© Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists»

User info

Welcome, Guest! Please login or register.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » Из эпистолярного наследия декабристов. » Письма и документы декабриста Александра Викторовича Поджио.


Письма и документы декабриста Александра Викторовича Поджио.

Posts 81 to 90 of 171

81

81. Н.А. Белоголовому

Воронки, 12 августа [1864 г.]1

Намеренно медлил я, умышленно не писал вам, добрейший Николай Андреевич; хотелось выждать окончательного разрешения, чтобы дать письму моему характер определительный. Теперь скажу вам, наконец, что я еду за границу; на днях последовало высочайшее на то разрешение. Еду, и не думайте, почтенный доктор, чтобы от лет до того посоловел, что там, за долами, я думаю найти и исцеление, и здравие, и т.д.: еду с тою мыслью, что два, три месяца лишнего солнца принесут некоторое облегчение, и то выигрыш перед концом концов.

Еду на этот раз не в Италию, а в Швейцарию, а именно, как думаю, в Лозанну, где и тепло, и дёшево, и научно будет для моей Вари. Вспомните, что ей 10 лет и что при малых наших средствах я там только и могу обойтись без неизбежных гувернанток, к которым не лежит ни сердце, ни карман мой! Варя, моя бедная девочка!

Вчера я виделся с княгиней Репниной и долго говорил с нею о Швейцарии, где она провела зиму! Она угрожала мне и холодом, и голодом, проживши в пенсионе в Веве и платя по 6 франков за себя и за дочь! Страшно гадание! Но надо вспомнить и то, что бедная летала прежде лебединым полётом, а теперь спустилась на ласточный, и мудрено ли, чтобы ей не казалось всё скверным, невыносимым2. Но для меня, воробушка от рожденья, всё покажется ладным!

Выезжаю между тем при грустных впечатлениях; отрываться от своего, от своих нелегко; там толпа, не спорю, но там эта толпа глухо и несозвучно отзывается! Впрочем, призывать не стану, и угрожаемое одиночество вовсе не радует. Мы условились было с Сер[геем] Гр[игорьсвичем] зимовать вместе в Гельвеции, а вышло не то; он так расхворался в Виши, что возвратился в Питер и хочет жить в семье. Он очень слаб, и больно мне, что, стоя у меты, мы так разлучились! Он избрал местопребыванием именно ту единственную точку, которая мне не доступна на всём земном шаре! Расстаться с Ел[еной] Сер{геевной] тяжело; бедная она, едва покончила одну, другую, третью, как четвёртая драма развёртывается для неё!..3

Теперь, доктор, дело польётся к источнику вашей жизни! По словам вашим, вы уже стоите у устья, и нет спасения! Хороша же ваша медицина русская! Не то мы скажем в Европе, где нет вашего удушливого сибирского климата! Не преступно ли так прирасти к почве, так страдать и не предпринять передвижения? Бросили службу, дела, и что же далее предстоит, как не путь к искомому? Воспряньте, друг мой, приезжайте в Швейцарию: там Косей, там Мезер4, там буду я, и мы вас втроём подымем и водворим в широкие пределы жизни!

Не откладывайте этого перелома в условиях вашего быта - у вас не порок какого-нибудь органа, а расстройство в механическом отправлении взаимном всех органов, взятых вообще; здесь нужно не исцеление, а устранение только причин, нарушающих равновесие всех отправлений; для этого нужен умеренный климат, самая правильная жизнь, невозмутимость ума, отчуждение от Шлезвигского вопроса и т.д.5; всё это вам доставим, и жизнь останется за вами!.. Сколько я боролся с вами насчёт Сибири: вы, я говорил, там утомитесь, заглохнете, расстроитесь вконец! Но местный, брусничный патриотизм взял верх, и я был отброшен как не медик, не посвящённый в таинства медицины. Подумайте, пока молоды и всё ещё исправимо! Будем писать через Мих[аила] Сергеевича!

Теперь о брате, о супруге, старой маменьке и о племянниках! Что же это золото не идёт вам в руку? Я, стяжавший столько терниев, так бы и поскакал им на помощь! Где моя молодость! Будь она в руках, клянусь вам, был бы прежде в Сибири, чем в Швейцарии! Всё утрачено, кроме неизменных чувств моих к краю и к вашему семейству. С вами не теряю ещё надежды свидеться, но с вами другими, дорогими сибиряками, не встретиться, конечно! Вот что и больно! На русском пространстве чувства не должны бы допускаться, довольствоваться заочной дружбой, право, неутешительно! Я несу на себе это тягостное условие! Живу врозь со всеми мне близкими!

Прощайте же, дорогие мои сибиряки: прелесть Наденька Александровна, дай бог вам счастия долгого и взрастить малюток, и Дунюшку пристроить! Прощайте, Андрей Андреевич, и вам, мой друг, упрочить дела свои и всех! Аполлон у и Владимиру Андрее[вичам] мои дружеские приветствия. Наконец, Петру Александровичу здравия, спокойствия и ненарушимого свободного духа! Жена, Варя всем, всем вам тёплые приветствия, не забывайте их, не забывайте и старца, вам преданного, А. Поджио.

РГБ. Ф. 22.6. 2. Л. 1-2 об.

Белоголовый. С. 356-357, не полностью.

1 Год установлен по указанию на отъезд за границу - это произошло в сент. 1864 г.

2 Вероятно, Варвара Алексеевна Репнина (рожд. гр. Разумовская, 1776-1869), жена Н.Г. Репнина, брата С.Г. Волконского, и её дочь, Варвара Николаевна Репнина (1808-1891), которая позже из-за материальных трудностей была вынуждена продать материнский дом (Шереметьев С.Д. Княжна Варвара Николаевна Репнина. Спб., 1897).

3 За короткое время Е.С. Кочубей потеряла сына, мать и мужа, «четвёртая драма» - болезнь С.Г. Волконского.

4 Сведений об этих врачах найти не удалось.

5 Спор между Данией и Пруссией из-за Шлезвига и Голштинии.

82

82. З.С. Свербеевой

Женева, 10 (22) марта [1865 г.]1

Отрадно принимаюсь за перо, милый друг мой Зина Сергеевна, и тем более, что всею семьёю отвечаю тою же радостью, которою исполнено ваше письмо от 4 марта! В глубокой вашей скорби едва ли не первая это для вас радость, и вот вы, моя бедная, моя дорогая Сергеевна, утешились счастием, и не собственно своим2. Не знаю, почему это счастие другого, и которое так для нас близко, навело меня невольно ещё более на ваше горе! Худо я свыкаюсь с этой последнею мыслию, и, несмотря на наше обоюдное молчание, могло ли моё горячее участие когда- нибудь к вам остыть!

Многих я допрашивал, многое хотел узнать, но все поиски мои были поверхностны, пока счастие нашего Ив[ана] С[ергеевича] не послужило утешительным поводом наконец для вас отозваться с прежнею теплотою вашего доброго сердца! Теперь этот пробел пополнен, и, переносясь мысленно в ваш тихий уединённый уголок, всё-таки как-то легче вспоминается. Итак, вы в радости, и дай бог крайне молодой чете достигнуть с тем же начатым счастием и крайне глубокой старости! И как это сказать после трёх ужасных примеров, один за другим последовавших!3 Он мне не пишет - прощаю! Понимаю, сколько он занят: ходить на лекции любви, особенно первой, это не то, что ходить на лекции преподавания права!4 К тому же слушать одновременно и те, и другие было бы явное противоречие; здесь право, а там слагаешь его! По крайней мере, таков я был жених и таковым и поднесь остался мужем! Всё и вся во власти моей спутницы-квакерши!

Дай бог нашему другу быть и человеком, и супругом, и отцом, и другом, каким был кто же? - как не ваш Сергей Петрович? И будет им; это моё убеждение! Благословение такого человека не даётся втуне!

Чего не могу простить Ивану Сергеевичу (да и вам тут же), что, давая вам поручение мне писать, он не подумал вложить карточку княжны Веры! Исправьте, пожалуйста, антидружескую ошибку, промашку, упущение - всё, что хотите. Но оставим на время эту первую ярко исписанную вами картину и обратимтесь к другой, для которой вы, кажется, переменили не только краски, но и самую кисть. Понимаю, что здесь вами руководило другое чувство, а именно то, которое сопряжено с опасениями, внушаемыми наболевшим вашим сердцем! Отбросьте безнадежные и мрачные предчувствия: не всегда данные служить могут верным выводам!

Как ни особенны, как ни скоро заключились условия брака нашего Н[иколая] Роман[овича], а всё-таки надо взять в основание чистый расчёт разума, а после сердца в этом деле!5 Его одиночество, недоверие к жизни, расстройство в делах, все его влекло к изысканию выхода из этого горького и невыносимого для него положения! Выход найден, и дай бог найти ему в ней достойную спутницу!

Он останется тем же нежным отцом, только отцом с большими средствами для воспитания детей и упрочения их состояния! Она, всё же она, удержит имение от разорительной продажи и тем успокоит мужа не столько в вещественном отношении, но и в нравственном в особенности. Сколько его мучило расстройство имения не его, а детей! Одна эта выброшенная статья его заспокоит и задержит в жизни! Сколько всё это имело пагубного влияния на его уже и без того разбитое здоровье! Необходимо ли мне по дружбе моей к нему верить в лучшие дни или это убеждение гораздо более основательное, но я встретил эту новость в полной радости!

Конечно, я во всем этом не допускаю страсти, ни даже и увлечения, но вижу, какое это сочувствие двух лиц, друг другу одинаково страждущих и одиночеством, и всеми недугами жаждущего сердца, если и не самой любви, то чего-то схожего с нею! Как не допустить этого чувства в женщине самостоятельной, при независимом общественном ее положении? Тут я усматриваю сильное сочувствие, и дай бог им возможного счастия! Но в этом деле вы, друг мой, задеты за живое, и вероятная разлука с Катей6 вас крайне тревожит - но так как дело не решено, а отложено, то и не должно бы преждевременно грустить; во всяком случае вы исполнили свой священный долг и в случае предстоящего горя вы будете довольствоваться всею нежностью чувств этой Кати; не могу представить себе положение этого ребёнка при разлуке с вами, её матерью!

