© Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists»

User info

Welcome, Guest! Please login or register.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Прекрасен наш союз...» » Ренкевич Александр Ефимович.


Ренкевич Александр Ефимович.

Posts 21 to 25 of 25

21

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTU3LnVzZXJhcGkuY29tL2M4NTUyMjQvdjg1NTIyNDgxMi8yNGY1NGIvdS15Qkg2N1dDOXcuanBn[/img2]

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 1. 3 Отд. 1 Эксп. 1826 г. Д. 61. Ч. 222. Л. 2 об.

повелено, продержав ещё два месяца в крепости, выписать тем же чином в Бакинский гарнизон и ежемесячно доносить о поведении. О переводе его отдано в высочайшем приказе 7-го июля 1826 года.

Умер в чине подпоручика бывшего Куринского пехотного (ныне генерал-адъютанта князя Воронцова) полка. Исключён из списков высочайшим приказом 27 марта 1829-го года.

Полковник Дубенской

22

Отец и сын Ренкевичи

Н. Кирсанов

Часть первая. Отец

Ренкевичи - белорусский шляхетский род герба Налевка (Кувшин), происходящий от Каспера Ренкевича, сыновья которого, Казьма и Фома, 2 апреля 1663 года приобрели имение в Упитском повете. Неизвестно почему, но их потомки в 1891 году добились от Департамента российской герольдии изменения одной буквы в своей фамилии и стали именоваться не «Ренкевичи», а «Рынкевичи», под которой сегодня и известны.

Сыновья Фомы - Иван и Андрей, 26 июля 1705 года продали имение отца Петру Видмонту, после чего  Андрей приобрёл имение Поабели в Шавельском повете, где и поселился, а Иван попал в плен к русским и присягнув на верность Петру I, вступил в российскую службу.

Выйдя в отставку Иван Ренкевич поселился в Ямбурге (ныне г. Кингисепп Ленинградской области), где обзавёлся семьёй. Его сын - Ефим Иванович, родившийся в Ямбурге в 1742 году, был женат на Катерине Михайловне Шнее (ск. 1802), за которой получил в приданое имение Царская Гора Царскосельского уезда и Ярославка (Солнцево) Раненбургского уезда Рязанской губернии (сейчас - с. Солнцево Чаплыгинского района Липецкой области). Последнее досталось по наследству их сыну Ефиму.

Военный и государственный деятель Ефим Ефимович Ренкевич родился  в том же Ямбурге 25 марта (5 апреля) 1772 года.

Как и большинство дворянских недорослей, ещё в детстве Ренкевич был записан нижним чином в лейб-гвардию в Измайловский полк. Реальная армейская служба началась с 1 января 1790 года, когда он был переведён из лейб-гвардии капитаном в Псковский, а затем Козловский мушкетёрский полк. Уже через несколько месяцев Ренкевич принимает «боевое крещение», участвует в походах против шведов - «1790 году апреля 28-го находился в команде у секунд-майора Несветаева и при пограничной деревне у Раксаловой перешёл неприятельскую сторону за реку Кюмень, при занятии неприятельского стана».

Конец XVIII века ознаменовался окончательной потерей Польшей своей независимости. В разделе «польского пирога» Российская империя принимала самое активное участие. Капитан Ренкевич с 1792 года два года воюет в Польше. 29 сентября 1794 года за отличие в боях он был пожалован в секунд-майоры, получив, кроме того, за штурм предместья Варшавы - Праги золотой крест.

За несколько лет военного «затишья» Ренкевич показывает себя рьяным служакой и, переведённый 21 августа 1798 года в Полтавский мушкетёрский полк, получает чин подполковника с назначением полковым командиром. В 1800 году бравый командир был награждён орденом Святой Анны 2-й степени, а 11 декабря того же года произведённый в полковники Ефим Ренкевич по прошению увольняется от службы и поселяется в Москве с молодой женой, с которой обвенчался годом раньше.

Старшая дочь известного богача и мецената Александра Ильича Пашкова - Александра Александровна, владела в Костромской губернии 620 душами крепостных крестьян, а в Новгородской - 957. Кроме того ей принадлежал особняк в Москве, находившийся на так называемой Собачьей площадке. Поселившись в белокаменной - Ефим Ефимович в октябре 1801 года приобрёл дом на Волхонке, а потом на Большой Никитской и зажил, как вся дворянская первопрестольная столица, беззаботно и праздно, на широкую ногу, что называется, барином: пошли званые обеды, балы, маскарады, концерты.

Писатель С.П. Жихарев, которому были открыты двери многих московских домов, вспоминал, как 2 мая 1805 года на гуляньях в Сокольниках его заманил к себе в палатку «гостеприимный Ефим Ефимович Ренкевич», у которого он нашёл «прекрасное общество и роскошное угощение». Год спустя всё так же в его палатке дым стоял коромыслом: казалось, в неё пожаловал весь город, «начиная от губернатора и обер-полицеймейстера».

Кушали мороженое, пили шампанское и закусывали бисквитами. Не только всякому приходящему, но и мимо идущему предлагались чашка чая, рюмка вина или какое-либо лакомство. «Палатка Ренкевича, - пишет Жихарев, - точно приёмная трапеза какого-нибудь древнего боярина: милости просим всякого без разбора». Ефиму Ефимовичу по душе было слыть хлебосолом, благо финансами располагал достаточными. Из его родового рязанского имения, из огромного поместья, которое он получил за женой в Ветлужском уезде Костромской губернии, круглый год доставлялась в Москву оброчная подать.

