© Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists»

User info

Welcome, Guest! Please login or register.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » Из эпистолярного наследия декабристов. » Письма декабриста Ивана Дмитриевича Якушкина.


Письма декабриста Ивана Дмитриевича Якушкина.

Posts 81 to 90 of 192

81

81. Е.И. Якушкину

1848. Ялуторовск. Мая 1-го

Письмо твое из Берлина от 23/11 марта на нынешней неделе я получил, мой милый друг Евгений. Бабушка, сколько имеет возможности, часто извещает меня об вас, и ты можешь себе представить, с каким чувством я всякий раз ожидаю ее письма; от 27 марта она писала, что вы, может быть, скоро будете к ним в деревню, чего ей, кажется, очень желается, а из того, что ты пишешь ко мне, можно заключить, что вы расположились на житье в Берлине. Ты так просто и спокойно описываешь мне ваше там пребывание, что и мне легко стало на сердце, когда я вообразил ваше мирное существование посреди окружающей вас трескотни Если ты не привык говорить по-немецки, то, я полагаю, для тебя будет затруднительно, особенно сначала, понимать лекции на этом языке, но, впрочем, с прилежанием и твердой волей преодолевают и не такие затруднения.

Я очень верю, что если ты останешься в Берлине, то употребишь время на пользу, а не на какие-нибудь пустые увеселения, с тем чтобы, возвратясь на родину, быть при помощи божией и другим на пользу. Разбор de «L'histoire de la révolution» par Michelet читал в «Journal des Débats», который, кажется, не большой охотник до Мишлэ; я когда-то тебе высказал мое мнение о его сочинении «L'histoire de France»2; и точно, в этом сочинении, несмотря на самохвальство француза, много есть прекрасных страниц, и я прочел его с большим удовольствием. Зато я едва имел терпение окончить седьмую часть «Le Consulat et l'Empire», - что за утомительные подробности и что за бессовестное хвастовство во всем рассказе; теперь можно уже предвидеть, как будет бессовестно лгать Thiers, если он когда-нибудь дойдет в своем сочинении до 12-го, 13-го и 14-го годов3.

С некоторого времени французы беспрестанно толкуют о должном уважении к истине и человечеству, но до сих пор, кажется, они уважают и потому только хвалят самих себя. Впрочем, это их дело, а не наше.

Я бы мог попросить тетушку Пелагею Васильевну переслать мое письмо к тебе из Петербурга прямо в Берлин, но на этот раз отправлю его к бабушке; или ты получишь его в Покровском, или бабушка распорядится им по своему разумению.

Прости, мой милый друг. Крепко тебя обнимаю. Обними за меня свою Леночку, она наверно не взыщет, что на этот раз я не пишу ей.

И. Якушкин.

82

82. Е.И. Якушкину

1848. Ялуторовск. Сентября 18-го

Прочитавши твое письмо от 5/17 августа, мой милый друг Евгений, я преприятно побеседовал с тобой; ты смотришь на многие предметы с той же точки, как и я, и в этом я вижу ручательство, что и ты и я, мы всегда можем понимать друг друга. Самый сильный человеческий ум, проявляясь в самом строгом логическом порядке, редко бывает до такой степени независим от внешних причин, чтобы всегда действовать самостоятельно, более или менее, и часто несознательно для самого1 себя, он служит орудием похотям сердца самого человека, словом: l'esprit croit aisement ce que le coeur désire.