Прежде я многое, если не всё говорил Н[иколаю] Р[омановичу]. Теперь же, не знаю почему, он меня выбросил из своей памяти; и с тех пор как последние мои три письма остались без ответа, вы поймёте, что не стало (несмотря на мою неизменную дружбу к мужу Сашеньки) духу пускаться на четвёртый отказ. Такое отчуждение не затрагивает моё самолюбие, а прямо мои чувства и которые особенно выражались к Н[иколаю Р[омановичу]. Я не оскорблён, а крепко скорблю и всё-таки извиняю его! Он испытал столько горя, столько вынес неудач и вещественных, и нравственных, что немудрено, что и я невыгодно подпал под его раздражительную мизантропию! Я неизменим.

Пришлите мне, пожалуйста, фотографию дорогой для меня, конечно, невесты.

Грустную вы мне передали весть о смерти Павла Сергеевича!7 Всем нам черёд - question de temps*! Мир с ним был на земле, мир с ним будет и там... Он скончался на руках А.Н. Сутгофа. Как это мне грустно напомнило смерть брата, умершего на тех же руках! Не говоря о его недугах, значит, хороший признак, и, вероятно, кавказское солнце излечило его! Если он ещё у вас, скажите ему мое дружеское слово, много в себе заключающее! Прошу его передать мои дружеские приветствия давнишней знакомой Анне Федосеевне8.

Не утешительно выразились вы о Нонушке! Говоря о её выезде, я уверяю себя, что непременно её увижу! К горю моему, не так утвердителен я буду относительно свидания с вами, друг мой! Несмотря, что вы и порываетесь за границу, но как вам в самой вещи и подняться со всеми малютками, с нянями 1-го, 2-го и 3-го разряда; нет, невозможно, и бог весть, удастся ли нам свидеться!! Увы! время (несмотря на горячее желание) не за мной! Вот с доброй Л[изаветой] С[ергеевной] дело другое - чуть-чуть рукой не подать!9

Ужели Иван Сергеевич метеором пронесётся через Штутгардт и в виду Монблана не донесётся до его подножия?..

Письма доброй Лизы Сер[геевны] не совсем утешительны; П[ётр] В[асильевич] всё похварывает неуступчивою болезнью, а она этим самым расстраивает себя! Им нужны будут воды, и едва ли и мне не придётся туды же направиться. Собственно до меня, мне скорее понадобится земля, чем воды, но моя Варя так страдает chlorose** (хотя теперь и получше), что надо будет её подкрепить. Так трудно бороться с этой натурой, и впечатлительной, и крайне, не по годам чувствительной! Что это за дитя и что её ожидает в жизни при таком направлении и ума, и сердца? И меня с нею тогда не будет! Вот что меня и тревожит, и мучит; и хотя бог ее наделил чудною матерью, но я в одном отношении незаменим!..

У неё наклонность к музыке образовалась теперь в страсть, которая подчас ей и не в пользу, так она на неё действует... она много и много играет; любит всё разбирать более, чем изучать одно и то же; оттого игра её более быстра, чем отчётлива! Учится классически и хочет быть maestro***!

Пожалуй, если так пойдёт, то и достигнет своей и моей цели! Как-то вы водитесь с вашими малютками - вот и они уже за уроками! Как время нас уносит! Теперь скажите одно - поборете ли ещё раз вашу лень и дополните все начатые сведения о себе и о Н[иколае] Р[омановиче]! Как бы я желал, чтобы вы сблизились с нею; сколько бы вы пользы принесли, если бы успели в этом намерении.

Скажите мне, где и что с Кучевским - жив ли отец? Что последовало с домом иркутским и тут же с Горбуновым?10 Прошу вас передать мои искренние приветствия Катерине Александровне и Дмитрию Николаевичу, равно и милым сестрицам вашим!11 Как памятны мне дорогие мгновения, которые так скоро проносились в семействе их! Как вы меня утешили радостною вестью о С[офье] Д[митриевне]!12 Путешествие летом довершит выздоровление. Сотюремнице вашей, однако же порхающей В[арваре] Д[митриевне]13 прежние мои поклонения, вам же, друг, все мои благословения.

Весь ваш А. Поджио.

Расцелуйте деток.

*Вопрос времени (франц.).

**Бледная немочь (мед.).

***Учитель, мастер (итал.).

ГАИО. Ф  774. Оп. 1. Д. 259. Л. 359-364 об.

1 Год установлен по упоминанию о смерти П.С. Бобрищева-Пушкина.

2 В апр. 1865 г. И.С. Трубецкой вступил в брак с княжной Верой Сергеевной Оболенской.

3 Вероятно, имеется в виду смерть Н.Д. Свербеева, А.С. Ребиндер и Н.А. Кочубея - все трое умерли молодыми.

4 И.С. Трубецкой учился на юридическом факультете Московского университета.

5 Сведений о третьем браке Н.Р. Ребиндера не обнаружено.

6 Е.Н. Ребиндер воспитывалась после смерти матери у 3.С. Свербесвой.

7 П.С. Бобрищев-Пушкин.

8 Сутгоф Анна Федосеевна (рожд. Янчуковская), жена декабриста.

9 Е.С. и  П.В. Давыдовы жили в это время в Вюрцбурге.

10 А.Л. Кучевский умер в 1871 г. Иркутский дом Трубецких был продан в апр. 1866 г.

11 Имеются в виду родные Н.Д. Свербеева; его родители Дмитрий Николаевич (1799-1874) и Екатерина Александровна, его сёстры.

12 С.Д. Свербеева. 

13 В.Д. Арнольди жила вместе с 3.С. Свербеевой в Сетухе.

83

83. С.Г. Волконскому*

Женева, 8-12 июня [1865 г.]1

Получил я письмо ваше за № 8, добрый, неизменный друг наш Сергей Григорьевич, и не умею выразить вам всю мою душевную благодарность за доказательства таких подвигов вашей дружбы! Как! при ваших страданиях, при грустно-настроенном вашем воображении вы находите в себе столько времени и столько ещё последних сил, чтоб уделять мне и чувства, и все потребности доброго, горячего вашего сердца! Да наградит вас бог за такие посланные мне искренние, дорогие утешения.

Вижу из письма вашего, сколько вы страдаете, и по почерку сужу, что вам стоят эти строки! Но почему же вы мне не говорите о ногах, т.е. отзываются ли прежние боли? Дурная погода, конечно, подействовала на вас, и надо надеяться, что июнь принесёт облегчение при установившихся жарах! Давай бог!..

Признаюсь вам, я на солнце более надеюсь, чем на Фишера!2 Относительно решимости зимовать в Воронках не говорю ни слова - сами увидите, и дело не о деньгах, а о здоровье! Песня далека и сама выскажется.

Заграничная жизнь - самая дешёвая при благоразумье, что и доказывает большое число семейств русских, удалившихся от русской дороговизны. Правду сказать, что и живут не барски, а скромненько и уединённо! Что вы скажете; у нас одно семейство русское, Высоцкие (она урождённая гр. Каменская), с ними 5 человек детей, две девушки, гувернантка, занимают 9 комнат и на всём содержании платят 1000 франков в месяц!!.

Вот вам мерило для сравнения здешней с вашею жизнью. Не говорю о дешевизне обучения. Здесь за получаемые деньги г[осподино)м Павидом 3 можно иметь целых четыре профессора почище его и с разницей той, что ни один из них не позволит себе малейшего уклонения от должных приличий. И этот господин смеет не жаловать к хозяину дома? Вы говорите, что дело приостановилось, но какой это жилец после такой выходки и с таким настроением ума и сердца?..

Относительно заботливого вашего попечения обо мне я в последнем письме изъявил вам, сколько мог, горячую мою благодарность и вместе дал очерк моих денежных обстоятельств. Вы могли заметить, что я веду дела сообразно средствам моим и что при правильном и своевременном взносе следуемых и обещанных мне денег я мог бы сводить свои кончики с концами. Но как быть? Н[иколай] Р[оманович] обанкрутился, Sophie запуталась до времени4, и наша Nelly, что бы вы ни говорили, расстроилась значительно, в особенности в виду предстоящих издержек!

Она хотела мне выслать из Питера проценты мои 450 р. и 250 р. из назначенного Николай Аркадьевичем Варе5. Потому ли, что столько сумм перебежало через её руки, что, как водится, она и счёт им потеряла, во всяком случае, умоляю вас не напоминать ей об этом теперь; дайте ей пока оправиться после Питера и закладки церкви, а там осенью при стрижке овец сам ей напишу об этом. Теперь же, чтобы пополнить дефицит 700 р., я пишу Протасову, прося его убедительно выслать мне 500 р. из капитала и 200 р. следуемые процентов из оставленных 2000 р. Срок 10-го августа, и вышлет мне 100-рублевыми ассигнациями, которые здесь промениваются несколько ниже менового курса, стоящего на 332! Такое средство и проще, и действительнее, чем передаточные листки, особенно высылаемые из ваших мест! В этом обороте никто не теряет; Протасов выплачивает долг; я же эту сумму буду считать за Неллей, и ей будет время оправиться! Так ли?

Между тем как я сижу за пером, на диване стонет, задыхаясь, кто же - бедный наш Перовский!!6 После нас болезнь не переставала высказываться и весною в такой силе, что должен был отправиться в Гейдельберг для совещания с Жезелем, Кайзерлингом7 и пр. Здесь ему сделалось до того хуже от дороги, что вздумал по усталости отдохнуть и между тем и позаняться средствами облегчения. Я ему предложил на время нашего медика Strohlin8, который было ему помог и, успел его задержать. Ему непременно хотелось быть с нами, и вот уже три дня как он бок о бок со мной! Кашель, удушье чувствовались.

Поты, лихорадка, раздражительность - вот противу какой диагностики надо сражаться, и ожидайте тут другого исхода, как не тот, которым всё и вся кончается! Несмотря на эти признаки, больной, как водится, всё надеется и строго держится предписаниям лекаря. Дай бог ему облегчения. Я получил от Михаила Сергеевича письмо из Рязани в ответ на моё! Хорош Грегор9, хороши и все!..

