умерла в 1917 году. В этом же году умерла и ее дочь Софья Эммануиловна Дмитриева-Мамонова.

Последний член семьи Рачинских по старшей линии - Варвара Александровна Рачинская, младшая из сестер. Она была необычайно добрым и отзывчивым человеком.

Варвара Александровна «родилась 8 октября 1836 года в 9 часов утра», ее восприемниками были Владимир Александрович Рачинский и Екатерина Антоновна Рачинская, заочно – Софья Абрамовна Боратынская и Алексей Антонович Рачинский. Как и ее сестра Ольга, Варвара получила домашнее воспитание и знала несколько языков. На протяжении всей жизни Варвара Александровна была верным помощником своим родным и близким. Несмотря на слабое здоровье, она смогла поддержать Сергея Александровича в его школьных начинаниях и продолжала его дело после смерти брата; помогла Константину Александровичу пережить смерть жены и стала близким другом его детям. Внутренняя теплота этого человека притягивала многих людей.

Некоторое время Варвара Александровна прожила за границей, где проходила курс лечения и навещала семью Дмитриевых-Мамоновых. Потом переехала на постоянное жительство в имение Татево, владелицей которого она была. Еще в 1868 г. при Татевском приходе существовало бесплатное приходское училище, которое содержалось за счет Владимира Александровича и Варвары Александровны Рачинских. Со временем это училище закрылось, и в нем разместился местный кабак. Возрождение школьных традиций в этом приходе положительно сказалось на нравственном облике крестьян.

Варвара Александровна принимала близкое участие в жизни местной сельской школы, помогая учительнице в обучении детей грамоте и проводя занятия музыкой и пением. Рядом со школой была построена больница, о которой Сергей Александрович писал так: «Новая больница у нас освящена. Она прекрасна, и всего лучше в ней – моленная. Хожу туда каждый день читать молитвы на сон грядущий.

Школьная братия приходит петь к великому утешению больных. Так как больница в нашей разбросанной усадьбе занимает положение центральное, приходит много и постороннего народа». Естественно, что в такой больнице не хватало ни врачей, ни сиделок; Варвара Александровна не побоялась трудностей и устроилась туда работать сиделкой, с большим вниманием ухаживала за больными.

На ее средства содержался также фельдшерский пункт в Бельском уезде, за оказание медицинской помощи в котором в ноябре 1891 г. Варваре Александровне была выражена благодарность председателем Бельской уездной земской управы.

В.А. Рачинская оказывала содействие в деятельности комитета попечительства о народной трезвости гр. Уварова (1897). В 1907 г., 31 октября было получено свидетельство о награждении Варвары Александровны Рачинской медалью Красного Креста. В нем говорилось: «Главное Управление Российского Общества Красного Креста удостоверяет, что согласно постановления своего от 18 мая 1906 г. Высочайше утвержденная в 19-й день января 1906 г. медаль Красного Креста, в память участия в деятельности Общества во время русско-японской войны 1904-1905 гг., выдана дворянке В.А. Рачинской».

После смерти мамы, Варвары Абрамовны, в Татеве теперь постоянно проживали только Варвара Александровна и Сергей Александрович. В воспоминаниях В.В. Розанова о Сергее Александровиче и Татеве можно найти и упоминание о Варваре Александровне: «Большой дом этот, который я решусь назвать помещичьим дворцом, был обитаем только им (т.е. Сергеем Александровичем. - Ред.) и его почти ровесницей сестрой, женщиной почти столь же начитанной и образованной, как он. Практическая жизнь дома вся лежала на сестре, читавшей в подлиннике Гомера и следившей даже за точными науками (за биологией), не говоря о литературе...».

В последние годы жизни Сергей Александрович, почувствовав, что он уже не в состоянии заниматься столь же внимательно, как прежде, школой, передал управление своему ученику, учителю из крестьян А.А. Серякову. Среди попечителей школ, которых он назначил еще при жизни, была и его сестра. Варвара Александровна всю жизнь посвятила обучению крестьянских детей, а после смерти С.А. Рачинского приложила все усилия, чтобы продолжить дело брата. С Высочайшего позволения Татевская школа получила статус двухклассной церковно-приходской школы имени С.А. Рачинского.

В заключение хотелось бы процитировать письмо, написанное великим князем Константином Константиновичем и адресованное В.А. Рачинской, в котором он выражал сердечную признательность за то, что Варвара Александровна «имеет намерение» передать в библиотеку женского педагогического института собрание книг, принадлежавших ее братьям Сергею и Константину Александровичам: «С живейшим сочувствием следя за ростом и развитием этого молодого учреждения, служащего [примером] педагогического образования русских женщин, я близко принимаю к сердцу всякий знак внимания к Институту со стороны нашего общества и рад выразить Вам мою искреннюю благодарность за Ваш просвещенный дар Институту».

