«Избрал поприще, покрытое трудами...»

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTc4LnVzZXJhcGkuY29tL3MvdjEvaWcyL0lrUzJZanEwTS1KYXVyWUh4WDAxMW1iYkN2dlNwNkM5RF9tRGZtcGZyRDl6cWFlanpZeFBFOXM0cGtkQk96N19HUkxHbDRzOHo1dlRTcUl5ZlBEYnZqbmYuanBnP3F1YWxpdHk9OTUmYXM9MzJ4MzcsNDh4NTUsNzJ4ODMsMTA4eDEyNSwxNjB4MTg1LDI0MHgyNzcsMzYweDQxNiw0ODB4NTU0LDU0MHg2MjQsNjQweDczOSw3MjB4ODMyLDEwMDB4MTE1NSZmcm9tPWJ1JnU9MVFfVVNhZlUxdEVYNGx0SE9USHZvMTNYRVVubnIteVBXbDhDVFNqREhObyZjcz0xMDAweDExNTU[/img2]

Фёдор Яковлевич Скарятин. Фотогравюра. Конец XIX в. Бумага, автотипия. 270 х 200 мм. Россия. Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина.

В 1787 году лейб-гвардии капитанша Елизавета Николаевна Скарятина и её деверь лейб-гвардии Измайловского полка капитан Иван Скарятин обратились в суд. После смерти бригадира Фёдора Васильевича Скарятина, их мужа и брата, они были назначены опекунами его несовершеннолетних детей. Для расплаты с долгами Фёдора Скарятина опекуны намеревались заложить в петербургском заёмном банке его имение в селе Троицком и сельце Ивановском, Фошня то ж Малоархангельского уезда Орловской губернии.

Казалось бы, обычная тяжба, каких проходило через различные судебные инстанции тысячи. Но это дело уникальное, так как просители, сами того не подозревая, проявляют заботу о чести Фёдора Васильевича Скарятина, которому суждено будет стать отцом цареубийцы, дедом декабриста и прадедом знаменитого композитора.

Один из его сыновей - орловский помещик Василий Фёдорович - женился на крепостной крестьянке. У них родилась дочь Софья (1802-1890), происхождение которой официально не было узаконено, и она носила фамилию Васильева (по имени отца). В 1821 г. она вышла замуж за масона Андрея Петровича Римского-Корсакова (1778-1862), будущего волынского губернатора. Младший их сын Николай (1844-1908) станет выдающимся композитором.

Брат Василия - Яков (1780-1850) - был в числе двенадцати заговорщиков участником убийства в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. в Михайловском замке Санкт-Петербурга императора Павла I. Вот как описал те трагические события декабрист М.А. Фонвизин: «... князь Яшвиль, Татаринов, Гарданов и Скарятин яростно бросились» на царя, «вырвали из его рук шпагу; началась отчаянная борьба. Павел был крепок и силён; его повалили на пол, топтали ногами, шпажным эфесом проломили ему голову и, наконец, задавили шарфом Скарятина». Другой из современников, граф Ланжерон, уточнил, что Скарятин, «сняв висевший над кроватью собственный шарф императора, задушил его им».

В марте 1834 г. А.С. Пушкин записал в своём дневнике: «Жуковский поймал недавно на балу у Фикельмон (куда я не явился, потому что все были в мундирах) цареубийцу Скарятина и заставил его рассказывать как 11 марта ... Скарятин снял с себя шарф, прекративший жизнь Павла I...» Наблюдавшему эту сцену Николаю I, наверно, показалась странной дружелюбная беседа двух людей, один из которых прекратил жизнь отца, а другой являлся наставником его сына, наследника престола.

Из «Всеподданнейшего прошения … об увольнении от службы», написанного Яковом Фёдоровичем Скарятиным 6 сентября 1806 года на имя императора Александра I, известно, что он начал военную карьеру подпрапорщиком в августе 1783 года и, проходя по ступеням служебной лестницы, 15 октября 1800 года был удостоен штабс-капитанского звания, в сентябре 1803 года - капитанского, а уже в декабре того же года Скарятин получил звание полковника лейб-гвардии Измайловского полка. В 1805 году он принял участие в заграничном походе против французских войск и сражался с ними под Аустерлицем. За проявленное в бою мужество полковник Яков Скарятин был награждён орденом Владимира 4-степени (с бантом). И на этом военная карьера гвардейца подошла к концу. Правда, он успел получить ещё орден Св. Иоанна Иерусалимского.