Что за позорные дела?.. Конечно, по его требованию я не стану говорить, да и к чему? Забыть их и дела их, всё, что должно, если только это возможно.

К нам подъехал Михаил Александрович, он тронул меня теплотою своих чувств; всё тот же громкий, и умный, и милый собеседник: мы всякий день видимся и поговариваем и похваливаем нашу Сибирь!10

Прощайте, добрый мой друг - говорю, но не с вами! всё это мне чужое. До свидания, не отстаю от этой родной надежды. Жена всем крепко жмёт руку, Варя моя молится за вас - это я слышу...

Поручаю вам передать дружеские все наши приветы Александре Петровне11 и поклоны мои властям Воронковским. Господь с вами.

А . Поджио.

*Помета С.Г. Волконского: «Отвечал 4-го июля. № 8 к 8 июня».

ИРЛИ. Ф. 57. Оп. 1. Д. 228. Л. 27-31 об.

1 Год установлен по месту жительства.

2 Фишер - домашний врач в Воронках.

3 Гувернёр Сергея Молчанова.

4 С.О. Плеская.

5 Н.А. Кочубей завещал Варе Поджио 5 тысяч рублей сер.

6 Перовский Пётр Николаевич, сотрудник русской православной миссии в Пекине.

7 Данных об этих врачах найти не удалось.

8 Лечащий врач семьи Поджио в Женеве.

9 Брат Е.Г. Волконской.

10 Безобразов Михаил Александрович, имел прииск в Сибири, бывал в Иркутске.

11 Дурново Александра Петровна (рожд. Волконская).

84

84. И.С. Трубецкому

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTUzLnVzZXJhcGkuY29tL2ltcGcveHl0LWlINTBBbXAtYXF1WVcyTjBFNjd0OGdaTGVtZmR6cUstelEvaGlCVXd6WTI5MG8uanBnP3NpemU9MjMxMHgxNTExJnF1YWxpdHk9OTYmcHJveHk9MSZzaWduPWM5NDM4N2I1NmQwYTYzYTM0MWViMGQxNzk5ZWZmYTI3JnR5cGU9YWxidW0[/img2]

[Женева,] 20 [октября 1865 г.]1

Где карточка? а? а?

Туманная Женева!

Одновременно с твоим письмом, добрый друг Иван Сергеевич, получил я ту же грустную весть и от сестры твоей Лизы! Чаша преисполнилась, и страдалец не вынес жизни! Как много и много он выстрадал! Как многое я знал, а ещё более, быть может, и не ведал! Мир ему там, куды в часы излияний заносило его мрачное и безнадёжное воображение! Почтим память этого умного, благородного друга должною памятью! Сообщи мне, прошу тебя, возможными подробностями о предсмертном времени его жизни!

Что дети? Не хочу нарушать памяти родных и называть их сиротами; бог отнял у них многое, но и многое оставил! Ты и твои сёстры заменят утрату неусыпными о них попечениями. Ты вызываешь Петра Васильевича2 в опекуны; вызов несбыточный! Он из Вюрцбурга не может двинуться, а тебе нужен товарищ-деятель на месте! Заглазно такое дело не приводится в ясность; к сожалению, дело это очень просто и основанное единственно на вызове кредиторов и удовлетворении их по возможности. Здесь не предстоит устройство, управление имения, а только продажа его. Весь успех дела будет состоять в возможно выгодной продаже!

Сомнения нет, что долги превышали ценность имения, иначе отчаяние покойника не высказывалось бы так безнадёжно. Верно и то, что обстоятельства не дозволяли ему в течение двух лет высылать ничтожные мне проценты, несмотря на желание его не стеснять и меня! Ты заботишься о моём долге, у меня сохранная записка, хранящаяся у Михаила Сергеевича, который и снабжён от меня доверенностию на распоряжение всеми моими капиталами! И громко, и смешно! Смешно и потому, что ходатайству не иметь успеха! Говорю это, основываясь на словах покойника, который как законник сам, несмотря на всю законную святость сохранной записки, упрекал себя в расстройстве части Вариного капитала!

Как бы ни было, а всё-таки не желательно дать превосходство богачу Боткину3 над беднягой Варей! Когда ты меня уведомишь о положении всего дела и о предполагаемом итоге всего и вся, тогда и я, в свою очередь, выскажу тебе свою мысль. Важнее наследства, которого, вероятно, не окажется, есть дело существенное и более связанное с будущностью детей: это дело относительно их образования. Ты , верно, не раз слышал желание покойника дать им образование университетское; по-моему, обязанность твоя следовать указанию этой воли!

Начинание сделано, и они посещали при жизни ещё отца гимназию, почему же и не идти тем же, уже проложенным путём? Тут только раздастся один вопрос, следует ли оставлять их экстернами или же поместить в постоянные? Я бы думал избрать последнее, как выгоднейшее для последовательного учения; дома не столько повторений, как невольных развлечений! Не допускай тут нежности чувств, а одну сущность дела. Вы же всегда все пока в разъездах, и вам не следить за ними, как это требуется. Когда вы наконец осядетесь в Москве, тогда можно будет взяться и за систему удобнейшую, но до того времени другой не предстоит и логичнее, и практичнее.

Если бы наконец не оказались и для этого и средства, и присмотр, то почему же и не определить их в любое казённое заведение? Конечно, ты к тому найдёшь содействие многих влиятельных лиц, помнящих заслуги отца сенатора, pere conseiller*. Как бы то ни было, а главное, не трать время; как оно для них дорого, вся будущность их в одном лишь образовании!

Прости меня, если я себе позволил такое вмешательство; знаю, что это начало несовременно, но знаю мои чувства ко всему, что только близко к моему Сергею Петровичу, и признаю себе право говорить с тобой всегда искренно и дружески! Теперь оставлю на время весь этот грустный ряд ощущений и обращусь к предмету более радостному и утешительному. Не горюйте о постигшем вас неожиданном испытании; благодаря бога все кончилось благополучно, но помните одно, ожидая из повествования о вашей счастливой супружеской жизни, продолжение впредь, сколько вам предстоит мер благоразумия и предосторожности против зимних московских ухабов и толчков проселочных пензенских путей...

Как жаль, что лихая моя княгиня, которая при имени одном Пензы4 надувала свои алые губы, как будто бы пред приёмом какой-нибудь магнезии, вдруг примирилась с степною жизнью и, наконец, вынесла из неё грустное впечатление! Но много ещё дней, а ещё больше и счастия перед вами, грустное изгладится и заменится, бог даст, радостным. Скажу тебе кстати о радостном, что Лиза, приехавшая сюды слабою, полуотчаянною, выбралась отсюда бодрою, весёлою и полною надеждами. Не будь этот Салл5, на который она имела неосторожность забраться на ослице, она бы не подверглась вызванному временному лежанию и выполнила бы роль вполне de la femme emancipee**, как я её прозвал! Она до того зазнавалась, что я всё воевал с нею. Сожалею вдвойне и о разлуке, и о перемене местности, которая так благотворно действовала на неё и на них всех. Пётр Васил[ьевич] покрылся было сыпью, а выехал румяный и здравый. Что у них за дети, особенно Вася! Как он мне напомнил тебя и всё наше былое, где на просторе мы так тесно, кучкой жили!..

Что-то будет в Вюрцбурге и как-то покажет себя Сконцони? Нонушку видел раз; она поселилась в Vevay, в этом госпитале, наполненном ипохондриками, водяными и пр.; если они водятся и в Женеве, то, по крайней мере, затеряны в толпе туристов всех стран, сбежавшихся в Женеву от холеры. Ты знаешь, что здесь на этот случай милейшая биза6 стоит как страж, отмахивающийся от сквернавки! Что-то и у вас проявляют опасения насчёт негодной гостьи - здесь же, т.е. в Европе, побаиваются за будущий год! Не дай бог!

После вашего выезда я подвергся тревожным испытаниям: жена была опасно больна и выстрадали невероятно, теперь всё ещё на пилюлях! Варя, моя бедная, 10 дней не допускалась к ф[орте]пиано - правая грудочка до того распухла. Все это к сложению, но как рано! Теперь получше. Все мы, т.е. двое, крепко вас обнимаем, и часто, часто про вас идёт речь! Сегодня, 23, вспомнили нашу дорогую Зину Сергеевну - передай ей наши искренние приветы7.

Ваша ревность справедлива - чудная моя Вера Сергеевна выражает только должный отклик на страстную мою к ней склонность! Конечно, не утешу тебя, а более огорчу, если скажу тебе: не опасайся меня, не долго мне тебя терзать. Днём я ещё как будто и человек, но только прилягу, то и начинается боль в полостях сердца, боль, которая, конечно, должна высказать своё последнее слово! Услышим его. Я решился зимовать в Женеве. Мы переехали в другой, лучший во всех отношениях пенсион возле нашей церкви: Pré l’Évêque, pension de M[ada]me Picaud***. Пожалуйста, не ленись и пиши мне, хоть в несколько приёмов. Помни А. Поджио.

Вчера у нас пронеслась туча с страшным громом! А вы, подснежники? Салевы и Юра покрылись снегом, но у нас все цветёт и зеленеет.

*Отец-советник (франц.).

**Эмансипированная женщина (франц.).

***«У Епископа», пансион мадам Пико (франц.).

ГАРФ. Ф. 1143. On. 1. Д. 179. Л. 20 -23 об.

1 Год установлен по упоминанию о смерти Н.Р. Ребиндера (14 сент. 1865 г.).

2 П.В. Давыдов.

3 Имеется в виду кто-то из членов большой богатой купеческой семьи Боткиных, возможно, Николай Петрович Боткин.

4 В Пензенской губ. находилось имение И.С. Трубецкого.

5 Mont Saleve - гора в окрестностях Женевы.

6 Бизa - название северного ветра в Швейцарии.

7 Именины Зинаиды 11 (23) окт.

85

85. Н.А. Белоголовому*

Женева, 8 ноября [1865 г.]