Но привольная жизнь отставного полковника длится недолго. В Европе идёт череда военных действий, которые историки впоследствии назовут «Наполеоновскими войнами». В 1806 году в связи с угрозой вторжения Наполеона в Россию необходимость заставила императора Александра I обратиться с призывом ко всему российскому народу.

Поступив 30 ноября 1806 года в состав Земского войска, Ренкевич назначается сначала тысячником по 4-й области, а потом, по требованию Главнокомандующего, направляется для образования подвижной милиции. Её руководителем он оставался до 31 января 1808 года. Умелые действия отставного полковника по формированию частей милиции были отмечены именным подарком и золотой медалью на Владимирской ленте.

В Отечественную войну 1812 года как помещик Раненбургского уезда, полковник Ефим Ефимович Ренкевич был призван в Рязанское ополчение, в которое вступил 8 августа 1812 года. Ему было поручено из крепостных крестьян Рязанской губернии сформировать и обучить 3-й пехотный казачий полк, что он и выполнил с успехом. Полк под командованием Ренкевича участвовал «в походах и действиях противу неприятеля для защищения к столичному городу Москве и преследовании неприятеля до границ империи», за что полковник получил «Высочайше установленную в 1812 году серебряную медаль на Андреевской ленте».

В заграничном походе Ефим Ефимович Ренкевич принял под своё начальство бригаду и был откомандирован с ней из Рязанского ополчения по именному Высочайшему повелению в так называемую Польскую армию под командованием генерала Л.Л. Беннигсена. Бригада полковника Ренкевича участвовала в блокаде Дрездена с 1 октября по 1 ноября 1813 года и особо отличилась «в бывшей вылазке французов из Дрездена 5 октября, и в действительном сражении против оных».

После капитуляции дрезденского гарнизона рязанцы отправляются маршем через Пруссию, Бранденбург и Вестфалию и с 15 декабря 1813 года находятся в составе войск, осаждающих крепость Магдебурга. А уже с 4 января 1814 года снова трёхнедельный марш через Брауншвейг, Ганновер, Голштинию, Данию к Гамбургу. И вновь с 22 января по 15 июня 1814 года рязанские полки заняты осадой неприятельской крепости.

В формулярном списке полковника Ренкевича появляется очередная запись: «За дела, бывшие 28 января и 5 февраля 1814 года и за ночные вылазки получил золотую шпагу с надписью «За храбрость», где полком распоряжал с похвальным благоразумием и в самих сражениях личною храбростью был отличным примером для подчинённых своих». После сдачи осаждённого Гамбурга Ефим Ефимович Ренкевич следует «со вверенным ему отрядом» в Россию.

Рязанское ополчение было распущено 13 апреля 1815 года, и полковник Ренкевич переходит на гражданскую службу. 12 июля того же года он был назначен исполняющим обязанности Симбирского вице-губернатора, «в каковой должности был утверждён 10 ноября 1816 года с производством в статские советники».

Через год он уже в Первопрестольной - 3 августа 1817 года Ренкевич был переведён вице-губернатором в Москву, 21 августа 1818 года награждён орденом Святого Владимира 3-й степени, а 18 апреля 1819 года произведён в действительные статские советники.

28 октября 1821 года Ренкевич, выражаясь современным языком, «замешанный в коррупционном скандале», был уволен с должности Московского вице-губернатора. Его отправляют на номинальную чиновничью должность «состоять при Герольдии». 28 ноября 1829 года Ефим Ефимович Ренкевич вновь возвращается к активной работе, он переведён чиновником особых поручений Министерства внутренних дел и, наконец, назначается Вятским гражданским губернатором.

Назначение было подписано 24 января 1830 года, но к исполнению своих обязанностей Е. Ренкевич приступил лишь 28 марта того же года и сразу же развил кипучую деятельность, начав с социо-культурной среды.

Определяющим же показателем развития этой среды в провинциальном губернском городе в 1830-е годы было наличие библиотек. Министр внутренних дел распоряжением от 5 июня 1830 года предложил всем губернаторам открыть публичные библиотеки в губернских городах. Инициатива открытия публичных библиотек исходила от президента Санкт-Петербургского Вольного экономического общества, который обратился к Министру внутренних дел с просьбой ассигновать средства на это начинание, со своей стороны обещая выслать по два экземпляра изданий Вольного экономического общества в каждую открытую библиотеку. В октябре 1830 года в Вятке было решено открыть библиотеку, на её устройство были собраны пожертвования в сумме 418 рублей. На эти деньги было отремонтировано помещение под библиотеку. Но когда ремонт был закончен, помещение заняла Канцелярия губернатора.

Потребовались дальнейшие предписания из Санкт-Петербурга, чтобы решение 1830 года было выполнено. Публичная библиотека открылась в Вятке лишь в 1837 году.

Первые местные периодические издания в Вятке стали издаваться в 1839 году, но во время губернаторства Е.Е. Ренкевича среди купцов Вятки распространялись ежегодно издаваемые  журналы Министерства внутренних дел. Однако, купцы каждый год отказывались от получения журнала, что засвидетельствовано на страницах архивных документов. Тем не менее, согласно денежным документам 1834 года, вятский 1-й гильдии купец Иван Степанович Машковцев оформил подписку на коммерческую газету.