Но уже в следующем, 1806 г., Скарятин просит уволить его на статскую службу, мотивируя это состоянием здоровья. Лекарь полка выдаёт ему соответствующую справку (не может служить из-за «продолжающегося удушья и лома в бывшей переломанной ноге»).

Бумаги поступают сначала к Великому князю Константину Павловичу, а от него - к императору Александру I. Царь даёт разрешение - и полковник Скарятин, выйдя в отставку, отправляется в родовое своё имение - село Троицкое Малоархангельского уезда Орловской губернии.

На тот момент был он год как женат на женщине известной и очень уважаемой в светских кругах - княжне Наталье Григорьевне Щербатовой.

От отца Якову Скарятину достались в наследство имения в четырёх уездах Орловской и Курской губерниях.

В Малоархангельском уезде Скарятин владел: сёлами - Троицким, Красным, Рождественским, сельцом Синковцом, сельцом Теляжьим, деревнями - Троицкой, Богохранимой, Трудской, Верхней Трудской, Стрелкою, Жериханью.

В Ливенском уезде ему принадлежали: село Пеньшино, село Васильевское, деревни -Ивановка, Мачилы, Огороженная Дуброва, Маховая.

Во Мценском уезде у Скарятина имелось сельцо Алисово (Неручь тож).

И, наконец, в Щигровском уезде Курской губернии его поместья составляли: село Никольское, сельцо Ховатка и деревни Репище и Поздеева.

Общее число крепостных крестьян и дворовых душ во всех вышеперечисленных населённых пунктах - 3164 человека. А земельный массив, принадлежавший полковнику Скарятину, достигал 19 650 десятин (в переводе на гектары - 21 418,5 га).

В Малоархангельском уезде во времена Якова Фёдоровича жизнь кипела, скорее, не в самом Малоархангельске, а в главном имении Скарятиных - селе Троицком (ныне - Верховского района), в 70 верстах от уездного центра. Многочисленные просители со своими письмами приезжали сюда, а не в город, да и малоархангельские чиновники значительную часть времени проводили в Троицком.

Здесь, в старинном и большом селе, поселился в конце XVIII века основатель рода Скарятиных - Василий Тихонович, первый предводитель малоархангельского дворянства, а потом продолжали жить его дети, внуки и правнуки. В Троицком был дедовский дом, мельница с толчеёй, винокуренный завод, пруд с рыбой и знаменитый на всю губернию конский племенной завод русской породы. Скарятины считались одними из крупнейших коннозаводчиков в России. В 1844 году у Якова Фёдоровича в имении имелось 17 кобыл-маток, 53 верховых лошади и 4 заводских жеребца. Ежегодно на соседних ярмарках он продавал не один десяток своих лошадей.

Вообще, полковник Скарятин, начав жить помещичьей жизнью, оказался образцовым хозяином и активным деятелем малоархангельского дворянства (несколько раз избирался предводителем), как будто старавшимся за хозяйскими заботами и общественной деятельностью навсегда забыть о своём бурном и буйном прошлом.

И если в молодости он не раз хвастался в приватных беседах, как он лично участвовал в убийстве царя Павла I, то в зрелые годы предпочитал не говорить об этом, всё чаще его посещали мысли о Боге, который никак не мог одобрить такое преступление.

У Якова Фёдоровича и Натальи Григорьевны родилось шесть сыновей: Фёдор, Григорий (1808-1849), Владимир (1812 -1870), Александр (1815-1884), Дмитрий (1819-1867) и Николай (1821-1894). В уезде и губернии полковник и княжна Скарятины имели репутацию просвещённых, культурных родителей, которые постарались дать детям приличное воспитание. Сыновья служили в гвардии и при дворе, были вхожи в высший свет. Почти все они были знакомы с Пушкиным и его кругом и оставили воспоминания об этом.

