Т.В. Андреева

Письма декабриста С.П. Трубецкого к И.Н. Толстому

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW40LTE2LnVzZXJhcGkuY29tL0pHYUdwQlNVSFdQel9Yc2lYQ1B6blBvQnpISTB3MkRhWG5hbWtBL0VqVDc2N2NVd3FzLmpwZw[/img2]

С.П. Трубецкой. Рисунок А.С. Пушкина.

Впервые публикуемые письма С.П. Трубецкого 1818-1823 гг., адресованные его близкому другу и однополчанину И.Н. Толстому, - на редкость ценный и содержательный эпистолярный источник, до сих пор оставался вне пределов внимания историков и широкого круга читателей.

Уникальность писем заключается, прежде всего, в том, что они относятся к крайне немногочисленной группе декабристских эпистолярных материалов, вследствие почти полного исчезновения переписки участников тайных политических обществ периода александровского царствования. Таких писем сохранилось совсем немного. Чаще всего они были уничтожены отправителем или адресатом, поскольку эпистолярия лиц, ставших «государственными преступниками», в период следствия 1825-1826 гг. нередко служила уличающим материалом на подследственных и могла явиться компроматом на тех, кто ею обладал.

Ценность публикуемых писем определяется не только тем, что эпистолярные источники подобного рода чрезвычайно редки и поэтому особенно важны для исследователя, но и научным значением их содержания. Они отражают характерные черты мировоззрения просвещённого дворянина 1810-1820-х гг., проявленные через восприятие С.П. Трубецким событий общественно-политической жизни в России и Европе. Письма одного из руководителей «Тайного общества» декабристов выявляют политические взгляды интеллектуальной элиты дворянства - примат законности в государственном управлении и социальной сфере, удовлетворение интересов всех сословий.

Кроме этого, данные эпистолярные материалы дают представление о хозяйственно-экономических реалиях указанных лет, демонстрируют внутренний механизм усиления оппозиционных настроений в среде поместного дворянства. Письма служат ценным материалом для изучения повседневного быта обеспеченного помещика этого времени и со всей очевидностью показывают, что требования членов политической конспирации, являвшихся «плоть от плоти» дворянской массы, отражали общественное недовольство экономическим кризисом послевоенных лет.

Автографы писем С.П. Трубецкого к И.Н. Толстому сохранились в составе значительного по объёму комплекса бумаг семейства Толстых в Рукописном отделе Института Русской литературы (Пушкинского Дома) Российской Академии наук (РО ИРЛИ. Ф. 576 (Толстые). Д. 10 (№ 40.4.21.). Л. 157-275).

Бумаги Толстых (письма корреспондентов, черновики ответных писем, хозяйственные документы и т. д.) долгое время находились в составе обширной коллекции семейных архивов и собраний рукописей известных дворянских семейств видного собирателя исторических документов П.Я. Дашкова. Они были систематизированы, переплетены в нескольких томах, снабжены «знаками» собрания П.Я. Дашкова. В 1930-е гг. бумаги Толстых оказались выделенными из данного собрания в отдельный фонд, который сохраняется и поныне в Рукописном отделе Пушкинского Дома (Ф. 576).

В начале 1930-х гг. научный сотрудник Историко-археографического института АН СССР (впоследствии Ленинградского отделения Института истории АН СССР, ныне - Санкт-Петербургского института истории РАН) Надежда Григорьевна Богданова (1892-1941) подготовила письма С.П. Трубецкого к И.Н. Толстому за 1818-1823 гг., хранившиеся в Пушкинском Доме, к печати. Здесь следует сказать несколько слов об этом замечательном историке и человеке.

Н.Г. Богданова окончила в 1917 г. историко-филологическое отделение Высших женских (Бестужевских) курсов в Петрограде. После их окончания работала в Пушкинском Доме, где под руководством видного литературоведа, впоследствии члена-корреспондента АН СССР Н.К. Пиксанова подготовила в 1918 г. к изданию письма И.С. Тургенева.

