[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTUudXNlcmFwaS5jb20vYzg1MDYyOC92ODUwNjI4NzgwLzFlZjMyNy9Dd0RIeTY4bHIwQS5qcGc[/img2]

Д.И. Ермаков (1845-1916), фотограф. Боржом. Церковь Иоанна Крестителя и небольшое кладбище с могилой А.Н. Сутгофа (массивный крест из чёрного гранита). Конец 1880-х. Фотобумага на картоне, альбуминовый отпечаток. 21,7 х 28,2 см. Государственный исторический музей.

НЕКРОЛОГ

14-го августа 1872 года скончался, в м. Боржоме, на 72 году жизни один из последних, доживавших свой трудный век, декабристов капитан Кубинского полка Александр Николаевич Сутгов. Он оставил во всех, знавших его, неизгладимое воспоминание о его высоко-честной, стойкой, горячо любящей, просвещенной личности.

Александр Николаевич Сутгов родился 4 декабря 1801 году в Киеве, где его отец, происходивший от старинной шведской Фамилии, был дивизионным генералом; мать его, урожденная Михайлова, была чисто-русского происхождения. По совету знаменитого донского атамана, генерал-лейтенанта Платова, друга их дома, Александр Николаевич еще ребенком был, по тогдашнему обычаю, записан урядником войска донского, и казаки часто сажали его на лошадь, когда он был наряжаем ординарцем к своему командиру и патрону.

Когда мальчику исполнилось 7 лет, атаман Платов, находившийся тогда в Молдавии, уволил урядника Александра Сутгова в бессрочный отпуск, собственно для получения образования. С этою целью он был помещен в один из лучших частных пансионов в Москве, и был  свидетелем ее сожжения, после которого продолжал свое образование уже в Киеве.

Едва достигши 16 летнего возраста, Александр Николаевич, по воле родителей, вступил юнкером в лейб-гренадерский полк, в котором и оставался до рокового 1825 года. В это время он уже был поручиком гвардии и командовал ротой.

С этого времени начался для Александра Николаевича ряд страданий, которыми он должен был искупить и, смеем сказать, действительно искупил свое преступление пред своим Государем и законом.

Причисленный к первой категории государственных преступников, в числе 21 человека, он, после шестимесячного заключения в Петропавловской крепости, был присужден к смертной казни, а потом, когда милость Государя даровала ему жизнь, - к ссылке в каторгу на вечные времена. Впоследствии срок этот был несколько раз сокращаем Высочайшими манифестами, и на долю покойного пришлось вынести 15 лет каторжных работ в рудниках: два года в Чите, при Нерчинских заводах, и тринадцать лет на только-что тогда отстроенном Петровском заводе (Иркутской губернии), где уже через шесть месяцев по прибытии, милостию Государя были сняты кандалы.

Таким образом, участь Александра Николаевича постоянно смягчалась, начались занятия, завязались знакомства и вне каземата, где Александр Николаевич, всегда отличавшийся деятельною и честною натурой, вел артельное хозяйство. В 1839 году ему было разрешено вступить в законный брак с дочерью местного штаб-лекаря девицею Анною Федосеевной Янчуговской (ныне вдова).

В том-же 1839 году, через 4 месяца после женитьбы, Александр Николаевич получил прощение и был переведен на поселение в деревню Иркут (Иркутской губернии), где занимался сельским хозяйством, которое любил до конца своей жизни; в 1844 году он получил разрешение жить в самом Иркутске, под надзором полиции и с правом отлучаться из города, но не далее 50 верст. Разные хозяйственные предприятия, столь сродные практическому характеру покойного, несколько увеличили средства к жизни и облегчили участь энергического поселенца, но вскоре последовала новая перемена в его жизни.

Государь желал дать ему право новой службой заслужить себе отличие и загладить прежнее преступление, а потому в 1848 году Александр Николаевич был переведен рядовым в Кубинский полк, стоявший тогда в крепости Нальчике и бывший под командой полковника Бельгарда 2. Исправный, ревностно преданный службе рядовой Александр Сутгов в 1854 году был произведен в унтер-офицеры, а на следующий год в первый офицерский чин.

