О.В. Румянцева

Усадебный комплекс Нероново как художественная форма репрезентации личности её владельца

Весь XVIII век проходит в России под знаком приближения к Европе, что нашло выражение буквально во всех сферах русской жизни. Это особенно характерно для второй половины столетия, когда под влиянием идей эпохи Просвещения русский дворянин стремился не только внешне походить на европейца, но и внутренне. В связи с чем, становится актуальной проблема развития личности русского человека, в данном случае дворянина. В Европе это было характерно для третьего сословия, которое в век Просвещения начинает осознавать свою силу. В России же из-за особых общественно-политических и социальных условий проблема осознания себя как личности касается в основном представителей дворянства.

После Указа 1762 года русский дворянин все чаще начинает чувствовать себя личностью свободной и иногда даже самодостаточной. Вторая половина XVIII века в русской культуре стала временем окончательного разделения «Я» и «МЫ». Именно в этот период в России происходит противопоставление мира общественного и мира личностного.

Указ Петра III, как известно, давал возможность дворянину нигде не служить и заниматься своими имениями, которые до того, по причине отсутствия хозяина, часто находились в запустении. Но дворянин, покинувший придворную или военную службу, должен был искать новые возможности самореализации. Эту возможность дало создание особого мира в своей усадьбе, где помещик являлся полновластным хозяином.

По сути, полностью свободным дворянин и был только в своей усадьбе. Утверждение личностной свободы приближает дворянина к европейцу, дает возможность творческой реализации. Материализованным воплощением этого стал усадебный комплекс, основные составляющие которого: дом, парк, портретная галерея, - явились эстетически и философски наполненной формой репрезентации владельца.

Усадьба Нероново Солигаличского уезда Костромской губернии относилась к числу богатых и крупных провинциальных усадеб, где хозяйственная деятельность владельца органично сочеталась с жизнью культурной и творческой. Нероново с 1697 года и 1917 года принадлежала Черевиным, что делает ее настоящим «гнездом» одного дворянского рода.

Петр Иванович Черевин (1733-1813), при котором усадьба становится хозяйственно и культурно развитым центром, в 1761 году вышел в отставку и занялся обустройством родового гнезда. В 1780-х годах здесь началось строительство нового каменного дома, Воскресенской церкви и планировка пейзажного парка. О самом Петре Ивановиче известно немного. Начинал он свою службу корабельным учеником в Архангельске, в 1761 году числился поручиком, затем был переведен на статскую службу с чином секунд-майора и вышел в отставку.

В 1767 году снова стал служить на гражданской службе. В 1782 - был выбран предводителем дворянства Усольской (Солигаличской) округи Костромской губернии. В основном это сведения об его службе. Какой он был личностью, можно было судить по его переписке и по усадьбе, в которой П.И. Черевин выстроил свой собственный мир. Письма Петра Ивановича погибли во время пожара в Костромском архиве. Частично осталась лишь усадьба, фотографии и чертежи, на которые и можно в определенной степени ориентироваться, реконструируя личность владельца Нероново.

Как и большинство русских усадеб, Нероново гармонично вписано в окружающий пейзаж. Примерно до середины века господский дом традиционно старались скрыть от посторонних глаз. После 1762 года, когда в имении происходит смешение столичного быта с сельским, усадьбу начинают располагать и планировать по-новому. Ее стараются представить в наиболее выигрышном свете перед подъезжающими гостями.

Архитектурный комплекс Нероново располагался на значительной возвышенности, как бы являя собой «высшую точку» Божьего творения - окружающего пейзажа, как части природы в целом. В этом ее отличие от большинства усадеб Костромской земли, где найти возвышенность не так просто. К усадебному дому подъезжали по круто ведущей вверх аллее, обсаженной лиственницами. Выше усадьбы во всей окружающей местности оказывались только небо и сам Творец. А человек, создавший микрокосм усадебного мира, не только в переносном, но и в прямом смысле слова приближался к Богу.

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTYzLnVzZXJhcGkuY29tL2MyMDUzMjQvdjIwNTMyNDg5OC8zNzc0YS9RLXJnOXoyNmtBYy5qcGc[/img2]

Храм Воскресения, располагавшийся при въезде в усадьбу, был прямым свидетельством служения хозяина имения Господу. В России в то время именно церковь во многом связывала русского дворянина, стремящегося к европейским идеалам, с исконной культурой допетровской России. Воскресенская церковь в Нероново - одна из самых выразительных в Солигаличском уезде. Строительство ее началось около 1780 и в целом завершилось к 1793 году. Своих крепостных Петр Иванович Черевин специально отправлял в Москву и Петербург для обучения различным ремеслам.

Стремление Черевина не ограничиваться доморощенными зодчими, резчиками и живописцами, а привнести в свой мир элементы столичной культуры свидетельствует о его высоком уровне образованности и тонком художественно чутье. Прекрасный художественный вкус хозяина и, как бы мы сегодня сказали, «креативность» - то есть способность и желание человека к творчеству, - чувствуются во всех составляющих нероновского комплекса. Усадебный мир в провинции - это, прежде всего, мир для себя. Он должен быть удобен в первую очередь тому, кто его создал. А значит, на основе того, как этот мир устроен, можно многое рассказать и о его владельце.

Воскресенская церковь, выстроенная в барочном стиле, одновременно сочетает в себе типичные и оригинальные черты. Обращает внимание рустовка барабанов церкви. Для пятиглавого храма это явление чрезвычайно редкое. Внутри церкви - великолепный резной барочный иконостас, отличающийся тонким использованием резьбы, тактичным сочетанием лазурной краски и позолоты. Это свидетельствует о том, что, возможно, изготовляли иконостас крепостные, обучавшиеся мастерству в Петербурге. Росписи в храме нет, что тоже не совсем обычно, ее заменяют написанные маслом на холсте картины с изображением праотцев. Вероятно, написаны они, как и иконы для иконостаса, были к окончанию строительства храма.

