№ 10 (8)
В присутствие высочайше учреждённого Комитета
лейб-гвардии Кирасирского полка поручика Титова
Рапорт
Итак, полковник Нарышкин1 сам расторгает узы злосчастия, нас сковывавшие! В последних ещё числах декабря он заклинал меня чрез графа Пушкина1 молчать, буде дойдёт до спроса! Мысль о предании четы верной гибели, надежда спастись через малоизвестность - вот причины моего отрицания, а не упорство в сотовариществе, коего злодейские замыслы узнал лишь из действий 14 декабря, а более из вопросов, мне присланных. // (л. 13 об.)
1
Я был принят в Москве, в феврале 1824 года, но сия давность не позволяет полковнику тягчить мою участь показанием, будто знал наравне с другими о ходе дел общества; я знал одни артикулы.
Доказательством тому то, что в ноябре 1825 при встретившемся затруднении в полууправе капитана графа Пушкина2 я как старший не мог ему ничего объяснить, хотя пользы общества того требовали; в свою же полууправу3 вовлёк я в том же ноябре: свиты его императорского величества подполковника Гвоздева4 и поручика Жемчужникова4; знавши благородство их души, я исхитил от них слово на сочленство, бесприуготовительно рассказав артикулы, а кончив тем, что судьба моя - в руках их. Здесь - предел нити, через меня пущенной.
2
Я сам не искал сообщничества; счастие в независимой посредственности зачинало быть желанием души моей. Полковник - мне совоспитанник, после 9-летней разлуки мы встретились в шумной родине; он позвал меня к себе для вручения письма от общего приятеля Назимова1 и тут же доверил артикулы тайны. Он говорил сладострастным языком отечественности..., моею должностью сделалось извещать его о происшествиях, образе мыслить в Главной квартире. // (л. 14) Сверх сего, полковник просил об доставлении ему статистических сведений тех краёв России, по коим я путешествовать буду. Происшествий не случалось, а по двум последним предметам я писал к полковнику три ответных письма, все через руки графа Пушкина1.
3 и 4
По незнанию на сии пункты отвечать не могу.
5
На совещаниях общества я ни у кого не был, ибо в течение 1824 и 1825 года выезжал из Могилёва главнокомандующим лишь на смотр пензенский; причём в Москву не заезжал. Из членов общества знаю полусогласившегося приёмыша Пушкина1 конной гвардии штабс-ротмистра Бреверна4; подозреваю же с основательностью л[ейб]-г[вардии] коннопионерного эскадрона штабс-капитана Назимова5, отставного полковника Брюггена1, полковников Пестеля1, Повало-Швейковского1. Про подполковника Миклашевского1 думаю, что он член отставший.
6
Конституций не читал, не видал, даже не слыхал, что оные написаны для государства, до известий о происшествиях 14 декабря. Также не приходило мне на ум осведомляться, кто их пишет. Неимоверное, но справедливое ослепление! // (л. 14 об.)
7
Сего мне не сообщал никто. Про замыслы против священных особ царствующей фамилии сказывал мне штабс-ротмистр Бреверн4, а он сие слышал от Мантейфеля1, возвращавшегося из Тульчина; он же подтвердил, будто начальник Главного штаба 2-й армии наш сочлен.
8
Я не слыхивал ни про Южное, ни про Польское общество. Пушкин1 объявил мне в исходе сентября 1825-го, что он мне сочлен, что Нарышкин1 хочет, дабы мы завели в Могилёве две управы; мы решились на одну; также что в С.-Петербурге, Москве, Киеве, Тульчине находятся общества, отростки таинственной среды. Про начальника Главного штаба 2-й армии выражался он гадательно.
9
Гнусные злодейства, описанные в сём вопросе с первой буквы до последней, прочёл я как чужеземную ведомость.
В подкрепление сих показаний ссылаюсь на полковника князя Трубецкого1, который в утреннем разговоре с Пушкиным1 не удостоил его ответом на дельные вопросы, а наговорил // (л. 15) множество ничтожностей. Так что после сего разговора толкования Бреверна1 привели нас с Пушкиным1 в сомнение о существовании общества; с трепетом прошептав сию мысль друг другу, хотя были вдвоём в комнате, граф дал мне слово: разведать в Москве подробно, куда мы попали, и с сим уехал в столицу.