В 1920 г. Н.Г. Богданова перешла в Рукописный отдел Библиотеки Академии наук на должность библиотекаря, затем учёного хранителя, в звании научного сотрудника 1-го разряда. Здесь ею в результате архивных изысканий были обнаружены и опубликованы материалы переписки видных декабристов - М.А. Фонвизина, Е.П. Оболенского, М.П. Бестужева-Рюмина. Кроме этого, ею совместно с П.А. Садиковым и Н.С. Чаевым подготовлены и опубликованы документы по крепостному хозяйству и крестьянской промышленности XVII в., а также изданы материалы для указателя источников по данной теме.

В 1931 г. Надежда Григорьевна стала сотрудником Историко-археографической комиссии Академии наук СССР (в том же году вошедшей в состав Историко-археографического института АН СССР). В институте её исследовательские интересы были связаны с историей завоевания Кавказа, имперской политикой в Закавказье. Итогом её научных изысканий стала кандидатская диссертация «Феодальные отношения ногайцев в конце XVII - начале XIX в.», написанная накануне войны и утерянная во время блокады Ленинграда.

Близкими к диссертационной теме стали опубликованные Н.Г. Богдановой статьи, посвящённые особенностям феодальной эксплуатации кочевников в Закавказье и аграрным отношениям в Азербайджане в XIX - начале XX вв. Научные интересы исследовательницы в данной области исторических знаний нашли отражение и в её деятельности по выявлению, сбору и публикации документальных материалов.

Надежда Григорьевна Богданова умерла в блокадном Ленинграде в конце 1941 г. Её фонд, отложившийся в архиве Санкт-Петербургского института истории РАН, состоит из 108 страниц хранения. В основном это копии документов, являвшихся источниковой базой её диссертации или не вошедших в издания, в подготовке которых принимала участие исследовательница, а также автографы или машинописные копии подготовленных к печати работ и публикаций. Копии снимались ею в рукописных фондах и хранилищах главных библиотек и архивов Москвы и Ленинграда в 1931-1937 гг.

Фонд Н.Г. Богдановой включает главным образом материалы о крестьянских бунтах против помещиков, восстаниях горцев, их культуре, законах и обычаях, а также о налоговой политике царизма на Кавказе. Особый интерес вызывают реформаторские проекты имперской власти, посвящённые преобразованию устройства и управления Кавказом и относящиеся к 1870-1917 гг., а также подробная библиография по истории освоения Кавказа и берегов Каспийского моря.

В составе фонда отложилась и подготовленная Н.Г. Богдановой к печати публикация с авторским названием «Письма декабриста Трубецкого к И.Н. Толстому». Она включает несколько вариантов вступительной статьи публикатора (34 л.), сам текст писем в машинописном виде (107 л.) и отрывки из отзыва научного сотрудника Историко-археографического института Владимира Юльевича Гессена (3 л.) на готовившуюся публикацию. Отрывки содержат критические замечания в отношении «концепции М.Н. Покровского и его учеников», что позволяет датировать несостоявшуюся публикацию периодом не ранее 1933-1934 гг.

Возможно, работа над публикацией началась ещё раньше. Во вступительной статье к опубликованному в 1933 г. документальному изданию «Н.А. Бестужев. Статьи и письма» И.М. Троцкий приводит выдержки из писем С.П. Трубецкого к И.Н. Толстому и благодарит Н.Г. Богданову за предоставленную возможность ознакомиться с этими материалами, сообщая при этом, что данная переписка подготовлена к печати и вскоре будет издана.

Исходя из этого указания, следует заключить, что письма были подготовлены к печати уже в 1932-1933 гг. Надо думать, публикация предназначалась для одного из документальных сборников «Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев», под грифом которого в эти годы выходили многочисленные документальные издания по истории освободительного движения в России в XIX-XX вв. (в том числе, по истории декабристов).

Вероятнее всего, издание эпистолярного наследия С.П. Трубецкого не состоялось вследствие прекращения деятельности «Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев» в 1935 г. Подготовленные Н.Г. Богдановой к печати копии писем декабриста к И.Н. Толстому, так и оставшиеся неопубликованными и практически неизвестными в науке (если не считать нескольких цитат, сделанных И.М. Троцким в указанном издании 1933 г.), были обнаружены Т.В. Андреевой в 2004 г. в Архиве СПбИИ РАН, что стало отправной точкой для подготовки данной публикации.