В барочном же стиле в 1780-х годах начинает строиться новый каменный усадебный дом -один из самых красивых и богатых усадебных домов губернии. Однако для русской архитектуры этого времени уже характерен классицизм. Но в провинции, а тем более, усадебной, мода часто запаздывала. Кроме того, презентабельный, торжественный и по-своему изящный барочный дом мог в большей степени удовлетворять вкусы хозяев усадьбы.

Когда в годы своей молодости Петр Иванович бывал в столицах, ранний классицизм еще только начинал появляться в русской архитектуре, и, по-видимому, стиль барокко в сознании П.И. Черевина прочно олицетворял дворцы столичных вельмож. Так или иначе, но присутствующие в нероновской архитектуре элементы барокко делают ее выделяющейся в ряду многих русских усадеб, так как барочных усадеб сохранилось чрезвычайно мало. Но дом в Нероново не является типично барочным в общеевропейском понимании. Он скорее относится к типу «русского барокко», отмеченному значительным влиянием развивающегося классицизма.

Если церковь стоит при въезде на территорию усадьбы, то господский дом - буквально в центре усадебного комплекса. Что недвусмысленно свидетельствует о том, кто стоит во главе этого искусственно созданного мира. У нероновского дома нет центрального парадного входа, к которому традиционно подводила главная въездная аллея. С южного фасада в дом ведут два боковых входа, парадная лестница, ведущая на второй этаж, расположена в юго-западном углу, что не совсем обычно для архитектуры того времени. Нижний этаж дома состоял из большого числа служебных помещений, во втором этаже находился парадный двухсветный зал, отделанный зеркалами, с хорами и вазами антикизирующего стиля. На антресолях располагались жилые комнаты.

«Комнаты второго этажа обогревались изразцовыми печами и каминами, украшенными колонками коринфского ордера и фамильным гербом дворянского рода Черевиных. Стены некоторых помещений (например, в гостиной) были обиты цветными тканями с растительным орнаментом. Полы набирались из дорогих пород дерева (бук, дуб, орех). В убранстве комнат второго этажа вплоть до начала XX века сохранялись бронзовые светильники (люстры и бра), филенчатые двери с медными дверными ручками, лепные медальоны на полках, старинная мебель в стиле ампир».

Это был действительно роскошный дворец знатного и богатого помещика, для своей округи уникальный. Но его роскошь была изысканная и утонченная, на всем лежала печать хорошего вкуса хозяина. Все соответствовало столичным веяниям, но в то же время было удобно и устроено по вкусу владельца.

На наш взгляд, именно в смежной с парадным залом гостиной находились, портреты фамильной галереи Черевиных, созданные Г. Островским. Неизвестно, кем он был по происхождению и откуда приехал в Нероново. Возможно, он также был посылаем П.И. Черевиным в Москву или Петербург для повышения мастерства. Так или иначе, П.И. Черевин сумел найти мастера действительно незаурядного, и в этом его несомненная заслуга. В усадебной галерее наряду с характерными для провинциальной художественной культуры портретами, в которых еще присутствуют парсунные черты, появились изображения, несущие печать стиля Ф. Рокотова, И. Вишнякова и даже Л. Каравака.

Нельзя не отметить художественное чутье Петра Ивановича, заказавшего (во всяком случае, не отвергнувшего) портрет своего сына Дмитрия, выполненный в новой камерной манере. На момент 1774 года камерный портрет выглядел в провинциальной усадьбе еще достаточно непривычно, свидетельствуя о высокой художественной образованности, как художника, так и заказчика. Портрет маленького Дмитрия Петровича, где на первый план выходит не социальный статус, а внутренний мир модели, свидетельствует о новых воспитательных воззрениях Петра Ивановича. Не случайно в библиотеке Нероново хранились сочинения Ж.-Ж. Руссо, совершившего переворот в вопросе воспитания подрастающего поколения.

Помимо обязательной почти для каждой усадьбы портретной галереи, в Нероново было и собрание картин на историческую и мифологическую тематику. Интерес к сюжетной живописи в большей степени характерен для образованных и интересующихся искусством дворян. Коллекционирование произведений искусства становится во второй половине века занятием все более распространенным, что свидетельствует о появлении особого типа знатока и собирателя, к которому, похоже, относился и П.И. Черевин. На наш взгляд, часть этих полотен появилась уже при нем, так как Нероново в основном сформировалось во второй половине XVIII - начале XIX веков, а впоследствии использовалась лишь как летняя резиденция.

Живописные полотна, за неимением специальной картинной залы могли располагаться в диванной, гостиной, кабинете, библиотеке и оружейной комнате.

До революции в Нероново хранился богатый архив, частью которого была переписка Черевиных с родственниками, жившими в Париже. Семейные архивы имели многие усадьбы того времени. Это были не только документы, нужные для ведения хозяйства, но и материалы, свидетельствующие об истории семьи и имения, что в случае необходимости служило письменным подтверждением древности рода и его прав на те или иные земли. В частности, в Нероново хранились первые жалованные грамоты Федору и Неклюду Черевиным 1515 года.

Еще отец Петра Ивановича - Иван Григорьевич начал собирать усадебную библиотеку, интенсивно покупали и выписывали книги его сын и внук. Ядро библиотеки составляли книги по естествознанию, медицине, технике, математике. Среди французских изданий преобладали произведения Вольтера, Монтескье, Руссо, Дидро.

