№ 5
Милостивый государь Александр Иванович!
По двум отношениям вашего высокопревосходительства от 8-го минувшего апреля за № 578 и от 13-го того ж месяца за № 611 Саратовского пехотного полка портупей-прапорщик Шеколла, провиантский чиновник комиссионерства 3-го пехотного корпуса коллежский секретарь Костыра и 8-й артиллерийской бригады юнкер Головинский вытребованы в учреждённую здесь Следственную комиссию. Из них Шеколла и Головинский сознались в том, что были приняты в общество; Костыра же не только отрицает принадлежность, но и самое сведение об оном.
Я имею честь препроводить при сём к вашему высокопревосходительству в копиях два рапорта Следственной комиссии, первый за № 19 с допросами, снятыми с Шеколлы и Головинского, а последний за № 20, содержащий в себе отзыв Костыры, с тем что не благоугодно ли будет вам, // (л. 19 об.) милостивый государь, приказать поверить показания первых двух с сведениями, имеющимися в высочайше учреждённом Комитете, не откроется ли по оным каких следов к подозрению в деятельном участии их по делу тайного общества.
Впрочем, я поручил командиру 3-го пехотного корпуса насчёт поведения обоих сих юнкеров сделать точное разведование в ротах, в коих они на службе состояли, особенно о Шеколле, по нахождению его в 1-й гренадерской роте Саратовского пехотного полка, в которой прежде был командиром Спиридов и которая, как по следствию, произведённому по известному вашему высокопревосходительству показанию полковника Тизенгаузена, оказалось, обнаружила уже единожды виды непокорности и развращённой нравственности.
К сему имею честь присовокупить, что относительно упомянутых в показании Головинского прикосновенных к делу тайного общества отставного подпоручика Красницкого и неизвестного ему другого молодого // (л. 20) человека, по догадке его, эконома или лесничего наследником имения Уварова, я на первый раз никакого распоряжения не сделал, не быв известен, были ли они в виду высочайше учреждённого Комитета и не приняты ли уже со стороны оного какие меры на счёт их.
Что же касается до Костыри, то, по запирательству его, не благоугодно ли будет вашему высокопревосходительству приказать допросить вторично в рассуждении его Громницкого и Иванова.
О последующем покорнейше прошу почтить меня уведомлением, для окончательного насчёт помянутых трёх лиц заключения, как равно и насчёт дальнейшего с Красницким и другим неизвестным человеком, которого Борисов знать должен, поступления.
С истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть вашего высокопревосходительства покорный слуга
граф Сакен
№ 621
Майя 21 дня 1826
Г[ород] Могилёв Белор[усский]
Его высокопре[восходительству] А.И. Татищеву // (л. 21)
Копия с рапорта господину главнокомандующему 1-ю армиею Следственной комиссии, учреждённой при Главной квартире армии, от 17 майя 1826 года № 19.
8-й артиллерийской бригады юнкер Головинский и Саратовского пехотного полка портупей-прапорщик Шеколла при опросах в сей комиссии признались в бытности членами тайного общества. Допросы которых комиссия имеет честь представить при сём на благоусмотрение вашего сиятельства и в засвидетельствованных списках.
Причём долгом поставляет доложить, что, не возмущал ли из них Головинский по письму к нему подпоручика Борисова солдат 4-й парочной роты, в чём Головинский не сознаётся, комиссия не находит никаких средств обнаружить сие без спроса о том нижних чинов, что и предаёт на благоуважение вашего сиятельства. В бумагах же, взятых при арестовании Головинского и // (л. 21 об.) Шеколлы, ничего подозрительного не найдено, кроме одного письма из них к Головинскому от Борисова, которое объяснено в запросном пункте точными словами.
Подлинный подписали: генерал-майор Кратц и аудитор Чикалин
Верно: генерал-адъютант барон Толь // (л. 23)
Копия
1826 года майя 13 дня в присутствии Следственной комиссии, учреждённой при Главной квартире армии, Саратовского пехотного полка юнкер Шеколла допрашиван и показал.
Вопросы
1-й
Как тебя зовут по имени и отчеству? Сколько тебе от роду лет? Какой веры, и ежели христианской, то на исповеди и у с[вято]го причастия бывал ли ежегодно?
2-й
В службу его императорского величества вступил ты которого года, месяца и числа, из какого звания и откуда уроженец, имеешь ли за собою недвижимое имение и где оное состоит?