В настоящей публикации дан весь комплекс ранее не известного письменного наследия видного деятеля тайных обществ, включающий полный текст сохранившихся писем С.П. Трубецкого к И.Н. Толстому.

Адресат С.П. Трубецкого - Иван Николаевич Толстой (22.12.1792 - 30.05.1854) - его товарищ по лейб-гвардии Семёновскому полку и близкий друг на протяжении многих лет.

Многочисленное семейство Толстых (три брата и пять сестёр) - владело имениями в Новгородской и Тверской губерниях. Отец И.Н. Толстого - Николай Яковлевич (ск. 19 октября 1813 г.) - был отставным коллежским советником, Тверским губернским прокурором и Осташковским уездным предводителем дворянства. Он был женат на Алевтине Ивановне Кудрявцевой.

Братья Ивана Толстого хорошо известны в исторической литературе. Его старший брат, Яков - известный литератор, приятель А.С. Пушкина, один из организаторов негласного литературно-политического общества «Зелёная лампа». Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии, после их завершения в 1816 г. занимал должность старшего адъютанта дежурного генерала Главного штаба А.А. Закревского, с 1821 г. в чине штабс-капитана - старшего адъютанта Главного штаба и, таким образом, являлся сослуживцем С.П. Трубецкого. Вместе с последним, в 1819 г. Яков Толстой активно участвовал в заседаниях «Зелёной лампы», был членом Союза благоденствия, а с 1821 г. Северного общества. В 1823 г. уехал в долгосрочный отпуск во Францию, а после событий 1825 г. на вызов следствия не явился и стал политическим эмигрантом. Однако впоследствии, в 1837 г., «повинился» и был принят на службу заграничным агентом III Отделения. В качестве такового выступал автором регулярных донесений о настроениях во Франции.

Младший брат Ивана Толстого, Николай Николаевич Толстой - управляющий Московской удельной конторой в 1850-е гг., друг И.Д. Якушкина, после возвращения из Сибири вынужденного по требованию из Петербурга поселиться вне пределов Московской губернии, дал ему приют в своём Тверском имении Новинки.

Таким образом, братья Толстые входили в непосредственное дружеское окружение участников тайных обществ декабристов и были близки к ним по своим политическим взглядам, а Яков Толстой непосредственно состоял в декабристских организациях. Необходимо отметить, что братья Толстые, особенно Иван, были тесно связаны дружбой с С.П. Трубецким.

После окончания Пажеского корпуса в августе 1812 г. И.Н. Толстой поступает в лейб-гвардии Семёновский полк и вместе с С.П. Трубецким, уже служившем тогда в полку, принимает участие в Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах. В эти же годы И.Н. Толстой был хорошо знаком с И.Д. Якушкиным, Ф.П. Шаховским, М.И. Муравьёвым-Апостолом и другими будущими участниками декабристских тайных обществ, служившими в Семёновском полку, но особенно тесные приятельские отношения связывали его с С.П. Трубецким. По предположению М.В. Нечкиной, И.Н. Толстой - участник артели офицеров-вольнодумцев в полку (дружеского кружка, предшествующего тайным обществам), известной в литературе как «Семёновская артель» или артель офицеров Семёновского полка.

С декабря 1819 г. И.Н. Толстой занимал должность адъютанта военного министра П.П. Коновницына, однако долгое время находился в отпуске - лечился от ранения, полученного в кампании 1813 г. Значительную часть этого времени он проживал в родовом имении Тверской губернии, куда и направлял свои письма из Петербурга С.П. Трубецкой. В 1821 г. И.Н. Толстой, как и С.П. Трубецкой, был переведён в лейб-гвардии Преображенский полк, в связи с расформированием «провинившегося» «старого» лейб-гвардии Семёновского полка. С 1823 г. И.Н. Толстой - адъютант герцога Александра Вюртембергского, главноуправляющего ведомством путей сообщения (здесь, кстати, его сослуживцем являлся А.А. Бестужев).