Более редким явлением в русских усадьбах были коллекции старинного оружия. В доме Черевиных существовала специальная оружейная комната с прекрасным собранием оружия. После национализации усадьбы коллекция была описана и насчитывала 41 экземпляр. Формироваться она начала еще в XVIII столетии, когда по возвращении из военных походов хозяева привозили в усадьбу военные трофеи, среди которых было и оружие.

Первыми экземплярами коллекции, возможно, стали «две чугунные пушки XVIII века и медная шведская пушка, отлитая в 1789 году», а также несколько ружей XVIII столетия, корабельные и шлюпочные пушки. Иван Григорьевич и Петр Иванович Черевины служили в морском флоте. Иван Григорьевич известен как автор записок по морскому делу. Соответственно, коллекция начала формироваться с тех экземпляров оружия, которые имели непосредственное отношение к хозяевам усадьбы, что также являлось зримым подтверждением заслуг Черевиных перед Отечеством.

Отдельной формой художественной репрезентации владельца усадьбы являлся усадебный парк, который был не только местом эстетического любования, но и маленькой сконцентрированной вселенной, созданной по вкусу хозяина, но в рамках веяний эпохи.

В Нероново основной массив пейзажного парка располагался справа от господского дома, что не совсем традиционно и связано с особенностями рельефа. Композиционным центром его были четыре квадратных искусственных пруда, с проложенными между ними аллеями. С востока пруды огибала полукольцевая аллея с интересными смотровыми точками, с которых последовательно открывался вид на пруды, церковь, господский дом. Оси прудов образовывали крест, в центре которого, вероятно, располагалась беседка, имевшая, как и большинство парковых павильонов того времени, особую смысловую и эстетическую наполненность.

Мы разделяем точку зрения Д. Ойнаса, считающего, что «Водный партер» в символической форме передает увлечение Черевиных масонством. Но, на наш взгляд, это могло касаться и Петра Ивановича, а не только его сына. Ведь в 1780-е годы - период обустройства усадьбы, а именно к этому времени, скорее всего, относится разбивка этой части парка, его сын был еще слишком юн.

Документальных доказательств того, что П.И. Черевин или Дмитрий Петрович состояли в масонской ложе, нет, но в последней четверти XVIII - начале XIX веков масонами были многие весьма достойные представители русского дворянства. Именно в царствование Екатерины II русское масонство пережило свой «золотой век». Одним из своих постулатов масонство констатировало самосовершенствование человека, «строительство» нового мира, а точнее Храма, который есть символ движения к Богу и духовного совершенствования. Но именно совершенствование человека и создание идеального мироустройства были задачами и усадебной жизни.

Парковый ансамбль в Нероново - один из самых продуманных и гармонично скомпонованных. «Для представителей высшего класса общества необходимо было проявлять интерес к живописи, скульптуре и архитектуре. Это было «essential attribute» (необходимый признак) воспитанного человека. Признаками хорошего вкуса хозяина были, прежде всего, сад и парк. Поэтому на сады тратились в конце XVIII и начале XIX века огромные средства. Стоимость сада в конце XVIII и начале XIX века была почти равна стоимости дворца». Петр Иванович не пожалел ни средств ни стараний на обустройство своей усадьбы.

Все хозяйственные постройки были вынесены на периферию усадебного комплекса, а ядро его составляли жилая и парковая зоны, представляющие единый гармонично спланированный комплекс. Многие хозяйственные постройки были созданы при Д.П. Черевине в начале XIX века в классицистическом стиле: дом управляющего, хозяйственный флигель, дом помощника управляющего, баня, амбар, церковная сторожка.

Конечно, здания подобного назначения были в усадьбе и раньше, но, где конкретно они располагались, сказать сложно. Несомненно, одно: центральное ядро усадьбы начало формироваться уже при Петре Ивановиче. В начале XIX века Петр Иванович играл не последнюю роль в застройке усадьбы, так как до самой смерти в 1813 году считался ее хозяином. Дмитрий Петрович пережил отца всего на пять лет (ум. 1818).

Ближе к реке Вексе четко спланированный пейзажный парк переходил в более естественный. Здесь вырыт большой господский пруд с купальней, закрытой кустарником. В этой части парка было много прогулочных дорожек и тропинок, с которых открывались разнообразные виды, и на парадную еловую аллею, ведущую к усадьбе. Именно в этом месте понятнее становится парадная аллея, очень длинная, кажущаяся бесконечной. Для нее выбрана такая кривая, которая позволяет воспринимать небольшую усадьбу в непрерывно меняющихся видах, поэтому она кажется больше, чем она есть на самом деле.

В Нероново хозяйственная часть и жилая, с домом и парком, были практически равны. Петр Иванович показал себя одновременно и рачительным хозяином и творчески восприимчивым человеком, обустроившим Нероново по типу богатых подмосковных усадеб. С одной стороны, Нероново соответствовало всем основным правилам построения усадебного комплекса. С другой, практически в каждой его части можно найти нечто необычное, отличающее усадьбу от прочих. Что, без сомнения, является результатом влияния личного вкуса хозяина.

Замыслив создать не просто место, удобное для жилья, но, прежде всего, целостный усадебный ансамбль, который свидетельствовал бы об уровне образованности и культуры владельца, П.И. Черевин практически сразу приступил к строительству нового дома, разбивке парка и созданию картинной галереи. Такая одновременность очень характерна и свидетельствует о том, что Нероново мыслилось владельцем не как постепенно обустраивающееся местожительство, а как гармонично развитый микрокосм, который необходимо было создать «здесь и сейчас».