Жизнь Варвары Александровны Рачинской закончилась 17 мая 1910 г.; «по прочтении отходной, в полном сознании и попрощавшись со всеми домочадцами и родными, в селе же Татеве и погребена 19 мая».

6

[img2]aHR0cHM6Ly9wcC51c2VyYXBpLmNvbS9jODUxMTM2L3Y4NTExMzYwODMvMTdhMWE1L1I4VTdDQlZ1SndvLmpwZw[/img2]

Александр Эйхенвальд. Портрет Александра Антоновича Рачинского. Москва. 1866. Фотобумага. 9,1 х 5,7 (фотография), 10,3 х 6,1 (бланк). Государственный музей Л.Н. Толстого. Москва.

7

Научные исследования и служебно-общественная деятельность С.А. Рачинского в документальных материалах

Как уже отмечалось, Сергей Александрович до конца жизни не оставлял работу ученого-естествоиспытателя. Он изучал климат средней полосы России, за что был утвержден Императорской академией наук корреспондентом Главной физической обсерватории с выдачей свидетельства. Это свидетельство сохранилось в архиве Рачинского, как и многие другие его отличия и исследования.

Так, сохранился составленный Рачинским гербарий дикорастущих растений, словарь ботанических и зоологических терминов на латинском и английском языках. Рукой Сергея Александровича были сделаны выписки из исследований по анатомии и физиологии растений, составлены каталоги растений из карточек с их названиями на русском, французском, английском, немецком и латинском языках.

Среди исследований С.А. Рачинского, вошедших в научную жизнь, стали переводы М.И. Шлейдена «Растение и его жизнь» и предисловие, написанное Рачинским к новому изданию первого русского перевода книги Чарльза Дарвина «Происхождение видов». Автографы этих работ хранятся в архиве, сами труды были опубликованы. Труд, который не был опубликован и, вполне вероятно, не предназначался к публикации, но заслуживает внимания, - это исследование дикорастущих растений в Татеве. Был составлен перечень растений по семействам и проведена статистика Московской флоры, также по семействам.

В группе документов по служебно-общественной деятельности С.А. Рачинского, крайние даты которых определяются от 1863 по 1902 гг., составляют книжки для записей пожертвований в пользу благотворительных обществ, письма и докладные записки в Училищный совет при Синоде, прошения крестьян об оказании помощи в деле образования, счета и другие документы.

Отмечая широкую деятельность Сергея Александровича в области биологии и зоологии, изучая их научную сторону, нельзя не сказать, что в природе он искал все же духовное содержание, за ее красотой он видел Бога и к Нему направлял взоры своих учеников. В архиве С.А. Рачинского сохранилось несколько его богословских работ: «Божественная воля как источник существующего движения во Вселенной», «Религиозные воззрения Хомякова», «Христианство в Индии», которые так и не были опубликованы. В середине 1890-х годов Сергей Александрович провел исследование «Евангелия от Матфея» с толкованием текста сравнительно с «Евангелием от Луки». И это не единственные работы и исследования, проведенные Рачинским, которые сохранились в архиве и еще не исследованы.

Документов, поступавших в адрес Сергея Александровича в пору его деятельности, немного. Это, например, расписки, выданные Рачинскому в получении от него денег, пожертвованных на сельские школы. Первая из них относится к 1876 г., деньги были выданы на устройство Глуховского училища, далее идут регулярные поступления на содержание и обстановку школ и училищ в этой и других волостях.

В докладной записке в Училищный совет при Синоде С.А. Рачинский предоставляет отчет об учебных делах в Глуховской волости и дает некоторые пояснения, например, что Глуховская волость распадается на три прихода: Татевский (Ивановский), Глуховской и Кострицкий, а также перечисляются пожертвователи. В письмах же С.А. Рачинскому Училищного совета при Синоде, Смоленского епархиального и Бельского уездного училищных советов сообщалось о разрешении Сергею Александровичу открыть церковно-приходские школы в селах Татеве и Знаменском и об утверждении его попечителем этих школ, а также об отпуске средств, о назначении учителей и о других вопросах.

Незадолго до смерти Сергея Александровича Рачинского ему доставило великое утешение признание его заслуг перед русским просвещением, выраженное в императорском рескрипте от 14 мая 1899 года. В нем говорилось: «Обширное образование ваше и опытность, приобретенную на государственной службе в Московском университете, посвятили вы, с ранних лет, делу просвещения посреди населения наиболее в нем нуждающегося.

