252. Г.С. Батенькову

Москва, 7 окт[ября] 1860

Гаврилу Степановича ожидают в Москву в дом Панина на Никитской, во флигель, что в Шереметевском переулке, в квартиру Трубецкого.

РГБ, ф. 20.13.23, л. 1.

254. Н.Д. Свербееву

Москва, 10 октября 1860

Любезный мой Николай Дмитриевич. Я уже в последнем письме поздравил сегодняшнюю именинницу, и как пришлось писать в этот день, то повторяю поздравления. Надеюсь, что письмо мое найдет вас всех здоровыми и тебя, освободившегося от простуды, которая и меня, и всех ваших беспокоила. Я не забыл, когда ты простужаешься, и обращаю в этих случаях к тебе упреки, которые вы мне часто делаете, что я не довольно берегусь. Я уже давно обдержанная посуда, а вы знаете из пословицы, что битая больше живет, а новую надобно беречь, не знаешь, как разобьется, может, так, что и склеить нельзя будет. К тому же от неосторожности в молодости можно получить привычку к простуде, что очень скучное дело. Но кончаю об этом предмете, чтоб не слишком надоесть.

Нельзя, однако, не сказать снова об удушье, на которое ты жалуешься: мама твоя приписывает его чувству нервическому и сказывала мне, что в молодости своей была ему подвержена. Я тоже своим примером могу, кажется, подтвердить, что оно должно происходить из этого источника. Оно у меня почти всегда делается, когда я скоро после обеда стану ходить, и тогда я должен начать ходьбу очень медленно, даже по временам останавливаться.

Жаль мне очень, что нынешний день я проведу не с вами, как ни гадка деревня, как ты пишешь, в это время, я бы приятно провел с вами в ней время, мы все утешаемся тем, что вы не одни и что папа с сестрой своим  присутствием не дозволят скуке овладеть вами; О маменьке не беспокойся, хотя при всех принятых осторожностях известие о кончине Х[омякова] ее очень поразило, и грустит она и о нем и о семействе его, однако твердость ее характера не допустила нравственному впечатлению подействовать вредным образом на ее здоровье, и оно, благодаря бога, хорошо.

Доказательством тому может служить то, что она вчера была при отпевании тела дочери баронессы Розен, жившей в Зачатьевском монастыре, и простояла в церкви от 11 часов до 1 1/2 часа. Служил сам митрополит с двумя архимандритами и 10-ю священниками. Он любил покойницу, и по смерти ее оказалось, что она уже 7 лет была в тайном пострижении. Это, конечно, очень огорчило вашу тетушку Анну Ал[ександровну]. Она пошла за гробом до Алексеевского монастыря. Длинная служба в тесноте не утомила Екатерину Алек[сандровну], и вечер она просидела у меня с 7 ч. и за 11. Она хотела видеть М.С. Корсакова, который утром был у ней и не застал, а вечером обещал ко мне приехать рано, что и исполнил. Разумеется, много говорили о Сибири и о Ник[олае] Николаевиче.

Из слов К[орсакова] видно, что при всем недоброжелательстве высших сановников к М[уравьеву] и всевозможных препятствиях, полагаемых ими для устройства новоприобретенного края, они боятся присутствия его в столице и желали бы держать его в Сибири, соглашаясь даже, чтобы он был там наместником, если звание г[енера]л-губ[ернатора] не удовлетворяет его. К[орсаков] советовал дать ему отдых с свободою провести время за границей и где он захочет, не требуя, чтоб он ехал скорее назад в Сибирь, и высказывал уверенность, что в таком случае и при таком условии Н[иколай] Н[иколаевич] не будет настаивать, чтоб оставить свое звание ген[ерал]-губ[ернатора], и чрез некоторое время сам охотно поедет присмотреть, так ли все устраивается, как он желает, чтоб оно было1. Совет этот очень понравился Сухозанету2.