Безвестные декабристы (П.Д. Черевин, С.Д. Нечаев)

С.Л. Мухина

К следствию над декабристами было, как известно, привлечено свыше 500 человек. Но из следственных материалов, мемуарных и эпистолярных данных мы знаем, что не все участники декабристского движения были обнаружены, некоторые ускользнули от внимания бдительного николаевского сыска. Некоторые умерли до восстания.

Знаем ли мы всех? Нет, изучение, естественно, сосредоточено на лидерах, на идеологах, на особо выдающихся участниках движения, на жертвах, - и это понятно. Но значит ли это, что на вопрос, - надо ли нам знать всех участников, разобраться в их облике, в роли каждого из них, взвесить личный вклад каждого участника в движение - можно дать отрицательный ответ?

Вероятно, большинство декабристоведов - если не все - ответят положительно на поставленный вопрос. Да, их надо знать всех. Исследование первого этапа русского революционного движения, история первого открытого революционного выступления в России - будут значительно обогащены, если станут известны многие участники борьбы. Надо разыскать декабристов, условно говоря, «пропавших без вести», найти источники - следы их деятельности.

Считая эту задачу одной из очередных в современном декабристоведении, остановимся на двух именах - П.Д. Черевине и С.Д. Нечаеве.

Литература? Узнаём, что П.Д. Черевин вошёл в Энциклопедический словарь под редакцией профессора И.Е. Андреевского, изданный в С.-Петербурге в 1890-1904 гг. и в общеизвестный «Русский биографический словарь», изданный там же в 1896-1918 гг. По общей истории движения знаем, что в Северном обществе Черевин входил в управу декабриста Ивана Пущина (друга А.С. Пушкина), а «позже уехал на Кавказ». Следственного дела П.Д. Черевина, естественно, нет, - он умер года за полтора ранее восстания 14 декабря... Кто же он такой?

О втором декабристе - члене Союза благоденствия С.Д. Нечаеве знаем и того меньше, - ему удалось вообще ускользнуть от следствия. Поэтому его нет в «Алфавите» декабристов, - ни в «царской» его части, ни в комментаторском тексте указателя Б.Л. Модзалевского и А.А. Сиверса. Но он упоминается в библиографии Н.М. Ченцова среди имён корреспондентов декабриста А.А. Бестужева, пока ещё без упоминания того, что сам он член Союза благоденствия и включён в «продолжающий» Н.М. Ченцова библиографический указатель, составленный Р.Г. Эймонтовой при участии А.А. Соленниковой. Мы узнаём тут, что искомый нами С.Д. Нечаев написал некролог о П.Д. Черевине, упомянут в «Остафьевском архиве» князей Вяземских, и имеет персональную рубрику собственных сочинений... Тем интереснее вникнуть в жизнь такого члена Союза благоденствия.

Первый мелькнул в «Алфавите» декабристов. После указания на место службы («Служивший в свите его величества») мы видим только полторы строки фактических данных, начинающихся сразу с одного, конечно, очень значительного факта: «Умер». Далее мы читаем лишь одну фразу: «Принадлежал к числу членов Союза благоденствия и Северного тайного общества». Это - всё.

В указателе имён к «Алфавиту» Б.Л. Модзалевский и А.А. Сиверс собрали ещё немного фактических данных - Черевин был подпоручиком квартирмейстерской части, родился 27 января 1802 г., старший сын начальника Костромского ополчения 1812 года Дмитрия Петровича Черевина, умершего в 1818 году, родился от брака отца с Варварой Ивановной Раевской, умершей в 1818 г. Сам декабрист, член Союза благоденствия и Северного общества, умер 27 мая 1824 г. в Москве и погребён в Донском монастыре. Вот и всё, что извлекается из добавлений комментаторов в конце указателя имён к «Алфавиту».

Вновь пробегая глазами скупые строки, всё же чувствуешь пробивающуюся за ними историческую жизнь, эпоху, слегка намеченные личные особенности биографии: «квартирмейстерская часть», - это же колыбель декабризма! Отсюда вышел основатель тайного общества Александр Муравьёв, причастны к ней и другие Муравьёвы до Никиты Муравьёва включительно... сын начальника Костромского ополчения, - значит ему было уже 10 лет, когда отец собирал под костромские знамёна ополченцев - участников Отечественной войны 1812 г.... Мальчик, вероятно, многое тогда увидел и кое-что понимал. Отец и мать умерли один за другим - остался сиротой 16-ти лет... Умер он, выходит, совсем молодым, едва достигнув 22-летнего возраста. Что же он мог сделать примечательного за свою короткую жизнь?

*  *  *

Современные исследователи объявляют декабриста Черевина «незаслуженно забытым» - ему не посвящено ни одной работы. Статьи его, затерявшиеся на страницах старых журналов, до сих пор считаются «неразысканными».

Биографические сведения о Черевине известны благодаря близкому другу Черевина С.Д. Нечаеву - поэту, писателю, историку и археологу (1792-1860), члену Союза благоденствия. Нечаев написал стихотворную «эпитафию» Черевина и «некрологию», насыщенную большим количеством конкретных фактов. Обе они были опубликованы в журнале «Вестник Европы».

Павел Дмитриевич Черевин родился в 1802 г., был воспитанником Московского университета. Был подпоручиком квартирмейстерской части, служил и в гвардейском Семёновском полку, затем стал свитским офицером. Передвинуться в состав «свиты его величества» было не так просто и, несомненно, Военно-исторические архивы ещё хранят материал о Черевине. Разыскать его - наша задача. «Алфавит декабристов» отмечает его принадлежность сначала к Союзу благоденствия, потом - к Северному обществу. И.И. Пущин в своих показаниях на следствии по делу декабристов упоминает о Черевине как о члене Московской управы общества.