В 1826 г. И.Н. Толстой вышел в отставку, но уже в 1829 г. назначен за обер-прокурорский стол в правительствующий Сенат. В 1841 г. он - сенатор (в чине тайного советника), а в следующем, 1842 г., ему было поручено провести ревизию дел генерал-губернаторства Восточной Сибири (вместо заболевшего сенатора М.Н. Жемчужникова). В 1843 г. И.Н. Толстой отправляется в Сибирь и по дороге, как в Западной, так и в Восточной Сибири, встречается с сосланными «государственными преступниками», уже находившимися на поселении после отбытия срока каторги, в том числе с С.П. Трубецким, проживавшим недалеко от Иркутска. За проведённую ревизию сибирского управления И.Н. Толстой получил «монаршее благоволение» (1847 г.).

Любопытным и, на наш взгляд, неслучайным обстоятельством представляется тот факт, что уже на следующий год после сибирской встречи двух старых друзей, С.П. Трубецкого и И.Н. Толстого, состоявшейся после долгой 20-летней разлуки, появляется законченный текст записок С.П. Трубецкого, датированный им самим 1844-1845 гг.

Среди бумаг С.П. Трубецкого имеется отдельный отрывок, который адресует составленные им записки некоему «другу», «который знавал и любил меня в <...> счастливые лета моей жизни, который <...> сохранил и поныне истинную ко мне дружбу, хотя она со временем нашей разлуки ничем не могла изъявиться». Этому «другу» должны были открыться в записках обстоятельства, по словам С.П. Трубецкого: «...которые истинная моя дружба заставляла меня оставлять для тебя тайною». Далее мемуарист, обращаясь к «другу», специально подчёркивал: «...Ты был для меня слишком дорог, чтоб <...> подвергать тебя той опасности в политической жизни, которой [я] сам подвергался».

В связи с приведённым фрагментом нельзя не отметить, что, кроме сенатора И.Н. Толстого, не было никакого другого друга С.П. Трубецкого, связанного с ним длительной и многолетней историей товарищеских отношений, который посетил его в Сибири в эти годы. Таким образом, несомненно, встреча С.П. Трубецкого со старым товарищем, с которым, как явствует из публикуемых ниже писем, у него ещё с 1810-х гг. была самая тесная дружба, стала, как уже говорилось, одной из причин обращения декабриста к написанию записок.

Итак, мы предполагаем, что обнаруженный нами самостоятельный мемуарный очерк, повествующий об истории тайного общества и событиях ноября-декабря 1825 г., предназначался именно Ивану Николаевичу Толстому.

К этому следует добавить, что в своих следственных показаниях С.П. Трубецкой называл имя своего приятеля - «Ивана Толстого» и даже упоминал о встрече с ним 14 декабря 1825 г. При этом всячески убеждал следователей, что последний никогда не принадлежал к «Тайному обществу» и ничего не знал о его планах.

Тем большую ценность для исследователя эпохи имеют новонайденные письма С.П. Трубецкого, адресованные И.Н. Толстому.

Всего в фонде Толстых в Рукописном отделе ИРЛИ среди семейных бумаг Толстых имеется 58 писем С.П. Трубецкого к И.Н. Толстому и одна написанная им отдельная небольшая записка по хозяйственным вопросам. Сохранилось 8 писем декабриста за 1818 г., 1 письмо за 1819 г., 1 письмо за 1820 г., 10 писем за 1821 г., 33 письма за 1822 г., 6 писем за 1823 г. Сохранившиеся эпистолярии - не все письма С.П. Трубецкого к И.Н. Толстому за эти годы, поскольку в тексте некоторых из них есть отсылки на не дошедшие до нас письма.

Таким образом, хронологически письма охватывают период за 1818-1823 гг. Это были годы, когда И.Н. Толстой отсутствовал в Петербурге, до его назначения на должность адъютанта к герцогу Александру Вюртембергскому, находился в отпуске и устраивал дела в своём имении. Что касается С.П. Трубецкого, то он до конца июня 1819 г. находился в столице, исполняя обязанности старшего адъютанта Главного штаба и активно участвуя в деятельности «Тайного общества». Он принимал участие в разработке обеих частей устава Союза благоденствия, плодотворно работал в Коренном совете Союза, преумножал его новыми членами, учредил во время поездки в своё Нижегородское имение местную управу общества.