Ныне благополучно царствующий Государь манифестом, по случаю коронации 26 августа 1856 года, даровал вместе с другими и прапорщику Сутгову право свободно избрать себе место жительства, а потому Александр Николаевич воспользовался домашним отпуском и поспешил в Москву для свидания с нежно-любимой им и ныне пережившей его сестрой, по замужеству Нарышкиной; перечислился в резерв армии и был прикомандирован заведующим московской Фехтовальной школой. Но резкий климат Москвы вредно отозвался на его здоровье.

После трехлетней службы в Москве, он перешел смотрителем вод в Кисловодску с зачислением в Кубинский пехотный полк, мундир которого и носил до конца своей жизни. Бывший Наместник Кавказский князь Барятинский перевел его в местечко Боржом, где он, до 1865 года, один исправлял должности воинского начальника, управляющего казенным Боржомским имением, лесничего и смотрителя минеральных вод, немедленно удвоив, а потом и утроив доходы имения.

Здоровье Александра Николаевича, не смотря на его необыкновенно правильную жизнь, стало уже заметно изменять ему, а потому Его ВЫСОЧЕСТВУ, нынешнему Наместнику Кавказскому угодно было поручить ему должность смотрителя боржомского дворца, которую он ревностно исполнял, с редким самоотвержением; мало берегся и стал часто страдать от простуд, особенно ноги стали плохо служить ему, так что Его ВЫСОЧЕСТВО уже изволил назначить ему пенсию от своего двора и предложил, оставаясь при штабе кавказской армии, с полным содержанием, избрать наиболее удобное для себе место жительство.

Александр Николаевич, признательный за эту новую милость, уже остановился своим выбором на Пятигорске и мечтал, хотя на закате дней своих, отдохнуть от всех трудов и треволнений жизни, на которые, однако, никогда не роптал, - как воспаление легких, вследствие простуды, в два дня сломило его уже надломленную жизнь.

В прошлом году он был осчастливлен вниманием ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА, в бытность Его в Боржоме, и слезы умиления не раз выступали из его старческих глаз, когда он вспоминал об этом счастии; но еще обильнее выступали эти честный слезы, когда он, уже на смертном одре, был обласкан и успокоен милостями Его ВЫСОЧЕСТВА, Великого Князя Наместника. «За что так балуют мена? Стою ли я этих ласк!» говорил задыхавшимся голосом растроганный старец после посещения Его ВЫСОЧЕСТВА, который 17 августа изволил также проводить прах капитана Сутгова, при выносе его в могилу, вырытую в ограде боржомской церкви.

Замечательно, что до конца жизни покойный не переставал интересоваться всеми явлениями общественной жизни, радовался реформам нынешнего славного царствования, усердно следил за литературой и журналистикой, вел деятельную переписку с друзьями и неустанно хлопотал по хозяйству, а за несколько часов до смерти, близость которой он вполне сознавал, он встал, велел умыть и причесать себя, потребовал сюртук и взял газету, которую тщетно усиливаясь читать, желал встретить смерть как бы совершенно готовый, чтобы никому не причинять хлопот и беспокойства в доме. «Пора, пора дамой» были одними из его последних слов.

Едва-ли нужно прибавлять, что глубокая внутренняя религиозность, соединенная с редкою, христианскою скромностью, отличала покойного, и, конечно, помогла ему сохранить железную энергию до последнего вздоха. Любовь к людям и в особенности к солдатам проникала всю его жизнь и деятельность, эта любовь и собрала к его гробу массу простого народа, и нам в первый раз удалось видеть в Боржомской церкви женщин в странных турецких костюмах.

Мир праху твоему, честный труженик, храбрый воин! Долгая и тяжелая жизнь не согнула твоего характера, как не согнула твоего, до могилы стройного, возвышенного стана. Если не все любили тебя, потому что боялись твоего резкого обличения, зато все уважали тебя, как достойного, безупречного человека.

Л. М

«Кавказ»

Пятница, 13 (25) октября 1872.