Черевин, как сказано, умер очень рано, - от туберкулёза, в 1824 г. Но он всё же успел сделать многое. Он со страстным интересом занимался проблемами истории, политической экономии, педагогики. Он «не мог до последнего истощения сил оставить учёных своих упражнений. При глубоких сведениях, при уме основательном он приобрёл всеобщую любовь и уважение истинным благородством характера и неизменяемою добротою сердца», говориться в некрологе. «Несколько напечатанных статей, отличных основательностию мыслей и точностию изложения, показывают довольно ясно, что ожидать было должно от покойного Черевина, и сколько с кончиною его потеряли науки, дружба и может быть самое отечество».

Очень важная мысль, выраженная в последних словах.

Вспомним теперь заодно о семействе Черевиных и их Костромском имении - фамилия Черевиных недавно громко прозвучала в советской печати в связи с открытием и реставрацией работ ранее неизвестного замечательного русского художника-портретиста Григория Островского, - крепостного Черевиных. В найденных материалах нет чего-либо, говорящего о жизни и деятельности декабриста, но воскресают некоторые реальные черты быта семейства Черевиных, очевидно любившего и понимавшего искусство. Облик молодого декабриста П. Черевина говорит и о горячих научных интересах, возникших в этой же семье.

В той же «Некрологии» Нечаев сообщил названия трудов своего покойного друга: «О суде присяжных», «О владельцах, кортомщиках и половниках», «О деньгах», «О состоянии римлян при Антонинах» и перевод «Извлечения Адама из Гиббоновой истории о падении Римской империи». Указания Нечаева, библиографические материалы о Черевине С.Д. Полторацкого и наличие списков четырёх статей Черевина в Историческом музее дали нам возможность найти 8 статей и переводов его, опубликованных в «Вестнике Европы» и «Благонамеренном». Кроме того, ему принадлежит перевод: «История упадка и разрушения Римской империи; соч. Гиббона, сокращённое Адамом; пер. с фр. Черевина» (М., в тип. Т. Решетникова, 1824).

Нет основания отрицать утверждение Полторацкого, что Черевиным сделан перевод статьи Г.М. Витовского из польской варшавской газеты «О деньгах», тем более что Нечаев среди работ покойного декабриста назвал и эту работу. В этой статье раскрывается понятие денег, как условного знака, который сам по себе не имеет ценности; деньги ценны лишь в том случае, когда они обеспечиваются определёнными ценностями; говорится о возникновении денег и о государственном богатстве. Умная, содержательная, свидетельствующая о знакомстве автора и переводчика с идеями европейской политической экономии статья эта в то же время отличалась живым, популярным изложением.

В «Вестнике Европы» есть другие переводы статей того же Витовского, составляющие один цикл с вышеназванной. По-видимому, их тоже нужно считать принадлежащими Черевину: «Политическая экономия», «Политическая экономия. Сбыт».

Мысли, которые излагаются в этих статьях, не противоречат воззрениям декабристов. Пропаганда просвещения, призывы «не притеснять крестьян», рассуждения о народном богатстве, похвалы республиканскому правлению, существовавшему в Северной Америке, в то время, когда в России царило самовластие, выступление против деспотизма и тирании - все эти высказывания в духе декабристской идеологии и соответствующие основным положениям тех работ, принадлежность которых Черевину бесспорна. Приведу несколько наиболее интересных по их политической заострённости выдержек из этих статей.

Вот выдержка из статьи о «Соединённых Американских областях»: «Мы беспрестанно слышим похвалы благоразумному их правительству, благоденствию тамошних жителей, успехам образованности, приумножению народа и многим другим выгодам сей нации, которой предсказывают даже господство над целым светом». «Мы сказали, что всеобщее распределение участников собственности в Соединённых областях соделалось основанием их свободы».

«Область, состоящая из одних только владельцев недвижимости, из одних только оседлых хозяев, управляется сама собою, внутренним надзором каждого человека, и верховное правительство не имеет там нужды выходить из пределов справедливости и умеренности, не имеет нужды быть ничем другим, как только попечительным, отеческим правительством. Нет никакого повода к тирании; там представляется она во всей своей гнусности, ибо никому нет нужды любить или одобрять её, и нет никого, кто бы мятежным духом своим стал вызывать её из адских вертепов».

«Здесь не о том дело, чтобы в государстве не было совсем людей богатых; а о том, чтобы каждый отец семейства имел свою, хотя малую, собственность, чтобы жил спокойно и не имел бы нужды в милостях богатого». И тут же - сравнение: «Республика пчёл представляет взорам человека зрелище непостижимое, но поучительное в рассуждении политики». Черевин был автором ещё одной статьи, трактующей вопросы политической экономии в том же плане, что и предыдущие - «Нечто о деньгах».

Работа «О состоянии римлян при Антонинах» так же не могла не привлечь внимания современников своим содержанием. Написанная на тему из истории Древнего Рима, она, однако, затрагивала очень ловко и осторожно проблемы современной русской действительности. Лейтмотив статьи: «Должно с осторожностию судить о благосостоянии римлян при императорах; мы видим теперь развалины водопроводов, памятников того времени, и славим его, как будто бы великолепие зданий общественных было основанием блага народа и счастие оного зависело от груды камней, его же по'том воздвигаемой».

Статья верна по историческим фактам и в то же время в ней чувствуются намёки на русскую современную жизнь. В России в первой четверти XIX века был тот же блеск дворцов и набережных - «груды камней», воздвигнутых по'том народа. В России также с роскошью патрициев сочеталось рабство. С гневом и болью Черевин пишет: «Заметим мимоходом, что рабство, каким оно было у римлян, развращая господина, делает и его несчастным: страсти необузданны в том человеке, кто ненаказанно может вредить себе подобным». Даются и советы правителям, впрочем, осторожные.

