«В Сибирь, без повышения чина...»
Никита Кирсанов
В делах Омского областного архива имеется любопытный документ - это письмо (донос) офицера омского гарнизона Жуковского, жалующегося на «гнусное поведение» в Омске декабриста С.М. Семёнова. Так как письмо Жуковского является, кажется, единственным отражением влияния декабристов на настроение известной части жителей города, то мы приведём его в подлинном виде.
Письмо написано в январе 1828 года и гласит следующее: «Здесь (в Омске) составилась шайка из гражданских чиновников, употребляющая разные средства к разрушению общего спокойствия. Лицо, управляющее вредными действиями, нарушающими порядок, есть некто Семёнов, тот самый, который был в тайном обществе, в числе государственных преступников.
Он вредным своим умом и хитрыми происками не только достиг того, что вызван в Омск, вопреки назначению бывшего генерал-губернатора, отправившего его в отдалённое место, Усть-Каменогорск. Успел даже снискать общую благосклонность, подобрал шайку областных чиновников и несколько месяцев действует с большой самонадеянностью. Через него благомыслящие люди оставили всякое знакомство, ибо встреча с сим коварным человеком причиняет отвращение. Все единогласно говорят, что для восстановления порядка, должно Семёнова удалить (из Омска). Но шайка, им подобранная, защищает его в глазах начальства, которое не знает гнусного поведения этого человека.
Ревностный соучастник Семёнова в поступках и одинакового с ним образа мыслей, некто Сумин, живущий в городе Омске».
Письмо было направлено в «III-е Отделение Канцелярии Его Величества», откуда последовал запрос на имя губернатора со стороны шефа жандармов графа А.Х. Бенкендорфа, с требованием предоставить «сведения и соображения о составившейся в Омске зловредной шайке гражданских чиновников, по наущению титулярного советника Семёнова». И хотя при самом тщательном расследовании никакой «шайки чиновников» в Омске не было обнаружено, Бенкендорф распорядился вновь выслать Семёнова в Усть-Каменогорск.
Донос офицера Жуковского ясно показывает, что водворение одного из декабристов в Омске в известной степени всколыхнуло и оживило этот мёртвый, болотисто-чиновничий, чисто провинциальный городишко (коим он остаётся и по сей день!) и обнаружившееся сочувствие со стороны молодых чиновников идеям декабристов слишком нервировало «благомыслящих» омичей (результатом чего и явился донос).
* * *
Степан Михайлович Семёнов (27.12.1789 - 10.07.1852) был очень энергичным и деятельным человеком. Он происходил из семьи священника. Воспитывался в орловской духовной семинарии, но 24 июня 1810 года, по указу синода, был исключён из «духовного звания» и стал «своекоштатным» студентом Московского университета. 12 мая 1814 года «по надлежащем испытании» удостоен степени кандидата этико-политических наук (по-нынешнему - филологических и юридических вместе).
Во время учёбы в университете, Семёнов отличался способностями, отзывчивостью, простотою в обращении с товарищами. «Выше всех стоял для меня выдержавший в скором времени экзамен кандидата, а через год (25.04.1816) и магистра (получившие это звание имели право заведовать кафедрой в высшем учебном заведении. - Н.К.) этико-политического отделения Степан Михайлович Семёнов, - писал про него мемуарист Д.Н. Свербеев. - Он замечателен был, кроме познаний, строгою диалектикой и неумолимым анализом всех, по его мнению, предрассудков, обладал классической латынью и не чужд был древней философии.
Он всею душой был предан энциклопедистам XVIII века; Спиноза и Гоббес были любимыми его писателями. Лет семь-восемь после этот Семёнов сделался душою тайного политического общества, подготовившего мятеж декабристов. Он содержался в крепости и был под следствием как секретарь общества, но ответы его перед следователями были до того преисполнены осторожной, хитрой и при всём том строго честной и юридической мудрости, что как ни хотели предать его суду вместе с прочими, исполнить этого не смогли...»
