122. Е.И. и Е.Г. Якушкиным

1851. Тобольск. Генваря 26-го.

На неделе не было письма от тебя, мой милый друг Евгений.

Я еще и сам не знаю, долго ли пробуду здесь; по приезде в Тобольск здоровье мое как будто несколько поправилось; я тут решительно ничем не занимаюсь, ем, сплю и целый день говорю: с некоторыми из моих товарищей, с которыми я прожил осем лет в Чите и Петровском, я расстался пятнадцать лет; в это время и они и я, мы очень постарели, и они и я, мы каждый порознь многое думали и чувствовали, и теперь беседа моя с ними пока не налаживается и до такой степени, что я в неделю едва умею выбрать несколько минут для того, чтобы отправить к тебе мой срочный листок; вот и теперь Михаил Александрович, возвратившись от обедни, заходил ко мне наверх и ждет меня внизу1.

В последнем твоем письме ты пишешь, что преподаваемые тобой уроки окончатся в начале апреля; с другой стороны, Вечеслав пишет ко мне, что, вероятно, ты скоро оставишь Архив2 и будешь занят единственно преподаванием уроков в разных заведениях. Муравьевы, полагаю, уже теперь в Москве, очень и очень всем им поклонись от меня; у тетушки Пелагеи Васильевны, Софьи и Вечеслава я в долгу, получил от них письма и на прошедшей неделе не успел написать к ним, и очень может быть, что с нынешней почтой я опять не успею к ним написать. Впрочем, уверен, что они не взыщут на меня за такую неисправность. От дяди Алексея Васильевича получил здесь также письмо от 30 декабря и также не писал к нему. Очень обними его за меня. Прости, мой милый друг. Крепко тебя обнимаю3.

По тому, что я только что написал Евгению, ты увидишь, дорогая Елена, какой образ жизни я веду в Тобольске; это - прямая противоположность моему существованию в Ялуторовске, где почти все дни распределены по часам теми занятиями, которые я мог себе создать; здесь - совершенно наоборот: в то время как я пишу тебе, я даже не знаю, успею ли я сказать тебе еще несколько слов, а между тем образ жизни, который я веду в Тобольске, имеет решительно благотворное влияние на мое здоровье; за те несколько дней, что я здесь, я стал значительно крепче и ни разу еще не чувствовал себя здесь обессиленным, как это случалось иногда со мной в Ялуторовске.

Я никогда не кончил бы говорить, с каким чувством я жду портрета девочки, но ты, однако, хорошо делаешь, что не посылаешь его мне до тех пор, пока краски хорошо не высохнут. Если ты случайно увидишь мадемуазель Христиани, спроси ее получила ли она оба письма, написанные к ней г-жею Анненковой? Прости, милая Елена. Обнимаю тебя от всего сердца, так же как и девочку.

И. Якушкин.

124. Е.И. Якушкину1

1851. Тобольск. Февраля 16-го.

Два твоих письма, мой милый друг Евгений, от 6 декабря и 26 генваря на неделе я получил, а вчера получил еще от тебя два письма от 13 и 20 генваря, которые по ошибке были отправлены в Ялуторовск и возвращены мне оттуда; деньги, 160 рублей серебром, за которые много тебя 'благодарю, также по ошибке отправлены в Ялуторовск и оставлены там до моего возвращения. На нынешней неделе я собираюсь выехать из Тобольска.

Вместе с тобой очень сожалею, что выбор попечителя Шереметевской больницы не пал на дядю Алексея Васильевича; вероятно, и для него было бы удобнее, имея положительные занятия по больнице, постоянно жить с своим семейством в Москве; а для тебя и для Леночки присутствие дяди и его семейства в Москве было бы более нежели удобством.

По газетам, которые получены уже здесь от первых чисел февраля, еще не видно, чтобы Михаил Николаевич выехал из Петербурга; может быть, по каким-нибудь обстоятельствам поездка его в Москву отложена, а из письма Вечеслава я знаю, что он сам не ожидает скорого с тобой свидания2. Сперва он писал ко мне, что он собирается прокатиться по вновь открытой железной дороге от Вышнего Волочка до Твери3, а потом, что он отложил свою поездку в Москву до святой недели.

Очень понимаю, что тебе желалось бы при внешних твоих занятиях иметь более времени на домашние твои занятия, или, как ты справедливо говоришь, на собственное твое учение; обучая других, необходимо и самому подвигаться вперед, а без того непременно отстанешь от своих учеников, как это часто случалось, а может быть, и теперь случается с нашими профессорами. Недавно в фельетоне С.-Петербургской газеты я прочел огромную похвалу напечатанной диссертации профессора Московского университета, кажется, Кудрявцова, и которую он написал для получения степени доктора4. Все петербургские журналы отдают справедливость трудолюбию и достоинствам молодых профессоров Московского университета; утешительно видеть, что, наконец, и у нас число ученых, добросовестно трудящихся в распространении истинного образования, все более и более увеличивается.