Вернулся он оттуда в декабре 28-го числа, а с новым годом нас поздравил фельдъегерь! В четырёхсуточный отдых я слышал от графа, что он с обществом несколько сблизился, но ему пересказывать, а мне слушать было более не для чего. Нас занимало одно: что делается во 2-й армии, ибо, прочитав манифест 20 декабря, каждому из нас, думал я, оставалось лишь бежать в тульчинский стан. Там6 по крайней мере можно было надеяться умереть мгновенно, в поле с оружием в руках, а не медлительно издыхать в подземельях Нерчинска, либо в заклети мрачной твердыни севера.
Действовать в Могилёве я не имел столько времени, ибо занимался в уединении науками. // (л. 15 об.)
C штабными чиновниками был я в церемониальной связи, а имел несколько приятелей, с коими проводил вечера за вистом более, нежели за разговорами о политике или происшествиях дня. О духе сих сборищ можно узнать от л[ейб]-г[вардии] Измайловского полка полковника Фридерихса1, который, конечно, не интересован держать нашу сторону. Я старался также, сколько мог, распространять охоту к чтению. Мы все пятеро строго придерживались правила: обращаться между собою втроём как чужие, без документов.
Поручений общественных я не исполнял ни устных, ни письменных, ибо не получал, исключив данное полковником Трубецким1: о разведывании обществ7.
Артикулы, сообщённые8 мне полковником Нарышкиным1 и переданные моим приёмышам.
I. Доставить государству Конституцию, подобную американским штатам.
II. Освобождение рабов от крепости.
III. Облегчать и улучшать участь крестьян крепостных сколько возможно.
IV. Обращаться с подчинёнными сколь можно человеколюбивее. // (л. 16)
V. С начальниками быть почтительну, не позволяя себе выскочек, также исполнительну по службе сколь можно.
VI. Когда будет приказано, идти с своею командою туда, куда будет приказано.
VII. Жертвовать двадцатью долею годовых доходов.
VIII. Писанного ничего не иметь, сообщаться не иначе как изустно и то в своей управе.
IX. Людей без особенностей не вербовать, а порождать в них соучастие.
X. Женщины могут действовать9.
Здесь все дела мои, здесь и обвинение и оправдание; ничего не утаено, а если что забыто, так отменно маловажное с сказанным. Разве то могу прибавить, что, узнавши о преждевременной кончине императора, я ожидал чего-либо необыкновенного, но сие основано было на разлившемся повсюду мнении: «Что с нами будет, когда Александра не станет!» узнавши спокойное воцарение Константина Павловича и говоривши об сём с своими приёмышами; я увидел, что и они сомневаются в существовании общества, но не говорят того // (л. 16 об.) прямо.
Полковник Нарышкин1 говорил мне также, что общество укрывается в империи много уже лет, вмещает в себя много вельможей, занимавших или занимающих важные должности.
Казнь ожидает меня! Смиряясь пред определениями неисповедимого промысла, я благодарю судьбу, что злодейства не гнездились в мысли моей.
Почтительнейше имею честь вручить по высочайшему повелению учреждённому Комитету тайны сердца моего.
Поручик Титов10
Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф // (л. 21)
Февраля 25 дня 1825
С.-Петербург
1 Фамилия подчёркнута карандашом.
2 Слова «в полууправе... Пушкина» подчёркнуты карандашом.
3 Слово «полууправу» подчёркнуто карандашом и на полях отмечено знаком «NB».
4 Фамилия подчёркнута карандашом и отмечена на полях знаком «NB».
5 Слова «штабс-капитана Назимова» подчёркнуты карандашом.
6 Четыре строки от слов «стан. Там...» отчёркнуты на полях карандашом.
7 Слова «исключив... обществ» вписаны между строк.
8 Против слов «Артикулы, сообщённые» поставлен на полях карандашом крест.
9 Далее поставлена карандашом скобка.
10 Рапорт написан П.П. Титовым собственноручно.