Культурный уровень города определяется уровнем образованности горожан. В этой сфере было больше удачных начинаний. Вятская духовная семинария в 1818 году была разделена на два самостоятельных заведения: три низших отделения (с двухлетним курсом обучения каждое) образовали духовное училище, а три старших курса - семинарию, оставленную за городом, в то время как духовное училище расположилось в небольшом здании рядом с кафедральным собором.

К 1834 году для духовного училища было выстроено каменное трёхэтажное здание по проекту губернского архитектора А.Е. Тимофеева сообразно типовому образцу № 1 из серии фасадов, разработанных Строительным комитетом в 1811 году. Сведения о характере образовательного процесса в Вятском духовном училище имеются в работе вятского историка А.С. Верещагина, который приводит воспоминания учеников. По их свидетельству, в духовном училище их больше наказывали, чем учили.

В губернаторство Ренкевича - в 1830 году - было организовано обучение марийских мальчиков из Уржумского и Яранского уезда с целью подготовки их к церковному служению среди своих «единоплеменников». На эти цели из казны было ассигновано 1000 рублей на 10 человек в год. Однако марийским детям были непонятны русский и церковно-славянский язык, на которых велось преподавание, отсутствовали учебники на марийском языке, розги считались универсальным методом мотивации. За 22 года полный курс окончили лишь 12 человек, 14 были отчислены, на момент подсчёта статистических данных в 1852 году обучались 11 человек, 15 человек умерли во время обучения.

Благодаря Е.Е. Ренкевичу в Вятке появилась возможность открытия гимназии для девочек. Об этом свидетельствует следующее письмо-обращение: «Милостивый государь, Ефим Ефимович! По известности, что между Вятским Благородным обществом есть желание на учреждение в Губернском городе Вятке пансиона для образования девиц, тесть мой Вятской 1-й гильдии купец Михайло Иванович Рязанцев, проживающий по делам его Пермской губернии в городе Кунгур <…> жертвует на оное безвозмездно ассигнаций 1500 рублей…».

Сумма пожертвования довольно крупная, что свидетельствует о популярности идеи среди состоятельного населения города. Однако при Е.Е. Ренкевиче учебное заведение не появилось, обучение девочек оставалось домашним.

В 1830 году был снесён каменный дом купца Синцова на углу улиц Спасской и Спенчинской, построено здание училища для детей канцелярских служащих. Согласно Ведомости о состоянии учебных заведений Вятской Училищной дирекции к началу 1834 года, в Вятке действовала 1 губернская гимназия (108 учащихся, 7 учебных чиновников), одно уездное училище (обучалось 144 человека, работало 5 учебных чинов), 2 приходских училища (209 учащихся, 2 учебных чиновника). Общее количество учащихся в городе с населением, превышающим цифру в 10 тысяч, составляло 461 человек.

К проектам, которые реализовывались при поддержке горожан всех сословий, надо отнести строительство церквей, храмов и монастырей. В Вятке на пожертвования были построены, например, Владимирская церковь (1707-1935 гг.), находившаяся на пересечении нынешних улиц Карла Маркса и Молодой Гвардии, или Покровская церковь (перекрёсток улиц Московская и Ленина в сквере напротив Центральной гостиницы).

Подобным проектом должно было стать строительство Александро-Невского собора, закладка которого состоялась в 1839 году, после визита в Вятку наследника престола Александра Николаевича. Однако, намерение построить в городе храм во имя Александра Невского (в честь посещения Вятки Александром I) жители города изъявили ещё в 1832 году. Строительство храма было разрешено, позволено собирать средства на его строительство.

Основные расходы взяли на себя купцы 3-й гильдии Николай Веретенников, Андрей Трушков и Трофим Эсаулов. Согласно рапорту Вятской градской думы на строительство собора эти купцы выделили «в настоящее время деньгами 15 638 рублей и кирпичом 100 000 рублей». Всего купцами и мещанами Вятки было собрано 21 891 рублей. Ефим Ефимович Ренкевич лично делал пожертвования и подарки. Помимо денег он пожертвовал «серебряную лампадку к чтимой иконе Спасителя,  которая  находилась  на  Присутствии  Губернского Правления, где ежегодно в день 16 августа совершался торжественный молебен».

Возможность выделять казённые деньги на развитие городской инфраструктуры и благоустройство имелась не всегда, поэтому жители города направляли на эти цели собственные средства. В Отчёте по благоустройству губернии в 1834 году читаем: «Состояние городов со стороны благоустройства и чистоты в совершенном запущении, два только города Малмыж и Орлов содержатся почище, прочия - начиная с Вятки - от бродящего скота представляют отвратительный городской выгон <…> В сем [Вятке] городе площадь пред собором, окруженным шестью храмами, загромождена лавчонками и балаганчиками, представляла бассейн нечистот, теперь же поднимается в некоторых местах до трех и более аршин и открывает всю красоту ея. О дальнейшем устройстве площади от Гражданского Губернатора будет донесено Министерству Внутренних Дел в свое время».

Судя по документу, облик города в начале 1830-х годов несколько менялся к лучшему: «В Вятке сделаны уже на трёх домах крыши с приличными карнизами и без желобов. Город сей украшен уж весьма удобными и красивыми тротуарами чисто отделанными из дерева, бывшие деревянные мостовые требовавшие беспрерывной починки и больших издержек, опасные для проезда и особенно гибельные для города во время пожаров уничтожаются и делаются шоссе».

