№ 7 (6)1

Сего вечера, будучи призван в Комитет, высочайше учреждённый, для улики господина Семёнова в том, что он принадлежит к обществу, я имел несчастие навести на себя подозрение и неудовольствия господ членов Комитета тем, что не умел уличить означенного Семёнова в принадлежности его к обществу. Сказанное мною слово, что «я всегда считал г[осподина] Семёнова принадлежащим к обществу», было принято в том смысле, как будто бы я желал отступить от первого моего показания.

Я всепокорнейше осмеливаюсь просить Комитет принять в рассуждение то, что я не имею никакой возможности уличить в принадлежности к обществу многих из поименованных в числе членов в представленных мною списках, ибо о многих я знаю только единственно потому, что мне тот или другой из членов сказал о принадлежности оного. А потому, когда г[осподин] Семёнов в присутствии Комитета // (л. 8 об.) спросил меня, кем и когда он был принят, то я на сие не умел отвечать по неизвестности мне того.

Я отвечал, что я полагал г[осподина] Семёнова приписанным к той управе, где был Нарышкин, Вольховский, Пущин и Колошин; сие также найдено было не довольно определительным. Но я ещё осмеливаюсь всепокорнейше просить Комитет войти в рассуждение, что я не иначе могу уличить многих из членов, как ссылкою на других членов же.

Подозрительным показалось также то, что я изменился в голосе при виде г[осподина] Семёнова, я смею представить, что свойственно человеку почувствовать жалость к другому (особенно когда имеешь причины быть ему благодарным, как я имел честь объяснить Комитету), видя, что он губит себя ненужным запирательством. Притом когда я увидел, что подозревают мою искренность, то я совершенно пришёл в замешательство, ибо мне в положении моём только и осталось спасения, что одна искренность, и я чрез искренность только могу доказать, что чувствую великие благодеяния, оказанные мне милосердием государя моего. Когда я увидел, что подозревают мою искренность, то я представил себе всё то, // (л. 9) что я чрез таковое подозрение могу потерять; и я совершенно смешался.

Насчёт подозрения, что г[осподин] Семёнов может открыть о принадлежности к обществу воспитанного им в течение некоторого времени2 брата моего корнета лейб-гвардии Кавалергардского полка, я имею честь объяснить, что если бы даже брат мой и принадлежал к обществу, то г[осподину] Семёнову сие не могло бы быть известным, ибо когда г[осподин] Семёнов уехал отсюда, то брат мой ещё был слишком молод и находился в Пажеском корпусе.

Что же касается до самого3 брата моего, то я его в общество не принимал, а если б он был кем другим принят, то знал бы конечно4, что я принадлежу к обществу, и открылся бы мне. Но он мне никогда не говорил, чтоб он знал или полагал о существовании какого-либо общества, ни чтоб он был оного членом, а потому я и имею полную уверенность, что он к оному5 не принадлежит. Он имел ко мне доверенность и, вероятно бы, не скрыл от меня чего-либо подобного.

Ещё я смею всепокорнейше просить Комитет войти в моё положение и принять в рассуждение то, что я в первый раз в жизни моей предстаю пред такое почётное собрание и предстаю пред оное как преступник. Что я доселе не // (л. 9 об.) только что не бывал на очных ставках, но мне не случалось никогда и быть свидетелем таковых. И, в-третьих, то, что малейшая недоверчивость, замечаемая мною, уже смущает меня. Я осмеливаюсь просить одной милости: не вменить мне в преступление моего смущения, и простить мне великодушно как оное, так и то, что дерзаю обременить Комитет сим представляемым объяснением.

Полковник князь Трубецкой6

Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф

13 генваря 1826 // (л. 10)

1 Вверху листа помета карандашом: «Читано 14 числ[а] генв[аря]».

2 Слова «в течение... времени» вписаны над строкой.

3 Слово «самого» вписано над строкой.

4 Слова «бы конечно» вписаны над строкой.

5 Слова «к оному» вписаны над строкой.

6 Показания написаны С.П. Трубецким собственноручно.