Поселясь безвыездно в отдаленном родовом имении, вы явили для всего благородного сословия живой пример деятельности, соответствующей государственному и народному его призванию. Труды ваши по устройству школьного обучения и воспитания крестьянских детей, в нераздельной связи с церковью и приходом, послужили образованию уже нескольких поколений в духе истинного просвещения, отвечающего духовным потребностям народа. Школы, вами основанные и руководимые, состоя в числе церковно-приходских, стали питомником в том же духе воспитанных деятелей, училищем труда, трезвости и добрых нравов и живым образцом для всех подобных учреждений».

После смерти С.А. Рачинского его дело школьного образования было продолжено. Из докладной записки и в дальнейшем из состоявшейся переписки попечительницы Татевской церковно-приходской школы Варвары Александровны Рачинской с Училищным советом при Синоде и Бельским отделением Смоленской епархиального училищного совета, видно, что речь шла о типе и строе школы и о предложении переименовать Татевскую церковно-приходскую школу в двухклассную церковно-приходскую школу им. С.А. Рачинского. Даты этих документов – от 18 августа 1907 по 23 августа 1908 года.

Не прошло и пяти лет, как епископ Смоленский Феодосий выдал свидетельство в знак благодарности за благотворительную деятельность попечителю Татевской двухклассной церковно-приходской школы им. С.А. Рачинского Александру Константиновичу Рачинскому; а также сохранилось уведомление Училищного совета при Синоде о преобразовании двухклассной церковно-приходской школы в с. Татеве во второклассную школу.

Другими документами, свидетельствующими о развитии школ, являются ведомости, счета и расписки по хозяйственным и ремонтным работам, списки учителей с перепиской об их назначениях и перемещениях, а также их расписки в получении жалованья, сведения о числе учащихся, свидетельства об окончании и похвальные листы некоторых учеников церковно-приходских школ.

Сохранился материал, относящийся к учебной части (учебные программы, расписание уроков и т.д.) и положение о начальных народных училищах.

В группу документально-печатных материалов архива вошли: указы, манифесты и положения императоров Александра I, Александра II и Николая II; исторический табель владетельных великих князей, царей, императоров и императриц России; положение о начальных народных училищах (1864); представление обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева в Государственный Совет о дополнительном ежегодном ассигновании на устройство и содержание школ грамоты и церковно-приходских школ; проект положения о второклассных церковно-приходских школах и записка гр. С.Д. Шереметева об открытии женских учебно-воспитательных заведений; таблица политических партий в России, их программы, листовки и бюллетени революционной группы студентов; положение о I-м съезде русских художников и любителей художеств, проходившем в Москве в 1894 г.; карта России IX в. с окрестными странами; постановления, уставы, правила, прейскуранты, счета, каталоги, вырезки статей из газет и журналов, афиши и программы спектаклей, концертов и вечеров.

Весь подбор источников и литературы, который был использован при работе над обзором, можно разбить на следующие группы: 1) опубликованные работы, где использовался Татевский архив; 2) среди источников - опубликованные статьи С.А. Рачинского, воспоминания о нем, переписка; 3) литература представлена рецензиями на труды С.А. Рачинского его современников, некрологами, исследовательскими работами и научно-методической литературой.

Архив Рачинских в настоящее время хранится в Российском государственном архиве литературы и искусства и составляет фонд № 427 «Рачинские С.А., В.А., Г.А., др.». Последним владельцем «Татевского архива» перед революцией был сын Константина Александровича Рачинского – Александр Константинович. Фонд Рачинских состоит из 3675 единиц хранения (в них входят 39 литерных ед. хр.), на которые составлена опись.

Фонд включает в свой состав документы с 1662 по 1925 годы. Из них документы «Татевского архива» составляют 1782 единиц хранения и имеют крайние даты с 1662 по 1919 годы, а «Бобровский архив», входящий в общий семейный фонд Рачинских, - 1852 ед. хр. и крайние даты с 1801 по 1925 годы. К описи имеется оглавление, в котором перечислены основные группы документов. Внутри описи фонда документы сгруппированы по номинальному (видовому) признаку.

Каждая группа имеет свои единицы хранения, внутри единиц хранения документы систематизированы по хронологическому признаку. В описи указаны количество листов дел и крайние даты документов.

«Татевский дневник» находится в группе документов  - «Рукописей С.А. Рачинского (718-720 ед. хр.)».

8

«Татевский дневник»: октябрь-ноябрь 1882 года

«Татевский дневник» - это дневниковые записи за несколько лет в период посещения Сергеем Александровичем Петербурга в 80-е годы XIX века. По словам автора публикации, «дневник готовился к публикации Николаем Петровичем Чулковым, но по неизвестным причинам эта работа не была завершена. В архиве С.А. Рачинского осталась машинописная копия с предисловием и правкой Н.П. Чулкова». Данная публикация ограничивается 1882 г. (с 25 октября по 11 ноября).

