© Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists»

User info

Welcome, Guest! Please login or register.

You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Кованные из чистой стали». » Тургенев Николай Иванович.

Тургенев Николай Иванович.

Page:   1 2 3 4 5  

Posts 31 to 40 of 45

31

И. Звавич

Дело а выдаче декабриста Н.И. Тургенева английским правительством

В биографии декабриста Н.И. Тургенева эпизод с неосуществившейся выдачей его Англией по требованию николаевского правительства оставался до сих пор неосвещенным. В литературе ты находим очень мало указаний на обстановку предполагавшейся выдачи и на характер этой не увенчавшейся успехом попытки русской дипломатии. Так, в работе А. Шебунина мы находим всего лишь несколько слов с указанием самого факта этой попытки и слухов, носившихся в Петербурге о выдаче Тургенева.

Более подробно об этот эпизоде рассказывает сам Тургенев в своей книге «Россия и Русские». Мы приводим его рассказ полностью с тем, чтобы сравнить описание Тургенева, знавшего лишь по наслышке о попытках русского посольства в Лондоне добиться его выдачи, с теми фактами, которые вырисовываются из дипломатической переписки по этому делу.

Вот что пишет Тургенев в своих воспоминаниях:

«О декабрьском происшествии я узнал из газет в Париже... Проявляя живейший интерес ко всем лицам, замешанным в нем, я не предполагал и не мог предполагать, что это дело может иметь какое-либо отношение ко мне лично.

В январе 1826 года я отправился в Лондон, и ничто в Лондоне не нарушало моего покоя. Только когда я был уже в Эдинбурге, я узнал, что я оказался замешанным в процессе, начатом по поводу декабрьского восстания. По получении этой новости я поспешил составить объяснительную записку о моем отношении к тайным обществам и отправил ее по почте в Санкт-Петербург.

Я был твердо уверен, что этого объяснения будет достаточно и что, так как алиби было само по себе довольно ясным фактическим доказательством моей неприкосновенности к восстанию, меня более беспокоить не будут.

Несколько дней после отправки моей объяснительной записки (в начале мая. - И.3.) меня посетил секретарь русского посольства в Лондоне. Он передал мне сначала приглашение, направленное мне от имени императора графом Нессельроде, предстать перед верховным трибуналом в качестве обвиняемого в участии в восстании.

Нужно было, чтобы эти господа сильно спешили, чтобы допустить подобную ошибку. Я ответил секретарю, что я отправил несколько дней тому назад объяснительную записку о моем отношении к тайным обществам, и полагал, что эта записка сделает мое пребывание в Санкт-Петербурге совершенно излишним и что к тому же состояние моего здоровья не позволяет мне предпринять подобную поездку.

Секретарь нашел необходимым прибавить к приглашению своего начальника совет от себя лично и указал, между прочим, что моя честь обязывает меня подчиниться приказу, который я получил. Я был в тот день в довольно хорошем расположении духа и ограничился тем, что указал молодому человеку, что я сам являюсь судьей в том, что требует от меня честь, и что я не буду удивлен, если в этом вопросе наши мнения расходятся.

Тогда он сообщил мне содержание депеши графа Нессельроде поверенному в делах (по-видимому, русскому поверенному в делах в Лондоне Потемкину. - И.3.). В этой депеше поверенному в делах предписывалось на тот случай, если я откажусь последовать приглашению (выехать в Петербург. - И.3.), потребовать от меня письменный ответ. Я прочел депешу и заявил о своем отказе сначала устно, а затем и письменно.

В депеше поверенному в делах предписывалось также, все на случай моего отказа, указать английскому правительству, каким людям оно дает убежище. Эти слова, а также кое-какие сведения, которые я получил впоследствии, убедили меня в тот, что русское правительство предписало своему представителю в Лондоне перед тем, как обратиться ко мне, потребовать моей выдачи.

Такое приказание представляется довольно странным; но что совершенно непонятно, так это то, что поверенный в делах, по-видимому, выполнил его, не задумываясь. Мне было указано самым категорическим образом, что моя выдача была совершенно серьезно затребована у Каннинга. Но я узнал также, что в ответ на. ноту, в которой содержалось это требование, английский министр ограничился тем, что лишь подтвердил ее получение, без всякой ссылки на ее содержание.

Чем, в таком случае, занимаются русские дипломаты за границей, если они даже не стремятся узнать об основных чертах государственного строя, законах и характере правительства страны, в которой они находятся. Передать подобное требование английскому министру Каннингу! Повторяю, этому трудно поверить...»

Тургенев сообщает далее о попытках русского правительства организовать за ним слежку в Англии через английского купца, бывшего русским консулом в Лейте. Тургенев в бытность свою в Лейте останавливался у этого купца и полагает, что тот с негодованием отверг предложение посольства. С другой стороны, Тургенев указывает, что, по дошедшим до него сведениям, это была не первая попытка добиться его выдачи.

«Через некоторое время после восстания русское правительство, полагавшее, что я нахожусь в Неаполе, дало предписание своему послу добиваться моего ареста. Не найдя меня в Неаполе, русский посол передал это приказание русскому посольству в Риме, а это последнее отправило его с депешей в Париж.

В конце-концов русские посольства во всех столицах континентальной Европы получили приказ захватить меня, где бы я ни находился. Даже в Англии меня хотели арестовать через тайных агентов, специально подосланных из Санкт-Петербурга... Впрочем, это стремление захватить меня было только преходящим...».

Дипломатическая переписка английского министерства иностранных дел, хранящаяся в Record Office, проливает новый свет на этот эпизод в биографии Тургенева. Вместе с тем содержащиеся в этой переписке документы дают представление о приемах работы дипломатических канцелярий того времени.