3-й
На верность службы и подданство его императорскому величеству присягал ли, воинский устав, артикулы и другие установления читал ли, и за какое преступление чинить повелено, знаешь ли? // (л. 31 об.)
4-й
Во время службы какими чинами и где происходил, наперёд сего не бывал ли ты за что под судом и по оному, равно и без суда, в каких штрафах и наказаниях?
5-й
Поручик Громницкий показал, что членом общества был, между прочим, Саратовского полка 1-й гренадерской роты юнкер, коего фамилии не знает. Подпоручик Мозгалевский и прапорщик Шимков утверждают, что сей юнкер есть ты, принят Спиридовым во время лагерей и им же, Спиридовым, приведён был на совещание, бывшее в Андреевича, причём Мозгалевский дополняет, что ты был в сношениях и участие принимал равное с прочими, почему в исполнение повеления высшего начальства требуется от тебя чистосердечного признания:
1) Когда именно был принят ты Спиридовым в помянутое тайное общество и какая причина // (л. 32) побудила тебя вступить в оное?
2) Какая цель была сего общества и на какой предмет, когда ты был у Андреевича, о чём там происходило совещание и между кем именно?
3) Сии совещания, как равно и самую цель общества, когда и посредством чего располагали произвесть в действие?
4) Быв членом тайного общества, где, когда и какую дал ты клятву?
5) Какая обязанность твоя состояла по той клятве, действовал ли ты по оной, когда, как и чем? В каких именно был ты сношениях и какое принимал участие?
6-й
Кто ещё известны тебе были члены сего общества, объясни без утайки, как равно весь круг и образ действия сего общества и влияние оного, куда только оно проникнуть могло, показав о всём том во всей подробности и по самой сущей справедливости, что сам знаешь, видел или от кого слышал. Если же ты станешь // (л. 32 об.) упорствовать и не откроешь точной истины, то отрицание твоё, которое и без твоего признания ещё более обнаружиться может, усугубит только вину твою. // (л. 33)
Ответы
На 1-й
Зовут меня Викентий Иванов сын Шеколла, от роду мне 24 года, веры католической, на исповеди и у святого причастия бывал ежегодно.
На 2-й
В службу его императорского величества вступил я в Саратовский пехотный полк 18 ноября 819 года подпрапорщиком, а 14 февраля 821 года произведён в оном в портупей-прапорщики, из дворян Киевской губернии, крестьян не имею.
На 3-й
На верность службы и подданство государю императору присягал, воинский устав и артикулы и другие установления читал, и что за какое преступление чинить повелено, знаю. // (л. 31 об.)
На 4-й
О службе моей объяснил выше, под судом и в штрафах не бывал.
На 5-й и 6-й
В исходе лагерей, бывших под местечком Лещиным в августе месяце прошлого 825 года, не помню когда, прислал за мною подпоручик Мозгалевский. Прибыв к нему в палатку перед вечером, где тогда никого не было, он, Мозгалевский, после обыкновенного приветствия начал жаловаться на притеснение начальников, на тяжесть службы, на угнетение оною солдат, потом, объявив мне, что для исправления всего того и приведения в лучший порядок составляется тайное общество, приглашал меня вступить в члены оного.
Затем, не говоря по предмету сему ничего далее, предварил меня, что как он открыл мне уже сию тайну, то нескромность моя, если только я осмелюсь обнаружиться, будет стоить // (л. 32) мне жизни; ибо, продолжал Мозгалевский, в сём обществе состоят сам он и много прочих. Не понимая, к чему всё это стремилось, поелику цели общества Мозгалевский мне тогда не сообщал, и будучи устрашён слышанными мною от него угрозами, я не знал, на что решиться, и должен был сказать покорность к его предложению.
Получив таким образом согласие, Мозгалевский в тот же вечер повёл меня к майору Спиридову вместе с прапорщиком Шимковым, тогда из балагана вышедшим, говоря, что он расскажет мне насчёт общества поподробнее, уверяя, что в оном нет ничего вредного и противного правилам добродетели.
Пришед к Спиридову, нашли у него Громницкого и Пензенского полка четырёх неизвестных мне по фамилии офицеров, которые тогда закусывали; но никаких уже тут между ими разговоров об обществе не происходило, кроме некоторых отголосков слов, сказанных мне Мозгалевским, // (л. 32 об.) ибо Спиридов торопил их в деревню Млинищи, как я мог понять, в собрание для совещаний, приглашая туда же и меня, Шимкова и Мозгалевского.