С 26 июня 1819 г. по сентябрь 1821 г. Трубецкой находился в заграничном путешествии, что совпало с революционными событиями в Центральной и Южной Европе. В отсутствие Трубецкого произошли два важнейших события в жизни «Тайного общества» - в январе 1820 г. состоялось Петербургское совещание, а в январе 1821 г. в Москве собрался съезд, на котором после двухнедельной дискуссии было принято решение о роспуске Союза благоденствия и учреждении на его основе нового общества.

В сентябре 1821 г. Трубецкой вернулся в Петербург, а в начале 1822 г. вошёл в руководящий состав Северного общества. Осенью 1823 г. в Петербурге состоялся ряд совещаний «вождей» Севера. На петербургских совещаниях, в которых он принимал участие, обсуждались важнейшие вопросы - политическая программа, в виде проекта Конституции Н.М. Муравьёва, и тактические планы Северного общества. В это же время С.П. Трубецкой знакомится с первым вариантом Конституции Н.М. Муравьёва, рукопись которого сохранилась в его бумагах и впоследствии оказалась в числе обнаруженных следствием в 1825 г., пишет свои замечания на неё.

В декабристоведческой историографии всегда отмечалась и отмечается крайняя скудность эпистолярных документов, относящихся к жизни и деятельности участников тайных политических обществ до 1825 г., что было связано с уничтожением частной переписки и других документов в связи с судебно-следственным процессом. Тем большее значение имеют публикуемые письма одного из руководителей «Тайного общества». Ведь это - практически единственный источник, синхронный событиям, проливающий свет на взгляды и личность С.П. Трубецкого.

Прежде всего, письма С.П. Трубецкого к И.Н. Толстому и хранящиеся вместе с ними черновики ответных писем адресата доносят до нас близкий и тесный характер дружбы, эмоциональный фон отношений обоих корреспондентов. Значительное место в переписке отводится заверениям в безраздельной и неизменной верности и преданности, рассуждениям о существе дружеских отношений, о достоинствах и человеческих качествах каждого из друзей.

С.П. Трубецкой и И.Н. Толстой оказывали друг другу постоянные услуги, выполняли поручения, в том числе весьма ответственные, сообщали о важных новостях в хозяйственных делах каждого, оказывали помощь в служебных трудах и обязанностях и т. д. Оценки и наблюдения, нашедшие отражение в письмах и отличающиеся искренностью и откровенностью, имеют большое значение и являются вполне достоверными, поскольку обусловлены тесным, близким дружеством корреспондентов. Кроме этого, они высвечивают близость политических и экономических взглядов С.П. Трубецкого и И.Н. Толстого. Их переписка подтверждает: практически они являлись единомышленниками по многим вопросам.

И хотя никакой информации о нелегальной деятельности С.П. Трубецкого, обстоятельствах его пребывания в тайном союзе публикуемые документы, естественно, не содержат, но вместе с тем они отражают взгляды и настроения автора.

Единственный акцент, за которым угадываются общественно-политические интересы С.П. Трубецкого, можно усмотреть в рассуждениях о необходимости активной «добродетельной деятельности» (письмо от 29 августа 1822 г.).

Вместе с тем, некоторые штрихи к уже известной картине политических взглядов и общественной активности С.П. Трубецкого, его отношению к текущим политическим событиям, к внутренней и внешней политике российского правительства публикуемые письма, несомненно, добавляют.

В значительно большей степени публикуемое эпистолярное наследие декабриста даёт представление о сложных социальных реалиях и тяжёлой экономической ситуации в России в конце 1810-х - начале 1820-х гг., демонстрирует процесс перерастания личного индивидуального недовольства дворянства в более широкую и принципиальную оппозицию. Будучи крупным помещиком и имея 200 душ крестьян только в одном из трёх поместий - Нижегородском, С.П. Трубецкой был озабочен как в целом хозяйственно-экономическим кризисом послевоенных лет, так и конкретно - расстройством хозяйств его самого и И.Н. Толстого.