Как же скоро вы, любезный друг Николай Андреевич, прокатились по долам, по горам и для того, чтобы сказать - зачем? Как зачем? - хотя бы и для того, чтобы избегнуть пасти скверной этой гостьи индийской. Вам ли не беречь себя тогда, когда придётся, быть может, стать лицом к лицу у себя, где уже она так бесщадно угнездилась! Ваши же учёные пророчат появление её в большей степени в будущем году... Итак, готовьтесь её встретить с должным подготовленным оружием.

Сказать надо, однако же, и то, что Велпо, великий Велпо1 в письме к братьям, увы, изобличал вашу медицину как бессильную и несостоятельную против холеры! Конечно, и вы с братьей ему посмеётесь, однако же не отвергнете и то, что вы не в силе предупредить её вторжения, а ещё менее её изгнания! Придя к такому заключению, обращусь к прочему, другому! Нехорошо, добрый Николай Андреевич, что головка ваша начала отзываться былыми припадками! Как же всё это свести с намерениями ехать в Иркутск! Понимаю всё, что вас влечёт в эту дорогую даль; но даль эта так холодна, так пагубно, тифически действует на вас, что, право, удивляюсь решимости вашей до приведения в ясность вашего здоровья?2 Мрачно, отчаянно вы описали ваше торговое дело; это и хорошо, нечего обманываться.

Брат Андрей при всей своей честности, при своём уме дело не восстановит! У него нет той предприимчивости, той ходячей деятельности, которая так связана с успехами торговли; человек кабинетный, он поведёт дело банкира, самой замысливой конторы, поведёт его правильно, хорошо; но на практичные обороты он неспособен, и я нахожу, что один Аполлон может только вас и выручить, если согласится слить ваши дела с своими!

Я коснулся этого предмета, как тесно связанного с вашим намерением: ни на что не надеяться и приняться самому за медицинский практический труд! Прекрасно, похвально, но где же возможность осуществить эту цель, если вашего не станет на это здоровья? В Иркутске практиковать? Практикуют не у камина, не у 15-градусной комнатной теплоты, а при 30° мороза! Какое тут здоровье устоит, если уже оно расстроено! Достигнется ли цель? Не лучше ли, как вы говорили, воспользоваться сделанными вам предложениями и попрактиковать при условиях, более подходящих к вашему здоровью? Право, не пускайтесь, не запасись последним - вы вконец можете себя расстроить, и как это вы, медик, а позволяете мне, неучу, вас наставлять? Впрочем, настала здешняя зима; времени много ещё перед вами и до зауральской поездки успеете себя проверить!3

Вы жалуетесь на скуку, на одиночество - верю; но почему же вы предпочли Вену другим университетам, изобилующим соотчичами, - вы же жалуетесь на часть учебную, так почему не передвинуться? В Берлине, вы говорите, найдёте искомых профессоров, более вам нужных, и добрый путь вам! Там же и Бисмарк, преподающий начертание новой европейской географии!4 Слышали ли вы, какой фурор он произвёл при появлении в цирке в Париже. Поприще, достойное этого скакуна на колокольне.

Вы жалуетесь на одиночество! - а славянский устроившийся у вас круг разве вам не с руки, не по уму, не по сердцу? Верно, из панславизма, из этого разводимого огонька австрийский дымок ест глаза! Как быть? взялись за ум, и племена, народы отдаются (простите сравнение) как непотребные женщины тому или тем, кто им более предлагает. Правительство, которое провозглашает право, поборет всякое другое!5 Такая вывеска, чего доброго (если она ясно выражена), пожалуй, то же, что и наша ёлка, многих к себе заманит!

Почитываете ли наши «Ведомости» и правда ли, что они в Австрии запрещены за славянофильство? А как назидательно ругаются Катков с Краевским и как убедительно доказывают друг другу, что, каждый из них запродан, но кому, не говорят!6 В Берлине вознаградите себя: там чтения будет вдоволь! Не забудьте нас уведомить о выезде своём и о занятиях ваших и о предположениях относительно зауральского вояжа!

После вас мы переселились в Pres l’Eveque, pension Picaud (наш адрес) в другой конец города вблизи церкви - и всем довольны. Цена та же, но холод не тот; здесь ковры, печь, двойные рамы и стол хорош! Тут же все русские и добрые люди! Чистый пенсион, детей кучи, и все это буки аз бу! Женева наводнилась нашими и прочими беглецами от холеры. Давыдовы в Вюрцбурге - бедная Л[изавета] С[ергеевна], начала лечение, и Вася7 заболел лихорадкой неотвязчивою.

Слышали ли вы о кончине Николая Романовича? Возвратясь из Вильдбада, он был слаб и однажды после двух спазматических припадков упал мёртвый на руки Серёжи, возле него стоящего. Дела в ужасном расстройстве - зять разорил его... Министерство выслало 2000 ф[ранков], чтобы похоронить сенатора прилично! Жаль его, страдальца, но больше за детей. После вас я получил письма от Наденьки и Дуни; одна чуть-чуть не бабушка, другая с медалью на груди!8 Как все это выросло, состарилось! А я ещё и не выехал... ещё копаюсь, копошусь день за днём. Жена всё не приходит в себя; как-то всё не то: теперь вздумала кашлять, вероятно, погода тут замешалась! 9 дней сряду и дожди, и ветра; сегодня солнце, поздравьте нас! Со всем этим у нас в саду всё в цвету ещё! Жена вам жмёт руку, Варя кланяется; а я обнимаю со всеми давними постоянными к вам чувствами.

А. Поджио. Пишите.

*Помета Н.А. Белоголового: «1865».

РГБ. Ф. 22, 4.10. Л. 1-2 об.

Белоголовый. С. 368, фрагмент.

1 Велпо Альфонс Альфред - знаменитый хирург.

2 Весной 1865 г. после тяжелой болезни Н.А. Белоголовый уехал из Иркутска, но ещё долго надеялся вернуться.

3 В 1866 г. Н.А. Белоголовый в качестве врача участвовал в поездке герцога Н.М. Лейхтенбергского на Урал.

4 14 авг. 1865 г. был подписан Гастейнский трактат между Австрией и Пруссией, по которому Шлезвиг и Голштиния были поделены между ними.

5 В 1865 г. в правящих кругах Австрии велись переговоры и переходе к дуализму. В сент. 1865 г. было объявлено о прекращении действия конституции и роспуске парламента, что было шагом к разрушению централистской системы, а потому вызвало одобрение в славянских землях.

6 В 1865 г. «Моск. ведомости», редактором которых был Михаил Никифорович Катков (1818-1887), и «Голос», редактировавшийся Андреем Александровичем Краевским (1810-1889), вели ожесточенную полемику, обвиняя друг друга в получении субсидий.

7 Давыдов Василий Петрович (1852-1900).

8 Дуня Неустросва окончила Девичий институт.

86

86. М.С. Волконскому

[Женева, 10 декабря 1865 г.]1

Плачем, грустим, горюем вместе с вами, единственные оставшиеся друзья мои; вот что только могу сказать в утешение вам и себе! Кончилась его жизнь, кончились его страдания! Уснул он, бедный наш мученик, уснул и благословил тебя только мысленно!! Тяжело тебе, друг мой, но не терзай себя, этой мыслью!2 Помни, что это была его воля, его требование; то же подтверждал он и в письме своём ко мне, и кто мог предвидеть такого скорого исхода? Повинись воле божьей; ты всегда был безупречен и в своих чувствах, и в своих действиях, и, конечно, не время тебе, отцу семейства, так безжалостно раздражать своё бедное сердце! Вспомни, как вера его в тебя была велика, и тебе ли, в виду такой веры так бесщадно себя смущать?

Ошибочно рассчитывая на свои силы и под влиянием не покидавшего его чувства самоотвержения, он выразил волю свою непреклонную, а ты, обманутый в свою очередь, ей покорился и лишили тем друг друга последним утешениям! Больно, тяжело, друг мой, но не вини же себя, праведник ты мой по чувствам! Что же остаётся для меня? Когда между вами было случайное недогадывание, я как-то злоумышленно отделялся всё более и более от него! Почти два года всё день ото дня откладывал и своё свидание, и всё это в наши годы!

С его стороны было чистое самоотвержение! Сколько раз не повторил он мне: «Как бы ни утешителен был уход вас обоих за мной, но держите меня на втором плане, а думайте о себе и о Варе в особенности!» Не бывать уже любимому его слову «примкнуть», и теперь ношу в себе всю тяжесть делаемого себе упрёка: почему я оставался так неподвижен под гнётом всех житейских условий и не сумел осенью отправиться к нему? Почему после 46-летней почти совместной жизни не сумел я последний год согласовать с этим длинным началом; не сумел с ним проститься, обнять его и не успел облобызать эту страдальческую руку, которая всегда так твёрдо изливала на нас троих все эти утешения, которые здесь только мыслимы!

Посмотрите на эту кучу писем, исписанных среди непрерывающихся страданий! Как они все проникнуты непостижимым чувством благоговения перед непостижимым! Какое смирение и какой долгий, поучительный исход! По мере того как ослабевали его телесные силы, силы его нравственные росли и выражались любовью особенно горячею ко всему тому, что входило в условия его прежней доболезненной жизни! Нет - он не умирал, а жил, может быть, как никогда не жил; сосредоточенный более в себе, факел его жизни запылал большим огнём, и огонь этот он выбрасывал не на вас одних! Попался и я под этот пламень, и, конечно, он угаснет только со мною вместе.

Обыкновенно при таких долгих невыносимых страданиях человек как-то черствеет, эгоистически холодеет (проследите кончину Леопольда мудреца3), а наш страдалец-старик юнел и изливался! Все его письма отзываются как будто усилившимся чувством и к своей родине, к своей семье и к своим друзьям. Не говорю о вас, вы это знаете, но не знаете, до чего он скорбел, заботился о нас троих!.. Вы представить себе не можете, какая пустота водворилась в моем уголку - недостаёт его, недостаёт его частых искренних, тёплых бесед... Мне же худо спится.