Причиной для написания этого дневника послужила общественная деятельность Сергея Александровича Рачинского, его неоднократные поездки в Петербург в 80-е годы. Николай Михайлович Горбов, ученик и соратник С.А. Рачинского, в своих воспоминаниях писал: «Когда силы его покидали, он уезжал на неделю, другую к своему давнишнему, еще с московского профессорства, другу, К.П. Победоносцеву, у которого в таких случаях и жил в Петербурге.

Поездки эти (они начались с того времени, когда Сергей Александрович участвовал в комиссии по составлению правил о церковно-приходских школах, то есть с начала 80-х годов) постепенно становились все необходимее ему, по мере того, как расширялись и упрочивались в Петербурге его великосветские, церковные и художественные связи, и к возможности провести несколько времени с ближайшим своим другом присоединялась возможность подышать той атмосферой, которая с юности была ему дорога и необходима» [Горбов Н.М. С.А. Рачинский: [Некролог] // Журнал Министерства народного просвещения. 1902. № 12. С. 80].

Публикуемая часть дневника С.А. Рачинского начинается с первого приезда Рачинского в Петербург, который состоялся по вызову правительства для участия в заседаниях межведомственной комиссии по народному образованию. По инициативе Победоносцева правительство желало привлечь духовенство к ближайшему участию в деле народного образования и с этой целью создало особую комиссию, в которую вошли представители разных ведомств.

Результатом деятельности комиссии было учреждение в 1884 г. Правил о церковно-приходских школах. Вдохновителем этого акта был Рачинский, который в своих «Заметках о сельской школе», печатавшихся в «Руси» Аксакова за 1881 г., высказался за передачу всего дела начального образования в ведение духовенства. Сам Рачинский перевел свои школы в ведение епархиального училищного совета 1894 году [Горбов Н.М. Op.cit.].

При публикации дневника опущены сравнительно незначительные фрагменты, где автор, например, говорит о плохом состоянии своего желудка. В тексте они выделены знаком <…>.

9

[img2]aHR0cHM6Ly9wcC51c2VyYXBpLmNvbS9jODUxMTM2L3Y4NTExMzYwODMvMTdhMWFmL1BjVTRSbXduOWVnLmpwZw[/img2]

Неизвестный фотограф. Александр Антонович Рачинский и Арис Егорович Стремоухов (1806-1887) за игрой в шахматы. Татево. 1860-е. РГАЛИ.

10

Понедельник, 25 окт[ября].

Я приехал в Петербург 22-го утром и остановился в Hotel de France <находится в Санкт-Петербурге, Морская, 6>. Тотчас отправился к Победоносцеву1 и Филиппову2. Первый пригласил меня переселиться к нему, второй – явиться вечером на совещание трех членов школьной комиссии, коим поручено выработать план наших будущих работ. Обедал я у Ольги3, а вечером заседал у Филиппова с Шемякиным4 и Миропольским5. Первый - человек убежденный и дельный, но мало привыкший к комиссионной стряпне, второй – по-видимому ex officio поддакивающий нам чиновник, обладающий талантом формулировать вопросы, излагать заключения, etc. Все шло мирно и гладко.

В субботу был у Делянова6 и пр[еосвященного] Леонтия. Иван Давыдович - мягкий подлаживающийся восточный человек, в качестве армяшки обязанный быть ультра-православным, готовый на все уступки лишь бы дело обошлось без непосредственной ломки. Вопроса о земстве мы не касались, но он нашел случай излить свою злобу против Лорис-Меликова7 (это давнишняя вражда: покойный государь <Император Александр II (1818-1881)> хотел назначить Д[елянова] министром после Толстого8, но коварный Лорис, когда ему было об этом сообщено, рассыпавшись в похвалах бесценному Ивану Давыдовичу, поставил на вид, что его обвинят в стремлении замещать все важные посты своими братьями-армянами – и подсунул Сабурова9).

Преосвященный Леонтий10 – ясный и добрый старик, не имеющий ни малейшего понятия о постановке школьного дела в великорусских губерниях.

Остаток дня я провел дома – лишь вечером был на всенощной в Исакиевском соборе, где слушал и обедню в воскресенье. Певчие – превосходные, но стиль пения – концертный, а не церковный. После обедни был у Дмитриева11 и у Ольги. Вечером у нас сидели Филиппов и Дмитриев.

Сегодня утром ко мне заходил Николай Алексеевич12. Он очень доволен своим местом, и надеется на прибавку жалования. Затем я направился в Синодальную книжную лавку <Синодальная типография, пл. Петра I, Кабинетская,15>, накупил книг, побеседовал с Митрополовым13. После завтрака пробежал газеты и принялся писать этот дневник. Меня прервал на этой странице приход Делянова. Он сидел у меня целый час, и завязалась баталия на счет земства. В это время весьма кстати вошел Победоносцев, который решительно принял мою сторону.