32

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTYxLnVzZXJhcGkuY29tL2ltcGcvUU15Z0ZrSUtKdHl2Y3FyUTRuWlNJMnhocDNrYWZ4RDREQlQyY3cvOWk3WEh2ckVLRVUuanBnP3NpemU9MTA2MngxNjYyJnF1YWxpdHk9OTUmc2lnbj03Y2M1ZjBiZDdmZDNlNzVhNjY1MzYyMGQ3ZGJmZjdkNyZ0eXBlPWFsYnVt[/img2]

Феликс Турнашон Надар (фотограф, владелец ателье). Портрет Николая Ивановича Тургенева (1789-1872). Франция, г. Париж. 1860-1864. Картон, альбуминовый отпечаток. 8,5 х 5,5 см; 10,3 х 6,5 см. Государственный исторический музей.

33

II.

Первая попытка николаевского правительства заполучить Николая Тургенева в руки «правосудия» относится к началу января 1826 года (по новому стилю). Через две недели после восстания 28 декабря (9 января) император Николай Павлович писал в Варшаву своему брату Константину: «Я велел написать Меттерниху, чтобы он принял меры к аресту секретаря государственного совета Николая Тургенева, путешествующего со своими двумя братьями по Италии».

Мы знаем, что в то время Тургенева в Италии не было. Когда Тургенев прибыл в январе 1826 года в Лондон, в русском посольстве, по-видимому, еще ничего не знали о его участии в тайном обществе и предъявленном к нему обвинении. Об этом ты можем судить по тому, что, как сообщает Каннинг в письме к лорду Гранвиллю, Тургенев обедал у Ливена только неделю перед тем, как Ливен просил о его выдаче английским правительством.

Странными показались Каннингу нравы русского посольства; ходатайствующего о выдаче государственного преступника, который только неделю тому назад обедал за одним столом с послом. Поведение русского посла Ливена в Лондоне, впрочем, вполне извинительно: в русском посольстве в Лондоне никто не предполагал, что делавший блестящую служебную карьеру Тургенев мог оказаться замешанным в восстании 14 декабря.

Еще так недавно Нессельроде настойчиво просил Ливена указать английскому правительству, что в восстании принимали участие «несколько молодых офицеров, которые со свойственной их возрасту неосторожностью дали себя завлечь в общество, преступные цели которого они не понимали и печальные результаты не могли предвидеть. Ни одно сколько-нибудь выдающееся лицо не фигурирует пока среди заговорщиков».

Эта депеша Нессельроде Ливену была препровождена последним Каннингу 14/26 января 1826 года. 16 января графиня Ливен в таких выражениях характеризовала вождей движения 14 декабря своему корреспонденту лорду Грею: «Это по преимуществу молодые офицеры восемнадцати - двадцатилетнего возраста, единственной целью которых было стать героями на подобие революционеров Неаполя, Турина и т. п.». В этих словах при изрядном количестве пропаганды была известная доля самообмана.

Между тем Николай Тургенев нисколько не походил на молодого офицера, который дал бы себя завлечь в тайное общество. Положение посольства от этого было нисколько не лучше. Напротив того, требовать выдачи Тургенева значило бы дать английскому правительству - а в случае придания делу гласности и английскому общественному мнению - совершенно иное представление о характере декабрьского восстания. Положение создалось затруднительное, но, как ты увидим далее, не безвыходное.

Письмо Каннинга к Гранвиллю, которое мы цитировали выше, относится к 6 марта 1826 года. Это было, по-видимому, недели через две после первого, конфиденциального выступления Ливена с просьбой о выдаче Ник. Тургенева. В дипломатической переписке английского министерства иностранных дел мы находим нижеследующее письмо Ливена товарищу министра иностранных дел Планта с приложением проекта конфиденциального письма Ливена Каннингу. Приводим ниже перевод.

Довер-стрит, 27 февраля 1826 г.

Дорогой господин Планта. Препровождаю вам особо проект письма, о котором я вам говорил. То, что я у вас прошу, вполне возможно...

Весь ваш Ливен.

Проект конфиденциального письма графа Ливена, Е. П. г. Каннингу.

Милостивый государь!

Несмотря на малый успех конфиденциальных представлений, которые, по предписанию моего двора, я сделал вашему превосходительству в целях заручиться содействием британского правительства для ареста господина Николая Тургенева, серьезным образом замешанного н заговоре против российского императорского правительства, я считаю тем не менее своим долгом обратить внимание вашего превосходительства на одно обстоятельство, которое относится к существу моих предшествующих представлений и крайнюю важность которого ваше превосходительство, без сомнения, оценит.

Только что мне доставлены безусловные доказательства существования преступной переписки между указанным господином Николаем Тургеневым и несколькими лицами в Париже, а, может быть, и в других местах. Предмет этой переписки и старания, которые принимаются, чтобы скрыть ее, представляются мне настолько усиливающими подозрения, которые уже лежат на этом лице, что я ни на минуту не останавливаюсь перед тем, чтобы поставить ваше превосходительство в известность об этом обстоятельстве с тем, чтобы возбудить бдительность британского правительства и потребовать от него принятия мер надзора, которые были бы достаточны для раскрытия преступных действий и тем предупредить ужасные последствия, которые эти действия могут вызвать.

Если мотивы, основанные на законодательстве этой страны, могли побудить британское правительство отказать в своем участии в тех мероприятиях, которые являлись предметом моих предшествующих представлений вашему превосходительству, то я надеюсь, что то обращение, которое мне повелевает мой долг сделать сегодня, найдет у вашего превосходительства более благосклонный прием, не встречая тех же препятствий и имея своей целью исключительно обратить внимание британского правительства на тайную переписку справедливо подозреваемого лица.

Примите, милостивый государь, уверения в совершенном почтении, с которым я имею честь быть вашего превосходительства нижайшим и покорным слугой».