В статье «об Антонинах», много мыслей, под которыми могли бы подписаться другие декабристы. Например, следующие строки: «Патриотизм и любовь к ближнему должны быть поддерживаемы в государстве религиею и политическими постановлениями; первая даёт человеку правила поведения и подавляет в нём врождённое себялюбие, напоминая ему о вечности, о последнем неизбежном суде и являя эпоху вознаграждений и возмездий; - вторые; - должны обеспечить права каждого, и всем гражданам открывать возможность на различных поприщах делом, а не именем одним, служить государству».

«То государство достигло политического совершенства, где все заведения полезные поддерживаются усилиями частных людей, где каждый живёт для всех; напротив того страна, где подвиги на поприще благого окупаются презрением и насмешками; - такая страна далека от настоящей образованности».

Для декабристов характерны также мысли о необходимости гласности, высказанные в этой статье.

То обстоятельство, что в статье, посвящённой истории Древнего Рима и, казалось бы, сугубо специальной, затрагиваются проблемы современной действительности, не представляется неожиданным в декабристской литературе.

Н.И. Тургенев писал в своей книге «La Russie et les russes», («Россия и русские», М., 1915, т. I, гл. VI), что, излагая теорию налогов и говоря об Англии, он часто отклонялся в область политики. Подушная подать дала повод говорить о крепостном праве, и он этим воспользовался, считая, что эти отступления были важнее главного предмета работы.

Большой интерес представляет работа Черевина «О владельцах, кортомщиках и половниках. Отрывок», также опубликованная в «Вестнике Европы» за подписью NN. В ней не только раскрывается положение этих категорий населения, но и определённее, чем где бы то ни было, выражены декабристские взгляды автора на современное общественное устройство и землепользование.

Лучшей формой землевладения он считает «владельческое возделывание» - то есть признаёт право пахаря на землю, право крестьянина владеть обрабатываемой землёй. «Когда участки земли обрабатываются самими хозяевами их, т. е. когда каждый поселянин вместе и владелец; тогда возделывание (exploitation) называется владельческим. Владельческое возделывание весьма благодетельно как для образования народного, так и для успехов земледелия. Замечено, что там, где большая часть нации пользуется недвижимою собственностию, менее бывает преступлений.

Владение небольшим участком доставляет человеку некоторую независимость; раскрывает в нём домашние добродетели, источник гражданских; дозволяет ему делать улучшения по своей промышленности, вверять земле капиталы; поощряет его удобрять её на долгое время в надежде увеличить достаток потомков своих. Сельская жизнь, постоянное занятие трудами умеренными сохраняет здоровье. Известно, что смертность в государствах земледельческих гораздо ограниченнее, чем в торговых».

«В политическом отношении владельческое возделывание потому важно, что оно доставляет существующему образу правления особенную прочность. Владелец земли не любит ни насилия, ни переворотов, при которых он может лишиться своей собственности; он есть подпора правительств умеренных, естественный враг неустройств, в каком бы виде, в образе ли безначалия или самовластия они не происходили».

Идеал Черевина, как видно из приведённых цитат, - мелкая частная собственность на землю, обработка крестьянами собственной земли. В условиях русского феодально-крепостнического государства провозглашение таких идей имело большой прогрессивный смысл. Правда, Черевин в статье предпочитает мирные пути общественных преобразований; ему одинаково неприятны любые неустройства, но они полагают нужным отдать должное и революционным деятелям.

Во французской революции 1789 г. он видит положительные стороны, в отличие от многих современников: «До революции большая часть поместий принадлежала дворянству и духовенству; когда и то и другое сословие было преследываемо господствующей партиею, имения их были забраны в казну и продаваемы по малым участкам. Мера сия относительно многих лиц была и несправедлива и жестока; но так как в делах человеческих благое с худым всегда перемешано, то и она между бесчисленными бедствиями принесла некоторые хорошие плоды».

Это утверждение положительных результатов французской революции не может быть названо безоговорочным, но иного и нельзя было ожидать от статьи, предназначенной для публикации в легальном журнале.

Далее Черевин высказывает своё мнение о других способах народного хозяйства - обработке земельных угодий исполу и посредством кортомы. Условия возделывания исполу при различных обстоятельствах могут быть более или менее затруднительными для крестьян: «Род условия, господствующего в какой-либо стране и тяжесть оного зависит от совместничества поселян, богатства их, большей или меньшей зависимости от обстоятельств внешних, причиною коей бывают иногда политические постановления, а иногда сама природа, как то например во время неурожая».

Половничество не было широко распространено в России первой четверти XIX в. (Черевин насчитывает всего 8000 половников), потому о нём в статье говориться мало, но автор подчёркивает нужду в законодательстве, которое защищало бы интересы половников. В целом половничество автор считает наименьшим злом, видит даже пользу от него при некоторых обстоятельствах:

«Поэтому для государства весьма выгодно, когда половник нанимает землю на долгий срок и в пользовании ею обеспечивается законами. Уверенность и безопасность здесь, как и везде, приносят плоды драгоценные; часто невольники, всегда ленивые, получая от господ своих участки на положении половников, привыкают к работе и делаются добрыми хозяевами». Для барщинного крестьянства переход на половничество, как и на оброк, был бы, конечно, облегчением, как и стеснение помещичьего произвола законом.