Причиной ухода Семёнова из университета 3 февраля 1819 года, где его после окончания оставили читать лекции, стало его выступление в качестве оппонента на защите диссертации одного из бездарнейших преподавателей, назвавшего свою тему верноподданнически: «Неограниченное монархическое правление есть самое превосходное из всех правлений, в России необходимое и единственно возможное».
Возмущённый и названием темы и, одобрением её деканом факультета, заметившего, что и в республиках часто утверждается «диктаторство», Семёнов возразил: «Медицина часто прибегает к кровопусканиям и ещё чаще к лечению рвотным; из этого нисколько не следует, чтобы людей здоровых, а в массе, без сомнения, здоровых более чем больных, необходимо нужно было подвергать кровопусканию или употреблению рвотного». Ясно, что после этого ему пришлось уйти из университета.
1 апреля 1819 года Семёнов был повышен в чине до титулярного советника и определён на службу в Департамент духовных дел. С 1 сентября того же года он служил старшим помощником столоначальника, а с 24 августа 1820 года повышен в должности до столоначальника. За добросовестную службу 3 февраля 1824 года Семёнов был награждён орденом Анны 3-й степени. 2 августа 1825 года был переведён экспедитором «по уголовной части» в Гражданскую канцелярию Московского военного генерал-губернатора. Крестьян и поместий не имел.
Знакомство С.М. Семёнова с членами тайных обществ произошло, скорее всего, через С.П. Трубецкого, у младшего брата которого, Никиты, он был некоторое время воспитателем. А в члены Союза благоденствия его принял в Москве А.Н. Муравьёв. Руководители Союза, а потом и Северного общества быстро распознали способности Семёнова, его неподкупность и честность, поэтому вскоре выбрали его казначеем и секретарём Коренной Думы, а потом вместе с И.И. Пущиным поручили возглавить Московскую управу тайного общества.
Семёнов отлично знал, что «сокровенная цель» тайного общества - «введение представительного правления». Будучи секретарём общества, он оказался в самом центре «управления Союза благоденствия», в кипящем круге его жизни. Он был осведомлён о таком событии, как «отречение» основателя тайного общества Александра Николаевича Муравьёва в 1819 году, когда положено было истребить все экземпляры Устава, не иметь «никаких письменных сношений».
Однако и после «отречения» Семёнов, по собственному признанию, был основным лицом в «сношениях между Советом Союза благоденствия и его управами», а также «вольными управами». Он же был и на знаменитом совещании Коренной Думы в начале 1820 года и знал о республиканском решении, предложенном П.И. Пестелем. Однако, видимо, сознавая особую опасность этого свидетельства, он утверждал, что окончательное решение не было принято и что обсуждение предмета осталось незаконченным.
Картина активного участия в делах тайной организации на лицо. Новые исследования существенно проясняют предпосылки такой активной деятельности Семёнова в ранних декабристских организациях. Он, оказывается, был причастен к «преддвижению» - «Священной артели» будущих декабристов.
После ликвидации Союза благоденствия, связь Семёнова с движением декабристов не прервалась. На него рассчитывал Н.И. Тургенев, желавший воссоздать тайное общество. И.И. Пущин держал Семёнова в курсе дел с созанием задуманной им тайной организации, имеющей целью освобождение крестьян, слышал о цареубийственных планах А.И. Якубовича. А перед самым «происшествием 14 декабря» получил от Пущина письмо, написанное всего за два дня до восстания. В нём Иван Иванович оповещал Семёнова о намерениях Северного общества:
«Когда вы получите сие письмо, всё будет решено. Мы всякий день вместе у Трубецкого и много работаем. Нас здесь 60 членов. Мы уверены в 1000 солдатах, которым внушено, что присяга, данная императору Константину Павловичу, свято должна соблюдаться. Случай удобен, ежели мы ничего не предпримем, то заслуживаем во всей силе имя подлецов. Покажите сие письмо Михаилу Орлову. Прощай, вздохни о нас, если... Успех в руках бога!!» (Это письмо Пущина не сохранилось. Семёнов его сжёг. Текст воспроизведён по памяти М.Ф. Орловым в показаниях на следствии).
