«Не считать прикосновенным...»
В сфере внимания руководителей Южного общества был бывший «семёновец», служивший после перевода в армию в Кременчугском пехотном полку, подпоручик Лев Дмитриевич Сенявин.
А.В. Поджио в ответах на присланные допросные пункты от 17 января писал: «Слышал от Бестужева, что он некоторых принял в гусарах и артиллерии. Говорил мне о каком-то Синявине...»
И.В. Поджио в показаниях от 4 февраля свидетельствовал, что в апреле 1824 г. Бестужев-Рюмин предлагал ему принять участие в покушении на императора на смотре войск 1-й армии. В ходе разговора он сообщил, что шестеро кандидатов уже записаны в особый список, и назвал из них трёх: В.С. Норова, И.П. Жукова и Сенявина. И. Поджио лично никого из них не знал, кроме последнего, которого видел при прохождении Кременчугского полка. Членство этих лиц в тайном обществе автор показания удостоверить не мог.
Сведения, полученные от братьев Поджио, повлекли за собой серию допросов. Так, данные И. Поджио 16 февраля были предъявлены в вопросных пунктах Бестужеву-Рюмину. В своём ответе он фактически подтвердил их, одновременно отрицая формальную принадлежность Сенявина к тайному обществу: кроме разжалованных из офицеров в солдаты, в случае ареста или покушения на императора «целили мы на Жукова, Сенявина (сей последний никогда обществу не принадлежал) и на Кузьмина... Никому из вышеупомянутых предложения сделано не было», ввиду рискованности преждевременного оповещения. В показаниях от 6 марта он ещё раз подтвердил эту информацию.
В ответах на отдельный запрос следствия о членстве Сенявина Бестужев-Рюмин клятвенно заверял, что это лицо не являлось членом тайного общества; если же откроется «противное», то «он готов за оное отвечать». Это заверение Бестужева-Рюмина, видимо, оказало своё воздействие на Комитет, и больше разысканий о Сенявине не проводили. В справке «Алфавита» Боровкова утверждалось, что других показаний о причастности Сенявина к тайному обществу не было.
Почти одновременно, 15 февраля, о принадлежности к тайному обществу Льва Сенявина был спрошен И.П. Жуков, контакт которого с Сенявиным был выявлен при изучении найденных у Жукова бумаг. Последний отвечал, что Сенявин служил в роте, которой он командовал; они жили в одной квартире и стали приятелями; об участии его в тайном обществе Жуков не знал.
Комитет «оставил без внимания» свидетельства о членстве Сенявина, полагаясь, видимо, на «честное слово» Бестужева-Рюмина. Но имеющиеся показания скорее говорят о другом. Прежде всего, кандидаты на участие в главном акте мятежа, названные Бестужевым-Рюминым, на протяжении 1824-1825 гг. так или иначе оказались в рядах членов тайного общества. Сам факт расчётов на Сенявина в случае начала открытых действий не требует комментария: он удостоверяет близость его умонастроений «образу мыслей» заговорщиков.
Но А. Поджио в своём показании прямо сообщал о членстве Сенявина, ссылаясь на свой разговор с Бестужевым-Рюминым именно о принятии в члены тайного общества Сенявина, фамилию которого Поджио хорошо запомнил. Бестужев-Рюмин подтвердил, что на Сенявина рассчитывали в случае начала переворота, - правда, он уверял, что сам Сенявин не знал об этом.
Наконец, близкие связи Сенявина с бывшими полковыми товарищами-семёновцами, с Жуковым, Молчановым, Вадковским и другими участниками декабристского общества заставляют усомниться в «честном слове», данном на следствии Бестужевым-Рюминым, и предположить участие Сенявина в декабристской конспирации.
П. Ильин