Приведенный выше проект конфиденциального письма Ливена дает нам представление о характере дипломатической кампании, которую повело русское посольство по предписанию из Санкт-Петербурга. Обвинение, выставляемое Тургеневым против русских дипломатов в том, что они незнакомы с основами государственного устройства страны, в которой они находятся, отпадает. Напротив, можно с уверенностью сказать, что Ливен в должной степени оценивал всю трудность порученной ему николаевским правительством миссии. Мы видим, как Ливен не хотел затруднять английское министерство письменным и официальным требованием выдачи Тургенева.

В архиве английского министерства иностранных дел не сохранилось письменной ноты-требования о выдаче. Ливен просил о выдаче в беседе с Каннингом - строго конфиденциально. Безусловно, этот избранный Ливеном способ был наилучшим, так как английское правительство могло всегда в случае нужды заявить в парламенте, что, выдавая Тургенева, оно действует не по требованию русского правительства, а лишь руководствуется собственными соображениями при высылке нежелательного иностранца. Мы оставит пока в стороне вопрос о тех причинах, по которым первое - устное - представление Ливена не увенчалось успехом.

Отметим лишь, что формального требования о выдаче не было; русское посольство обнаруживало формальное стремление строго соблюдать английские законы. Характер приведенного «проекта» убеждает нас в том, что Ливен намеревался ловким ходом выбить из рук Каннинга оружие, которым тот пользовался для того, чтобы противостоять просьбе Ливена, - ссылку на английское законодательство.

Приведенная выше нота формально оставалась неотосланной. Ливен препроводил Планта проект ноты с очевидным желанием добиться у английского правительства предварительной санкции на принятие ноты, если ее текст будет ими одобрен, и будет, по их мнению, соответствовать формальным требованиям английских законов. Иными словами, Ливен предлагал английскому министерству иностранных дел выбрать любую форму ноты, с тем, однако, чтобы ее содержание оставалось неизменным.

Оставляя в стороне эти технические приемы русской дипломатии, остановится на приведенных выше документах, поскольку они характеризуют поведение николаевского правительства и русского посольства по отношению к самому Тургеневу.

Сообщение Тургенева о том, что русское правительство сделало попытку добиться его выдачи задолго до того, как обратилось к нему с приглашением выехать в Петербург в качестве обвиняемого, подтверждается в полной мере. Можно установить и тот факт, что за Тургеневым следили. Кое-какие данные наблюдения за Тургеневым у русского посольства были, иначе в ноте Ливена не могло быть и речи о «преступной переписке», которую вел Тургенев.

Данные эти были, однако, сомнительного свойства: на эту мысль нас наводит отсутствие точности в характеристике переписки. Ливен заявляет, что Тургенев ведет переписку с несколькими лицами «в Париже, а, может быть, и в других местах». Указание на Париж ничего само по себе не показывает, так как Париж являлся в то время центром революционного движения.

Стоит отметить еще одну любопытную особенность этого своеобразного документа. Ливен характеризует Тургенева не просто, как русского государственного преступника. Его переписка угрожает существующему порядку в международном масштабе. Ливен дает понять, что британское правительство, оказывая содействие русскому в аресте или надзоре за Тургеневым, борется с европейским революционным движением, угрожающим не только русскому правительству, но и английскому. Русское правительство начинает свою активную политику обер-полицеймейстерства в Европе. В английском министерстве иностранных дел «проект» Ливена пролежал почти месяц; там явно не знали, что с ним делать.

14/26 марта Планта направил проект Ливена, однако, в министерство внутренних дел с нижеследующим письмом:

Министерство иностранных дел

Лично.

14/26 марта 1826 г.

Дорогой Гобгауз!

Будьте так добры рассмотреть это предположенное обращение графа Ливена и передайте мне, может ли оно быть удовлетворено путем соответствующего предписания статс-секретаря (министра внутренних дел. - И.3.), или каким-либо другим образом.

С почтением Планта.

Господину Г. Г. Гобгаузу.

Из этого письма мы может усмотреть, что просьбе Ливена был сначала, дан ход. Таким образом, позднейшие заявления Тургенева о невозможности самого требования в Англии должны отпасть. Характернее всего в письме Планта последние слова; Планта предлагает Гобгаузу указать, каким путем можно выполнить просьбу Ливена. Это собственно и представляет собою цель Ливена в его письменном «проекте»; он предлагает английскому правительству избрать любой путь лишь 6ы для того, чтобы добиться, если не выдачи, то, во всяком случае, строгого надзора за Тургеневым. Где тонко, там и рвется...

Английское правительство рассмотрело заявление-«проект» Ливена и решило отказать в выдаче Тургенева и надзоре за ним. Однако способ, который был для этого избран, убеждает нас, что дело было не в конституционных опасениях Каннинга и его коллег по министерству. Если бы дело было так, Ливену был бы дан прямой ответ. Каннинг был, однако, занят в то время сложными дипломатическими переговорами с Россией, которые обеспечивали бы невмешательство, последней в греко-турецкую войну помимо Англии. Портить отношения из-за пустяка, каким являлось дело Тургенева, не стоило.

Из письма Планта мы видим; что министерство иностранных дел было готово в этом вопросе итти на компромисс. Вопрос был разрешен поистине дипломатическим путем. В десятых числах марта Ливен выехал в Санкт-Петербург с тем, чтобы принять участие в англо-русских переговорах, которые привели к заключению соглашения (протокола) 4-го апреля 1826 года, которое положило основу сотрудничеству Англии и России в восточном вопросе. Этим отъездом воспользовалось министерство иностранных дел, заявившее формальный отвод против ливенского «проекта».

На оригинале проекта мы находит на оборотной стороне краткую резолюцию без подписи, по-видимому, принадлежащую Каннингу, которая указывает, что «проекту не было дано хода, так как граф Ливен покинул Англию в настоящее время».