Я заговорил о своём горе и отклонился от вашего. 6-го числа, и без того уже грустный день4, и в 10-ть часов утра я получил, добрый М[ихаил| С[ергеевич], письмо твоё и один отправился к обедне*.

Жена десять дней уже сидит дома. Священник упросил меня отложить панихиду до 10 числа, а не 8-го, как я желал, по случаю поездки его в Веве. Возвратившись домой, я был в недоумении, известить ли сестру об общей нашей потере; но представьте моё удивление, когда спустя часа два растворилась дверь и я увидел перед собой княгиню с Аделаидой; я крайне растерялся и вместо «здравствуйте» сказал ей «прощайте, княгиня»5. Дель6 их возвестил письмом, и слёзы всех нас вместе пояснили дело. Странно, что не я её, а она меня посетила. Она была тронута, насколько ей возможно, и в доказательство степени её расстройства упросила жену сводить её в другую комнату, как водится. Не сказав мне ни слова о предполагаемой должной панихиде, она отправилась, а я не счёл нужным говорить ей, что условился со священником 10 чис[ла] насчёт панихиды.

Вечером Дементий7 пришёл с приглашением пожаловать на другой день в церковь в час пополудни, говоря мне, что сам князь это устраивал. На другой день (7) я, жена, Варя и случившийся у нас генерал Ратов, знававший папу в Ницце, а тебя на водах, отправились в церковь, где застали уже княгиню с сыном, Аделаидой и графиней Фонтон8. Князь был в коридоре и подошёл сам ко мне, говоря, что он имел удовольствие познакомиться со мной ещё в Петербурге. Он так постарел и так был принуждённо неловок, что я не узнал его. По окончании панихиды мы простились, и тем кончилась наша случайная, натянутая встреча**.

Сегодня ходила жена с поклонением скорбным к С[офье] Г[ригорьевне] и застала её в рубашке за 4-м письмом, пишет во все стороны; 2 письма были уже запечатаны; получили она и сын по письму от Л[изаветы] Г[ригорьевны], в котором извещает о твоём выезде. Итак, сегодня ты в Воронках и обнимешь бедную Нелли! Как-то вы устроитесь и как сумеете вы смягчить вашу грусть? Боюсь, боюсь за твоё здоровье! Теперь ожидаю вести от вас, Нелля моя! Как Сережу потрясла, я думаю, вся эта печальная сцена! Мишечка, который так тешил старика, будет не раз к нему врываться9.

Что-то вы порешите, расхаживаю с вами вместе по памятной галерее и прислушиваюсь всем грустным излияниям! Теперь вас осталось двое! Но те, которых уже нет, оставили вам, на время, конечно, лучшего еще друга; друга, который живёт одной жизнью ещё с вами! Если я для вас весьма малое, то вы для меня многое! Позвольте мне на основании этих чувств поговорить, посоветовать одно: папа не раз мне твердил, что после его смерти сестре вручится письмо, в котором выскажет все её действия10.

Вероятно, письмо это и есть, письмо, писанное задолго до кончины и, конечно, в пылу всего его негодования. Если покойник настаивал до конца в своём намерении, то делать нечего, воля да будет его исполнена, в противном случае, отходя с миром, вряд ли он мог заглушить чувство прощения и не простить той, которую он так любил, несмотря на все чудовищные её выходки! Какая цель этого письма? вразумить, исправить её? - юна неисправима и поверь мне, что чувствует свою вину, но не выскажет её! Посмотрели бы на неловкое положение обоих на панихиде! Если тебе не жить с нею, то жить долго с отцом, а оскорбления, высказанные матери, ещё более отравят ваши с ним отношения! Подумайте об этом и не раз.

От Нонушки я получил уже ответ о передаче ею письма Ал[ександру] Ник[олаевичу] и, который накануне был уже предупреждён из Петербурга. Теперь ещё об одном деле. Не знаю, знаете ли вы, что папа выслал мне 2000 фр[анков], всегда озабоченный несостоятельностью моих должников и всегда горюя о моих нуждах, он прибегал к этому пособию в виде ссуды, если не выразил он особого им назначения, то прошу вас зачислить эти деньги в наличность и пополнить долг мой при получении денег после Николая Романовича. Воля усопшего всегда должна быть исполняема. Сколько, помню, было тут и предисловий, и убеждений, чтобы не встретить какой-нибудь бессовестной щекотливости, и с кем, и в какое время, увы, предсмертное!

Поклонись, преклонись его святому для меня праху! Как он меня приглашал самого к нему!! А я, я иду с женой пока на свою, уже одинокую панихиду - Варю не берем, всю ночь во сне проплакала и опять начала свои подергивания в лице!

Прощайте, друзья мои. Храни вас всех бог. А. Поджио.

Где же мой старец?

*Далее рукой Л.А. Поджио.

**Далее рукой А.В. Поджио.

ИРЛИ. Ф. 57. Оп. 3. Д. 183. Л. 1-6 об.

1 Датируется по содержанию.

2 С.Г. Волконский умер 28 нояб. 1865 г. в Воронках, М.С. Волконский приехал туда только после похорон.

3 Леопольд I (1790-1865), бельгийский король с 1831 г.

4 6 дек. - именины Н.А. Кочубея.

5 «Сестра», «княгиня» - Софья Григорьевна Волконская (1785-1868), сестра декабриста, бабушка Е.Г. Волконской. Аделаида Патэ - компаньонка С.Г. Волконской.

6 Александр Францевич Делль управлял финансовыми делами С.Г. Волконской и её детей.

7 Слуга С.Г. Волконской.

8 В Ницце С.Г. Волконский был в 1858 г., ген.-майор Ратов в 1850-е гг. командовал 1-й бригадой 2-й резервной пехотной дивизии. Сын С.Г. Волконской Григорий Петрович (1808-1888), отец Е.Г. Волконской. О графине Фонтон сведений не обнаружено.

9 Внуки С.Г. Волконского Сергей Дмитриевич Молчанов (1853-1905) и Михаил Николаевич Кочубей (1862-?).

10 Речь идёт о наследстве, полученном и не возвращённом С.Г. Волконской после осуждения брата.

11 Раевский Александр Николаевич (1795-1868), брат М.Н. Волконской.

87

87. М.С. Волконскому

[Женева,] 25 декабря [1865 г.]1

Хочу, если смогу, затаить своё горе и касаться невольно собственного твоего, добрый, дорогой наш Михаил Сергеевич! Скажи нам, как ты покончил своё поклонение к святым для нас местам? Скажи нам, стало ли твоего здоровья на твои нравственные и путевые издержки? После вынесенного горя вот что меня крайне тревожит. Ты и до выезда был уже так шаток, что же было с тобой после всего последовавшего?

Последнее письмо от Нелли было от 27, и с тех пор молчно она, бедная, страдает, и я теряюсь в одних грустных догадках! При страшном уже совершившемся горе угрожало ей ещё и другое: Миша был в скарлатине!!. В письме её вырвалось: «Почему вас нет со мной?», поэтому-то я и воображаю себе, сколько твой приезд должен был ей придать и сил, и жизни! Успел ли ты в намерении своём склонить на перемещение в Фалль?2 Не думаю; она так свыклась, приросла к этим могилам, что едва ли не почерпает из них именно все соки иссыхающей её жизни! Скажу тебе ещё и то, что занятия по долгу обязанностей к воле Н[иколая] Ар[кадьевича] и управление хозяйством служат ей какою-то благотворною целью; что far niente* будет беспрестанно наводить и на своё одиночество и поколеблет последние силы! Севера она не любит потому именно, что боится его; к тому же будете ли и вы в Фалле?

Если же под влиянием появления холеры она и вздумает покинуть Воронки, то всё-таки, я думаю, она предпочтёт заграничное какое-нибудь убежище, которое и не уединенно, и не так заграждено, как Фалль, от учебных пособий. Конечно, Женева в гигиеническом отношении (в ней не было никогда холеры и никаких эпидемических болезней), в отношении научном, при удобстве дешевизны представляет особенные выгоды, но все эти соображения не подходят к вашему делу, и я жду с нетерпением извещения, на чём вы решились и окончательно остановились!

Вчера «Nord», не знаю почему, в биографическом очерке упомянул о смерти друга-старика! В сухом этом послужном списке оставлен пробел всей его 30-летней изгнаннической жизни! О русском пишут для русских, а кто из русских не знал о его изгнании? Что за таинственность такая? От биографа не требуется ни возгласов, ни похвал, ни порицаний, а требуется изложение верное всех явлений общественных в жизни общественного человека! Непростительное, нелепое, умышленное умолчание!3 «Il est mort en chretien et en homme de bien»**, - покончил биограф! C’est le prendre un peu tard que de mourir en homme de bien, genre par trop moyen age! Il у a a faire quelque chose plus que la; aussi eut-il ete plus correct de dire; «il a vecu en homme de bien»! Erreur aujourd'hui, deinain veritas***.

Возвратимся к нему же. Спустя несколько времени после полученного известия Аделаида получила письмо, писанное за три дня до смерти, и тут же просил мне сообщить, что намерен писать и мне. Каким образом совершился этот быстрый неожиданный исход? Верно, просочилась вода в сердце!.. Я не был о сю пору у С[офьи] Пригорьевны], жена ходила на днях и нашла её за письмом от Степана на французском диалекте и подписанным: «Ех-valet de chambre de Son Excellence»**** В бытность в Vichy С[офья] Гр[игорьевна] просила его не оставлять брата и обещала награды; на этом основании он и просит у неё места; она же не имеет для него вакантного. Видно, как и надо было ожидать, он из недовольных!

Князь Григорий Петрович возвратился из Vevay, Aigle, и вчера видел вскользь его в церкви! Мы проводили дни, друг мой, полные воспоминаний; память и благословения всё те же!4 Духу не стает поздравить с праздником, но как при вступлении нового года не пожелать отдохновения твоему сердцу, тем более, что по всем законам вероятности тебе не предстоят уже более новые потрясения. Ты закончил весь круг неизбежных трат, дай бог тебе теперь наслаждаться невозмутимо оставшимся ещё большим счастием!