Доверенное лицо друга по делам его имения в Петербурге, он вёл переговоры со столичными купцами, банкирами, торговыми агентами, следил за сбытом сельскохозяйственной продукции и товаров помещичьего производства - пшеницы, полотна, кожи - на внутреннем рынке и за границей. С.П. Трубецкой постоянно следил за банковской конъюнктурой, хлебными ценами в России и за границей. Когда же И.Н. Толстой, вступивший в управление «расстроенным» имением, провёл ряд мер по улучшению состояния своих крестьян, то С.П. Трубецкой «с приятностью» прочитал это сообщение, а главное - рассуждения друга «о благосостоянии вверенных правлению нашему подобных нам человеков» (письмо от 13 декабря 1821 г.).

И хотя С.П. Трубецкой, признавая просветительские принципы гражданской свободы и сознавая, что благополучие помещиков напрямую зависит от благосостояния крепостных, приветствовал произведённые И.Н. Толстым частные «перемены, клонящиеся к улучшению» жизни крестьян, но фундаментальный русский вопрос об отмене крепостного права считал весьма сложным и неоднозначным.

Следует особо подчеркнуть, что аболиционистская проблема упоминается в переписке друзей в контексте, прежде всего, интересов помещиков. С точки зрения как С.П. Трубецкого, так и И.Н. Толстого, крестьянский вопрос тесно связан с общей проблемой самодержавной государственности и гарантией прав частной собственности дворянства. Поэтому меры к его разрешению должны быть осторожными, паллиативными, протяжёнными во времени и учитывающими интересы помещиков, дабы не вызвать «всеобщего потрясения».

Поэтому вполне предсказуема негативная реакция Трубецкого на слухи, возникшие в столичном обществе, что будто бы на конгрессе Священного союза в Аахене Александр I заявил о подготовке проекта немедленного освобождения помещичьих крестьян. В письмо от 12 ноября 1818 г. декабрист поместил любопытную фразу, передающую его реакцию на это известие: «...Он [Александр I] торжественно обещал дать свободу белым нашим неграм <...> Как он это сделает - неизвестно, что последует - увидим, на всякий случай должно приготовиться, если вдруг объявит, будет кашу и не расхлебать, разве обманут Европу каким-нибудь указом...»

Этот текст со всей очевидностью демонстрирует, что видный деятель политической конспирации, надо думать, отражая взгляды своих товарищей по «Тайному обществу», даже не слишком доверяя искренности реформаторских заверений императора и предполагая в этом лишь обманную акцию, воспринимал правительственную реформаторскую активность с некоторой опаской. Ведь проект форсированной и неподготовленной крестьянской реформы, по его мнению, был связан с реальной возможностью социальных потрясений. Уверенный, что в случае успеха «сие должно сделать у нас всеобщее потрясение», С.П. Трубецкой советовал другу «взять все предосторожности на предмет восстания крестьян». В этих советах очевидны параллели с подобными опасениями других участников Союза благоденствия, возникшими под влиянием такого рода слухов несколько ранее, в 1817 г., что привело к известному «Московскому заговору».

Необходимо особо отметить, что выражения «должно приготовиться» и «взять все предосторожности» обращены в данном случае к другу-помещику, непосредственно имевшему дело с крестьянами. Опасаясь «всеобщего потрясения», С.П. Трубецкой спешит сообщить И.Н. Толстому это «главнейшее известие» и советует «взять свои предосторожности» в случае «ужасного бунта».

Письмо С.П. Трубецкого и ответ И.Н. Толстого наглядно подтверждают широко распространившиеся в среде дворянства ожидания конкретных шагов императора в отношении преобразования института крепостного права, но в то же время склонность даже либерально настроенных дворян, в том числе тех, кто составлял тайные политические общества, к постепенному и нерадикальному способу проведения реформы. Декларируемая обоими корреспондентами необходимость учёта реально существующих дворянских интересов и сохранения дворянской инициативы в деле освобождения помещичьих крестьян - доминирует.

Вопрос о текущей государственной политике, правительственной деятельности, в том числе законодательной, мерах в финансовой и судебной сфере, также нашёл своё отражение в переписке. Из писем видно, что С.П. Трубецкой с пристальным вниманием, характерным для представителей просвещённой элиты дворянства, следил за работой второй Комиссии составления законов, критиковал положение в действующих судах, которое требовало, по его мнению, срочных изменений (письмо от 6 декабря 1821 г.).