Живу я здесь окруженный роскошью и petits soins <внимание, заботливость (франц.)>. П. беспрестанно забегает ко мне с книгами, журналами и брошюрами, которые могут меня интересовать, и поэтому я более, чем нужно, лежу на кушетке и читаю. Великолепие и громадность этого дома (купленного Толстым у Э. Нарышкина) <Дом обер-прокурора на Литейной улице был куплен у Эммануила Дмитриевича Нарышкина, занимавшего видный придворный пост и имевшего очень большое состояние> просто безумные.

Везде золото, штоф и бархат. Среди всего этого блеска Победоносцев, по выражению Дмитриева, производит впечатление мощей Св. Сергия в их вызолоченной раке. Екатерина Александровна14 страдает какой-то нервной болезнью, но очень мила и много выиграла относительно тона и простоты. Кроме их (далее одно слово неразборчиво. – А.Л.) в доме живут ее отец, ее брат – правовед и Юлия Карловна15 – точь в точь такая, как тридцать лет тому назад.

Общая физиономия дел – смутная и грозная. Общее бессилие и бездействие. Консервативная констеллация состоящая у дел, легко может смениться другою, и тогда возобновятся конституционные попытки. Она держится Победоносцевым, а его ненавидит камарилья. Она чувствует свою непрочность и – трусит, даже перед нашей совершенно разнузданной прессой.

В здешнем университете опять начались беспорядки, с которыми приходится бороться одному Дмитриеву, ибо профессора усматривают в них благородные мотивы, а Делянов по три раза в день изменяет свои решения. Конституция остается лозунгом не только всей здешней интеллигенции, но всего чиновного и сановного мира. О возвращении государя16 ничто не решено окончательно. Никто не берет на себя настоять на необходимость этого возвращения, и этот яркий симптом всеобщей слабости все больше и больше дискредитирует нынешний состав правительства… (отточие. – А.Л.).

Середа, 27 окт[ября].

В понедельник вечером было второе заседание нашей подкомиссии. Благодаря отсутствию в ней представителей Министерства, наша работа принимает характер церковно-земский, и логика теснит нас к выделению начальной школы из ведомства Мин[истерства] Нар[одного] Пр[освещения] и причислению ее к духовному ведомству. На этой радикальной постановке вопроса настаивает Т.Н. Филиппов. Ей сочувствует в глубине души и Победоносцев, но считает дело неисполнимым, ввиду двоедушия Делянова и настроения Государственного Совета.

Вчера я был у Феоктистова17, Шемякина, Миропольского и Ольги.

Феоктистов, хотя и признает на словах важность духовного влияния на школу, не расположен к каким-либо уступкам со стороны министерства относительно прав по надзору. Шемякин в пользу компромиссов, Миропольского я не застал.

Обедал дома. После обеда у меня был Митрополов, жалкий, разочарованный. Денег на миссионерские поездки он ниоткуда добыть не может. Благодетелей не отыщет, казенные деньги поручать ему неудобно, ибо он считать не умеет. Победоноцев уже выпросил ему 2000 р. от государя на покрытие разных дефицитов.

Пили чай en famille <в тесном кругу, между собой (франц.)>. Победоносцев сообщал кучу интересных сведений о Халдеях, об Алеутской и Туркестанской епархии, etc. Вечер я окончил чтением разных брошюр и документов.

27 окт[ября] вечером.

Сегодня до завтрака читал, затем ездил с визитами. Был у Баумгартенов (застал одну Настю), у баронессы Раден18 (ее необычайного ума до сих пор не замечаю – много толковали о школах – она правая рука императрицы19 по этой части), у Нарышкиной20 (не застал), у Воейкова 21, у Гернгросов22 (Antoinella очень постарела, и узнав, что я живу у П[обедоносцева], злобно зашипела).

Обедал дома. Обед был скромный (!). Получил приглашение обедать завтра у великой княгини23, послезавтра у Нарышкиной (будет Борис Чичерин).

Вечером заседание у Тертия. Мы благополучно увенчали наш chateau en Espagne <воздушный замок (франц.)> особым главным управлением народных школ, и разошлись очень довольные собою и друг другом. Зашел на минуту к П. (имя не установлено.– А.Л.), который этот способ увенчать здание – одобряет.

Пятница, 29 окт[ября].