№ 9 (8)1

По секрету

Ваше превосходительство, милостивый государь!

Не угодно ли вам будет довести до высочайшего сведения или до сведения Комиссии - как это за благо рассудить изволите, - что при данной мне вчерась очной ставке с г[осподином] Семёновым я не мог припомнить имени и потому не сказал, но после вспомнил, что он мне наименовал одно из тайных обществ. Вот точные его слова при разговоре со мною в Москве: «Я сам того и смотрю, что меня схватят». «Почему же?» - спросил я. «Да если правда, как говорят, что у некоторых взяты бумаги, то доберутся и до меня, потому что я, когда служил у князя (Александра Николаевича) Голицына, при Тургеневе был секретарём всех этих тайных обществ: Союза // (л. 11 об.) благоденствия - и мало ли их там у них было!» Эти последние слова он мне сказал смеючись, точно в том тоне, как обыкновенно говориться при воспоминании минувших происшествий молодости.

Бога сердцеведца призываю во свидетели, что сие объявляю по чистой моей совести не для отягощения судьбы г[осподина] Семёнова, о коем скорблю, как о ближнем; не для выслуги себе снисхождения, которого надеюсь от единой благости монарха, но единственно по внутреннему сердца своего убеждению, что благоденствие Отечества моего и драгоценная безопасность государя необходимо того требуют, чтобы, наконец, Верховное правительство не обманывалось, что оно в полной мере обняло разлитие неспокойного духа и узнало те самые пружины, которые, может быть, уже давно скрываясь в недре самого правительства, волновали, подготовляли умы, как между тем с другой стороны хозяйственные // (л. 12) распоряжения возбуждали во всех состояниях неудовольствие.

С глубочайшим почтением и совершенною к себе вашей преданностию имею честь быть, милостивый государь, вашего превосходительства покорнейший слуга

барон Владимир Штейнгейль2

14 генваря 1826 года // (л. 15)

1 Вверху листа помета карандашом: «15 генв[аря]». Ниже слов «милостивый государь!» полустёртая помета карандашом: «Повторяет слова Семёнова насчёт общества».

2 Письмо написано В.И. Штейнгейлем собственноручно.

№ 11 (11)

Честь имею известить, что мне неизвестно настоящее время вступления г[осподина] Семёнова в общество: я с ним познакомился в исходе 1818 года и тогда узнал, что он принадлежал Союзу благоденствия и предпринял на себя должность секретаря оного общества. В сношениях он находился со многими из членов, из числа мне известных, с к[нязем] Трубецким, Н. Тургеневым, Митьковым1, Муравьёвым [Никитою], к[нязем] Оболенским, Пущиным, Калошиным, Семёновым, Горсткиным, со мною.

Пред последним отбытием гвардии из С.-Петербурга в 1820 году я с ним видался у вышеупомянутых членов; тогда действия общества ограничивались влиянием на общее мнение, принятием членов и мерами предосторожности, чтобы не быть открытыми; г[осподи]н Семёнов участвовал в оном наравне с прочими членами. Потом он был откомандирован по своей службе, и близ трёх лет я с ним не видался. В 1824 году я оставил С.-Петербург, куда он возвратился уже после моего отъезда. В 1825 году я находился в Москве с полком в карауле; г[осподи]н Семёнов был у меня, и я с ним встречался также у Пущина, Калошина и Горсткина. // (л. 16 об.)

В сие время члены, находившиеся в Москве, были в совершенном бездействии. По прибытии Семёнова из С.-Петербурга я от него слышал, что члены петербургские деятельно старались приумножать число членов. Во время проезда Никиты Муравьёва через Москву, узнав от него о намерении Якубовича, я изъявил ему моё мнение в противность и отвращение сего ужасного намерения, равномерно Пущину и Семёнову; сей последний сказал мне, что он со мной согласен, что надо употребить все средства к отвращению Якубовича от сего намерения.

О намерении Якушкина покуситься на жизнь покойного государя я в первый раз узнал из предложенных мне вопросных пунктов, в 1817 году я ещё не принадлежал обществу и ни от кого не слышал о сём намерении Якушкина и посему не знаю, известен ли был о том Семёнов и какое было его мнение.