Нам пока неясны, однако, причины, почему английское правительство так упорно отказывалось, пойти навстречу русскому посольству в этом вопросе. Для того, чтобы обнаружить эти причины, следует обратиться ко второй попытке николаевского правительства добиться выдачи Тургенева.

34

III.

Вторая попытка николаевского правительства добиться выдачи или ареста Николая Тургенева переносит нас из Лондона в столицу николаевской России-Санкт-Петербург. Английский чрезвычайный посол, который должен был поздравить Николая со вступлением на престол и которому вместе с тем была поручена высокая миссия ведения переговоров по восточному вопросу, «уже постаревший и разбитый годами» герцог Веллингтон прибыл в Санкт-Петербург 2 марта 1826 года.

В пятницу 3 марта 1826 года Веллингтон имел беседу с Николаем, в которой коснулся восстания 14/26 декабря со свойственным ему отсутствием такта, позволительным, впрочем, для заслуженного генерала и дипломата.

В письме-донесении от 6 марта Веллингтон сообщает Каннингу об этом свидании и при этом замечает: «Император полагает, что ему известны размеры движения, но ему еще неизвестны ни имена всех лиц, замешанных в движении, ни то, имели ли заговорщики какую-либо связь с иностранными тайными обществами. Безусловно они имели подобную же организацию в Польше; и через эту организацию и через польского генерала, находящегося в Дрездене, как полагает император, заговорщики поддерживали связь с тайными обществами в Париже и Лондоне.

Также и теперь в Лондоне находится лицо, занимающее довольно значительное положение в русской бюрократии, которое, как известно, принимало участие в здешнем заговоре; предполагается, что это лицо имеет связь с тайными обществами в Лондоне и Париже. Император не считает, что в его распоряжении имеются фактические доказательства этой связи, хотя и полагает, что сообщения «Морнинг Пост» в декабре п. г. и январе с. г. содержат исключительные сведения, которые могли быть доставлены только кем-либо, коту ведомы интимные тайны заговорщиков в России».

Император Николай Павлович поспешил воспользоваться тем, что его собеседник затронул больной вопрос первых дней николаевского царствования, и указал герцогу Веллингтону на пребывание в Лондоне одного из «заговорщиков». Интересно, что в этом заявлении Николая I нет уже больше непосредственных указаний на стремление русского правительства, с одной стороны, рассматривать декабрьское восстание, как одно из проявлений общеевропейского революционного движения; а с другой, в деле Тургенева выставлять его, как опасного международного революционера, поддерживающего связь с парижскими и лондонскими тайными обществами.

По поводу сообщения кем-то сведений в английскую печать, и, в частности, в «Морнинг Пост» у нас прямых сведений нет. Тургенев в «Морнинг Пост» в декабре и начале января давать сведений не мог, так как его еще не было в Англии, а в конце января «Морнинг Пост» была мало осведомленной газетой в русском вопросе. В Лондон, однако, сообщения о том, что русское правительство может разыскивать кого-то, кто дает английской печати сведения о России, проникли.

В февральском номере журнала «Monthly Magazine» была помещена большая статья - характериcтика Константина. Анонимный автор статьи, которым был, по всей вероятности, Лайэлль, написавший несколько книг о России, предпослал ей довольно длинное предисловие, в котором высказывал свое горячее пожелание, чтобы «ни одно лицо не оказалось скомпрометировано в сообщении - приводимых автором секретных сведений и анекдотов, которые считаются известными только чиновникам русской дипломатической службы». Источники сведений, которые сообщаются в статье, указывает далее анонимный автор, многочисленны; «автор собрал много фактов среди иностранцев, но еще больше среди либерально настроенных русских.

Некоторые из тех, кто невинно сообщил автору кое-какие сведения, уже заплатили за это; некоторые покинули Россию и находятся за пределами досягаемости деспотической власти (русского правительства. - И.З.); некоторые по-прежнему продолжают сноситься с автором, несмотря на крайнюю бдительность и чрезвычайную строгость многочисленной полиции... Автор должен также прибавить, что ни одно лицо в Англии, находящееся в той или иной связи с Россией или с каким-либо русским посольством, ни один бывший или настоящий чиновник Северного правительства не является источником, откуда черпал автор свои сведения о состоянии Российской Империи...»

Можно в самом деле подумать, что автор статьи знал о выступлении николаевского правительства. Этого, конечно, быть не могло, так как статья была напечатана в феврале и составлена в начале января, хотя предисловие и могло быть прибавлено непосредственно перед выходом в свет журнала (т.-е. в конце января). Но то, что николаевское правительство способно разыскивать лиц, виновных в сношениях с либеральной печатью Запада среди своих же чиновников за границей, представлялось в Англии объективно возможным.

Веллингтон, очевидно, выслушал сообщение императора Николая с достойным англичанина и дипломата хладнокровием. Из первой депеши английского посла в Санкт-Петербурге лорда Странгфорда, в которой он говорит о Тургеневе, ты можем усмотреть, что Николай разочаровался уже в середине марта в тот, что англичане поймут его лучшие чувства и согласятся выдать Тургенева. В этой депеше от 4/16 марта 1826 года - мы читаем (приводит лишь относящуюся к настоящей статье часть депеши):

№ 37.

4/16 марта 1826 г.

«Мне сообщили, что единственное лицо, ареста которого особенно желает император, нашло возможность убежать и находится теперь в Англии. Его императорское величество сообщил французскому послу, что он не намерен требовать его выдачи, что ему известно, что подобное требование не может увенчаться успехом, и что, кроме того, к нему поступили сведения о том, что указанное лицо находится накануне отъезда в Америку Странгфорд».