Этим только и можно пояснить все глупости, сказанные умными людьми и которым часто верили люди не глупые; тем же поясняются и неистовые жестокости, высказанные таким человеком, каким был Мальтюс, и которым верили люди даже не жестокие. Мальтюс по рождению и по самому положению своему в обществе не принадлежит собственно к аристократам, бог знает, какими судьбами попал под знамя аристократии Англии, и надо ему отдать справедливость, отчаянно защищал это знамя; какую надо иметь отчаянную смелость, чтобы произнести во всеуслышание те слова, которые ты приводишь из него в последнем своем письме2; впоследствии он от них как будто отрекся, не смея повторить их в следующих изданиях знаменитого своего сочинения; дерзость его возбудила сильное сопротивление в его противниках, теперешних хартистах3, сосиалистах и пр., и в главе которых стоял тогда Godwin4; и какие же вышли последствия из этой борьбы самых сильных умов в Европе: люди умирают пока с голоду не только в Ирландии, но и в Англии, и во Франции, и в Германии, весь Запад разделился на два противных стана, и, конечно, ум человеческий, орудуя своим только могуществом, не примирит их без любви, завещанной нам более осьмнадцати столетий тому назад, все его усилия были и будут тщетны.

Очень и очень верю, что ты не теряешь времени попустому в Берлине, и узнавши, что по обстоятельствам ты должен скоро возвратиться восвояси, я искренно пожалел, что ты по желанию своему не мог слушать до конца университетский курс в Берлине; я уверен также, что с переменой места учебные занятия твои нисколько не прекратятся и что, при помощи божией, теперешний добросовестный труд доставит тебе возможность, вступивши на службу, успешно трудиться на пользу других. Прости, мой милый друг. Крепко тебя обнимаю. Обними за меня также крепко милую Леночку.

И. Якушкин.

83

83. Е.И. Якушкину

1849. Ялуторовск. Апреля 9-го

Письмо твое от 8 марта, мой милый друг Евгений, я получил с последней почтой; до сих пор все еще нет для меня утешительного известия о совершенном выздоровлении Леночки, но слава богу, что ей хоть сколько-нибудь получше.

Учение профессора политической экономии, о котором ты упоминаешь в своем письме и который хотел уверить своих слушателей, что не будь бедности, не было бы ничего прекрасного в нравственном мире, истинно забавно; отдавая одним в удел бедность и признательность к благодетелям, а другим богатство и чувство милосердия, он, вероятно, сам захотел бы стать ;в разряд последних, а не первых1.

В средних веках было учение не менее нелепое, но более добросовестное, нежели учение московского профессора; в нем страдания человека принимались за цель его жизни; теперь покажется почти невероятным, чтобы были когда-нибудь люди с высоким, но слишком восторженным умом, которые почитали своей обязанностью всячески и ежедневно истязать себя, в то же время колесовали и жгли на кострах людей, называя их своими братьями и не обращая никакого внимания на их страдания.

Когда-нибудь, может быть, покажется также невероятным, чтобы многие люди нашего времени, очень умные и даже иные очень добрые, увлекались ученьем, которое ставит наслаждение как окончательную цель в жизни человека.

Все, что ты пишешь о Жукове, очень и очень меня радует; я никак не ожидал, чтобы состояние тамошних крестьян до такой степени улучшилось, что между ними нет бедняков, а есть люди даже очень зажиточные; еще более для меня поразительно, что первоначальная грамотность сделалась для них потребностью2; менее тридцати лет тому назад не было между ними ни одного грамотного человека, и они все боялись грамоты, как огня. Мне случалось много слышать и читать за и против первоначальной грамотности : признавая ее за самое действительное орудие для образования, иные полагают, что это орудие обоюдоострое и может равно служить и на пользу и во вред.

Огонь также приносит огромный вред пожарами, но потому не менее во всяком доме топят печи. К тому же противники грамотности не обращают довольно внимания на то, что при составлении самой азбуки было так много мысли, что, изучая уже азбуку, человек необходимо должен сколько-нибудь осмыслиться, а осмыслить хоть сколько-нибудь человека должно, кажется, быть желанием всех людей мыслящих.

Прости, мой милый друг. Крепко тебя обнимаю. Обними за меня Леночку.

И. Якушкин.

84

84. Е.И. и Е.Г. Якушкиным

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTIxLnVzZXJhcGkuY29tL2M4NTc2MjAvdjg1NzYyMDMwNS82ODFjOS9WU3dPME04Wk5mOC5qcGc[/img2]

Михаил Степанович Знаменский. Декабристы в Ялуторовске. Вечер в доме М.И. Муравьёва-Апостола. Вторая половина XIX в. Тобольск. Холст, масло. 33 х 46,5 см. Изображены (слева направо): И.И. Пущин (стоят у камина), И.Д. Якушкин (сидит), М.И. Муравьёв-Апостол, А.В. Ентальцева, В.К. Тизенгаузен и С.Я. Знаменский.