Декабрист Фёдор Яковлевич Скарятин родился 3 апреля 1806 года. Воспитанию в семье уделялось должное внимание, и он получил хорошее домашнее образование. На его вольномыслии, несомненно, сказалось общение с отцом, позволявшим себе при случае «поякобинствовать», и особенно с учителем французского языка Столем. Позднее им серьёзно заинтересовалась следственная «по делу о злоумышленных обществах» комиссия. На основании перлюстрации писем домашнего учителя Скарятиных она признала, что Столь безусловно «приготовил к тайному союзу» Фёдора Скарятина.

Уже в детские годы у первенца Скарятиных проявился дар художника. Мы не знаем, у кого он учился рисовать, да и созданные им произведения либо затерялись, либо растворились в хранилищах музеев. Фёдор Скарятин, по отзывам современников, был «способный молодой человек и мастерски писал масляными красками». Обращаясь к нему, поэт Дмитрий Веневитинов писал:

Не плод высоких вдохновений
Певец и друг тебе приносит в дар;
Не Пиэрид небесный жар,
Не пламенный восторг, не гений

Моей душою обладал:
Нестройной песнею моя звучала лира,
И я в безумье променял
Улыбку муз на смех сатира.
Но ты простишь мне грех безвинный мой;

Ты сам, прекрасного искатель,
Искусств счастливый обожатель,
Нередко для проказ забыв восторг живой,
Кидая кисть - орудье дарованья,
Пред музами грешил наедине

И смелым углем на стене
Чертил фантазии игривые созданья.
Воображенье без оков,
Оно, как бабочка, игриво:
То любит над блестящей нивой

Порхать в кругу земных цветов,
То к радуге, к цветам небесным мчится.
Не думай, чтоб во мне погас
К высоким песням жар! Нет, он в душе таится,
Его пробудит вновь поэта мощный глас,

И смелый ученик Байрона,
Я устремлюсь на крылиях мечты
К волшебной стороне, где лебедь Альбиона
Срывал забытые цветы.
Пусть это сон! меня он утешает,

И я не буду унывать,
Пока судьба мне позволяет
Восторг с друзьями разделять.
О друг! мы разными стезями
Пройдём определённый путь:

Ты избрал поприще, покрытое трудами,
Я захотел зараней отдохнуть;
Под мирной сению оливы
Я избрал свой приют; но жребий мой счастливый
Не должен славою мелькнуть:

У скромной тишины на лоне
Прокрадется безвестно жизнь моя,
Как тихая вода пустынного ручья.
Ты бодрый дух обрёк Беллоне,
И, доблесть сильных возлюбя,

Обрёк свой меч кумиру громкой славы. -
Иди! - Но стана шум, воинския забавы,
Всё будет чуждо для тебя,
Как сна нежданные виденья,
Как мира нового явленья.

Быть может, на брегу Днепра,
Когда в тени подвижного шатра
Твои товарищи, драгуны удалые,
Кипя отвагой боевой,
Сберутся вкруг тебя шумящею толпой,

И громко зазвучат бокалы круговые, -
Жалея мыслию о прежней тишине,
Ты вспомнишь о друзьях, ты вспомнишь обо мне;
Чуждаясь новых сих веселий,
О списке вспомнишь ты моём,

Иль взор нечаянно остановив на нём,
Промолвишь про себя: мы некогда умели
Шалить с пристойностью, проказничать с умом.

1825

С Веневитиновым Фёдор Скарятин близко сошёлся во время пребывания в Москве. В одном из писем поэт сообщал, что его друг Скарятин собирается «сделать рисунок, очень точный» его комнаты. А творчество самого Веневитинова, безвременно угасшего, было, по словам Герцена, полно «мечтаний и идей 1825 года».

В апреле 1825 г. девятнадцатилетний Фёдор Скарятин поступил на военную службу. Он определился в Нарвский драгунский полк юнкером «с выслугою 3 месяца за рядового». Но уже через месяц на основании отношения военного министра он был «признан из дворян и переименован юнкером». В конце ноября этого же года за отличие по службе Скарятина произвели в фанен-юнкеры.

Узнав о решении друга связать свою жизнь с военной службой, Веневитинов откровенно сожалел. Из круга «драгунов удалых», при громком звоне круговых бокалов, поэт призывал Скарятина чаще переноситься мысленно к «прежней тишине» и чуждаться «новых сих веселий».

Осенью того же 1825 года Ф.Ф. Вадковский принял Скарятина в тайное общество. «Я неощутительно, - отмечал Фёдор Фёдорович, - подвёл его самого сказать в разговоре, что если бы существовало в России какое-нибудь общество, пекущееся о благе отечества, и он бы в оное вступил...»