Император Николай Павлович не вполне еще отказался от своей попыткой добиться выдачи Тургенева. Вместо того, однако, чтобы снова просить о выдаче, Николай I поставил английское правительство в известность косвенным путем, что он лично крайне желает этого одолжения со стороны английского правительства. Ливен, по-видимому, успел сообщить в Санкт-Петербург о неудаче своего первого выступления, и «достоинство» русского правительства не позволяло выступить с новой просьбой. Вместе с тем можно было дать понять английскому правительству желательность его содействия, одновременно заверяя его в том, что русское правительство не намерено больше требовать его выдачи или ареста.

23 марта/4 апреля 1826 года английский посол сообщал из Петербурга о своей аудиенции у Николая и представлении своих новых верительных грамот.

Николай I в этот раз пошел еще дальше, чем в своей беседе с французским послом графом Ла-Ферроннэ, сведения о которой проникли, как мы видели, в английское посольство. Николай постарался уверить английского посла, что ему совершенно безразлично, как относится английское правительство к просьбе о выдаче Тургенева, но что он лишь печется об интересах самой Англии, в которой Тургенев, как международный революционер, может сыграть вредную и опасную роль. Здесь стремление Николая взять на себя роль обер-полицеймейстера в Европе выявляется с исключительной силой. Мы приводим ниже перевод этой депеши Странгфорда полностью.

№ 42.

Санкт-Петербург

Вторник 4 апреля 1826 г.

Милостивый государь!

Когда я имел честь быть принятым императором с тем, чтобы представить ему мои верительные грамоты, его императорское величество (как и следовало ожидать) тщательно воздерживался от какого-либо разговора или упоминания о восточном вопросе. Действительно, кроме многократных выражений своих чувств дружбы и уважения к его величеству (английскому королю. - И.3.), чувств, о которых я уже имел честь вам сообщать, я не думаю, чтобы какая-либо часть разговора, которым меня почтил император, заслуживала бы того, чтобы я отнимал ваше время моим рассказом о ней.

[Я позволю себе обеспокоить вас только изложением тех замечаний его императорского величества, которые относились к некоему Тургеневу, серьезно замешанному в недавнем заговоре, которому удалось скрыться в Англии, где он теперь и находится. Император заявив мне, что это лицо в настоящее время является гостем и излюбленным соучастником в делах лорда Голланда, г. Брофэма и (я полагаю) сэра Джона Макинтоша, и что он пользуется симпатией и защитой этих господ в качестве страдающего русского патриота.

Император торжественно заявил мне, что для него лично совершенно безразлично, кто и как принимает это лицо в Англии, но что он (Николай. - И.3.) считает долгом своей совести предупредить правительство его величества (английское правительство. - И.З.) против Тургенева и указать на возможность для Тургенева принести значительный вред, воспользовавшись современным критическим положением с целью распространения революционных идей в тех частях Англии, где ощущается нужда и (как полагает император), может быть, и недовольство].

Я имею честь оставаться, милостивый государь, с совершенным почтением...

Странгфорд.

Если можно было обвинять в двойственности предшественника Николая - Александра, как то делали английские дипломаты Александровской эпохи, то, думается, новый император постарался оправдать в этом отношении общую репутацию русских государей. В одно и то же время Николай заявляет о том, что для него лично совершенно неважно, кто и как принимает Тургенева в Англии, и дает понять, прямо и косвенно, что не оказать ему содействия в этом вопросе - значит нанести ему личную обиду.

Момент для того, чтобы вновь обратить внимание английского правительства на пребывание в Англии опасного революционера Тургенева, был выбран намеренно. Трудно было ожидать, чтобы английский посол не передал своему правительству просьбу русского императора в момент представления им своих верительных грамот. И здесь Николая, как и Ливена, ждал успех; как мы увидим далее, извлечение из депеши было переслано в министерство внутренних дел «для сведения». Тем не менее и эта попытка Николая не увенчалась успехом. Мы полагаем, что приведенная выше депеша дает нам ключ к тому, почету английское правительство в конце-концов отказало в содействии в деле ареста и выдачи Тургенева.

Из сообщения посла мы узнаем, что Тургенев поддерживал дружеские отношение, с вождями оппозиции. Указывая английскому послу на этот факт, Николай, очевидно, рассчитывал на то, что английское правительство будет считаться с опасностью пребывания Тургенева в Англии. Между тем ясно, что английское правительство уже с самого начала в эту опасность не верило и не имело оснований верить. Буржуазно-аристократическая Англия не разделяла опасений царско-дворянской России и скорее поддерживала, нежели пресекала, национал-либеральное движение на континенте Европы. Недаром лорд Голланд, сэр Джон Макинтош и иные английские покровители Тургенева видели в нем страдающего русского патриота.

Вместе с тем высылка или арест Тургенева, пользовавшегося защитой видных деятелей оппозиции, вызвала бы затруднения для правительства, вовсе не чувствовавшего под собою особенно устойчивой почвы. При таких условиях министерство иностранных дел под давлением николаевского правительства испрашивало у министерства внутренних дел, каким образом можно пойти навстречу России, а последнее упорно отмалчивалось. При желании закон можно было обойти, но не в этом случае. Известие об этом проникло бы в оппозицию.

Мы говорили выше, что извлечение из депеши Странгфорда было переслано в министерство внутренних дел, где мы его и находим с нижеследующим препроводительным письмом:

Министерство иностранных дел. 28 апреля 1826 г.

Г. Гобгаузу

Конфиденциально.

Милостивый государь!

По предписанию статс-секретаря Каннинга (министра иностранных дел. - И.3.) препровождаю вам приложенное при сем извлечение из депеши лорда Странгфорда, в котором содержится существо беседы между е[го] п[ресходительством] и императором Николаем по вопросу о бегстве в Англию некоего Тургенева, замешанного в недавнем заговоре в Санкт-Петербурге. Мне поручено просить вас, чтобы вы передали этот документ господину статс-секретарю Пилю (министру внутренних дел. - И.3.) для его сведения.