Кроме этого, публикуемые письма - ещё один ценный источник, отразивший, через призму восприятия С.П. Трубецкого, усиление патриотических настроений в русском обществе после Отечественной войны 1812 г., особенно характерное для политического мировоззрения адептов политической конспирации. Это находило отражение в критике Александра I, вследствие предпочтения, отдаваемого им иностранцам («немцам»), ощутимо в двусмысленных иронических фразах, высказанных автором в связи с установкой памятников М.Б. Барклаю де Толли и М.И. Кутузову возле Казанского собора. В письмах встречается ироническое отношение к Александру I («повелитель»), резкий эпитет по адресу А.А. Аракчеева («деспот»).

Скептически реагирует С.П. Трубецкой на рескрипт Александра I от 1 августа 1822 г. о запрещении всех тайных обществ в России и отбиравшуюся затем у всех служилых дворян подписку о непринадлежности к таковым: «Здесь собирают со всего народа подписки, что не принадлежат к какому тайному обществу и отречение не принадлежать впредь. Говорят, что один написал, что он ни масон, ни карбонари, но член Библейского общества. Ложи все закрыты третьего дня. Указ, говорят, прислан с третьей станции». Примечательно, что, считая эту акцию правительства образцом «глупостей», С.П. Трубецкой, тем не менее, подчёркивал своё удовлетворение, что он «не карбонар» (письма от 14 и 29 августа 1822 г.).

Особняком стоят три примечательных письма, написанных во время заграничного путешествия С.П. Трубецкого. Это два письма из Парижа 1819 и 1820 гг. и одно из Франкфурта на Майне 1821 г. (на возвратном пути в Россию). Эти письма доносят до нас впечатления русского просвещённого путешественника, полученные при знакомстве с европейской жизнью.

С.П. Трубецкой не только внимательный и глубокий наблюдатель заграничных реалий, но их критический аналитик. Прежде всего, его особое внимание привлекла политическая жизнь Франции, французский парламент. Причём, более всего С.П. Трубецкого раздосадовала беспомощность, бесполезность, разобщённость депутатского корпуса нижней палаты: «Я тебе ещё, кажется, никогда не говорил о здешней Палате депутатов, она достойна замечания. О пользе в ней никогда не рассуждают, но беспрестанно бранятся, все разделены на мелкие отделения, которые друг друга ненавидят; один разинет рот, и все противные ему партии кричат и не дают ему говорить. Эта комедия каждый день возобновляется» (письмо от 2/14 марта 1820 г.).

В Париже С.П. Трубецкой интересуется социально-политическими науками, правоведением, стремится пополнить свои знания о конституционном законодательстве и т. д. Однако он не находит в Париже учебного заведения, где лучшим образом можно было бы усовершенствоваться в этих науках. По его мнению: «Удивительно, что здесь, где беспрестанно пишут и говорят о конституциях и правительствах, политические науки не процветают; ни в одном училище не преподают ни прав, ни финансов, ни политической экономии, ни статистики» (Там же).

В своих письмах С.П. Трубецкой откликается и на современные ему события бурной европейской общественно-политической жизни этих лет - убийство 13 февраля 1820 г. Шарля-Фердинанда, герцога Беррийского (сына будущего короля Франции Карла X), рабочим П.-Л. Лувелем (в это время С.П. Трубецкой находился в Париже), греческое национально-освободительное восстание и т. д. По словам С.П. Трубецкого, в общественном мнении Франции убийство «дюка де Берри» воспринималось как начало мощных социальных потрясений, которые приведут «к погибели и разрушению» страны (письмо от 14 марта 1820 г.).

Заботят князя и «янычары», которые «вновь начали всех христиан убивать». В этой ситуации С.П. Трубецкой верил в позитивный потенциал российской верховной власти, надеялся, что Александр I изменит правительственную политику в отношении восставших и поможет единоверцам (письмо от 15 ноября 1821 г.).