Почему все мы в ту же минуту в показанную деревню и отправились, куда прибыв в квартиру артиллерийского офицера Андреевича, увидели уже бывших тут многих офицеров, артиллерийских и пехотных, 9-й дивизии, примерно человек до 18-ти или более, совершенно утвердить не могу, из числа коих известны мне только Горбачевский, Андреевич, Борисов, Кузьмин и Щепилло, прочих же не знаю и даже теперь в лицо хорошо признать не могу. Но какое точно происходило там совещание, я не заметил, потому что по большей части вместе с Горбачевским находились на дворе.
По общим же разговорам, между ими тут происходившими, сколько я понять мог, предметом сего общества было восстановить в России общее для всех равное благо, упоминая о вольности; а Спиридов говорил о кампании 812 года, о понесённых им трудах, о потерянии здоровья и обещанной государем императором за сию кампанию воинам, в оной // (л. 33) подвизавшимися, какой-то награде, упрекал его величество в неисполнении такового обещания, и между тем жалуясь на слабость ног своих и на то, что, несмотря на сие, вместо обещанной награды, заставляют вытягивать носки, не переставал утверждать, что сие упражнение не приносит никакой пользы, а только истощивает у солдата последние силы и отнимает время, которое он мог бы употребить на что-либо полезное для себя.
В это время приехал неизвестно отколь подпоручик Бестужев-Рюмин и читал какую-то бумагу, не знаю кем писанную, о намерениях общества, которых я в точности истинно не понял и объяснить никак не в состоянии, а только помню, что читано и вместе трактовано было о разных злоупотреблениях, издавна вкоренившихся, о несправедливости начальников, дерзком и грубом обращении их, причём роптали также о тяжести службы, о введении бесполезного и вовсе ненужного ученья, служащего только к угнетению солдат, о непомерном взыскании и о малом жалованье, в особенности порицали корпусного командира генерал- // (л. 33 об.) лейтенанта Рота, что он позволял себе ругать офицеров самыми гнусными словами, за то, как было говорено, стоило б поднять его на штыки.
Говорили также о дворянстве, что оно совсем уничтожено и права их вовсе пренебрежны, и негодовали на государя, что он слабо и очень хладнокровно на сие смотрит и допускает таковые несправедливости; в заключение говорили, что общество сие имеет цель исправить все непорядки, возвратить дворянам прежние их права, ограничить монарха властию и доставить крестьянам свободу и вольность; причём Бестужев и Спиридов на вопрос некоторых офицеров отозвались, что о времени приведения всего этого в действие и о средствах достижения оного даётся знать от старших, которые будут избраны по восстановлении в обществе твёрдого согласия и тогда, когда всё нужное к тому приведено будет в порядок.
В сём обществе особенной никакой клятвы, как мне известно, не отбиралось, а пред окончанием оного положено было за правило на словах, чтоб никому о сём под смертною казнию не объявлять; но стараться привлекать в общество сие людей, известных по характеру и недовольных правительством, а также привлекать к себе нижних чинов, внушая им, // (л. 34) сколь они обременены службою, сколь мало их жалованье и сколь много терпят они безвинно; к чему в особенности приглашали меня и на дороге по возвращении в лагерь Спиридов и Мозгалевский, упоминая, что призывать к себе солдат должно для того, что как для исполнения предприятий основана была вся на них надежда, то чтоб, когда надобность востребует, были они в готовности действовать.
За всем тем я никого в общество не ввёл и никому об оном не открывал и никакого разврата между нижними чинами никогда не распространял. Сам после того никогда я в собраниях не бывал, и были ль оные ещё или нет, не знаю и ни от кого о том не слыхал, потому что по случаю постигшей меня на другой день жестокой болезни я не мог никуда выходить и по окончании лагерей тот же час отправлен был в полковой лазарет; после чего я уж ни с Спиридовым, ни с Мозгалевским и ни с кем даже из членов общества нигде никогда не виделся.
В сём обществе ни в каких сношениях я не был и никакого участия не принимал, а напротив, внутренно раскаивался, что вступил в оное, не открыл же об том начальству // (л. 34 об.) из боязни. Других членов сего общества я не знаю, настоящая цель оного, предположения и средства достижения их мне также неизвестны, ибо сие было ещё тогда сокрыто. Что ж я об оном знал, всё то объясняю я здесь без всякой утайки и ничего не скрываю, в чём и показал сущую правду.
Скрепили: председатель генерал-майор Кратц и аудитор Чикалин
Верно: генерал-адъютант барон Толь // (л. 35)