Не зная о том, что Вадковский принял Фёдора Скарятина в тайное общество, Скарятин-отец после ареста сына, во всём обвинил своего орловского соседа, проживавшего в селе Тагино, Захара Чернышёва. «Мог ли бы подумать, - писал он сыну Григорию 31 января 1826 г., - чтоб Тагин был так пагубен. Ежели Захар завлекал в разговор, то даст богу ответ, - я не ожидал, что бы он за дружбу мою ко всему их семейству так мне заплатил...»

Эту же мысль Яков Фёдорович высказал через три дня в письме к московскому знакомому Г.П. Апухтину.

Из Тагино, где его приняли в тайное общество, Фёдор Скарятин направился к месту прохождения дальнейшей службы - в Киев. Драгунская дивизия, в которую он недавно определился вместе с братом Григорием, входила в состав 4-го пехотного корпуса. Командовал им их родной дядя генерал-адъютант князь А.Г. Щербатов. Дежурным при корпусе штаб-офицером около года состоял видный член Северного общества полковник князь С.П. Трубецкой.

В то время в Киеве находились и родители Скарятиных. В связи с событиями на Сенатской площади в город прибыл старший адъютант штаба 1-й армии Сотников. В его обязанности входило «освидетельствование» писем, выписки из которых, касающиеся вооружённых выступлений в Петербурге, а затем и на юге Украины, он направлял по команде. Одно из перехваченных им писем представляет исключительный интерес для характеристики как дворянских настроений той поры, так и семейства Скарятиных.

Это ответ на письмо Якова Фёдоровича от 7 декабря 1825 г. Написан он в самом начале нового года большим его другом бывшим масоном Андреем Корсаковым, жившим в Тихвине. Выражая уверенность в полной осведомлённости Якова Фёдоровича о подробностях недавних петербургских событий (главным образом благодаря князю Щербатову), Корсаков высказывает любопытные соображения:

«Не знаю, разделите ли вы моё мнение, но мне кажется, если бы покойный император не уничтожил масонских лож, то не удалось бы карбонарству столько усилиться... Наши русские карбонары имели в цели произвесть возмущение даже и тогда, когда бы Александр был жив. Они ожидали токмо 12-е марта сего года, когда минет 25 лет царствования, внушая своим единомышленникам, что Александр назначил это время сроком даровать крестьянам свободу, а дворянству - конституцию.

По смерти же Александра они намеревались сделать сие по привезении тела в Петербург, надеясь, что Константин, яко наглядевшийся на конституционное правление, удобно преклонится. Но когда неожиданно стал царём Николай, то, полагаясь на неудовольствие гвардии за ученья и экзерциум на бывшего бригадного и дивизионного начальника, а также основывая надежды на неприятность сурового его нрава, наличные карбонары, имея впрочем весьма мало времени, решились произвести бунт...

Сами рассудите, эти мальчишки в отношении к государственному управлению разве имели право переменять форму правления? Это может сбыться от времени и действием самого правителя... Жаль, что в числе их находятся весьма хорошие литераторы, как-то: Рылеев, Бестужев, Корнилович, Сомов, Кюхельбекер...»

Ещё не зная об аресте Фёдора и Григория, Корсаков проявляет особый интерес к «успехам детей» друга, крайне сожалеет о болезни их общей знакомой - графини Чернышёвой, матери декабриста З.Г. Чернышёва. Письмо заканчивалось просьбой сообщить «взаимно» всё известное Якову Фёдоровичу о последних событиях. И до Тихвина просочились слухи об арестах членов тайных обществ в Киеве.

Сопоставляя некоторые факты из жизни отца композитора Н.А. Римского-Корсакова (принадлежность к масонам, знакомство с Е.П. Чернышёвой, пятилетнее безвыездное проживание в Тихвине после «увоза» будущей жены от Скарятиных и др.), легко можно убедиться в том, что автором этого письма является Андрей Петрович Римский-Корсаков. Конечно, письмо написано с учётом возможной перлюстрации, ибо известно, что отец композитора был передовым человеком своего времени.