Джозеф Планта (младший).

Никакого ответа на это письмо из министерства внутренних дел мы в архивах Record Office не нашли. Казалось бы, на этот «дело о Николае Тургеневе» должно прекратиться. Но это не так.

35

IV.

Все вышеизложенное произошло задолго до того, как николаевское правительство обратилось к самому Тургеневу с «приглашением» выехать в Санкт-Петербург. Николаевское правительство, по-видимому, было уверено в неудаче этого приглашения.. Небезынтересно лишь то, что молодой секретарь русского посольства в Лондоне апеллировал к чести Тургенева, повелевающей ему подчиниться приглашению Нессельроде и императора Николая. Вряд ли приемы Николаевского правительства по отношению к самому Тургеневу можно признать совместимыми с понятием чести, которая, по-видимому, была так дорога секретарю русского посольства в Лондоне.

Отчаявшись в своей попытке получить Тургенева через посредство английского правительства, русское посольство, по предписанию Нессельроде, обратилось к нему лично. Результат этого обращения нам известен из сочинения Тургенева «Россия и Русские». Подтверждается далее сообщение Тургенева о том, что русское посольство вслед за этим отказом Тургенева подчиниться приказу Николая в официальной ноте уведомило английское правительство, каким людям оно дает убежище. 25 тая 1826 года поверенный в делах Потемкин просил аудиенцию у Каннинга с тем, чтобы передать ему нижеследующую официальную ноту:

Согласно специальному предписанию императорского двора, нижеподписавшийся, поверенный в делах его императорского величества императора всея Руси, доводит до сведения его превосходительства господина Каннинга, главного секретаря его британского величества по иностранным делам, о нижеследующем:

Нижеподписавшийся был уполномочен предупредить господина Николая Тургенева, русского подданного и секретаря государственного совета, чиновника службы его императорского величества, ныне находящегося в Эдинбурге, о том, что он замешан в заговоре, приведшем к происшествию 14/26 декабря 1825 года, и пригласить это лицо выехать в Санкт-Петербург с тем, чтобы оправдаться перед следственной комиссией.

Нижеподписавшийся был также уполномочен дать понять господину Тургеневу, что, в случае его отказа последовать этому приказу, он даст повод к тому, что его будут судить заочно, как государственного преступника.

Нижеподписавшийся, получив тягостную уверенность в том, что господин Николай Тургенев отказывается подчиниться приказу императорского правительства, чувствует себя вынужденным не оставить британское правительство в неведении относительно того, что лицо, которому оно дает убежище на территории королевства (Соединенного королевства. - И.З.), было предупреждено в том, что оно участвовало в заговоре, имевшем целью ниспровергнуть существующий в России порядок и навлечь на нее все ужасы анархии.

Выполняя, таким образом, предписания своего двора, нижеподписавшийся пользуется случаем, чтобы уверить его превосходительство господина Каннинга в совершенном почтении.

Потемкин.

Лондон. 13/25 мая 1826 г.

Таково то обращение русского поверенного в делах, о котором говорит Тургенев в своих воспоминаниях. Из текста обращения видно, что поверенный в делах к этому времени сознавал не только невозможность выдачи Тургенева, но и то, что его заявление вообще было совершенно напрасным. Мы можем сказать даже больше: Потемкин в своей ноте давал понять английскому правительству, что, действуя так, как ему предписано, он лишь выполняет наистрожайший и специальный приказ русского правительства. В то же время следует иметь в виду, что эта нота является первым официальным выступлением русского посольства.

В ответ на это последнее заявление Потемкина последовало краткое подтверждение ноты со стороны товарища министра иностранных дел, копия которого сохранилась в архиве Record Оfiсе. Как указывает и Тургенев, в этом ответе английского правительства не было никакой ссылки на требование русского правительства о выдаче Тургенева. Но в этом случае никакой ссылки на требование русского правительства и не могло быть, потому что в официальной ноте и требования никакого не было. Текст этого подтверждения (копии) следующий:

Копия Министерство иностранных дел.

Г-ну Потемкину 30 мая 1826 года.

Товарищ министра имеет честь подтвердить получение адресованной ему господином Потемкиным 25 с/м. ноты, относящейся к пребыванию в Англии господина Николая Тургенева.

Подпись (тов. министра)

В архиве английского министерства иностранных дел нет больше документов, которые указывали бы на дальнейшие попытки николаевского правительства в том же направлении. Итак, было сделано все возможное.

Интересно отметить в этом деле личную роль Николая. С самого начала процесса Николай лично является заинтересованным том, чтобы вызвать Тургенева из-за границы. Тургенев, несмотря на неоднократные попытки, не мог вернуться в Россию во все время царствования Николая; император категорически высказался против амнистирования Тургенева. Ему никогда не прощалось нежелание подчиниться личному приказу Николая I. Таков был тот, о ком Пушкин писал:

«О нет, хоть юность в нем кипит,
Но не жесток в нем дух державный:
Тому, кого карает явно,
Он втайне милости творит».

36

Три неизданных письма Н.И. Тургенева

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTYzLnVzZXJhcGkuY29tLzAxNXFlV1JjSUxVYWJpU21tQ3hGV2xSMFhub3B0RGE3RUxqMllBL2ZwMFUzdERWcE93LmpwZw[/img2]

Гаспар-Феликс Надар (Photographie du Grand Hotel Nadar). Портрет Николая Ивановича Тургенева. 1860-е. Франция. Париж. Картон, фотобумага, альбуминовый отпечаток. 10,1 х 6,2; 8 х 5,5 см. Государственный музей истории российской литературы имени В.И. Даля. Москва.