Вчера утром ходил к Фену24 выбирать книги, потом ко мне пришел Шемякин, и мы принялись приводить в порядок нашу программу. Нас прервали Миропольский и Феоктистов. Последний пыхтел, раздавил под собою два кресла и оставил для моего назидания статью Толстого24а, восхваляющую систему казенной инспекции. Затем пришел Чичерин25. Дела мы сделали мало.

Часов до пяти читал. Затем отправился обедать к вел. княгине на Каменный Остров. Даль безмерная. Кроме семьи, были только Победоносцевы, я и какой-то протоиерей. Прекрасные комнаты деревенского характера, простой обед, тихая благоприличная скука. Разговор шел исключительно о школах и о делах благотворительности, о трудностях совладать с массою нужды и невежества, накопленного в столице. Оттуда я поехал к Филиппову, где застал Миропольского и Балакирева26. Последний очень симпатичен. Он очень занят своею гармонизациею «Обихода» и очаровательно сыграл нам несколько сочинений Шопена. Миропольский, с которым я начинаю сближаться, рассказывал много интересного о своих путешествиях по России. Вернулся в час.

Суббота, 30 окт[ября].

Вчера утром ко мне приходил Шемякин, и мы с ним окончили нашу программу. Обедал у Ольги, затем у Тертия было краткое заседание подкомиссии. Он исполнен сангвинических надежд. Потом я поехал к А.Н. Нарышкиной. У нее были Чичерин, Дмитриев, гр. Дм[итрий] Капнист27. Приезжал на короткое время и Победоносцев. Я просидел до двух часов, прислушиваясь к петербургским сплетням, которые ни на волос интереснее московских и провинциальных. Говорили, между прочим, о «дружине»27а. Это нечто невообразимое. Эти господа присвоили себе власть арестовывать людей помимо полиции, переманивают у нее сыщиков, подбрасывают прокламации в учебные заведения, вербуют членов в полках, т.е. прикрываясь одобрением государя, приглашают к нарушению присяги.

В университете продолжается брожение по поляковской истории, и сегодня опасаются беспорядков. О нашей комиссии, которая в Москве (благодаря вранью Каткова28) всех напугала, теперь говорят со снисходительной усмешкой. Слово «религия» в консервативных кругах получило право гражданства, но слово «церковь» подозрительно, слово «священник» возбуждает смех. Высшее общество, насколько оно еще заботится о религии, сплошь проникнуто пашковским духом и презрением к православию. В нем защитниками церкви и духовенства являются лютеране напр[имер]. бар. Раден.

А.Н. Нарышкина – в Зимнем дворце как рыба в воде.

Was in der Iugend man wunscht, hat man im Alter die Fulle28а…

Воскресенье, 31 окт[ября].

Вчера утром большой прием у Победоносцева. Впрочем «прием» никогда не прекращается. Каждый день из всех углов России являются люди, которых нужно принимать немедленно. После завтрака ездил с бар. Раден в школу Св. Елены, слушать урок дьякона Быстреевского, который считается здесь лучшим законоучителем. Просидел два часа в младших классах. Очень хорошо и дельно, с большим entrain28б, но несколько холодно. Оттуда поехал обедать к Баумгарту29. Скука непроходимая. Вечером приходил ко мне Шемякин и мы толковали о программе предполагаемых высших сельских школ. Затем зашел на минуту к Победоносцевым и возобновил знакомство с Саблером30, которого когда-то видел еще студентом у Капустина31.

Понедельник, 1 ноября.

Вчера утром был у Балакирева и Феоктистова. Первый говорил больше о религии, чем о музыке – сыграл мне несколько гармонизаций, крайне простых и прозрачных – церковных напевов и обещал мне Херувимскую, переделанную из Ave verum Моцарта. Феоктистов говорил примирительно о задачах нашей комиссии. После завтрака я читал до 4 часов и отправился обедать к Филиппову. Обедал я один. Оказалось, что в субботу я должен был обедать impromptun31а у Островского32, но словесное приглашение до меня не дошло. Нужно сделать ему визит. В Казанском университете происходят беспорядки, по-видимому, очень важные.

После обеда должен был съездить на часок к Баумгарту, поздравить с днем рождения. Застал там всю семью и обычную скуку. Пили чай en famille, и после чая Победоносцев посидел у меня. Речь шла о министрах и их назначениях, очевидно совершающихся не иначе как под его влиянием. Он сравнивал себя с немым, посылаемым к пашам со снурком. Он ясно видит недостатки и Толстого, и Делянова, перебирал весь наличный персонал, указывал на отсутствие возможных кандидатов.

Замечательно, что он видит государя крайне редко (при мне он еще не ездил в Гатчину) – чему никто в Петербурге не верит. В камарильи у него нет личных связей. Полагаю, что в этом его сила и это делает величайшую честь и ему, и государю.

Середа, 3 ноябрь.