29 декабря 1825 года Семёнов был арестован в Москве и доставлен в Петербург на городской караул. 2 января 1826 года его перевели в Петропавловскую крепость в №22 Екатерининской куртины с собственноручной сопроводительной запиской царя: «Равно и присылаемого Семёнова содержать на гауптвахте, где удобно, но строго содержа».
Как было сказано выше, Семёнов вёл себя на допросах умно, не выдавая ни себя, ни соратников по обществу. Вследствие своего «упорства» и «дерзости» он был 27 марта закован в ручные железа и посажен на хлеб и воду.
Кандалы и суровое содержание сломили Семёнова, который в начале апреля стал давать «откровенные показания». В связи с этим, военный министр Татищев написал коменданту крепости Сукину: «Содержащийся во вверенной вам крепости титулярный советник Семёнов, которому велено было за несознательность производить в пищу только хлеб и воду, оказал нынче в показаниях откровенность. Его императорское величество высочайше повелел изволить давать ему, Семёнову, ту пищу, которая производилась прежде». 12 апреля «во уважение оказанной им откровенности в показаниях» с Семёнова сняли кандалы.
По докладу Следственного комитета 15 июня 1826 года высочайше было повелено продержать Семёнова ещё четыре месяца в крепости, а затем отправить на службу в Сибирь, но без повышения чина и ежемесячно доносить о его поведении. Об «оном к исполнению, сообщено управляющему Министерством внутренних дел».
Семёнов был определён в канцелярию Омского областного совета. Но вскоре генерал-губернатор Западной Сибири П.М. Капцевич дал указание о переводе «государственного преступника» на службу в Усть-Каменогорск и назначении с 6 февраля 1828 года столоначальником окружного управления. По отъезде Капцевича из Сибири, С.М. Семёнов вновь был переведён в Омск и определён в канцелярию общего областного управления. Однако, служить и там ему не пришлось. Из-за доноса Жуковского, о котором уже сообщалось, Семёнова опять высылают в Усть-Каменогорск.
Любопытен факт из времени первого пребывания Семёнова в Омске. В начале января 1827 года, в Омск были доставлены из Петербурга декабристы, следовавшие в Восточную Сибирь «для употребления в каторжную работу»: К.П. Торсон, И.А. Анненков, братья А.М. и Н.М. Муравьёвы. Как писал впоследствии Александр Муравьёв в своих «Записках»: «Из боязни привлечь внимание населения, политические преступники были отправлены в разное время и разными партиями». И далее: «Никому не позволялось приближаться к нам. В оковах мы сделали 6 500 вёрст за 24 дня.
Величайшая скорость была предписана. Нам не позволялось отдохнуть, не принимая во внимание плачевного состояния нашего здоровья. Ехали мы в почтовой повозке. Затем, как установилась зимняя дорога, пересели в сани. Поблизости от Омска мороз стал жестоким - 40 градусов. Наш товарищ Анненков сильнее нас страдал от холода - он был без шубы. В Омске ему купили тёплую оленью шубу». Здесь мемуарист не совсем точен. Дело в том, что декабристов в Омске встречал С.М. Семёнов и это именно он снабдил Анненкова и его товарищей меховой одеждой и продуктами в дальнюю дорогу.
Усть-Каменогорское начальство не смогло не оценить ум и знания Степана Михайловича. В 1829 году в Омск прибыл именитый гость - всемирно известный немецкий учёный, естествоиспытатель и географ, создатель научного страноведения Александр-Фридрих Гумбольдт в сопровождении коллег Энерберга и Розе, совершавший путешествие по Уралу и Западной Сибири.