Уехав за границу для лечения в 1824 г. и будучи осуждён заочно Верховным уголовным судом по I разряду, Николай Иванович Тургенев оставался эмигрантом и жил преимущественно в Париже. По вступлении на престол Александра II Тургеневу было разрешено возвратиться в Россию. В 1857 г. он унаследовал родовое имение в селе Стародуб Каширского уезда Тульской губернии, получив возможность реализовать на практике свои идеи об освобождении крестьян, организации их самоуправления, построить для них школу и больницу.

«В это время он ожидал ежеминутно вестей о великих реформах и преобразованиях. При радушной встрече с кем-либо из русских [в Париже], мало-мальски способных вести дельную и серьёзную беседу, русская речь Николая Ивановича так и разливалась в его небольшой, уютной гостиной от самого обеда до полуночи» (Записки Дмитрия Николаевича Свербеева. М., 1899. Т. 1. С. 487).

Именно такими представляются нам встречи Н.И. Тургенева с декабристом М.М. Нарышкиным, находившимся в Париже с августа 1859 по март 1860 г. Беседы, вероятно, велись и о нашумевшей и по-разному встреченной декабристами книге Тургенева «Россия и русские», и о его последних статьях и брошюрах на тему о приближающейся крестьянской реформе, в частности, о размерах надела крестьян землёю и о практических вопросах устройства имения в селе Стародуб (см. публикуемое ниже письмо 1).

Декабрист А.Е. Розен писал М.М. Нарышкину и его жене: «Рад, что вы бывали у Тургенева, всё же он постоянно стремился к добру для других, и только несчастный дух преследований заставил его избрать мнимое отечество, чтобы и оттуда быть полезным действительному отечеству, Россия знает и ещё узнает его».

Публикуемые здесь письма Н.И. Тургенева были переданы в Отдел рукописей ГБЛ из Музейного собрания, образованного после Октябрьской революции.

Первое письмо, адресатом которого является управляющий имением в селе Стародуб, не датировано, и не установлена фамилия управляющего. Написано писарской рукой. Автограф Тургенева - последние строки: «Rue de Lille, 97. С совершенным почтением остаюсь вам покорный слуга Н. Тургенев». Текст письма только на правых половинках каждого листа.

Судя по содержанию, письмо можно датировать второй половиной 1859 г. - после внесения имени декабриста в Дворянскую родословную книгу Тульской губернии и заключения условий с крестьянами села. Из этого письма опубликованы только две фразы (В. Болдин. Письма декабриста // Ленинское знамя (Москва). 1977, 23 января).

Второе и третье письма адресованы декабристу М.М. Нарышкину. Второе, помимо собственно письма (без года), содержит датированную записку, позволяющую определить год написания письма (1860). Краткое изложение текста этого письма приведено в той же газетной публикации В.И. Болдина. Третье письмо - тоже без года, но указан день недели (вторник), что вместе с числом и месяцем (6 марта) соответствует 1860 г. Письмо не публиковалось.

О наличии писем Тургенева к Нарышкину в фонде Коновницыных и Нарышкиных сообщалось ещё в 1939 г., но исследователи отнеслись к этому факту равнодушно. Во всяком случае, с публикацией задержались.

37

1. Управляющему имением

Rue de Lille, 97. Paris, [вторая половина 1859 г.]

Милостивый государь Герман Фёдорович.

По новому устройству, которое я ввёл в селе Стародубе, и по условиям, заключенным мною с крестьянами сего села, заведование всеми делами, до сего имения касающимися, предоставляется исключительно миру и избираемым от мира старосте и старшинам.

Таким образом, собирание оброка и денег за сад и за усадебное и лесное сено возлагается на старосту и старшин. Они также будут распоряжать[ся] мирскою кассою, имея каждый из трёх по ключу от трёх замков кассы. Назначенные мною различные по имению расходы будут равномерно производимы старостою и старшинами. Остающиеся за расходами суммы староста будет представлять к вам по прошествии каждой трети, сколько таковых сумм окажется наличными, и данную вами в принятии сих денег расписку приложит к его счетам.

Главный, или единственный, труд, коим я вас обременяю, будет состоять в постройке флигеля и служб в моей усадьбе. Как флигель, так и службы должны быть построены из материалов старых строений. Если нужно будет несколько нового леса, то таковой лес должен быть куплен со стороны. Как провоз леса, так и всякие работы по строениям должны быть уплачены на мой счёт (так в подлиннике. - Сост.). Крестьяне села Стародуба не обязаны никакими работами на помещика и за всякую работу должны получить следующую плату. Издержки, нужные для сих построек, вы будете уплачивать из получаемых вами оброчных сумм.

Из сих же сумм вы будете удерживать для себя 75 р[ублей] с[еребром] в год и сверх сего такую сумму, которую вы сочтёте достаточною для вознаграждения трудов ваших по постройкам. Когда будут окончены строения и у вас будут оставаться деньги от оброка, то прошу пересылать на моё имя сии деньги к Николаю Александровичу Буткевичу для доставления мне1.

Прошу вас также уведомлять меня, хотя однажды в год, как о постройке, так и о других предметах, заслуживающих внимания, адресуя письма ваши следующим образом: A Monsieur N. Tourgueneff. Rue de Lille, 97, a Paris.

С совершенным почтением остаюсь вам покорный

слуга Н. Тургенев.

38

2. М.М. Нарышкину

Париж, 5 марта 1860

Посылаю вам, любезнейший Михайло Михайлович, записку о несчастной женщине, о которой я говорил вам.

Ген[ерал]-губ[ернатор]2, я думаю, может ещё и теперь спасти её если захочет. В России, где зло делается с такою лёгкостию, добро часто совершается с таковою же лёгкостию. Местное начальство может, под различными предлогами и [по] различным причинам, удержать женщину в остроге более 2-х лет и потом возвратить её на место прежнего её жительства. Между тем дело ужасное, и совесть этих господ должна быть весьма чёрствая, если такие вопиющие к небу дела её не тревожат.