Заинтересованный в строительстве Александро-Невского собора, корпуса духовного училища и улучшении внешнего вида города, Ефим Ефимович Ренкевич инициировал создание губернской строительной комиссии, в состав которой входил губернский архитектор А.Е. Тимофеев. Комиссия была образована в 1833 году. Одним из её первых крупных дел стал проект строительства церкви в Елабуге. Проекты по городу Вятке лишь разрабатывались, осуществлялись уже при  последующих  губернаторах. Отнесём к ним мост через Раздерихинский овраг.

К февралю 1823 года существовал только один мост через овраг - по Казанской улице, которая вела к Хлебной площади. Проект второго моста по Царёво-Константиновской улице был составлен к концу января 1824 года губернским архитектором Дюссар-де-Невилем по «образцовым» чертежам, а постройка моста завершилась в 1826 году. В 1831 году был построен третий мост - исключительно для пешеходов. Четвёртый мост, построенный по проектам созданной Ренкевичем комиссии, был закончен в 1835 году.

Но и до создания специальной комиссии в Вятке шло строительство государственных зданий. Так, именно при губернаторе Е. Ренкевиче было решено построить в Вятке каменный тюремный замок. Причина сформулирована в «Отчёте о состоянии мест заключения или тюрем, и острогах, и об арестантах»: «Городская тюрьма в 8 городах как то: Вятка, Орлов, Яранск, Нолинск, Уржум, Малмыж, Елабуга и Сарапул - по неимению казенных зданий помещается в нанимаемых от Казны обывательских домах с довольными удобностями, исключая города Вятки». В надежде, что после постройки условия содержания арестантов изменятся к лучшему, был заключён контракт на строительство с надворным советником Половым на 60 500 рублей. Здание тюрьмы было построено в 1835 году.

Усилиями Е.Е. Ренкевича поднимался вопрос о строительстве в Вятке казарм: в городе должны были появиться конюшни для жандармских лошадей (за счёт земского сбора) и новые казармы для внутренней стражи города. Решение вопроса отложилось, однако, до 1834 года.

Застройка  Вятки  долгое  время  производилась  по  образцовым  планам. Например, полученные из Главного управления путей сообщения 22 января 1822 года «нормальные для мостов и ледорезов чертежи» использовались до 1850-х годов. В 1829 году были составлены и присланы планы присутственных мест и тюрем уездных городов, а также церковных зданий. Академия художеств не могла обеспечить архитекторами все губернии и ведомства, и в 1832 году при Главном управлении путей сообщения было создано училище гражданских инженеров. Это было дворянское учебное заведение.

Каждой губернии было предложено ежегодно отправлять на обучение двух воспитанников, детей дворян или штаб-офицеров, имеющих законченное гимназическое образование. За каждого воспитанника губерния выплачивала за счет земских сборов по 1000 рублей в год и при поступлении еще по 250 рублей «на первоначальное образование». Губернатор Е. Ренкевич установил очерёдность направления кандидатов в училище от каждого уезда, отдавая предпочтение тем уездам, которые лежали на почтовых трактах.

Но вскоре выяснилось, что посылать некого: в губернии действовала одна гимназия, дворянских детей было мало. Ренкевич решил просить разрешения отправлять на учёбу выпускников Вятского училища детей канцелярских служащих, но получил отказ. К марту 1833 года во всей губернии удалось найти двух кандидатов: Михаила Россихина, сына дворянского заседателя Малмыжского уездного суда, и Фёдора Петрова, сына бухгалтера Вятской удельной конторы. Проучившись два года, М. Россихин умер, через год умер и Ф. Петров. Кандидатов стали приглашать из других городов, однако, с просьбой о последующем их назначении в Вятку.

По указанию губернатора Ефима Ренкевича в 1832 году была проведена ревизия в Вятской Врачебной управе, были выявлены недочёты ведения документации: «…не заведено настольнаго регистра поступающих в управу» бумаг, «по входящей книге вступившие бумаги записаны только до 15 мая» (проверка проходила 26 июня того же года), данные в исходящей книге записаны только до 21 июня.

Сохранился отчёт, содержащий объяснения по поводу указанных замечаний. Например, на замечание об отсутствии регистрационной книги поступающих бумаг дан следующий ответ: «Регистра поступающих нет на основании указа Министра Внутренних Дел от 31 декабря 1803 года - запрещены такие книги, разрешены только входящие и исходящие». Разница в датах объяснялась отсутствием заболевших / выписавшихся либо наличием бумаг, данные из которых не успели перенести в регистр.

Отчёт по проверке выглядит надуманным, по существу в нём не указаны недостатки содержания больных. В канцелярию губернатора ежегодно поступали отчёты чинов Врачебной управы, в которых перечислялись насущные надобности в вещах, положенных «по штату» и недостающих: согласно отчётам, не хватало постельного белья, но с каждым годом нехватка сокращалась.

Обеспокоенный положением стариков, Е.Е. Ренкевич отдал распоряжение о строительстве в Вятке богадельни, которая открылась в 1831 году. Также при содействии губернатора в 1832 году в Вятке было создано благотворительное общество по оказанию бесплатной  медицинской помощи малообеспеченным жителям города.