Отдохни, друг мой. Как это нужно для тебя и для твоего семейства! Пора и Лизавете Григорьевне успокоиться! Грустно, грустно, но какая вместе высказывается всё более и более пустота, подчас невыносимая! Вот ты и жив, да не вижу и не слышу тебя. Однако же до свидания. Обнимаю тебя, друг мой, со всей горячностью моих к тебе чувств; поцелуй крепко, нежно ручку Лизавете Григорьевне и тысячу нежностей шумной и живой дорогой орде! Все мои тебе благословения. Последний из бывших А. Поджио.

*Безделье (итал.).

**«Он умер как христианин и как благородный человек» (франц.).

*** Умереть благородно - это опоздать, это слишком во вкусе средних веков. Следует сделать кое-что большее; поэтому было правильнее сказать: «Он жил как благородный человек». Что сегодня ошибка, завтра будет истиной (франц.).

****Бывший камердинер его превосходительства (франц.).

ИРЛИ. Ф. 57. Оп. 3. Д. 183. Л. 9-10 об.

1 Год установлен по упоминанию о смерти С.Г. Волконского.

2 Фалль - имение Бенкендорфов, перешедшее к Е.Г. Волконской (её мать, Мария Александровна, рожд. Бенкендорф).

3 В некрологе С.Г. Волконскому, опубликованном в газете «Le Nord» от 4 янв. 1866 г., приводятся сведения о его жизни до начала 1820-х гг. и после 1856 г. Умолчание не только об участии в движении декабристов, но и о последующих 30 годах жизни бросалось в глаза.

4 Воспоминания о М.Н. Волконской, день рождения которой был 24 дек.

88

88. Н.А. Белоголовому

[Женева,] 12 (24) генваря 1866 г.

Вот и я доплёлся за вами, живыми, до 1866 года, любезный друг Николай Андреевич!

Плетусь, а между тем переживаю много и многих! Пережил и доброго старика моего Сергея Григорьевича! Не знаю, дошла ли весть до вас о внезапной почти его кончине! Накануне он много, по обыкновению, исписал, в день смерти отдавал приказания, заказал себе даже обед, после чего захотел уснуть., и уснул навеки! Опухоль была уже в ногах и в руках, и, как я предполагаю, вода всосалась в сердце, и... Я начал письмо с горькой этой для меня вести, находясь под гнётом ещё тяжкого для меня впечатления - так пусто сделалось в моём уголке без его нескончавшихся писем. Вы, верно, вспомянете его добрым словом!..

Забыл вам сказать, что он умер в Воронках, и так узковиден был Фишер, старый доктор, что, не предвидя кончины, не предупредил Мих[аила] Сер[геевича] и что он приехал только поклониться не ему, а могиле. Мир его праху и не тревожить бы его Долгорукову, который взялся за биографию неуместно и несвоевременно! Сколько тут дерзости! Заявлять себя хранителем тех тайн, которые доверены будто были ему для оглашения лишь только после его смерти! В каком виде невольно он выставил покойника! Что подумал Киселёв при его отношениях бывших с С[ергеем] Гр[игорьевичем]. И это же ложь и ложь - но тут сочинителю, вероятно, хотелось уязвить Киселёва, и он воспользовался присвоенным себе случаем!

Как эти люди понимают всё благородство чувств бывших! Уж ели С[ергей] Г[ригорьевич] выжидал смерти, чтобы высказаться, и нужен ли ему был для этой цели побочный пристрастный голос!1 Матку правду, как он называл последнюю, высказывал и сам, - но всё это до времени, и пользуюсь теперешним, чтобы поздравить вас, добрый друг мой, с новым годом; желаю более всего вам здоровья и возможно успокоиться в тревожном мире сём! Наконец-то вы отозвались из своей венской клиники. Так, так, учитесь, только не заучивайтесь! Я и то потревожился, боюсь, чтобы труды вас не уходили окончательно! Поберегайте себя, тем более, что капиталы, как кажется, иссякли и придётся добывать хлеб себе трудами! Что же будет, если при ожидаемом расстройстве дел покинет вас здоровье!2

Грустно, больно мне было слышать повторение всё о том же дурном ходе ваших дел; что будет с семьёй Андрея Анд[реевича] в случае несостоятельности; бедная Надя и бедные детки. Удивляюсь равнодушию брата, и я всё-таки думаю, что отчаиваться нечего и что дело может поправиться, но при одном лишь условии, то есть сдать все дела Аполлону и чтоб Андрей устранил себя от всякого вмешательства. Поспешайте в Сибирь, пока можете направить ещё дело - тут нужна воля и нужен перелом, оставлять же дело на прежнем бездеятельном основании - значит расстроить его вконец! Конечно, выезд ваш не может совершиться прежде мая, и преждевременная поспешность послужит только ко вреду, ибо отзовётся на ваше здоровье. Вести дело? - вся удача от вожака!

Помните вы Кургу возле Елихты и которую я разведывал и наконец бросил за недостатком денег! Вы её не взяли, а теперь добыто на ней 3 1/2 пуда золота!! Хозяин Базилевский здесь и подтвердил это сам!3 Вот, батюшка, как дело-то делается! Пусть же Владимир мотает себе на ус!!  Не будь этот елихтикский ящик, который я отыскивал, я бы не пренебрёг Кургой, оказавшейся в 30 долей, но удобной по лёгкой разработке!..

Так как мы попали в Сибирь, то и не выйдем из неё, не посмеявшись над искателями не золота, а сепаратизма! Что за дичь! В Сибири сепаратисты? Вы её знаете, как и я! Есть ли тут что-нибудь похожее на эти притязания? Конечно, наплыв поляков способствовал к размножению идей самых диких, и, вероятно, стремясь всегда и повсюду к нашему разъединению, они и пустили в ход эту заразу, и, вероятно, некоторые юноши подхватили бессознательно эту идею, поговорив и только! Я смеюсь, при убеждении, однако же, что дело кончится ничем и жертв не будет; не след было поднимать этого вопроса и начать бестактное преследование!4

Жаль бедную Машеньку, и правда ли, что она под надзором?5 Смех и горе! Я получил письмо от Наденьки и Дунюшки! Добрые они; любят и помнят, как всегда! Одна чуть ли не бабушка, другая с медалью на груди! Как время прокралось!.. Прошло и вынесло, и занесло в Вену доброго Кинаста!8 Уехал, но не сказали мне, имеет ли он место или вольнопрактикующий. Вы мне говорили, что будете слушать курс о горловых болезнях в Вене! Если вы находите профессора человеком дельным и искусным, то назовите мне его!

Здесь лечится у Binet флигель-адъютант Тучков, сын Павла Алексеевича7. У него был года полтора тому сифилис, и с тех пор при малейшей простуде являются ранки в горле; их прижигают ляписом, дают тресковый жир и раствор из йода! Скажите своё мнение и думаете ли необходимым заехать больному в Вену! Я чтил отца и полюбил сына. Держите про себя слухи о болезни человека молодого и скрывающего недуг свой. Теперь о себе.

В холода я очень волновался полостью сердца - теперь полегче, но дряхлею... ухожу! Мы было с С[ергеем] Г[ригорьевичем] уговорились свидеться в майе, но его не стало, не стало и желания трогаться с места: во-первых, и расходы, и здоровье, и воспитание Вари, а во-вторых, не знаю, дозволит ли мне дальний путь вынести испытание такого движения! Пока в Женеве, т.е. на её поверхности, Варя поддалась инфлуенце - кашляла, и вот 10-й день, как не выходит. Музыка её идет быстро и не по летам; по-английски и по-немецки объясняется свободно и читает на обоих языках без устали. Ещё год придержу на одних языках, а там уже за науки! Жена и моя артистка очень, очень вас приветствуют; жму вам, добрый мой старый друг, честную вашу руку и поручаю себя вашей дорогой для меня памяти.

До свидания... Какая дерзость, заносчивость сердца.

А. Поджио.

РГБ. Ф. 22, 4.14. Л. 1-2; 4.15. Л. 2-3 об.

Белоголовый. С. 369-370. 368, фрагмент.

1 Долгоруков Пётр Владимирович (1816 или 1817-1868), историк и публицист, с 1859 г. в эмиграции, издавал газеты «Будущность», «Листок», «Правдивый». Опубликовал в «Колоколе» (л. 212 от 15 янв. 1866 г.) некролог С.Г. Волконскому, в примечании к которому писал: «Все помещенные здесь факты сообщены мне Волконским вместе с многими подробностями о декабристах, которые будут напечатаны в моих «Записках». Он просил меня не обнародовать их при его жизни». Далее С.Г. Волконский был назван автором помещённой в № 9 «Листка» (6 июня 1863 г.) статьи «Три предателя: Бошняк, Майборода, Шервуд».

Всё это, по мнению А.В. Поджио, противоречило нравственным принципам декабристов, а потому и вызвало у него недоверие к словам П.В. Долгорукова. Последний опубликовал также в своём французском ежемесячнике «Verite» (т. 1, № 3) биографический очерк «Граф Киселёв», в котором утверждал, что «генералу Киселёву были известны замыслы заговорщиков» и что в отсутствие Киселёва полковник барон фон дер Ховен по приказу А.И. Чернышёва захватил бумаги Киселёва. Они столь компрометировали последнего, что дело могло дойти до Сибири, и спасло Киселёва лишь уничтожение фон Ховеном этих бумаг.

Там же давалась такая характеристика Киселёву: «По природе царедворец <...>, характера он был слабого <...>. В высшей степени тщеславный, весьма чувствительный к лести и похвалам, граф Киселёв вскоре подчинился обаянию императора Наполеона III » (Долгоруков П.В. Петербургские очерки. С. 352). Киселёв Павел Дмитриевич (1788-1872), гр., в 1819-1829 гг. начальник штаба 2-й армии, в 1837-1856 гг. министр государственных имуществ, провёл реформу управления государственными крестьянами, в 1856-1862 гг. русский посол во Франции.