1849. Ялуторовск. Июля 9-го

Вчера я получил твое письмо от 8 июня, мой милый друг Евгений. Теперь ты уже, вероятно, поступил на службу, и я очень рад за тебя, что ты будешь иметь такую должность, при которой тебе будет удобно заниматься попрежнему любимым твоим предметом. Постоянство твое в занятиях точно замечательно, и я не сомневаюсь, что оно принесет тебе существенную пользу. Что многие вопросы в политической экономии очень важны для изучения уголовного права, в этом нет никакого сомнения, - но я не совсем понимаю, почему ты полагаешь, что для изучения уголовного права история не имеет большой важности; в умозрительном отношении, может быть, это и так, но в приложении, кажется, одна только история постепенного развития общественного порядка и может указать на постепенный ход понятий о том, что называют уголовным правом и что для науки не маловажно.

Чтобы убедиться в этом, стоит только взглянуть на уголовные законы одного из самых образованных народов под луной. У англичан и до сих пор относительно некоторых преступлений такие жестокие законы, что если бы они исполнялись в наше время, то англичане, конечно, были бы самый дикий народ из всех народов, исповедующих христианство; а было время, что эти законы почитались краеугольным камнем общественного устройства и со всей строгостью исполнялись. Почему такие законы не отменены, когда они никогда более не исполняются, это особенный вопрос, на который, чтобы отвечать удовлетворительно, надо бы исписать много листков и к тому же, как ты знаешь, все это не по моей части.

Поздравляю тебя с открытием курганов в окрестностях Покровского; вероятно, они имеют одинакое происхождение со всеми курганами, которые тянутся почти по всему огромному пространству России; я их видел в Херсонской губернии и точно такие же в губерниях Харьковской, Орловской, Тульской, Московской, Рязанской и пр.; и точно такие же курганы тянутся по всей Сибири; когда-то этот предмет занимал наших археологов.

Крепко обнимаю тебя, мой милый друг. Обними за меня Вечеслава.

Спасибо, дорогая Елена, за хорошие вести о твоем здоровье. Ты говоришь, что в настоящее время читаешь «Французскую революцию» Тьера2, - я уверен, что этот труд в общем доставил тебе удовольствие, но немного наскучил некоторыми подробностями военных операций. Нежно обнимаю тебя, дорогое дитя.

И. Якушкин.

85

85. Е.Г. и Е.И. Якушкиным1

[Ялуторовск]. 1849. 3 сентября.

Для меня настоящее счастье, моя дорогая Елена, знать, что ты благополучно разрешилась от бремени. Менее всего на свете надеялся я (видишь мое простодушие) стать дедом, и от всего сердца благодарю тебя за внучку, которая, по словам моей тещи, в полном смысле прекрасное дитя. Я сам не знаю, как это случилось, но я очень хорошо чувствую, что люблю это маленькое существо всеми силами моей души, и за это счастье я искренно благодарю небо. Теперь всякий раз, когда я вижу хорошенькую девочку возраста Оленьки, я смотрю на нее с любовью, полагая, что она, может быть, похожа на нашу малютку. В момент, когда я пишу тебе, я чувствую себя столь близким тебе, что с сожалением думаю о тысячах верст, разделяющих нас. Нежно целую тебя, дорогая Елена. Да будет благословение неба над вами тремя, мои дорогие дети. Когда будете ласкать нашу крошку Оленьку, думайте временами о ее дедушке.

От всей души поздравляю тебя, мой милый друг Евгений, с первородной твоей дочерью и моей внучкой; вполне понимаю, что при этом случае ты должен был перечувствовать, и слава богу, что все кончилось благополучно. Сегодня по этому случаю ничего более сказать тебе не умею.