И всё же необходимо признать, что письма С.П. Трубецкого к И.Н. Толстому не столько дают возможность проследить процесс определённой эволюции политического мировоззрения декабристов на рубеже 1810-1820-х гг., сколько содержат информацию, относящуюся к социально-экономической и военной истории России конца александровского царствования. Это, во-первых, хозяйственно-экономические реалии поместного дворянства, и во-вторых, бытовая повседневная сторона столичной жизни гвардейского офицера этого времени.

Следует особо подчеркнуть, что публикуемые эпистолярные материалы - уникальный источник, отражающий процесс постепенного накопления в послевоенное время оппозиционных настроений в среде социально активной и политически зрелой группы дворянства. В наибольшей степени С.П. Трубецкой в своих письмах другу отводит место хозяйственно-экономическим вопросам. Как уже отмечалось, это - наблюдения за ростом цен, условиями торговли, в том числе международной, торговыми пошлинами и т. д.; сообщения о благоприятной или неблагоприятной конъюнктуре рынка на те или иные товары; сбор информации о деятельности петербургских купцов, ходе продажи товаров, производимых на заводах И.Н. Толстого; отчёты о предпринятых мерах по продаже товаров, произведённых в его имении и доставленных в Петербург, о переговорах с его торговыми агентами, приказчиками, управляющими, кредиторами и т. д.; советы по лучшему изготовлению кож и полотен, основанные на собранных в столице сведениях (чему посвящена отдельная записка С.П. Трубецкого).

Наибольшее внимание уделяется выяснению тех или иных сторон сбыта произведённых на предприятиях И.Н. Толстого кож и полотен (в частности, равендука - пенькового полотна, изготовляемого для парусов), получению денег от купцов и торговых агентов, контролю над деятельностью управляющих, урегулированию отношений с кредиторами.

По существу, С.П. Трубецкой в многолетнее отсутствие И.Н. Толстого в Петербурге выступал в качестве его доверенного лица во всех хозяйственных делах: закладывал его имение, вёл торговые дела, переговоры с торговыми агентами, следил за рыночными ценами, за изменением спроса на различные товары и т. д., отчитываясь в своих письмах о положении дел.

Опираясь на сделанные наблюдения, можно с полной уверенностью утверждать, что вводимые впервые в научный оборот письма доносят до нас интереснейшую и практически не освещённую в литературе сторону жизни С.П. Трубецкого. Кроме ежедневных обязанностей гвардейского офицера и адъютанта начальника Главного штаба, активной общественной деятельности, неизбежного участия в светской жизни и поддержания дружеских отношений, членства как в политическом «Тайном обществе», так и в литературных организациях и кружках, значительная часть жизни С.П. Трубецкого была посвящена хозяйственно-экономической деятельности.

Определённое внимание в письмах С.П. Трубецкого уделяется новостям императорского двора и высшего столичного общества, событиям петербургской светской жизни, которые также весьма интересовали его корреспондента. Эта тематическая линия имеет немаловажное значение для определения того места, которое занимала светская составляющая в жизни С.П. Трубецкого, для выявления его отношения к ней. В этой связи необходимо отметить, что, говоря о светских приёмах, балах, раутах, декабрист очень часто сообщает светские новости или передаёт свои впечатления о них с немалой долей иронии, демонстрирует своё критическое отношение к суете и развлечениям петербургского света.

Наконец, публикуемые письма содержат немалое количество любопытных штрихов и примечательных, уникальных данных, касающихся бытовой стороны жизни гвардейского офицера в Петербурге в 1810-е-1820-е гг., столичной петербургской жизни этих лет в целом.

Таким образом, вводимые в данной публикации в научный оборот письма С.П. Трубецкого к И.Н. Толстому обладают несомненной ценностью в целом ряде научно значимых аспектов.

Особое значение данному историческому документу придаёт его синхронность событиям, аутентичная передача мнений автора писем, которому принадлежит видное место в общественном движении первой четверти XIX в. Этот редкий эпистолярный источник не только открывает новые аспекты биографии и личности одного из лидеров декабристских тайных обществ, его взглядов на политические события эпохи, но и способствует установлению более полного круга занятий, увлечений и деятельности С.П. Трубецкого, его связей с представителями петербургского общества того времени.