Управляющий Омской областью генерал де Сен-Лоран, по-видимому, желая блеснуть перед Гумбольдтом учёностью, спешно вызвал Семёнова из Усть-Каменогорска и поручил сопровождать именитого гостя в его пути по краю. Они побывали в Барабинских степях, на Катуни, в Риддере, Зыряновске, гостили в казахских кочевьях на левобережном Иртыше.
И, очевидно, Семёнов был весьма полезен учёной экспедиции: возвратившись из Сибирского путешествия, Гумбольдт на аудиенции у Николая I выразил восхищение по поводу того, что «в самых уединённых углах империи есть истинно образованные люди», и при этом назвал имя Семёнова. Эта похвала дорого обошлась декабристу. Снова из столицы полетело в Омск строжайшее предписание, в котором указывалось, что «подобное поручение (участие в экспедиции) совершенно не соответствует тому положению, какое должны занимать сосланные в Сибирь в наказание».
Николай I, именовавший себя «августейшим покровителем наук», приказал «употребить Семёнова на службу в отдалённом месте, без права выезда».
29 марта 1830 года Семёнова выслали в глухой Туринск, где он был определён канцелярским служителем в суд. «Твёрдость убеждений, которыми он не поступался ни перед предложениями губернаторов и предписаниями генерал-губернаторов, часто порождала неприятные для него служебные столкновения, - писал в то время о Семёнове один из его современников. - Во всё время службы своей в Сибири он никогда не имел и не надевал ни мундира, ни вицмундира и всегда являлся на службу в чёрном сюртуке. Зимой он носил картуз с большим козырьком и овчинный тулуп или ергак» (тулуп из короткошерстных шкур, шерстью наружу).
17 октября 1832 года Семёнову разрешили вернуться в Омск, где он был определён в штат 2-го отделения канцелярии Главного управления Западной Сибири столоначальником, а с 7 июля 1841 года переведён был советником в Пограничное Управление сибирских киргизов. «Вы, верно, знаете, что Семёнов, наконец, асессор и начальник отделения с 3 500 р. жалования, - сообщал И.И. Пущин декабристу И.Д. Якушкину 28 мая 1840 года из Туринска, - мне всё это пишет мой племянник Гаюс из Омска. Семёнов сам не пишет, надеется, что теперь разрешат свободную переписку. Вообразите, что в здешней почтовой экспедиции до сих пор предписание - не принимать на его имя писем».
С.М. Семёнов прожил в Омске до 1843 года и оставил по себе добрую память. Трудовой народ, жители окраин с уважением относились к «простому барину», как называли Степана Михайловича в омских форштадтах за то, что он был прост, отзывчив в обращении с людьми, охотно помогал им, чем мог, защищал интересы угнетённых, ходатайствовал за них. Семёнов упорно разоблачал чиновников-лихоимцев, обиравших народ, страстно боролся со всем тем злом, которое порождала царская бюрократия.
И.И. Пущин, посетивший Семёнова в конце сентября 1839 года, писал декабристу Е.П. Оболенскому: «В Омске дружеское свидание со Степаном Михайловичем. После ужасной бесконечной разлуки не было конца разговорам. Он теперь занимает хорошее место, но трудно ему, бедному, бороться со злом, которого на земле очень, очень много. Непременно просил дружески обнять тебя: он почти не переменился, та же спокойная весёлая наружность; кой где проглядывает белый волос, но вид ещё молод. Жалуется на прежние свои недуги, а я его уверяю, что он совершенно здоров. Трудится сколько может и чрезвычайно полезен».