Сам же Н[иколай] Н[иколаевич] рвется выехать из Иркутска (как мне сказал Ник[олай] Белоголовый3, на днях возвратившийся), и главная причина тому разладица, продолжающаяся в иркутском обществе со времени дуэли4. По утвержденному приговору, Б[еклемишев] и главные участники должны были содержаться в крепости, первый три года, другой 9 и 6 м[еся]цев. Н[иколай] Н[иколаевич] просил им помилования, и Корсаков говорит, что 26 августа убавлено и Б[еклемишев] высидит только один год, обнови новый острог.

Между тем Ольдекоп5 и все члены окружного суда отданы под суд за приговор к строгому наказанию за изменническое убийство и неправильный дуэль, чему нет юридических доказательств. А поступки военных, принимавших участие в дуэле, предоставлены рассмотрению начальства. Покровительство, оказываемое Н[иколаем] Н[иколаевичем] партии Б[еклемишева], восставляет прочих против него, и не мудрено, если там известен отзыв, поданный Венцелем о Б[еклемишеве] и его сообщниках, в котором он объясняет, что причина ненависти к ним заключается в отличном их образовании, в безупречной честности, строгом исполнении обязанностей служебных, все такие свойства, которых прочие чиновники не имеют.

Я читал все эти похвалы в докладе Сенату, по которому последовало решение дела. Определенному наказанию едва ли кто подвергнется, все были в командировках, исключая Б[еклемишева], о котором в представлении о помиловании было сказано, что он, и содержась в остроге, занимается делами по своей должности. Все это, как сказывает Б[елоголовый], причиной неурядицы и гнева Ник[олая] Ник[олаевича], который не хотел оставаться в городе в день своих именин. С Б[елоголовым] я встретился на улице и не мог долго говорить, потому и не могу знать подробностей.

О делах в Китае из Сибири ничего не известно. Корсакову прислали только прокламацию Айгунского Амбаня, в которой он говорит, что Муравьев - гнусное исчадие какого-то монгольского зверя. Союзники заняли некоторые пункты на берегу Печелийского залива и очень обходятся ласково и дружелюбно с китайцами, так что народ, который в Пекине их боялся, теперь желает, чтоб они приехали. Богдыхан под предлогом охоты собирается, кажется, удрать в Манджурию - вот все известия по сих пор. Игнатьев6 выехал на нашу эскадру.

Вы знаете, что сырость моей квартиры заставляла меня искать новую. Я, Ваня и Иван обегали много домов, и уже я решился было на один, хотя многое в нем мне не нравилось, как управляющий домом Панина предложил мне занять верхний этаж, уверяя, что я сырости В нем не найду и что он сам жил в некоторых из этих комнат в прошедшие 14 лет.

С. Майер жил так же, как и я, внизу, и у него было еще сырее, нежели у меня, в чем мне легко было убедиться при осмотре его квартиры по его выезде. Внизу подводили фундамент, и несколько рядов сохраняют сырость, вверху же этого ничего нет. Цену не надбавили, и я, убедившись, что верх сух, намерен в него переселиться, что гораздо для меня покойнее, нежели переходить в другой дом. Расположение точно такое же, как внизу. Теперь там вставляют двойные рамы и начали топить, и чрез несколько дней можно будет видеть, есть ли какая сырость, а буде ее нет, то безопасно перебираться.

Сегодня мы обедали у ваших, чтоб вместе отпраздновать именины дорогой нам всем именинницы7. Расцелуй ее за меня, тоже деток. Дмитрию Ник[олаевичу] и сестрице мое сердечное почтение, а тебе, моему другу, самые нежные объятия.

Христос со всеми вами.

ГАИО. ф. 774, оп. 1, д. 86, л. 104-107.

1 В янв. 1860 г. Н.Н. Муравьёв-Амурский в письме к М.С. Корсакову, которого он прочил своим приемником на посту ген.-губернатора Восточной Сибири, писал относительно петербургских высших чиновников: «Конечно, всем им хотелось бы спровадить меня навек в Сибирь, но это уже не по чувствам желания пользы краю, чтоб я был подальше от Петербурга и даже вне телеграфического сообщения со столицей».