Черевина возмущают порядки, закрепляющие крупное помещичье землевладение. Он выступает против запрещения продавать землю половникам; по его мнению, от увеличения количества землевладельцев была бы только выгода, - «а именно улучшение судьбы половников и предохранение их от многих бедствий, неразлучных с состоянием безземельности».

В том, что частичная распродажа помещичьих землевладений стесняется во многих государствах законами, автор видит остатки средневекового варварства и большой вред для государства в целом: «Пространные поместья прикованы, так сказать, к существу владельцев, которые часто не имеют ни времени, ни охоты, ни капиталов, ни трудолюбия быть добрыми хозяевами; время и беспечность опустошают поля их, между тем как тысячи промышленных поселян, обогатившихся трудами, не имеют права сделаться владельцами и до окончания мира должны оставаться без оседлости».

Существование крупного землевладения вызывает и такое вредное явление, как аренда больших земельных участков, кортома: «Обширность поместий не только поощряет помещика отдавать землю в наём, но и заставляет его сие делать: иногда одному человеку невозможно иметь надзор за обработанием пространных, разрозненных владений; со всем тем гораздо чаще помещики сами не хозяйничают, избегая так называемой деревенской скуки. Близость городов, богатых, многолюдных, средоточий просвещений и удовольствий, манит каждого из деревни».

Начавшееся широкое распространение кортомы вызывает у Черевина серьёзное беспокойство. Кортомщики - разбогатевшие крестьяне, которые за деньги арендуют помещичью землю, но возделывают её не сами, а чужими руками. Кортома - страшное зло: «Переход к большим кортомам всегда почти влечёт за собой страдание многочисленного класса мелких кортомщиков, вытесняемых с их участков: они либо переходят на другой, либо вне сил будучи выдержать совместничество богачей, из хозяев обращаются в работников».

«В стране, где есть большое неравенство в поземельной собственности и где помещики в силу феодальных постановлений не могут отчуждать поместий, значительные капиталисты, обратившись от других промыслов к земледелию, делают большие кортомы господствующим и почти исключительным способом возделывания; нанимают сначала земли богатых помещиков, редко наклонных хозяйничать самим и стесняют постепенно мелкопоместных, которые по бедности не могут выдержать их совместничества. Таким образом они присваивают себе пользование землёю». Существование кортомы приводит к полному обнищанию основной части населения.

На большем историко-общественном материале из жизни различных стран Европы Черевин показывает языком цифр и фактов, что наилучший вид земледелия, по его мнению, - существование мелких земельных угодий, обрабатываемых самими крестьянами. Другие виды землевладения он считает не только противоречащими гуманности, но и невыгодными в общегосударственном масштабе. Для эпохи, когда очередной исторической задачей перед страной стала ликвидация крепостного права, приведённые выше мысли - несомненно прогрессивны.

Вопрос о крепостных крестьянах в статье не затрагивался. Черевин писал: «Во всей статье этой, рассуждая о различных экономических явлениях, я предполагал, что в государстве не существует так называемого класса крепостных крестьян. При благоприятных обстоятельствах, я надеюсь представить публике особое рассуждение о земледельческих сословиях, в котором целая глава будет посвящена к земле прикреплённым поселянам». Эти «благоприятные обстоятельства» так и не наступили, и наиболее интересная для нас часть исследования о землепользовании не сохранилась даже в рукописи.

Изложенные в статье взгляды во многом перекликаются с мыслями П.И. Пестеля в его незаконченном раннем труде «Практические начала политической экономии». Он также стоит на точке зрения свободной купли и продажи помещичьей земли; он также считает, что лучшей формой земельного возделывания может быть хозяйство фермеров. Пестель пишет о том, что рабство фактически не выгодно и что наилучших результатов достигает обработка земли свободными людьми, владеющими собственной землёй.

Анализируя подобные высказывания, современный экономист приходит к выводу: «Пестель, таким образом, радикально разрешает проблему рационализации помещичьего хозяйства, не уничтожая помещичьей собственности. Она может быть осуществлена успешно на основе капиталистического фермерства. Такой взгляд был новым и смелым для России первой четверти XIX столетия». Тем ценнее для нас статьи Черевина, который пошёл дальше Пестеля, высказав изложенные выше мысли о вреде кортомы, в то время как Пестель предпочитал крупную аренду мелкому фермерскому хозяйству.

В более поздней «Русской правде», по словам того же исследователя, даются уже новые ответы на поставленные ранее вопросы об экономическом и политическом развитии России; не отрицая частной собственности, Пестель большую роль уделяет в государственном хозяйстве собственности общественной, общественной земле, которая «будет предназначена для доставления необходимого всем гражданам без изъятия и будет подлежать обладанию всех и каждого».

Дальше Черевина и Пестеля в решении проблем земельного хозяйства никто из декабристов не пошёл.

Немаловажны также мысли Черевина о суде присяжных. Эта проблема очень волновала русских общественных деятелей эпохи декабризма, недовольных существовавшими общественными порядками, при которых взяточничество и волокита стали обычными явлениями. Гласность, участие общественного мнения в судебном разбирательстве, в результате чего достигается более справедливое решение дел, - вот к чему стремились декабристы.

Показательна в этом смысле статья П.Д. Черевина о суде присяжных. Она представляет собой подробное, серьёзное научное исследование, цель которого доказать, что, несмотря на некоторые недостатки французского судоустройства, сам принцип суда присяжных настолько важен, что необходимо его введение и в России. О русском суде при этом автор не упоминает, предоставляя читателю догадываться, что следующая, например, картина суда является критикой русских порядков:

«Никто не сомневается в важности уголовной судебной власти в государстве; со всем тем устроение её весьма редко соответствует цели: иногда судьи не пользуются надлежащею независимостию и легко могут быть совращены с пути справедливости угрозами и обещаниями; часто законодатель вооружает их властию чрезмерною и покрывает завесою и злоупотребления; случается, что самое изобилие законов делает судью господином подсудимого, открывая ему способы перетолковывать постановления и путать дела».