Последние годы жизни Семёнов провёл в Тобольске, где служил советником губернского правления, оставаясь до конца своих дней холостым. О смерти Семёнова сообщал 27 сентября 1852 года старый и преданный друг И.И. Пущин своему брату Николаю: «Вы меня спрашиваете о кончине нашего бессеребреника Степана Михайловича. Кончина святая! Несколько времени до того он жаловался, что чувствует какую-то слабость и не может по-прежнему пешествовать. Однако 9 июля, по обыкновению, отобедал у Анненкова и ел землянику со сливками. После обеда пошёл пешком кой к кому и возвратился на гору домой в 10 часов. Лёг спать.
Ночью почувствовал сильные боли в животе - часу в 1-м послал за Мейером (Вольф был в Ивановском). Мейер (врач в Тобольске. - Н.К.) нашёл его чрезвычайно страждущим и потерялся. Думал помочь больному одним промывательным и не употребил ни кровопускания, ни пиявок. Боли несколько стихли, но слабость усиливалась. В четверг, т.е. на другой день утром в 10 часов, Михаил Александрович (Фонвизин. - Н.К.), как ближайший его сосед, узнал, что С<тепан> М<ихайлович> тяжко болен. Побежал к нему и нашёл у него Вольфа, который сказал, что больной почти безнадёжен, - посадил в ванну и к животу поставил 12 пиявок.
Больной был в памяти и говорил со всеми. В 11 часов приехала Наталья Дмитриевна (Фонвизина. - Н.К.). Он с нежностью поцеловал ей руку и охотно принял предложение приобщиться св. тайн - послал за своим духовником и нетерпеливо его ждал. Между тем говорит, что не может встать и принять его в другой комнате. Тут всё было в беспорядке. Когда вошёл священник, он крепко его обнял и приобщился с полным сознанием. Все его обняли, поздравили - он крепко пожал руку священнику. Тут был Пётр Николаевич (Свистунов. - Н.К.), Михаил Алекс<андрович> и Наталья Дмитриевна.
После приобщения он поручил Михаилу Александровичу съездить к Виноградскому (который тогда правил должность губернатора. - Н.К.) и сказать ему пожелание, чтобы в случае его кончины Анненков, Свистунов и Муравьёв (Александр Михайлович. - Н.К.) были его душеприказчиками и чтобы полиция ни во что не вмешивалась. Пока Михаил Александрович ездил, Н<аталья> Д<митриевна> просила его успокоиться и говорит, что это нужно для его выздоровления. Он отвечает: нет, кажется, мне не выздоравливать - лишь бы скорей кончилось - я давно уже приготовляюсь к переходу и нимало не страшусь его! - Виноградский согласился. Михаил Александрович, возвратившись, нашёл С<тепана> М<ихайловича> уже умирающим. Смерть его была тиха и не сопровождалась страданиями. При последних его минутах, кроме тех, кого я назвал, были ещё Анненков и Жилины, муж и жена. Завещания он не оставил, велел на словах всё отдать племянницам.
[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTc1LnVzZXJhcGkuY29tL2ltcGcvS3ozNDJEalBtSUwyZHF4aTJ2dGJ2czVPUnZReVRuZ21ibGdPNVEvekRxV0V1V0FfS3cuanBnP3NpemU9MTExMHgxMjcwJnF1YWxpdHk9OTUmc2lnbj1kZGJlYmU4YjE0ZTZjZTlhYzI3MWM4MDBjNDk2MTIwNiZ0eXBlPWFsYnVt[/img2]
Тобольск. Ильинская церковь, в которой отпевали С.М. Семёнова.
Счёты со светом его коротки. Он жил не для себя. 12 числа были похороны - это было живое изъявление уважения и благодарности к покойному, честному и доброму человеку. Отпевали в Ильинской церкви - и все провожали до кладбища. Он положен возле Лидиньки Муравьёвой (дочери А.М. Муравьёва. - Н.К.) - против Краснокутского, Барятинского и Кюхельбекера (декабристы, умершие в Тобольске. - Н.К.). Подчинённые его искренно его оплакивали - он был им отец в полном смысле слова...»