2 Сухозанет Николай Ануфриевич (1794-1871), ген.-адъютант, в 1856-1861 гг. военный министр.

3 Белоголовый Николай Андреевич (1834-1895), сын иркутского купца, брат А.А. Белоголового, воспитанник А.В. Поджио и друг многих декабристов. В 1860-1880 гг. известный врач, общественный деятель, мемуарист.

4 Речь идёт о дуэли, состоявшейся 16 апр. 1859 г. в Иркутске между Ф.А. Беклемишевым и М.С. Неклюдовым.

5 Ольдекоп Фёдор Фёдорович, в 1859-1860 гг. советник иркутского губернского суда. Особым мнением не согласился с решением губернского суда по делу о дуэли, в результате он и его сторонники подверглись преследованиям. На их защиту выступила прогрессивно настроенная общественность во главе с В.Ф. Раевским и петрашевцем Ф.Н. Львовым, обратившихся с письмом к А.И. Герцену. Правительство было вынуждено прекратить следствие над судьями, а Ольдекоп был переведён на должность прокурора Казанского губернского суда.

6 Игнатьев Николай Павлович (1832-1908), гр., дипломат, государственный деятель, в 1856-1860 гг. чрезвычайный посланник в Китае; 2 (14) нояб. 1860 г. заключил Пекинский трактат; затем - директор Азиатского департамента Министерства иностранных дел, впоследствии министр внутренних дел.

7 11 окт. - именины Зинаиды Свербеевой.

256. 3.С. Свербеевой

Москва, 14 октября [18]60

Милая моя Зинуша. Вчера вечером получил я письмо твое от 9-го. Ты пишешь, что не успела написать ко мне в пятницу, но что если я вижу ваших, то от них знаю о вас. Оно так - я их вижу почти каждый день, редко проходит один, чтоб я с ними не видался, а потому ежедневно у нас идут разговоры о вас. Вообще все желают, чтоб папа прожил с вами долее и чтоб по отъезде его вы недолго оставались в Сетухе и переехали в Москву. Она и нужна, как я вижу, для здоровья Ник[олая] Дм[итриевича], во-1-х, потому, что в теперешнее время года деревня очень непривлекательна и с начатием зимы будет еще неприятнее жить без сообщества с подобными себе, а 2-е, здоровье его требует заняться им более, нежели это возможно в деревне.

Не одна простуда, как мне кажется, пошатнула его здоровье, большую долю имеет и душевное настроение, которое продолжается уже несколько месяцев. Надобно сказать, что в этом отношении нынешний год оказался для нас очень тяжелым. Неожиданные кончины Декара и Хомякова, заботы о матери по случаю последней, увеличенные разлукой, и все обстоятельства семейного здоровья, на которые обращаются ныне помыслы, - все это не могло не потрясти сильно нравственное состояние, имеющее сильное действие на нервы.

Так я себе объясняю и почитаю, что в таком положении уединение от сообщества близких и любящих людей не может быть полезно. Письма, получаемые у вас от маменьки, надеюсь, успокоили вас на ее счет. Я, с своей стороны, любовался ею во все это время. Правда, она поплакала, погрустила и много занимает ее мысли положение покойного Хомякова, но она тверда и деятельна, как я ее никогда не видел. Вчера я не был в доме, но знаю, что Екатерина] Ал[ександровна], как и в прочие дни* выезжала. Фокла была у них и видела только Екат[ерину] Дм[итриевну].