Е.Е. Ренкевич контролировал и положение вятских ссыльных. В начале 1832 года в Вятку было сослано свыше 300 поляков, арестованных в результате событий 1830-1831 годов. Многие из них пробыли в Вятке недолго, в начале 1833 года  получили  амнистию  и  возможность  вернуться  на  родину.  Но  некоторые остались в Вятке, и к концу 1830-х годов в Вятке проживало около 40 поляков.

По предписанию Е.Е. Ренкевича исполнялись просьбы поляков, касающиеся перевода денег родным или (в случае смерти кого-либо из ссыльных) сообщения вестей родственникам и передачи им оставшегося имущества. Просьбы данного содержания отложились в годовых денежных отчётах: «Ваше Превосходительство доставили ко мне истребование от находящегося в городе Вятка под надзором полиции Доктора Прав Авцемуса объявление, в коем он просит, чтобы причитающееся ему в счёт Высочайше назначенного ему пансиона по 3000 рублей ежегодно, деньги за треть года были выданы ему в городе Вятке, а за две трети года  посланы в Санкт-Петербург Шведскому Генеральному Консулу Густаву Стерки для доставления жене и детям Авцемуса». Прилагалась расписка, подтверждающая передачу денег указанному человеку.

Материальное положение ссыльных обеспечивало государство: на основании утверждённого в 1831 году Положения ссыльным должно было выделяться пособие в размере 50 копеек в сутки или 15 рублей в месяц, иногда 4-5 рублей на квартирантство. Надзор за ссыльными в губернских городах ложился на плечи полицеймейстера. Существовало ограничение по количеству отправленных писем; также производился досмотр почты ссыльных. Однако, в Вятке проверке почты уделяли мало внимания: Губернаторы Вятки - за исключением К.Я. Тюфяева - не теснили политических ссыльных и даже брали на себя смелость ходатайствовать о возвращении их из ссылки.

Последние три месяца службы вятским гражданским губернатором Е.Е. Ренкевич тяжело болел. Он умер 19 (31) марта 1834 года, не успев сделать на своём высоком посту всего, что задумал. Похоронен был сперва в Вятке, в церкви Всех Святых, а затем перезахоронен в Московском Новодевичьем монастыре, куда тело его было вывезено 5 июня того же года. «Безкорыстный, справедливый, исполненный живейшего сострадания, он всю свою жизнь провел в служении отечеству и благотворительности. Его кончина повергла весь город в уныние и печаль непритворную» - писала газета «Северная Пчела» в № 78 за 1834 год.

23

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTYzLnVzZXJhcGkuY29tL2ltcGcvc1VXeE1OdmNYS2RjVXFWOWZpR2tlem1rWDV5b1Z2V2NCRkpNS0EvTUpDZjkySnRYVGMuanBnP3NpemU9MjQwMHgyNDAwJnF1YWxpdHk9OTUmc2lnbj1mNDhlZGQyZjVjM2MwZjVmOWMxMGMxMGYzZTA1ZWMyMSZ0eXBlPWFsYnVt[/img2]

Неизвестный художник. Портрет Александры Александровны Ренкевич с сыновьями Александром и Ефимом. 1808/1809. Бумага, акварель. Частное собрание.

24

Часть вторая. Сын

Александр Ефимович Ренкевич прожил лишь двадцать шесть лет, но за свою короткую жизнь он  успел многое испытать и пережить. Он родился 9 октября 1802 года в московском доме отца на Волхонке (ныне № 8). При рождении был наречён Иосифом, но звали его Александром. И фамилия его пишется в некоторых источниках ещё и как Ринкевич. Детские годы (с 1804 по 1809) провёл он в другом доме отца по Большой Никитской улице (ныне № 26), а затем (с 1809 по 1820) в доме матери на Собачьей площадке (в 1950-1962 гг. - Композиторская улица, № 12; снесён).

Получив «домашнее» образование (его воспитателем был француз-гувернёр Дебри, а с 1817 года в качестве домашнего учителя, занимался Д.М. Перевощиков, впоследствии академик) Александр в 1820 году поступил юнкером в лейб-гвардейский Конный полк в котором дослужился до корнета. Человек «мечтательный», «наделённый добрым и чувствительным сердцем», Ренкевич обладал слабым здоровьем (был «одержим частым кровохарканьем»), и товарищи по полку не раз ходили за него в караулы. Большую часть времени Александр проводил за чтением любовных романов, писанием тайком стихов и писем обожавшим его родителям.

Близким другом Ренкевича был князь Александр Одоевский1. В своём письме к кузену Владимиру Фёдоровичу, посланном 15 октября 1821 года из Велижа, князь писал: «... Я упомянул о новых моих сотоварищах; ты верно хочешь познакомиться с ними; вот они: гусар Комаровский [Егор Евграфович], давнишний мой друг, любезный молодой человек, весьма, весьма учёный, с утончённым, даже строгим вкусом; Ренкевич, столь же сладострастный, как и ты, и столь же любви достойный: образованный и одарённый изящною чувствительностью; князь Долгорукой [Василий Андреевич], Донауров [Пётр Михайлович], Лужин [Иван Дмитриевич], хорошо учились и весьма обходительные молодые люди. С ними беседую, с ними разделяю часто весёлый досуг...»