<…> Вечером ко мне заходил преосвященный Леонтий, и затем произошло наше первое заседание in plano32а. При этом прошло en gros32б все, что касается до организации школы, но вопросы надзора и управления еще не разъяснились. Аннин33 делал все возможное, чтобы затормозить дело разными чиновничьими уловками. После заседания у меня сидели Победоносцев и Филиппов.

<...> Заходил ко мне Дмитриев, очень озабоченный волнениями в университете, несколько раз забегал Победоносцев, а вечером сидел у меня дома с Филипповым. <…>

Середа вечером.

Целый день просидели дома. Утром у меня был И.С. Аксаков34. Оказывается, что он с Победоносцевым более не видится. Игнатьевская история34а, статьи Соловьева, наконец, смерть Е.Ф. Тютчевой35, служившей между ними trait d’union35а привели к полному разрыву. Он наговорил мне любезностей. После завтрака у меня сидел Шемякин и мы толковали о программе будущих высших школ. Вечером пришел ко мне Балакирев, затем Александр Киреев36. Последний скоро ушел к Победоносцеву, а Балакирева я повел к фортепиано, необходимому для продолжения нашего музыкального разговора. Все мы соединились за чаем в зеленой гостиной и к нам присоединилась Mlle Раден. Толковали больше о музыкальных делах, оказывается, что и тут ни на что нет денег, и что вся надежда на пожертвование от Штиглица37.

Пятница, 5 ноября утром.

Утром ездил с визитами к Островскому, Аннину, Аксакову. Застал только последнего, а у него Тимирязева38, Киреева и других. После завтрака к П. приезжал Трепов39. Живой и умный старик. До обеда работал с Шемякиным. Между тем был у П[обедоносцева] Миклуха-Маклай40, но он не догадался мне его показать. Вечером у Филиппова большое сборище sant facons40а. Делянов, Бычков41, гр. Шереметев42, Балакирев, Юр. Оболенский43, Победоносцев, Феоктистов, etc. Пел очаровательный мужской хор (Думский кружок). Затем рассказывал свои фарсы Горбунов44, что несколько испортило впечатление. Делянов сообщил мне, что приехала Анна Давыдовна45.

Суббота, 6 ноября.

Вчера утром был у Ломакина46 и у Ольги. После завтрака отправился к Анне Давыдовне. Победоносцев подвез меня и дорогой говорил о своих отношениях к государю. Он не имеет срочных докладов, ездит в Гатчину, лишь когда считает это нужным, или по приглашению. Сохраняются прежние непринужденные отношения, но разумеется свидания стали реже, и его положение окончательно обрисуется при возвращении двора в Петербург. Анна Давыдовна все та же, но состарилась и умственно.

Вернулся домой, и ко мне приходили Шемякин, гр. Шереметев и Тимирязев. Все как бы сговорились, пристают ко мне, чтобы я перепечатал мои статьи из «Руси». После обеда приезжал архимандрит Сергиевой Пустыни46а с архитектором Парландом47 и показывали нам рисунки и планы храма47а на месте убиения покойного государя. Расположение построек удачно, общий вид здания (в русском стиле ХIХ века) довольно живописен, но многие частности вычурны и безвкусны.

Весь вечер я читал. Заходил ко мне Николай Алексеев. Пили чай en famille.

Воскресенье, 7 ноября.

Вчера выходил на минутку по утру, затем до обеда читал. Обедал у Гернгросов. Атмосфера, смешанная из Остзейской и либеральнопетербургской, и скука изрядная. Вечером заседание без пр[еосвященного] Леонтия. Ни с места. Те же возражения от членов министерства, то же стремление потопить дело в процедуре бесконечных справок. После заседания заходил ко мне Николай Алексеев.

3 часа попол[удни].

Утром был у Балакирева, которого тщетно старался удержать на музыкальной почве и наслушался у него всяких церковных сплетен.

После завтрака посидели у Катерины Александровны. Она разговорилась о Гатчине.

Государь буквально целый день работает. Утром доклады, после обеда он уже не является к чаю, а до ночи работает в своем кабинете один (подчеркивание документа. – А.Л.). Его entourage47б его почти не видит. Семейное счастье полное, но государыня никакими делами не интересуется, а до сих пор любит до безумия танцы, которые государю ненавистны. Вечера у нее проходят в праздной болтовне. Близки с ней гр. Воронцова-Дашкова (Шувалова)48, Оболенская (Апраксина) 49 и Шереметева (Строганова)50.

Неизвестно кто или что удерживает государя в Гатчине. Он не соблюдает никакой осторожности. В Петергофе беспрестанно гулял один по лесам. Узнав, что его отсутствие на музыке (подчеркивание документа. – А.Л.) приписывают трусости, он отправился туда, так же один и вещь почти невероятная – его никто не узнал, даже военные не отдали честь.