Беседу мою с тобой, против моего желания, должен прервать; мне пришли сказать, что пора отправить мое письмо. Прости, мой милый друг. Крепко тебя, Леночку обнимаю. Шереметевым и Муравьевым очень поклонись от меня.

И. Якушкин.

Февраля 19-го.

По случаю масляной письмо это в последнюю пятницу не отправилось, и я после того получил твое письмо от 3 февраля.

126. Е.И. Якушкину1

1851. Ялуторовск. Сентября 22-го.

На неделе опять не было от тебя письма, мой милый друг Евгений, а я все продолжал писать к тебе еженедельно. По отправлении моего последнего срочного листа к тебе я получил через тобольского губернатора сто рублей серебром; полагаю, если бы они были от тебя, ты бы, пославши их, меня известил бы об этом, а потом думаю, что кроме тебя некому прислать их; во всяком случае я получил их очень кстати и тотчас уплатил часть долгу, сделанного мною в нынешнем году и совершенно против моего обыкновения.

На неделе получил письмо от Софьи Муравьевой от 1 сентября и в нем приписку от Вечеслава. Вечеслав все собирается зимой приехать по железной дороге в Москву. Ожидаю от тебя извещения, как ты устроился в новом своем жилье; полагаю, что теперь Леночка и Ольга возвратились уже в Москву. Очень обними их обеих за меня. Всем родным и знакомым усердно кланяюсь. Прости, мой милый друг. Крепко тебя обнимаю.

И. Якушкин.

128. Н.Д. Свербееву1

1852. Генваря 30-го.

Зная от меня самого о нелюбви моей писать письма не только к королям, но и к друзьям, вы, конечно, мой милый Николай Дмитриевич, не ожидали, что я доставлю вам случай разбирать мой почерк. Не имея очень давно о вас прямой вести, я решился измарать листок и отправить его к вам в уповании, что вы на него отзоветесь и известите нас подробно, что вы вообще и как вы в особенности. По письмам из Иркутска мы знаем, что вы имели поручение в Нижний Удинск; потом какой-то проезжий чиновник из Иркутска сообщил Ивану Ивановичу, что вы отправились в Якутск и, может, быть, надолго.

Зимой путешествие по Лене, которая, говорят, так красива летом, должно быть не очень приятно. Жить с якутами вблизи моржей и белых медведей должно быть также не очень увеселительно; но в вас много жизни, и, при помощи божией, вас на все достанет; главное в этом случае только не оробеть.

Поладили ли вы, наконец, хоть сколько-нибудь, с Вагнером; вы были против него ужасно несправедливы, и вообще несправедливы, отрицая достоинство ему подобных. Alles, was ist wirklig, ist vernünftig2, а что может быть действительнее лица Вагнера в творении Гете - отродье Вагнеров приносит, конечно!, неказистую, но положительную пользу; попавши в колею, оно идет по ней, нисколько не заботясь, сухо там или грязно, и тянет усердно накинутую на нее лямку; к тому же оно незлобно и всегда довольно собой и всем его окружающим.

Если вы отправитесь вместе с Фаустом на Брокен попировать с чертями и ведьмами, или вместе с Манфредом на Альпы побеседовать с духами, то, конечно, никто из этого отродья не последует за вами, потому что это нисколько не его назначение.

Мне не нужно уверять, что здесь все вас помнят и часто вспоминают с любовью. Матвей Иванович всякой день поет, и заставляет петь Аннушку, те песни, которые вы у него пели; вчера он уехал в Тобольск со всем своим семейством, вероятно, ненадолго.

Иван Иванович хворал, но теперь поправился и опять молодцом. Дяденька ваш3 не совсем вами доволен; получивши ваше письмо, он писал к вам вторично, а вы на второе письмо ему не отвечали. На днях к Василию Карловичу с разрешения вашего начальства приехали два его сына; вы можете себе представить, как он счастлив; всегда молчаливый, он теперь беспрестанно толкует и, если бы вы были здесь, вы наверно им бы натешились; вообще все знакомые вам ялуторовские старики здоровы, кроме меня; я почти всю зиму хвораю; часто собираемся всей артелью, толкуем попрежнему, разумеется, иногда и без толку, но живем, как и прежде, в совершенном согласии.

Не получили ли вы письма от Петра Яковлевича? После вашего отъезда я про него решительно ничего не знаю.

Но пора кончить, мне хорошо было измарать этот листок, каково-то вам будет разбирать мое маранье.

Простите, мой милый Николай Дмитриевич. Крепко вас обнимаю. Будьте добрый малый, пишите кому-нибудь из нас, все равно, но пишите много и подробно о себе.

И. Я.

Как надписывать к нам письма, вы знаете: Николаю Яковлевичу Балакшину.