Именно Одоевский принял Ренкевича в Северное общество декабристов. Это произошло в июле 1825 года. Ему была объявлена цель общества - достижение представительного правления. Показания Ренкевича на допросах, что якобы цель эта была достигаема лишь средствами просвещения, необходимо признать несостоятельными. В год восстания нигде и никто не проповедовал столь мирного и невоенного характера способа свергнуть самодержавие. Это сам член Северного общества придумал в тюремном каземате. Во время восстания он был на площади, не уехал, не прятался, но, надев  «партикулярное платье», стоял «между народа», якобы «из любопытства».

Переждав картечь, убедившись в гибели замысла добыть представительное правление, сам явился к начальству и сознался в своих винах. Сын московского вице-губернатора, а затем вятского губернатора, получил хорошее воспитание, был образован и понимал лозунги декабристов. Он имел родных, близких, но мысль укрыться, бежать к ним, видимо, не пересилила: что-то держало его на площади в партикулярном платье. Корнет-конногвардеец, сменившись с караула, по всей форме с утра был при полку и присягал, потом успел забежать домой, надеть партикулярное платье и вновь стоять в толпе народа, ожидая, что же выйдет.

16 декабря А.Е. Ренкевич был арестован и содержался на полковой гауптвахте, а затем переведён в Петропавловскую крепость, о чём имеется в казённых бумагах такая запись: «Ринкевича посадить под строгий арест по усмотрению, дав и бумагу».

В июне 1826 года высочайше повелено было, «продержав ещё два месяца в крепости, выписать тем же чином в Бакинский гарнизон и ежемесячно доносить о поведении». Ренкевича перевели в Бакинский гарнизонный батальон прапорщиком (высочайший приказ от 7.07.1826), установив за ним тайный надзор.

Служивший с Ренкевичем на Кавказе декабрист Пётр Александрович Бестужев, так писал о нём в своих «Записках»: «Изо всей галереи портретов, приведённых мною на память, более других питаю я привязанность, на симпатии основанную, к сему молодому человеку. Трудно объяснить сей феномен в природе человека; какое-то невольное чувство влечёт меня к нему; я люблю его; я откровенен с ним, ему только свободно обнаруживаю я душу, не взирая на то, что какая-то мрачная подозрительность или ложное, от других занятое, мнение мешает ему вполне предаться внушению чувств и разоблачиться предо мною во всей наготе.

Воспитанный в неге, как любимый сын родителей, ничего не щадивших для его образования, одарённый характером мечтательным, сердцем чувствительным, согретым девственным огнём поэзии, пламенно любящий родных своих - вдруг вырван был сей нежный цветок из объятий дружбы и всего священного и пересажен на почву бесплодную, под чуждое небо. Науки пособили ему коротать горе, в кругу приязни образованной сучит он нить своей жизни; ни ропот, ни горькая улыбка негодования не показывались на устах его; но глаз-на-глаз часто вырывались у него глубокие вздохи, изголовье постели часто окроплялось горючими слезами, мысль его всегда летала далеко, витая около близких и невольно возвращаясь к настоящему, часто оглашал он уединённую келью тихою укоризною на несправедливость судьбы.

Сия раздражимая чувствительность, соединясь с физическим расположением к болезни, ввергнули его в медленную чахотку. Он увядает, как цвет юга, захваченный осенними морозами; едва, едва брезжит огонёк жизни в сердце, пожираемом сокрытым огнём добродетели и всего возвышенного...

Недавно два удара, один за другим, ещё более потрясли его колеблющееся здоровье: пламенея к истине и жаждя познаний, вовсе без всяких преступных видов перевёл он из Conversation Lexicon статью одного немца, который довольно свободно изложил своё мнение о происшествии quatorze [декабря] и о Комитете, назначенном исследовать оное. Мало осторожный для нашего века, в коем стены слушают и потолки глядят, оставил он роковой листочек на столе своём. Нашлись подлые, гнусные предатели, кои, продавши и честь и совесть свою, сделали ремесло из погибели доверчивых, практикуясь в новом своём звании, оклеветали несчастного, и надежда, единственная его подпора, скрылась в тумане, как призрак лёгкий.

Вскоре узнаёт он, что лучший друг его, любимая сестра [Татьяна, в замужестве Пушкина. - Н.К.], умерла, произнося его имя. С твёрдостью стоика перенёс он оба удара - устоял; но они опалили характер, занозили сердце и усилили яд болезни, свирепствующий в душе...»

В марте 1827 года Ренкевич по приказу Николая I был прикомандирован на время военных действий в Ширванский пехотный полк «с тем, что если будет отличать себя по службе, то представить о настоящем переводе его в оный» (ЦГИАГ. Ф. 548. Оп. 1. Д. 77. Л. 28). Ширванский полк уже в апреле вместе с другими частями авангарда главных сил Кавказского корпуса двинулся в Эриванское ханство. Александр Ефимович принял активное участие в стычках с неприятелем под Эчмиадзином, Сардарабадом и в блокаде крепости Эривань, начатой генералом К.Х. Бенкендорфом в апреле.

В своём рапорте от 28 июня 1827 года на имя генерал-адъютанта И.Ф.  Паскевича К.Х. Бенкендорф писал, что прапорщик Ренкевич «участвовал в делах бывшего при блокаде крепости Эриванской и показывал примерное хладнокровие против неприятеля» (ГАРФ. Ф. 109. I эксп. Д. 61. Ч. 222. Л. 18).

Летом 1827 года Ренкевич участвовал в занятии Нахичевани и Аббасабада. 31 августа командир Ширванского пехотного полка из лагеря близ реки Арпачай писал Паскевичу, что прапорщик Ренкевич «ведёт себя отлично хорошо, ревностно занимается службою и в делах противу неприятеля неустрашим» (ЦГИАГ. Ф. 548. Оп. 1. Д. 77. Л. 224).