С Победоносцевым он постоянно переписывается, отвечая на каждое письмо немедленно. На резкие письма он отвечает даже любезными телеграммами. Этим объясняется редкость свиданий (с тех пор, как я здесь, ни одного). В обществе государь крайне непопулярен: он не умеет скрывать своего отвращения ко всякой лжи и нравственной нечистоте. Победоносцева ненавидят и положение Катерины Александровны крайне тягостно. Нет сплетен и мерзостей, которых бы не изобретали на их счет. Полагаю, что этому искусу К.А. отчасти обязана тем значительным улучшением, которое заметно в ее тоне и манерах.

Понедельник, 8 ноября.

Вчера около четырех часов заезжал ко мне Островский. Толковал о своих сельскохозяйственных школах, был крайне любезен, приглашал обедать.

У нас обедал Саблер. После обеда мне сделалось дурно, и я ушел лежать в своей комнате. Приходил Дмитриев, рассказывал много (о Строганове51 и его смерти). Выполз к чаю. Вечером приходил ко мне /205/ посидеть Победоносцев. Горько жаловался на лень отцов Синода. Никак не соберешь их больше, чем два раза в неделю и то лишь на полтора часа <...>. Понятно, что при этом большинство резолюций подписывается, а не обсуждается.

Вторник, 9 ноября.

Вчера Михайлин день и приезд государя к вел[икому] князю52 и на полковой праздник. Утром приходил ко мне Победоносцев жаловался на общее бездействие, на неизбежность кризиса внешнего или внутреннего, если не явится на сцену государственный гений. Действительно, Петербург – царство лжи и коммеража. Не знаю, что делается в канцеляриях, но люди правящие не работают, а только «охают», «ахают» и сплетничают.

После завтрака делал визиты, а обедал у А.Н. Нарышкиной с Самариными53 (Петр с женой), Шестаковым54, Дм. Капнистом, M-elle Раден. После обеда явился Дмитриев очень озабоченный университетом. Суд все тянется, тайная агитация продолжается, явились воззвания из Казани. А.Н. – все та же провинциальная барышня-болтушка. Шестаков – приятный собеседник, но разговор все-таки вертелся около сплетен, которые я уже слышал десять раз.

Вернулся к чаю и застал Победоносцева как всегда одного. Дамы уехали в Сергиеву Пустынь. Толковали о школах. П. заходил ко мне и мы разошлись в 12 часов. До 2-х я читал. <…>

Среда, 10 ноября.

Утром сидел дома и писал. Приходил Шемякин. Перед обедом ездил к Ольге. В это время заезжал ко мне Галаган55. К обеду вернулись дамы крайне утомленные. Вечером заседание in plano. Ни пру, ни ну. Здесь натиск пламенный (Тертий), – а там отпор суровый (Аннин). Ничего нужного выйти не может. После заседания долго сидел у меня Тертий и дождался Победоносцева.

Четверг, 11 ноября.

Вчера утром были у меня Митрополов и Шемякин. Потом ездил с прощальными визитами. Был у Анны Давыдовны, у M-elle Раден. Последняя с горем говорила об изолированном положении Победоносцева, о ненависти, которую питает к нему весь entourage государя – и на первом плане дружина, вся проникнутая конституционными стремлениями. Но всего важнее неудовольствие государыни, которую П., когда нужно, не щадит.

Обедал у Островского втроем с Тертием. Человек он образованный и крайне любезный. Затем заседание у П. с Деляновым (Тертий и я). Выяснилось, что комиссия может сделать свое дело лишь в тесных рамках, чему я очень рад. (Материальная поддержка законоучителям, постепенное введение в число инспекторов-священников, план преобразования учительских семинарий, пересмотр программ).

Делянов известил нас о беспорядках в университете и во время заседания прибыл Дмитриев и рассказал конец расправы. Университет закрыт не будет, но придется исключить человек 70.

Перед обедом.

Кончил все свои дела и еду в 7 часов. Был у Леонтия и Деланова (не застал), простился с Ольгой, записался у вел. княгини. За завтраком видел Катерину Александровну, она измучена вчерашними визитами и злобой дам, которые преследуют ее своей враждой к ее мужу.

Вообще, чуется близость катастрофы. Весь Петербург снизу до верху бредит конституцией и единственный оплот против повального безумия – Победоносцев. Интригам и сплетням против него нет конца. Власти нигде не чувствуется, остался только ее призрак. Если государь не возьмет всего в руки сам - потрясение неизбежно.

Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 427 (Рачинские С.А., В.А., Г.А., др.).


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Прекрасен наш союз...» » Рачинский Александр Антонович.