Примите уверение в душевном моём уважении.

Н. Тургенев.

Тульской губернии Каширского уезда село Стародуб (принадлежащего г[осподину] Тургеневу3 женщина Степанида была осуждена к наказанию плетьми (80 ударов) и ссылке в Сибирь. Теперь она находится в остроге г. Чернь4, куда она отправлена на 2 года для воспитания родившегося во время её содержания в остроге ребёнка. По истечении сего срока она должна принять наказание плетьми и быть сослана в Сибирь, а ребёнок возвращён в с. Стародуб.

Дело, по коему женщина осуждена, весьма не ясно. Она, как видно, украла (у попа, у коего жила в работницах) шкатулку и возвратила оную попу немедленно по открытии им кражи. Поп не был намерен её преследовать пред судом, но вмешалась полиция, и назначено следствие. В следствии женщина показала, что поп подарил ей шкатулку, что она с ним жила и от него беременна. Она действительно родила в остроге.

Городничий г. Кашир говорил помещику г. Стародуб, что он никогда не мог добиться: что было и на какую стоимость в шкатулке. Поп отвечал, что в шкатулке были билеты Оп[екунского] совета, но на какую сумму, не показал, и билеты не были представлены во время следствия.

Все сии обстоятельства и особенно жестокое наказание - и плети, и ссылка, и разлука с ребёнком! - побудили помещика обратиться к Тульскому ген[ерал]-губернатору (письмо помещика к ген[ерал]-губ[ернато]ру было писано в июле 1859 года. - Это предложение, в подлиннике автором приведено в виде сноски внизу страницы. - Сост.), к коему поступило на рассмотрение дело, когда помещик узнал об оном. Помещик в письме своём просил ген[ерал]-губ[ернато]ра обратить внимание как на ход дела, так и на жестокое наказание. Несчастная женщина довольно уже была наказана долговременным содержанием в остроге. Помещик вместе с тем изъявил желание принять женщину обратно в имение и озаботился как её участию, так и участию её малолетних детей, из коих один ребёнок с нею в остроге, другой остался в деревне у её родных.

Если ещё возможно спасти несчастную, то я уверен, что всякий добрый и сострадательный человек не откажет к сему содействовать.

Помещик не получил никакого ответа от ген[ерал]-губ[ернато]ра.

39

3. М.М. Нарышкину

[Париж,] вторник, 6 марта [1860 г.]

Вот вам, любезнейший Михайло Михайлович, экземпляр моей брошюры5. Но вместе с вашим я посылаю ещё пять! Вы ужаснётесь и скажете, что вам экземпляр не стоит труда везти, их - полдюжины! Но как быть? Я не имею другого случая послать в Москву мою брошюру, а вместе с тем весьма желал сообщить княжне Елисавете Алексеевне Щербатовой, которая всё обещала последовать моему примеру6.

Впрочем, неудобство для вас будет состоять только в месте, которое брошюры займут в вашем чемодане. Цензуры же на границе нечего опасаться7. Впрочем, всё, что может случиться самого худшего, будет, что их отправят в Цензурный комитет. На каждом экземпляре назначено имя лица, для коего он предназначен. Следовательно, цензура не обвинит вас в желании их распространять. К тому же я скоро пошлю экземпляр к начальнику жандармов8.

Все экземпляры вы можете передать, два доставить по принадлежности, Екатерине Александровне Свербеевой9. Это избавит вас от хлопот рассылать их.

Надеюсь ещё вас увидеть. Милостивой государыне Елисавете Петровне10 прошу сказать душевное моё почтение.

Преданный вам Н. Тургенев.

40

Примечания:

1. Н.А. Буткевич - вероятно, доверенное лицо Н.И. Тургенева. «Каширское своё имение, в которое он, так сказать, влюбился, - отмечал в своих «Записках» Д.Н. Свербеев (с. 490), - приносило ему не доход, а сравнительно с настоящею его стоимостью большой убыток».

2. Дараган Пётр Михайлович, генерал-лейтенант, тульский губернатор.

3. Н.И. Тургенев в этой записке всюду о себе упоминает в третьем лице, в дальнейшем - помещик.

4. Уездный город Тульской губернии.

5. Наиболее вероятно, что в письме речь идёт о брошюре Н.И. Тургенева «Вопрос освобождения и вопрос управления крестьян», изданной А. Франком в Париже в 1859 г.

6. В чём заключается этот пример, видно хотя бы из первого письма.

7. В этой связи представляет интерес письмо шефа жандармов А.Ф. Орлова к министру внутренних дел Л.А. Перовскому от 15 августа 1847 г. «О тайном ввозе в Россию сочинения Н. Тургенева» (Русская старина. Т. 103. 1900. № 7-9. С. 382): «Дошло до меня сведение, что в недавнем времени проникла в Россию книга под заглавием «Мемуары изгнанника», сочинения государственного преступника Николая Тургенева, и что для провоза этой книги употреблён был тот предлог, что первые страницы в оной заключают в себе листы из «Всеобщей истории Сегюра». По сделанным же мною негласным разысканиям обнаруживается, что сочинение Тургенева ввезено в числе 50 экземпляров, которые все распроданы».

8. В.А. Долгоруков, шеф жандармов с 1856 г. В конце 1857 г. назначен членом Главного комитета по подготовке крестьянской реформы и примыкал к оппозиционному движению, возглавляемому его предшественником по должности шефа жандармов - председателем Главного комитета князем А.Ф. Орловым.

9. Е.А. Свербеева (урождённая княжна Щербатова), жена Д.Н. Свербеева, славянофила, владелица известного в 1830-1860-х гг. московского общественно-литературного салона.

10. Е.П. Нарышкина, жена декабриста М.М. Нарышкина.

Page:   1 2 3 4 5  

You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Кованные из чистой стали». » Тургенев Николай Иванович.