Третьего дня я проводил до <...>* поезда Варвару Дм[итриевну]. Она уезжала на похороны старика Арнольди и думает возвратиться в понедельник или вторник. Не видавши ваших, я не знаю, привезено ли тело и приехали ли дети Хомякова. День погребения будет днем плача, конечно, но за здоровье маменьки не беспокойтесь, она к этому дню приготовилась. Вчера я не видел ее, потому что рано утром поехал к Пермыкину1, бывшему здесь проездом в П[е]т[ер]бург. Он мне привез письмо от Аннушки Миштовт, и не застал его, а надобно было поблагодарить его за все, что он сделал, когда скончался Мих[аил] Карлович2. Без него этого бедного человека оставили бы без погребения бог знает сколько времени, да и похоронили бы тело не так, как человеческое и христианское, а просто зарыли бы, как какого-нибудь животного. От него я поехал к Анненковым, приехавшим из Парижа и возвращающимся в Нижний, они втроем с старшим сыном.

На вечер звали нас и их Бибиковы3, где был также и Корсаков. Рассказы Ивана Алекхсандровича] и особенно Прасковьи Егоровны очень нас забавляли. Нынче вечером мы будем вместе у сестры моей. Из семейства Александра Бибикова никого не было, он только что оправился от опасной болезни, и теперь нездоровы жена и дитя4. Ему была, сверх того, большая неприятность, вынувшая из не слишком нагруженного кармана 9500 руб. сер. Казначей промотал деньги, а, свидетельствуя книги и суммы, члены правления подписывали все без проверки. Хотя, говорят, деньги считали, но книги прихода и расхода не поверяли, и всем пришлось поплатиться. По счастию, у Б[ибикова] требуемая сумма была налицо. Если б он сам в это время не лежал в жару, то, говорят, заплатил бы несколько менее, но эти господа приступили к его жене, и как Нонушка ни отстаивала ее с сводом законов в руках, однако убедили ее заплатить все, что требовали. Мих[аил] Бибиков в то время также [был] в отсутствии, ездил в Псковскую губернию.

Лиза Урусова, с 22 сентября очень нехороша. До обыкновению лежит в темноте, никого не видя, даже сестры Доли, которая остается здесь в ожидании своего мужа. Фонда также была вчера нездорова, однако я с нею посидел. От Лизы нашей получил из Вены, куда их преследовал снег чрез всю Германию. Она, разумеется, простудилась, насморк и кашель, и в Вене запаслись теплой одеждой. В Одессу думали быть 8-го окт[ября].

После обедни. Грустная для нас годовщина сегодня, милая моя Зинуша, мы сейчас с Ваней из монастыря, отслужили там панихиду за упокой душ бесценных наших усопших, с которыми господь, по милосердию своему, благоволит нас соединить в мирных своих обителях. Ныне же господь сохрани вас всех и помилуй. Обнимаю и целую вас от всей силы любви моей и всех малюток. Христос с вами.

Дмитр[ию] Ник[олаевичу] и сестре вашей мое сердечное приветствие.

ГАИО, ф. 774, оп. 1, д. 246, л. 172-175 об.

1 Г.М. Пермыкин, иркутский купец, с 1850-х гг. член Сибирского отдела Русского географического общества, исследователь Монголии и Саян.

2 М.К. Кюхельбекер.

3 Бибиковы: Михаил Илларионович (1818-1881), племянник декабристов Муравьёвых-Апостолов, и его жена Софья Никитична Муравьёва - дочь декабриста Н.М. Муравьёва.

4 Бибиков Александр Илларионович (1826-1899), в 1852 г. был чиновником по особым поручениям при Н.Н. Муравьёве-Амурском; в 1858 г. член Калужского дворянского комитета по устройству быта помещичьих крестьян, брат М.И. Бибикова.

*Одно слово неразб.

258. Н.Р. Ребиндеру

Москва, [не ранее 14] - 23* октября 1860

Несмотря на головоломные ваши занятия, вы находите средство уделять мне частицу вашего времени, дражайший мой Николай Романович, а за это вам сердечное мое спасибо. В нынешнем письме есть приятное известие, что вы нашли средство предохранять себя от простуды; это для вас тем вернее, что вы легко ей подвергались. Мое же нездоровье не заключило в себе важности, но было довольно продолжительно. По нынешней медиц[инской] номенклатуре его назвали бы холериной, если б оно не было сопровождаемо болью в пояснице, скрутившей меня на несколько дней. Сиденье дома и диета освободили меня от этого недуга.