Он не только отрицательно относился к крепостному праву, но и освободил всех своих дворовых от крепостной зависимости. С глубоким сочувствием Андрей Петрович относился к осуждённым декабристам. О нём тепло вспоминал И.Д. Якушкин. А Матвей Муравьёв-Апостол, вспоминая об отправке своей в Сибирь в октябре 1827 г., писал: «На Тихвинской станции ждал нас Корсаков (масон), находившийся на службе при министре князе Александре Николаевиче Голицыне и которого я иногда встречал в доме гр. Чернышёвой. Он упросил меня принять в виде ссуды 600 р. на путевые издержки... Оказанную нам тогда услугу свято храню в памяти по сию пору. Таких добрых людей немного, о них с радостью вспоминаем».

Но старинный друг Якова Фёдоровича был далёк от предположения, что 18 декабря последовал приказ об аресте юнкера Нарвского драгунского полка Скарятина. Но как его исполнить, если в полку служили юнкерами два брата Фёдор и Григорий Скарятины?

22 декабря главнокомандующий 1-й армией доносил генерал-адъютанту Дибичу: «Нежинского конно-егерского полка прапорщик Вадковский оказался также участником тайного союза в связи с князем Трубецким и другими сообщниками во 2-й армии. Сей Вадковский недавно принял в союз юнкера Скарятина, племянника корпусного командира князя Щербатова. Скарятиных два брата в Нарвском драгунском полку. Если они живут при дяде, то нужно будет узнать, который из них принадлежит к союзу, и иметь его в наблюдении...»

Но времени для выяснения, кто из братьев Скарятиных является членом тайного общества, не оставалось. Следственный комитет, учреждённый по делу декабристов, рьяно приступил к своим обязанностям, и пришлось подвергнуть аресту обоих братьев.

23 декабря в сопровождении адъютанта Щербатова гвардейского поручика Салтыкова и жандарма арестованные Скарятины выехали из Киева. Через шесть дней они были уже в столице. Фёдор Скарятин находился под стражей в Кавалергардском полку, а затем содержался на гауптвахте.

«Не знаю, видаешь ли ты Федю? Я о нём очень скорблю», - запрашивал Яков Фёдорович 31 января своего сына Григория. А 3 февраля, извещая одного из московских знакомых о предстоящем переезде членов семейства из Киева в Новосиль, Скарятин-отец добавлял: «Я думаю съездить в Спб [Санктпетербург] для детей, ожидаю только известие о решении участи Феденьки...»

Тем временем Фёдор Скарятин продолжал томиться в ожидании приговора. Особенно беспокоиться ему было нечего, так как заметной роли в деятельности декабристской организации он не играл. Принятый за два месяца до событий 14 декабря, он в момент восстания находился в Киеве. К тому же Вадковский, явно выгораживая Скарятина, стал утверждать, что он просил его выйти из общества.

Первоначально «по степени вины» все, привлечённые по делу о злоумышленных обществах, подразделялись на IV разряда. Вместе с поручиком Валерьяном Голицыным и корнетом Александром Плещеевым Фёдор Скарятин причислялся к IV разряду.

В списке допрошенных лиц, находившихся в числе членов тайного общества и участвовавших в «происшествии 14 декабря», в конце марта 1826 г. насчитывалось 195 человек. В нём сообщалось место заключения и степень вины: а) важный, б) знал (о цели общества), в) по подозрению. 85-м в этом списке значилось имя фанен-юнкера Фёдора Скарятина, который «знал» о намерениях членов общества.

Наконец, 19 апреля 1826 г. его участь была решена. Комитет заслушал высочайшее повеление: освободить из-под ареста, отдать юнкера Фёдора Скарятина «под личный и строгий надзор» командира 4-го пехотного корпуса генерал-адъютанта князя А.Г. Щербатова.

Два месяца спустя (23.06.1826) Фёдора Скарятина перевели в Кавалергардский полк с определением в Школу кавалерийских юнкеров. Закончив её в 1828 г., он продолжал службу поручиком в лейб-гвардии Уланском полку.

По подозрению в причастности к делу декабристов подвергался аресту и друг Скарятина Дмитрий Веневитинов. На допросе он смело заявил, что «если он и не принадлежал к обществу декабристов, то мог бы легко принадлежать к нему». 15 марта 1827 г., не дожив до двадцати двух лет, Дмитрий Владимирович скончался, далеко не успев, к горестному сожалению, проявить до конца свои гениальные способности в поэзии и философии, живописи и музыке. «Это была прекрасная утренняя заря, предрекавшая прекрасный день», - писал о нём В.Г. Белинский.