Ренкевич отличился и в тех боях, которые развернулись за Сардарабад и Эривань в сентябре и в начале октября 1827 года. Именно в связи с этими событиями И.Ф. Паскевич в своём рапорте 29 октября 1827 года доносил императору, что «прапорщик Ринкевич в делах против неприятеля оказал себя неустрашимым» (ЦГВИА. Ф. 39. Д. 22. Л. 7). За участие в персидской кампании 1827-1828 гг. он был произведён в подпоручики.

Во время похода русских войск на Иранский Азербайджан Ренкевич побывал в Тавризе. Приказом императора от 20 июня 1828 года он был переведён в Куринский пехотный полк («Русский инвалид», 1828, № 171, 10 июля), а в начале следующего года «сгорел от чахотки»2. Исключён из списков Высочайшим приказом - 27 марта 1829 года («Русский инвалид», 1829, № 84, 29 марта).

1 25 мая 1839 г. Е.П. Ростопчина писала В.Ф. Одоевскому из Пятигорска: «...Сюда на днях должен прибыть ваш двоюродный брат [А.И. Одоевский. - Н.К.], находящийся в службе в здешнем корпусе, и я горю нетерпением с ним познакомиться.

В детстве моем семейство Ренкевичевых представляло мне его идеалом ума и души; если это точно правда, что он таков, то знакомство с ним будет мне и приятно, и опасно, и дружба одного из князей Одоевских вряд ли будет мне защитою против привлекательности другого. Но во всяком случае я обещаюсь не утаивать от вас ни мнения моего о вашем родственнике, ни подробностей нашей встречи. Il aurait beaucoup à faire pour vous effacer de mon coeur, et je l'en défie, en votre nom et au mien (Ему стоило бы много труда изгладить вас из моего сердца, и ему это не удастся - порукой в том вы и я (фр.).

Говорят, что он много написал в последние года и что дарование его обещает заменить Пушкина, и говорят это люди умные и дельные, могущие судить о поэзии. Посмотрим, посмотрим!.. Он Одоевский, и это уже большое достоинство в моих глазах...» («Русская старина», 1904, т. 119).

2 От чахотки (лёгочный туберкулёз) умерли трое из семьи Ренкевичей: мать Александра Александровна (1825), сестра Татьяна (1828) и Александр (1829). Об утратах в семье Ренкевичей Е.П. Ростопчина 4 мая 1830 г. в своём послании к Марии Ефимовне (сестре декабриста), писала ей в Вятку:

Прости надолго, друг несчастный!
Прости… быть может, навсегда!
О! как жестоко, как ужасно
Тобою тешится судьба!
Чего ты здесь не испытала?
Чем жребий не карал тебя?
Какое горе миновало
Тебя, страдалица моя?..
На утре жизни насладилась
Вполне ты счастием земным…
Но рано утро это скрылось,
Но рано солнце закатилось,
Исчезло счастие как дым!
Вас мать покинула родная,
Очаг семейный опустел,
Сестра исчезла молодая,
И вслед за нею улетел
Свободы мученик изгнанный,
Отчизны верный храбрый сын,
Враг самовластья, враг тирана,
Душой и сердцем славянин
Твой брат святой!...
Прости, друг милый!
Увлечена мечтой своей
Я растравляю след унылый
Зажившей горести твоей…
Едва-едва ты отдохнула
От бурь, ругавшихся тобой,
Едва на жизнь сквозь слез взглянула
Надежде вверившись душой,
И вот уж снова рок жестокий
Тебя от нашей сени мчит
В край одинокий, в край далекий,
Где вечным сном природа спит,
Где солнца нет, где пропадает
След просвещения благой,
Где душу скука убивает,
Где гаснет чувства огнь святой,
Где рано сердце леденеет,
Где вянет жизнь, где стынет кровь….
Но где сильнее овладеет
Тобой безумная любовь!
На Вятку ты пойдешь, убита,
Грозой души оглушена,
Как смертью на земле забыта,
Марии прежней жизнь одна.
Не раз ты вспомнишь там уныло
Младых приверженных подруг,
Не раз переселянке милой
Приснится задушевный круг:
О милом прошлом вспоминая,
Не раз она о нем вздохнет,
В грядущем прошлого желая,
Все наши письма перечтет!...
Лета пройдут, промчится младость,
Охладеешь ты душой:
Ты позабудешь чувства сладость,
Ты раззнакомишься с мечтой,
Разуверенье совершится,
Любовь, тоска, все пройдет;
Тревога сердца укротится,
С очей твоих покров падет.
Разлюбишь ты свои мечтанья
И обольстительные сны,
И сердца прежние страданья
Заменит холод пустоты.
Рассудку поздно повинуясь,
Отдашь ты руку без любви…
Потом малютками любуясь,
Забудешь горести свои.
Вот что тебе я предвещаю,
Что предсказало сердце мне.
Мой друг, от всей душ желаю,
Что б счастье удалось тебе!