Заботы ваши насчет беспокойства Зины я вполне разделяю, опасаюсь очень, чтобы здоровье ее мужа не расстроилось еще более. Уверяют меня, что удушье, на которое он жалуется, есть нервическое, но это нисколько не сможет уменьшить опасения, нервические болезни так сложны и так мало поддаются усилиям медицины, что никак нельзя предвидеть, какой исход оне могут иметь. Худо то, что удушье мешает ему пользоваться сном, а он у него всегда был прекрасный. Вы правы, что Свербееву нужно обращение с людьми. Деревенская жизнь и деятельность, которую он может в ней найти, совсем не по нем, он не находит в ней не только ничего привлекательного, но она еще и тяготит его.

Я постоянно вызываю их в Москву, однако он не хочет приехать ранее 1-го декабря. Теперь пока у них отец, но он уже на отъезде, и без него уединение будет чувствительнее. Не в вас одних последние дни вызвали грустные воспоминания, нынешний месяц богат ими и для нас. Мазаровичева и Невельская искренно любили Сашу и ее мать, и потому не можем и мы их не любить1. Поздравьте первую с новорожденным, желаю сердечно, чтоб она его сохраняла.

23 октября. Это письмо было начато несколько дней тому назад, и я замедлил его кончить по двум причинам: одна та, что Зина просила меня поискать для них квартиры и поспешить уведомить ее скорее о том, что найду. Потом мне хотелось сообщить вам последнюю переписку мою с гр. Б[орхом] и приложить при этом маленькое объяснение, почему я нахожу бесполезным ехать в Петербург. Эту записочку я не успел кончить и потому оставлю ее до другого письма, а письма ко мне графа из Загепольда и ответ на него я при сем прилагаю2. Может быть, графу не понравилось, что я говорю в моем ответе касательно управления имением; но на странный, можно сказать, выговор, который он мне делает, что я взял особого управляющего, нельзя же было мне не ответить и не показать ему, что управление его управляющим было только номинальное.

Я ныне поспешаю отправить это письмо, чтоб рассеять странные сомнения, [которые] проявились в вас, касательно моего к вам расположения. Как можете вы подумать, что я могу забыть, что моя Саша была счастлива любовью вашею почти девять лет? Могу ли я забыть привязанность, которую она к вам имела? Разве вы не отец моих внуков, которых я не могу не любить уже по тому одному, что они дети моей дорогой дочери, привязанность которой ко мне никогда не изменялась и которой я был счастлив целые тридцать лет?

Выбросьте, любезный мой Николай Романович, из вашего ума всякого рода сомнения насчет моего к вам расположения. Я вас полюбил с первого моего с вами знакомства, а когда вы сделались мужем моей Саши, то я не мог не привязаться к вам всею моею душою и всем моим сердцем. Если б я вас нисколько не знал прежде, то уже достаточно того, что Саша вас полюбила, ее чувство к вам не могло не отразиться на мне. В течение нескольких лет я видел вас с нею в вашем быту и всегда благословлял провидение, соединившее ее с вами.

Вы довольно меня знаете, вы знаете, que je ue suis pas deraonstratif**, это, может быть, недостаток, но он не мешает мне глубоко чувствовать, и, полюбивши раз человека, я не могу его разлюбить, хотя бы он и подал мне причины, тем более не могу я перемениться к вам, от которого я с самого первого дня ничего не видел, кроме самых приятных для меня чувств. Горячих выражений вы не найдете в письмах моих к Сашеньке, а уже ее я, конечно, любил, вы в этом не сомневаетесь; не в моей натуре наполнять письма моя выражениями любви, дружбы, преданности и т. п.