Одним из последних стихотворений Веневитинова было «К изображению Урании». Оно написано непосредственно к рисунку Фёдора Скарятина «Одоевского муза». На нём изображена муза астрономии Урания с пятью звёздами над ней. Поэт сопровождал этот рисунок такими стихами:

Пять звёзд увенчали чело вдохновенной:
Поэзии дивной звезда,
Звезда благодатная милой надежды,
Звезда беззакатной любви,
Звезда лучезарная искренней дружбы,
Что пятая будет звезда?
Да будет она, благотворные боги,
Душевного счастья звездой.

Рисунок Скарятина и стихотворение Веневитинова сохранились в нотной тетради В.Ф. Одоевского, находящейся сейчас в Центральном музее музыкальной культуры. В апреле 1827 г. Одоевский писал Михаилу Погодину: «Стихов прилагаемых ни у кого нет, кроме меня. Одни написал он (Веневитинов), встречая у меня Новый год, другие - на моей нотной книге, на которой Скарятин нарисовал богиню с пятью звёздами...»

Из лейб-гвардии Уланского полка Фёдор Яковлевич перешёл на службу в качестве адъютанта к московскому военному генерал-губернатору князю Д.В. Голицыну.

Весь свой досуг он посвящал любимому искусству.

В марте 1831 г. Скарятин принял участие в санном катании, устроенном молодожёнами Сергеем и Надеждой Пашковыми. Среди участников санного поезда находились А.С. Пушкин и брат хозяйки чиновник особых поручений при генерал-губернаторе князь Александр Долгоруков, только что женившийся на дочери московского почт-директора Булгакова.

Фёдор Скарятин, возможно, встречался с Пушкиным ещё 13 января 1830 г. - в доме внучки М.И. Кутузова Дарьи Фикельмон. По крайней мере известно, что в числе её гостей были Александр Сергеевич и один из старших братьев Скарятиных - Фёдор либо Григорий, к которому хозяйка чувствовала «нежную дружбу» и «сердечную привязанность» в течение длительного времени.

22 мая 1832 г. Ф.Я. Скарятин женился на дочери сенатора Екатерине Петровне Озеровой (1807-1833). У них рождается сын Яков, названный в честь отца декабриста, однако проживёт он недолго...

1832 год вошёл в историю русской культуры как дата образования Училища живописи, ваяния и зодчества в Москве, сыгравшего значительную роль в развитии русского реалистического искусства XIX - начала XX вв. Одним из его основателей являлся декабрист и художник Фёдор Яковлевич Скарятин.

Первоначально оно именовалось Художественным кружком, затем - Московскими художественными классами. Директором их одно время был известный декабрист М.Ф. Орлов. Возникновение этого учебного заведения дало толчок к открытию в 1833 г. Московского художественного общества.

Десять лет спустя детище Скарятина переименовали в Училище живописи и ваяния, а в 1865 г. к нему присоединили Дворцовое архитектурное училище. Воспитанниками училища в разное время были А.В. Саврасов, В.Г. Перов, И.И. Левитан, М.В. Нестеров и другие выдающиеся художники. Преемниками училища живописи, ваяния и зодчества являются Московский государственный художественный институт имени В.И. Сурикова и Московский архитектурный институт.

В июле 1833 г. в семью Скарятиных пришло большое горе - на двадцать шестом году жизни скончалась Екатерина Петровна. Неутешен долгое время оставался её отец-сенатор и почётный опекун П.И. Озеров. При встрече с ним в ноябре этого года император выразил ему соболезнование: «Божья власть, ты не сомневаешься о участии моём искреннем...»

Фёдор Яковлевич ненадолго пережил свою молодую супругу. 11 апреля 1835 г. во Флоренции, чахотка свела его в могилу в самом расцвете творческих сил. Похоронен он, согласно завещания, рядом с женой и младенцем-сыном в Москве на Ваганьковском кладбище. Ранняя смерть человека передовых убеждений и даровитого художника не оставила равнодушными его соотечественников даже вдали от Родины. «Приехал во Флоренцию в 9 часов утра. Отпевание Скарятина...» - читаем мы в записной книжке поэта П.А. Вяземского помету от 24 апреля 1835 г.