(РГАЛИ. Ф. 433. Оп.1. Ед. хр. 3. Л. 17)

25

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTYxLnVzZXJhcGkuY29tL2ltcGcvQWV0OWFqVmQ3RlY4OGpXUkw0bnYyWEZuZ1B6WUZQZmZiYkhvN1EvUnJ3dWp2cHlvR0kuanBnP3NpemU9MTM5OHgyMTYwJnF1YWxpdHk9OTUmc2lnbj0yODBkNzkyOThmYjIxMWRiYTFmZDY4YjEzNjllOGU0NyZ0eXBlPWFsYnVt[/img2] [img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTc5LnVzZXJhcGkuY29tL2ltcGcvcXZsWFExV1pONTd4TFpBVUNJVGZpcGZTMkJaR2hRWlVGLXV3SUEvcjVkY20zZGtkcm8uanBnP3NpemU9MTQxN3gyMTYwJnF1YWxpdHk9OTUmc2lnbj1kZDMxODEwZTUxNzRkOGI1N2Q2MzE0MDAyNzkwMjdmMyZ0eXBlPWFsYnVt[/img2] [img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTIzLnVzZXJhcGkuY29tL2ltcGcvLUFkTkMwQVN1SHJiMzNEbjcwajEyblREOHhaNTRqUkNCM1JPLXcvekpoXzAwYjFORUEuanBnP3NpemU9MTQxMngyMTYwJnF1YWxpdHk9OTUmc2lnbj1lN2Y1ZWIwMzFhZmQwZmRhMzc2ZDY4OGY1OWFiNjNmYSZ0eXBlPWFsYnVt[/img2]

Письмо А.Е. Ренкевича генерал-адъютанту В.В. Левашову из Петропавловской крепости. [Конец января 1826 г.] ГА РФ. Ф. 973. Оп. 1. Д. 63. Л. 1-2. Документ впервые вводится в научный оборот. Публикация Н.А. Кирсанова.

[Л. 1]1 Ваше Превосходительство

Милостивый Государь!

Глубочайшая благодарность моя за милостивое ходатайство Ваше о доставлении мне Высочайшего позволения писать к семейству моему, может сравниться только с моим раскаянием; судите по сему Ваше Превосходительство сколь она истинна и не ограниченна.

С дня вступления моего сюда2, и вот уже месяц, я все боролся с своими чувствами, не решаясь излить оных Вашему Превосходительству; но они взяли верх; и я, испрашивая в том милостивого прощения, осмеливаюсь Вам представить: что мысль, что нахожусь под гневом Государя моего неизьяснимо тягостна для меня и беспрестанно более меня мучает!

Не оправдываться я хочу, знаю вину свою, и остатком дней готов искупить ее, но позвольте сказать: что если я виноват незрелостию головы моей, и в чем ежеминутно раскаиваюсь, то по крайней мере душой и сердцем, и в том свидетель мне Бог, всегда был, есть и буду: верен Государю своему и покорен

[Л. 1 об.] Его воле. Ваше Превосходительство! примите судьбу мою в своё милостивое заступление, будьте моим ходатаем пред милосердием Его Величества, будьте моим благодетелем. Не совершенная безвестность судьбы моей, не величина наказания страшит меня; - все старался бы перенесть с должною покорностию, когдаб исполнилось единственное мое желание: избавиться от гнева Монарха, и чтоб Его Величество не изключало меня из числа Его верноподаных. Вот ежедневное мое моление к Богу; - надеюсь на него, на благость Царя и на благосклонное ходатайство Вашего Превосходительства.

Вы изволите увидеть, что я в письме моем говорю батюшке, если он вздумает писать ко мне, то чтоб просил отом Ваше Превосходительство. Не зная могу ли получать его ответы, я написал сие особенно, дабы возможно было отделить от письма в случае, что я не должен был сего писать. Но Вы извините верно столь естественное мое желание; и я в полном убеждении, что если оно ничему не противно, то Ваше Превосходительство не откажется от

[Л. 2.] доставления такого сладкаго утешения несчастному, испрашивающего великодушного Вашего извинения за свою смелость.

Но я во зло употребляю милость Вашего Превосходительства осмеливаясь беспокоить столь деликатным прошением; и не имея право чего либо просить, умолять о столь многом: будьте снисходительны к несчастному. Если что может возбудить Ваше негодование, то припишите единственно к моему горю и не прибавьте того, чтоб я лишился Ваших милостей.

С истиным почтением и совершеннейшею преданностию

Вашего Превосходительства

Милостивейшаго Государя

всепокорнейший слуга

Александр Ренкевич

Письмо А.Е. Ренкевича из Петропавловской крепости генерал-адъютанту В.В. Левашову является сопроводительным к письму отцу - Е.Е. Ренкевичу. Поскольку в нём содержится просьба частного порядка, то данное письмо, отложившееся в архиве III Отделения с.е.и.в. канцелярии, не было включено в состав основного следственного дела А.Е. Ренкевича (ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 62), а находится в отдельной папке.

1. Вверху листа слева: «№ 1».

2. А.Е. Ренкевич был арестован 16 декабря 1825 г. в Петербурге и содержался на полковой гауптвахте, 27 декабря переведён в Петропавловскую крепость («Ринкевича посадить под строгий арест по усмотрению, дав и бумагу») и посажен  в № 8 Никольской куртины (ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 30. Л. 155); 30 января 1826 г. показан в № 3 Невской куртины (ГАРФ. Там же. Д. 28. Л. 94 об.); там же на конец марта - начало апреля (РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 11499. Л. 9 об.).


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Прекрасен наш союз...» » Ренкевич Александр Ефимович.