Те, кого я люблю, знают, что я их люблю, и не имеют надобности, чтобы я каждый раз заявлял им это словами. Так и вы, друг мой, не изменяйтесь в вашем мнении обо мне и верьте, что я был, есть и буду в отношении вас тем же; чем был до сих пор: именно любящим вас всею душою и всем сердцем и, прибавлю, глубоко благодарным вам за то, что вы были виновником счастия неоцененной для меня дочери, которой утрата оставила неизлечимую рану в моем сердце.

Хотя я не сказывал вам, но вы догадываетесь по содержанию этого письма, что я получил то, которое вы послали мне с В.Д.3 Она мне подтвердила, что вы довольны новыми средствами, употребляемыми вами для сохранения вашего здоровья, и она осталась довольна вашею наружностию, ей вы показались здоровее, нежели когда она видела вас в последний раз. Я также не могу жаловаться на свое здоровье, хотя, однако же, лета начинают на нем сказываться. По утрам я могу много ходить и этим не пренебрегаю, а после обеда нужен мне отдых довольно продолжительный, и вечером я уже к ходьбе неспособен, делается одышка, препятствующая пешеходству.

Благодарю вас за подробные сведения о детях. По описанию вашему г-на Шенка я надеюсь, что он будет им столько полезен, сколько мы можем того желать. В моих о нем выражениях о его учености вы заключили, что я в том сомневаюсь, но я именно сказал, что ученый и живой не должен быть педантом, так и вы о нем отзываетесь. Сережа, я уверен, будет быстро подвигаться, Кока, конечно, от него отстанет, но присутствие его при уроках для него небесполезно. Он, конечно, внимательно их слушает и не без того, чтоб они остались в его головке.

Наденька пишет, что Шенк может говорить с детьми только по-немецки и она боится, чтоб оне не разучились родному языку, и потому много с ними разговаривает по-русски. Не упрек я писал вам в письме моем к вашей дочери, а зная, сколько у вас есть дела, которое необходимо надобно делать, очень кажется понятно, что я обратился к ней за подробностями; ее время не так занято, как ваше, не мешайте ей иногда побаловать меня своими письмами, она же и о вас скажет словечко, которого вы, может быть, и не высказали бы.

Вчера были у меня Федорович и Савичевский4. Они оба уезжают завтра, первый к вам, и вы его увидите, а последний в Варшаву, где, кажется, намерен остаться.

Зачем вы себя мучаете напрасно по ночам. Если Сережа раскрывается, то, вероятно, оттого, что ему жарко, у вас в комнате, вероятно, не холодно, и он простужаться не может. Кока одно время никак не терпел, чтоб его укрывали, и когда это делали, то он сбрасывал с себя.

Кончаю, потому что уже 2-й час и я устал. Обнимаю вас и прошу расцеловать детей и поблагодарить Наденьку за ее письмо.

Всем сердцем любящий вас С. Трубецкой.

Ваня вас обнимает и деток и просит поклониться Наденьке.

Сделайте одолжение, когда вам случится быть в книжной лавке, купите начертательную геометрию Редерера, преподавателя в училище путей сообщения, и пришлите, когда будет случай.

[Приписка на полях:] Вы не сказали мне, что отдал вам книги Чижов?

*Письмо писалось с перерывами.

**Что я не экспансивный (франц.).

ЦГИА, ф. 1657, оп. 1, д. 187, л. 15-18 об.

1 Мазаровичева - Мазарович Александра Ивановна (урожд. Ельчанинова), жена Мазаровича Ивана Семёновича, полкового командира Иркутского городского казачьего полка, сформированного в 1851 г., с 1857 г. член общего присутствия Департамента военных поселений от войск, расположенных в Сибири.

2 Письмо А.М. Борха и ответ Трубецкого неизвестны.

3 Вероятно, В.Д. Арнольди.

4 К. Савичевский.