2 В 1865 г. А.А. Белоголового постигло банкротство. Так как он, как старший из братьев, управлял нераздельным фамильным капиталом, то его разорение привело к потере состояния и Н.А. Белоголового.

3 Базилевский Иван Фёдорович (1791-1878), крупный золотопромышленник и откупщик.

4 Речь идёт о деле сибирских областников - представителей общественно-политического течения в среде сибирской интеллигенции, выступавших в начале 1860-х гг. за революционную борьбу с самодержавием, демократические свободы, совместно с политическими ссыльными - русскими и поляками - они готовили восстание в Сибири. Рассматривая Сибирь как колонию России, часть областников выдвинула лозунг отделения Сибири от России. Аресты начались в конце мая 1865 г., следствие велось более двух лет. Г.Н. Потанин, Н.С. Щукин, С.С. Шашков, Н.М. Ядринцев и другие были сосланы на север Европейской России, а по первоначальному приговору им грозили каторжные работы.

5 Машенька - лицо неустановленное, среди привлечённых к следствию такой нет.

6 К.В. Кинаст.

7 Бине Пауль (ум. 1896), фармаколог. Трудно сказать, кто из сыновей московского ген.-губернатора П.А. Тучкова имеется в виду: Александр Павлович (1840 - после 1899) или Михаил Павлович (1832-1890).

89

89. Н.А. Белоголовому

Женева, 8 (20) ф[евраля 1866 г.]1

Не ошиблись вы, добрейший друг мой Николай Андреевич, горе ваше мне не чужое, и глубоко оно отозвалось в осибирившемся моём сердце! Как вы, и я на дом ваш смотрел, как на ту верную пристань, куды моряк любит заходить - и этот дом, и всё в нём некогда и жившие, и ликовавшие - всё это, как тяжёлый сон, ложится на душу, и не разогнать его! С первого же шагу наш Андрей Андреич, как вы справедливо заметили, оступился. Что за мысль - удалиться в Кяхту под покров людей, уже отживших, и таких ли ему нужно!2 Не время искать одно лишь себе логовище; тут надо стать на ноги и выправиться во весь свой рост!

Анд[рей] Анд[реевич] так ещё молод, что всё ещё впереди! Его несостоятельность не злостная; имя его осталось неприкосновенно, и небрежность и другие обстоятельства нисколько не могли коснуться его чести! Почему же не поискать дела, деятельности и доверия! И ужели нет средств все это найти в числе стольких людей, близких вашему дому. Память отца и личные достоинства - все с вами и при вас! И время ли отчаиваться и, что ещё хуже, упускать время?

Посмотрите, чего не достигает человек сословия торгового, взявши в пример Трапезникова3. Отрешённый отцом от всякого после себя наследства, он остался со всем семейством своим в нищете и что же? Принялся за дело, за комиссии и теперь уж сам себе независимый господин! Почему же не выдвинуться, не попытаться? Я уверен, что так и будет! Поосмотрится, высидится и воспрянет. И можно ли только думать, чтобы избранное им пристанище не было временно? Конечно, тут понадобится воля, энергия, и, почём знать, не найдутся ли и эти силы? Жена, дети, какие двигатели!

Бедная Наденька! Какое было пробуждение! И какое, наконец, положение, найти приют, так именно [там], где её окатили такой холодностью! Вообразите, что она найдётся и там; у неё столько ума и воли, что не только не ослабнет в испытаниях, но ещё и мужа подкрепит! Соберусь с силами и буду им писать! Хорошо, если бы Дуня ухватилась за предлагаемое ей место; при этой должности есть та нравственная независимость, которой нет в частном доме.

Болею за вас, друг мой; знаю, что душа ваша прекрасная затронута не в потере одного капитала; что делать, мужаться и ехать на место при первой возможности и поддерживать братьев своим умом и твёрдым направлением! За вас я спокоен, насколько может это быть; лишь бы здоровье не изменило! Владимир молод, боек и пойдёт, если возьмёт в основание строгость правил! Бедный Павел Александрович!4 Ему суждено, как Марию, пересаживаться с разбитого камня на другой таковой же!5 Капиталец его находился у вас; уж ели и он унесён? Скажите мне, что об этом знаете - это крайне меня беспокоит!

Итак, вы на выезде в Берлин; напишите мне оттуда и сколько пробудете. Я туды вышлю карточки. А вы что думаете о своей, философ? Благодарю вас очень за советы; больной, как кажется, послушается их и весной отправится в Вену к указанным докторам! Ну хорошо ли, сами подумайте, принимать йод в течение не знаю уже скольких месяцев? Долго ли мы вам будем служить в виде ещё опытов? У нас весна с дождями, и грязная Женева утратила свою прелесть! Надо ожидать солнца! У вас что? Вена опустела; вся жизнь её перелилась с Дунаем в Пест! Благороднейший человек ваш император, вдобавок ещё и умный!6 Желаю ему успеха и, как всегда, примирения, а не усмирения; там право, здесь насилие; там прочность, здесь шаткость!

Вы меня спрашивали, была ли Ел[ена] Серг[еевна] при смерти отца? Он умер на её руках! Кн[язю] Долгорукову вздумалось почтить его в некрологе, помещённом в «Колоколе». Хотелось самому порисоваться и для этого пустым россказням вздумал дать характер какой-то политической исповеди! Всё это известно давно! Между тем старик мой представлен болтуном и даже вралем, но враль не он! В политике, как и в гастрономии, подогретое никуды не годно; человечество идёт всегда вперёд; выбрасывая всё старое и туды же и самих стариков! Славный работник время, где-то я сказал, особенно же с тех [пор], как он принялся за работу и не покидает общественную великую мастерскую! Всё выработается, тем более, что спрос велик!

До свидания, друг мой, расстояния велики между нами, а время так коротко за мною! Не забывайте же меня, нас.

РГБ. Ф. 22, 4.13. Л. 5-6 об.; 4.15. Л. 1-1 об.

Белоголовый. С. 368, фрагмент.

1 Год установлен по упоминанию о банкротстве А.А. Белоголового.

2 После банкротства А.А . Белоголовый уехал на время в Кяхту к родителям первой жены Игумновым.

3 Возможно, имеется в виду кто-то из сыновей бывшего иркутского городского головы Константина Петровича Трапезникова.

4 Вероятно, речь идёт о П.А. Горбунове, который в это время жил в семье А.А. Белоголового.

5 Марий Гай (156-86 до н.э.), римский полководец и политический деятель. Когда он, потерпев поражение, высадился у берегов Карфагена, сожжённого римлянами, римский наместник предложил ему покинуть пределы области. Отвечая, Марий сравнил участь Карфагена с превратностями своей судьбы.

6 «Ваш император» - император Австрии, где в это время находился Н.А. Белоголовый. В 1865 г. был создан новый кабинет, склонный к признанию автономии провинций, и по случаю открытия 14 дек. венгерского государственного собрания двор переехал в Пешт.

90

90. М.С. Волконскому

Женева, 8 (20) ф[евраля 1866 г.]1

Поздно я принялся за перо, добрый, дорогой друг наш Михаил Сергеевич! Скажи мне прежде всего, подобает ли тебе, юному камергеру, насчитывать за собой столько старческих болезней?2 И есть ли время радоваться твоему повышению, когда здоровье твоё сделалось так шатко? Тут нервы, и желудок, и ревматизмы как будто бы слились все вместе, чтоб истощить вконец весь запас сил, в Павловке накопленных!3 Уж ели у нас нет своего юга, куды ты мог перенести свою службу; и ужели скачки, плавания по берегам Лены, Амура и пр. недостаточно отпечатались на твоём избитом теле, чтобы ещё его подвергать пагубному влиянию болотистой Невы?

Как ты, друг мой, бесщаден не только к самому себе, но и к тем, для которых ты так дорог!!. Сколько твоя столичная жизнь тревожно заботила твоих родных! Но их не стало, и пришлось мне, как последнему из бывших, тебе напоминать заповедные слова: «Береги себя!» Трудно тебе себя сберечь в Питере; надо тебе с ним расстаться, а между тем какой предстоит перелом в твоих служебных и семейных отношениях! Всё это и усматриваю, и знаю, но знаю также, что здоровье выше всего! Твоё письмо, твой почерк навели меня на эту мысль, так часто повторяемую в твоей семье. Благодарю тебя за добрую весть о дорогой для нас всех Нелле, тем более, что после горестного известительного письма мы другого не получали! Ей, бедной, не до нас, а друга-секретаря не стало! Много, много он унёс за собой; унес даже и то спокойствие духа, которое так услаждает наши воспоминания о былых!

Чужие возгласы взволновали и тебя, понятно, молодого! Но я в мои лета, при моём воззрении на всё и вся, и я мог допустить себя до такого смущения, что долго не мог взяться за перо! Непрошеные трубачи, нам чуждые по всему, присвоили себе право, не признаваемое за ними, судить и рядить; тревожить; вызывать святые для нас тени и нарушать ту тишину, которую мы так любили находить у дорогих для нас могил!4

Знаю, сколько в этих отзывах есть и лжи, и притворства, сколько тут скрывается и злобы, и ехидства; сколько эти даже похвалы обоюдоостры или же до пошлости приторны; всё это знаю, ведаю... и имел малодушие возмутиться! И как не возмутиться при одной мысли: что бы сказал наш старец, если бы видел себя до такой степени бессовестно затронутым dans son for*, в этом тайнике, так им свято чтимым, хранимым, а теперь... преданном чужой гласности? Ожидал ли он столько искажения и такого предательства? Здесь, при Колокольном, как водится, звоне и со всею удалью заграничной печати явился некролог отца!