Второй по старшинству сын Якова Фёдоровича, Григорий, сделал блестящую, по понятиям того времени, карьеру. На семнадцатом году жизни он поступил, как и брат, юнкером в Нарвский драгунский полк. В ноябре 1825 г. за отличие по службе был произведён в фанен-юнкеры. Помогали ему, несомненно, его обаяние и умение легко находить общий язык с самыми разными людьми. С одной стороны, он дружил со многими знакомыми Пушкина, лично знал и самого поэта. С другой стороны, все считали Григория Скарятина другом Дантеса. Кстати, о дуэли Пушкина с Дантесом именно Григорий Скарятин сообщил первым А.И. Тургеневу.

Не будучи членом тайного общества, он тем не менее не избежал ареста. Его родной дядя командир 4-го пехотного корпуса генерал-адъютант князь А.Г. Щербатов, получив приказ арестовать и выслать в столицу юнкера Нарвского драгунского полка Скарятина, заключил под стражу двух своих племянников. Следственный комитет быстро убедился в непричастности Григория Скарятина к «злоумышленным обществам», и уже 30 декабря 1825 г. его перевели в Кавалергардский полк.

Григорий Яковлевич был флигель-адъютантом императора Николая I, участвовал в боевых походах, дослужился до звания генерал-майора. Во время Венгерской революции отряд под командованием Г. Скарятина (в составе корпуса фельдмаршала Паскевича) был послан на подавление восстания в Венгрии. Там, 9 июля 1849 года, в сражении под Шёсбургом (современный город Сигишоара в румынской Трансильвании) Григорий Скарятин погиб. На месте его гибели был поставлен ему памятник - постамент с лежащим на нём львом.

Как отмечалось выше, Григорий Скарятин являлся предметом долгой сердечной привязанности графини Дарьи Фикельмон. По её словам, у Скарятина было лицо красивое, а во взгляде некая кротость и меланхолия, характер же его был совершенным, всё, что есть на свете самого честного, благородного, наилучшего, сосредоточено было в нём. О его смерти она писала сестре: «Я только что узнала, что ты и я потеряли один из предметов нашей самой нежной привязанности. Григорий Скарятин умер, как герой... Увы, ужас войны чувствуется тогда, когда ты потеряла кого-нибудь, кто тебе дорог...»

Смерть второго сына окончательно подкосила престарелого Якова Фёдоровича. Мучили его в последнее время и угрызения совести из-за участия в цареубийстве. Возможно, поэтому, отмаливая грехи, полковник Скарятин стал одним из главных благотворителей при строительстве возводившегося в Орле на средства дворян губернии кафедрального Петропавловского собора (его заложили как раз в день коронации Павла I в 1797). Но в процессе возведения стен собор пошёл трещинами и, то и дело, был вынужден ремонтироваться, что послужило распространению слухов среди орловцев о том, что Бог не принял дар именно от Скарятина-цареубийцы.

Менее чем через год после смерти сына Григория, Яков Фёдорович скончался, оставив завещание похоронить себя в родовом селе Троицкое, но чтобы обязательно его отпели в Петропавловском кафедральном соборе. Жена и дети так и поступили.

А в самом начале 1851 года наследники договорились о разделе семейного достояния. Наталья Григорьевна отказалась от каких-либо поместий мужа, взяв с сыновей обязательство выплачивать ей по две тысячи рублей серебром ежегодно. Каждый же из детей получил движимое и недвижимое имущество: статский советник Владимир Яковлевич Скарятин - 746 крепостных душ и 7748 десятин земли, надворный советник Александр Скарятин - 790 душ и 7420 десятин земли, губернский секретарь Дмитрий Скарятин - 697 душ и 5483 десятины земли, гвардии подпоручик Николай Скарятин - 931 душу крепостных крестьян и дворовых людей (а вот количество его земли в раздельной записи почему-то не названо).

23 февраля 1851 года, в Орловской палате гражданского суда раздел имущества, оставшегося после смерти полковника Я.Ф. Скарятина в Малоархангельском, Мценском, Ливенском уездах Орловской губернии и Щигровском уезде Курской губернии был осуществлён...