Рассказывая историю возникновения суда присяжных в Европе, Черевин не преминул заметить, что в Англии этот вид суда явился «современным первым памятником Британской свободы».

Порядки во французском суде присяжных анализируются подробно, тщательно и добросовестно, учитываются как их достоинства, так и недостатки. При этом выясняется, что последние, в сущности говоря, являются отражением и остатком прежнего суда: произвол судей, наличие подлецов среди префектов, плохое содержание подозреваемых в тюрьмах - всё это ни в коем случае не может доказать вред самой идеи суда присяжных.

Между строк всё время чувствуется противопоставление судебных порядков в России (закрытый суд без присяжных) - порядкам во Франции (гласный суд с присяжными). Автор доказывает преимущества последних, причём настаивает на том, что публичность и гласность должны в ещё большей мере, чем во Франции, быть основными правилами судебного процесса.

Равенство всех перед законом должно стать основным правилом в судебном устройстве. Утверждая эту мысль, декабрист далеко выходит за пределы юридического исследования. В статье ставится проблема классового неравенства с вытекающей отсюда мыслью о неизбежности революции: «Многие справедливо приписывают ужасы революции отчасти недостаткам существовавшей прежде судебной власти. Французское дворянство и духовенство возбудило зависть и ненависть прочих классов народа своими привилегиями касательно судоведения; ненависть сия искала удовлетворения и нашла его в то время, когда стечение бедственных обстоятельств водворило безначалие во Франции».

Черевин - не только историк и юрист, но в первую очередь - публицист, политик и борец, член тайного общества дворянских революционеров. Революционный террор и всевозможные крайности его пугают, но с существующими порядками он ни в коем случае не хочет согласиться. Трудно сказать, как бы он вёл себя во время восстания на Сенатской площади, если бы остался жив, но выразителем официальной идеологии он не стал бы никогда.

Как и некоторые другие декабристы, Черевин серьёзно занимался вопросами педагогики. В «Вестнике Европы» была опубликована его статья «О преподавании истории детям» - единственная из его статей, вошедшая в научный обиход. В ней говорилось о возвышенных целях истории - раскрытии судьбы человечества, о том, что история - «наука и нравственная, и политическая, государственная». История должна объяснять суть важных государственных понятий, таких, как например верховная власть, правительство, закон, политическая независимость. История должна не перечислять и констатировать факты, а обобщать их, заставлять размышлять над ними, понимать взаимосвязь и глубокую внутреннюю сущность событий.

Рассуждая о понятии истории, Черевин попутно называет ряд имён общественных деятелей, которые были примером для подражания и образцами гражданина и патриота (Катона, Минина и др.). Раскрыв сущность понятия истории, её цели и задачи в соответствии с декабристскими воззрениями, Черевин приходит к выводу, что детям преподавать историю рано. Нельзя заставлять просто заучивать то, что в детском возрасте не может быть понятно. Он предлагает лучше заменить изучение этой сложной науки «чтением исторических и назидательных повестей» и «изучением географии, народоведения, промыслов, образа жизни и тому подобного, чему легко научиться из путешествий».

«Наконец приготовительное знание для изучения истории должно состоять в изучении различных политических и гражданских отношений человека, живущего в обществе. Но и тут удалять должно от юношеского ума критическое исследование различных постановлений гражданских». Учитель истории должен быть человек строгий, глубокой учёности, с пламенной душою и красноречием, человек мыслящий и знающий философию. «Смело скажу, нет науки занимательнее истории, если её преподают философически».

Историк С.С. Волк обратил внимание на декабристское звучание этой статьи. Он отметил, что, по Черевину, преподаватели истории должны быть настоящими революционными трибунами и что «в 1825 году отзыв безвременно умершего декабриста П.Д. Черевина о «преступном Цезаре» как «поработителе отечества» звучал революционным призывом». С.С. Волк указал также на то, что Черевин стремился к осмыслению исторических событий во всей их сложности, к объяснению «развития, жизни и падения народов», «дивного сцепления великих событий, борьбы страстей и прехождения поколений».

Декабристы оценили эту статью. В.К. Кюхельбекер писал: «Покойный Черевин был человек истинно достойный; у нас были общие знакомые и приятели (Нечаев, Пущин и другие), однако мне не удалось с ним лично познакомиться. Напечатанная уже по смерти Черевина его статья «О преподавании истории детям» заслуживает чтоб её перевели и на иностранные языки: она у нас редкое явление; тут русский мыслящий писатель говорит истинное и притом новое, новое не для одних русских.

«Я называю, - говорит Черевин, - сокращённые истории, истории для детей нелепостью». В этом я совершенно с ним согласен, согласен также с его мнением о предметах, какими при первоначальном учении надлежало бы заменить совершенно бесполезный, даже вредный курс истории, будто бы приспособленный к понятиям ребёнка».

Черевиным написана также рецензия: «Замечания на статью: О торговле древних и новых народов, напечатанную в 46 книжке «Сына Отечества» 1821 года». Чувствуется широкий кругозор автора, знание им истории и современного политического положения стран Европы и Америки. Умная, оригинальная, как и другие работы Черевина, написанная убедительно и логично, она лишний раз заставляет пожалеть о том, что автор умер так рано, не успев сделать большего в области общественных наук.

Работы Черевина должны стать предметом серьёзного изучения со стороны специалистов и занять принадлежащее им по праву место в русской историографии.