Цель, вероятно, была благая, но вводное одно то обстоятельство испортило всё дело и до того его исказило, что предположенное похвальное слово обратилось в осуждение, конечно, мнимое, С[ергея] Г[ригорьевича] (для тех, которые его знали), но явное кн[язя] Долгорукова самого. Принужденно выпало это имя из-под пера, я говорю принужденно, во 1-х, потому, что не в моих правилах касаться лиц, однажды уже засуженных5; во 2-х, не присваивая себе права судить кого бы то ни было, я предоставляю право кн[язю] казаться кем и чем ему угодно, и если я не прошёл молча мимо его подписи, то единственно потому только, что из-за неё выглядывает не величавый, а безобразно искажённый лик нашего старца! И как не сказать тут неверному живописцу или судье: «Ote-toi, que je m’у place!» - et me voila!**

Упомянутое вводное обстоятельство заключалось в случайной встрече кн[язя] с С[ергеем] Григорьевичем], обстоятельство весьма обыкновенное, но которому первому рассудилось дать размер какого-то политического значения, потребовавшего подробного сказания! Непонятно, как ум автора не говорил ему, что вставлять себя, как он это сделал, в чужую рамку подчас неуместно и весьма неловко; что надо же иметь на это права и другие, чем те, которые нам даёт одна мелкая суетность! Как тот же ум не говорил ему, что попавшийся под руку декабрист вовсе не загадочное, таинственное лицо, а что, напротив, он весь налицо; что, конечно, искушение велико порисоваться, но места всё-таки нет и быть ему не может в чужой по всему для него картине!

Как он, говоря не шутя, не чувствовал, что предмет не по силам его сдержанности и что он неминуемо завлечётся, заговорится и вконец заврётся!

И подлинно... с первых же слов падает из рук оригинал и вместо нашего 80-тилетнего старца, изведавшего, разгадавшего и жизнь и людей, является юноша, который с первой встречи с незнакомым человеком становится весь нараспашку; с детскою простотой говорит, рассказывает быль и небылицу; заявляет себя сотрудником заграничной печати; сочиняет, диктует (конечно, не своим слогом) целую брошюру о трёх доносчиках и, к довершению всего, сознавая своё малодушие, доверяет пращу своего слушателя камушки, носимые им за пазухой, с условием, однако ж, не вымечивать прежде смерти!.. И это не осуждение?

Но этого мало: один из этих камней брошен по назначению и уполномочию, в кого же? - в гр[афа] П.Д. Киселёва!!. В того человека, которого С[ергей] Г[ригорьевич] любил и чтил до слабости и до конца своей жизни!.. Есть ли тут правдоподобие по чувству, а по сущности дела ещё менее. Я многое знал и многое слышал и заверяю, что никогда ничего и подходящего не слыхал ни от С[ергея] Г[ригорьевича], ни от Юшневского6, с которым и я был так дружен, ни от самого Пестеля, к тому, что будто бы последний читал свою «Русскую правду» в кабинете, кого же? - своего начальника штаба, человека умнейшего и исключительно, горячо, непоколебимо преданного Александру Павловичу!

Что Пестель по тогдашнему либеральничал и громко; говорил об освобождении крестьян с землёю, об общинной системе, - всё это могло быть и было - сам П[авел] Д[митриевич] не таил тогда ещё своих прекрасных чувств, но чтобы от общих обсуждений доходило до «Русской правды», т.е. до введения нового народного Правления, - никогда не было и быть не могло!7

Пестель был так осторожен, так скуп на свою правду, что за исключением весьма малого числа лиц он редко кого ею дарил; редко именно потому, что пущенная в ход основная её мысль, т.е. введение республиканского правления, была почти всеми наотрез отрынута!8 Картина, представляющая чтеца и слушателя при уме этих двух личностей, до того нелепо неправдопод[об]на, что не выдерживает малейшего разбора.

Я уверен, что ум у Павла Дмитриевича предохранит его от всякого подозрения в вероломстве прежнего друга и товарища; не нуждаясь в пощаде, он вспомнит и ту благородную черту характера С[ергея] Г[ригорьевича], что часто не щадя себя, он всегда щадил других! Конечно, вся эта статья прошла и пройдёт неподмеченной, но могла ли она не отразиться болезненно на близких памяти нашего старца? Я был слишком затронут сам в имени моего друга и в подкрепление своих возражений должен был вопреки, как видишь, моих правил, несколько порыться в пыльных страницах нашей устаревшей, чтоб не сказать вовсе забытой, книги.

Порылся я, мой друг, для себя, но более для тебя, как будто в помощь против тех впечатлений и грустных, и возмутительных, которые тебя ожидают, если бы случай выбросил под глаза упомянутое сочинение. В министерстве получаются все заграничные газеты, верно, там и найдётся тот номер, который так резко изобличает автора в домогательстве во что бы [то] ни стало прослыть каким-то политическим душеприказчиком отца!..9

Душеприказчик готов; но где же завещание и, наконец, и эта воля усопшего? Уж ели бесцельные рассказы, взятые из забытых страниц жизни, давным-давно завещанных гласной печати Следственной комиссии и которые душеприказчику угодно было облечь в значение какой-то политической новой исповеди; может ли эта некстати подогретая смесь прошедшего, не применимая к настоящему, служить завещанием, смыслу которого внутренняя жизнь покойника так резко противоречила. Относительно воли, «она, - говорят мне, - выразилась на словах»! В этом случае ссылаться (и в наше время более, чем когда) на мёртвых надо очень осторожно: потому что мёртвый мёртвому роз[н]ь, и есть такие из них, которые долго, долго после себя ещё говорят. В числе их, конечно, и старец наш, и всякий, не познавший его, разобьётся, как и случилось, о его надгробный камень!. Мир его праху!

Утомил я себя, а тебя ещё больше моим и сказанием, и маранием!.. Вчера была у нас Соф[ья] Гр[игорьевна] и сообщила, что по известиям от Деля у вас всё благополучно. Кн[язь] Гр[игорий] Петр(ович] только что возвратился здоровым из Франции и в половине марта едет в Бессарабию по Дунаю. Как ты меня порадовал извещением о Кат[ерине] Ник[олаевне]10; каким образом мог слух о её болезни так утвердиться. Ник[олай] Белоголовый пишет мне из Вены, дом их обанкрутился, а за ним и 13 других в одном декабре месяце! Прощай, друг мой добрый, почтительно приветствуем всей семьёй вас обоих и детей обнимаем. Благослови вас бог. Напиши мне, что же с тобой и всеми вами. Преданный тебе

А. Поджио.

8-20 ф[евраля]. У нас дожди, у нас пост и вчера ходили в церковь. На клиросе посол наш пел со всей своей семьёй11. Во всяком случае я полагаю, что он лучше пишет, чем берёт ноты...

*Dans son for interieur - в глубине души (франц.).

**«Убирайся, освободи мне место!» - и вот я там! (франц.).

ИРЛИ. Ф. 57. Оп. 3. Д. 183. Л. 11-16 об.

1 Год установлен по содержанию.

2 1 янв. 1866 г. М.С. Волконскому было пожаловано звание камергера двора (Северная почта. 1866. 8 (20) янв. № 5).

3 Павловка - имение в Борисоглебском уезде Тамбовской губ., приобретённое Волконскими не позже июля 1862 г. (РГБ. Ф. 137, 78.12 - письмо С.Г. Волконского М.С. Корсакову).

4 См. примеч. 1 к письму 88. После публикации в «Колоколе» некролога С.Г. Волконскому, написанного П.В. Долгоруковым, у А.В. Поджио произошло объяснение с А.И. Герценом, приведшее к конфликту между ними (Белоголовый. С. 370-373).

5 П.В. Долгоруков после издания книги «Заметки о главных фамилиях России» (Париж, 1843) был сослан в Вятку, а после выхода книги «Правда о России» (1861) и отказа вернуться из эмиграции был лишён всех прав состояния и признан изгнанным из России навечно.

6 Юшневекий Алексей Петрович (1786-1844), ген.-интендант 2-й армии, один из руководителей Южного общества.

7 Бывший адъютант П.Д. Киселёва декабрист Н.В. Басаргин неоднократно подчёркивал, что П.Д. Киселёв был «душою предан государю, которого считал своим благодетелем», но «соглашался в том, что многое надобно изменить в России, и с удовольствием слушал здравые и нередко резкие суждения Пестеля» (Басаргин Н.В. Воспоминания, рассказы, статьи. С. 59).

У Басаргина нет подтверждений того, что Пестель читал «Русскую правду» Киселёву, но на это указывал И.Д. Якушкин: «Некоторые отрывки из «Русской правды» он читал Киселёву, который ему однажды заметил, что царю своему он предоставляет уже слишком много власти. Под словом «царь» Пестель разумел исполнительную власть» (Якушкин. С. 37).

К этому же эпизоду восходит и следующее замечание Е.И. Якушкина: «Однажды в Тульчине он прочёл свой проект Киселёву; Киселёву проект понравился, но он заметил, что не худо было бы ограничить ещё больше исполнительную власть» (Якушкин Е.И. Замечания на «Записки» («Mon Journal») А.М. Муравьёва // Мемуары декабристов. Северное общество. С. 142). Якушкин свидетельствует здесь о знакомстве П.Д. Киселёва с конституционным проектом Пестеля 1820 г., который содержал упоминание об императоре, хотя в действительности был республиканским (ВД. Т. 7. С. 28).

Поджио же, вступившему в Южное общество в 1823 г. и сблизившемуся с Пестелем позже, была известна более радикальная вторая редакция «Русской правды», которая провозглашала Россию республикой. О явно республиканском характере «Русской правды» в представлении Поджио говорится и в его показаниях на следствии, и в комментируемом письме. Возможно, это расхождение и было причиной отрицания Поджио возможности знакомства П.Д. Киселёва с «Русской правдой», признанного в современном декабристоведении.

8 В данном случае А.В. Поджио не прав: «П.И. Пестель докладывал содержание «Русской правды» на Киевских съездах Южного общества в 1822 и 1823 гг., причём на последнем она была принята как программа общества. Республиканское правление было официально признано на Петербургском совещании 1820 г. и на Киевском съезде 1823 г.

9 Это замечание А.В. Поджио наводит на мысль, что предыдущие рассуждения были предназначены М.С. Волконскому специально для оправдания перед вышестоящими лицами.

10 Е.Н. Муравьёва, жена Н.Н. Муравьёва-Амурского.

11 Озеров Александр Петрович, посол России в Швейцарии.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » Из эпистолярного наследия декабристов. » Письма и документы декабриста Александра Викторовича Поджио.