Приехав на квартиру П. Митькова, тогда как находившиеся тут члены разъехались, что может засвидетельствовать сам П. Митьков, я поистине не слыхал ужасного предложения г[осподина] Муханова; разговор мой с сим последним я изъяснил // (л. 17) в предложенных мне на сей счёт вопросных пунктах; находившись в комнате, где я застал их по приезде моём, ходили один с другим, всякий рассказывал, что слышал, и не было общего постоянного разговора. Смею уверить, что я ни от кого из членов ни в сие время, ни впоследствии не слыхал о столь ужасном предложении.

Г[осподи]н Семёнов сообщил мне, также П. Митькову и г[осподину] фон-Визину письмо к[оллежского] асессора Пущина, сказав мне только, что он получил оное посредством Американской компании, - в тот самый день известно было в Москве о происшествии 14 декабря и о последствиях. Содержание письма было, сколь упомню, следующее: Пущин извещал Семёнова и просил сообщить находящимся в Москве членам, что петербургские члены намереваются воспользоваться отречением от престола государя цесаревича и ожидают о сём подтвердительного известия; что они считают себя в числе шестидесяти человек; что они ещё ничего не имели в виду постоянного касательно Конституции по причине различия // (л. 17 об.) мнений и что они полагались на содействие гвардии и в особенности на участие 1000 или 1500 человек, в коих они были уверены, не означая более ничего.

Полковник Нарышкин2

Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф // (л. 13)

1 Фамилия вписана над строкой.

2 Ответ написан М.М. Нарышкиным собственноручно.

№ 13 (12)1

1826 года 18 марта от высочайше учреждённого Комитета г[осподину] полковнику князю Трубецкому вопросный пункт

Из показания капитана Никиты Муравьёва Комитету известно, что в продолжение лета 1825 года титулярный совет[ник] Семёнов писал к вам по почте в Киев, чтобы вы уведомили о состоянии Южного общества. Объясните, точно ли и когда Семёнов писал к вам о вышесказанном или о чём-нибудь другом?

Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф

Означенного письма я от титулярного советника Семёнова2 не получал и со времени моего отъезда из С.-Петербурга в феврале 1824 года до последнего моего приезда сюда не имел ни от кого из других членов здешнего общества никаких писем и никаких извещений не получал, исключая известия, данного мне полковником фон дер Бригеном, о котором уже я прежде показывал и который предварительно писал ко мне из деревни тестя своего3 в Глухов во время бывшего там сбора войск 4-го пехотного корпуса, уведомляя меня, что он едет за границу и проедет чрез Киев, где бы очень желал меня видеть, почему и спрашивал о времени, к которому я надеюсь возвратиться в Киев из Глухова4.

Полковник князь Трубецкой5

Прибавление на обороте // (л. 18 об.)

Я виноват и прошу Комитет простить меня, кажется, действительно я имел письмо от Семёнова из Москвы или из С.-Петербурга, не упомню, кажется, что из Москвы, которое он писал ко мне скоро после прибытия моего в Киев, уведомляя меня, что он, наконец, окончив данное ему от правительства поручение, возвращается в С.-Петербург, имея на руках своих брата своего и детей его, о помещении коих должен приложить попечение. Но в этом письме касательно означенного в допросе предмета он ничего не писал, также ничего и об обществе. Если что-нибудь к сему относилось, то я сего не понял, да и думаю, что тогда, когда Семёнов писал мне оное письмо, то он6 ещё не видался с капитаном Никитою Муравьёвым7, ибо он писал ко мне скоро после моего приезда в Киев, другого же письма я от него не получал.

Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф

1 Вверху листа помета карандашом: «19 марта».

2 Фамилия вписана над строкой.

3 Слова «из деревни тестя своего» вписаны над строкой.

4 Ниже помета карандашом: «P. S.»

5 Ответ написан С.П. Трубецким собственноручно.

6 Слово «он» вписано над строкой.

7 Здесь вставка. Слова «ибо... в Киев» написаны в конце показания.