Что ты занимаешься и занимаешься полезно, я в этом уверен, хотя польза твоих занятий и не всегда для тебя ощутительна. Мне иногда приходит на мысль, что служба твоя по архиву может дать новое и более определенное направление твоим занятиям. То, что ты говоришь вообще о чтении газет у нас, совершенно справедливо; в умственном образовании мы далеко отстали от Запада. Эта пошлая истина неоспорима, но для всякого благомыслящего человека одного этого сознания недостаточно; он должен еще необходимо верить и тому, что всякий добросовестный, бескорыстный и полезный труд, как семена, брошенные на вновь разработанную почву, приносит у нас более обильный плод, нежели где-нибудь; и счастливы те, кто прилежно и с верою трудятся, зная, что они готовят обильную жатву для следующего поколения.

Прости, мой милый друг, крепко тебя обнимаю. Обними за меня Вечеслава.

86

86. Е.И. и Е.Г. Якушкиным1

1849. Ялуторовск. Октября 22-го

Письмо твое от 20 сентября, мой милый друг Евгений, я получил. Вероятно, Вечеслав по неохоте своей писать письма будет очень доволен, узнавши, что ты отвечал за него на последний мой листок к нему. Я надеюсь, что при помощи божией он успешно исполнит данное ему поручение; при неопытности в деле возбуждается иногда особенное внимание, до некоторой степени заменяющее самую опытность; вообще я думаю, что поездка Вечеслава в Тульскую губернию может ему принесть значительную пользу во многих отношениях, и в особенности, поставив его в необходимость действовать по собственному своему усмотрению, бывши в столкновении с людьми совершенно ему посторонними.

Ты продолжаешь приобретать книги у Сухаревой башни; в мое время, кажется, не было там никакой книжной торговли; я знал несколько мелочников на Никольской2, у которых мне случалось покупать очень дешево французские книги; впрочем, я никогда не был так называемым библиофилом. Я знаю одно сочинение Mercier, но наверно не то, которое ты купил у Сухаревой башни; это также описание Парижа, но, сколько мне помнится, Парижа осьмидесятых годов прошедшего столетия; в этом сочинении Mercier говорит о Месмере и магнетических его проделках3. Любопытно видеть, как французы того времени, не позволявшие себе ничему верить, чему верили прежде, обращались с поклонением к таинственному проповеднику животного магнетизма.

Из последних твоих писем мне показалось, что ты недоволен своей перепиской со мной; за себя могу тебе поручиться, что, получая твои строки, я всегда их читаю потому уже с удовольствием, что ты их писал. Ставя в расчет обстоятельства, управляющие нашей перепиской4, я и к тебе и к самому себе очень снисходителен, и тебя прошу, когда тебе случается быть недовольным письмом, которое ты ко мне напишешь, или тем, которое ты от меня получишь, потерпеть и себя и меня в этом отношении.

Прости, мой милый друг. Крепко тебя обнимаю. Обними за меня брата5.

Я очень доволен, дорогая Елена, что твое здоровье, так же как и Ольги, теперь, слава богу, совсем хорошо. Моя теща часто говорит мне о своей правнучке, и каждый раз, как об очень милом и хорошеньком ребенке. Я счастлив при мысли о том, до какой степени это дорогое маленькое существо, с тех пор как оно на свете, украшает существование своих родителей. Да сохранит нам ее бог. Прощай, дорогое дитя, нежно обнимаю тебя и прошу тебя так же поцеловать нашу дорогую крошку.

И. Якушкин.

87

87. Е.Г. и Е.И. Якушкиным1

Ялуторовск, 1849. 26 ноября

Знаешь ли ты, дорогая Елена, что присылкой мне портретов, своего и Евгения, ты доставила мне большое удовольствие и что со временем я хочу отблагодарить тебя от всего сердца; теперь ты еще обещаешь в будущем прислать мне портрет Оленьки - это решительно значит меня баловать и, верь мне, что если я не говорю тебе сегодня миллион нежностей, то лишь потому, что я не упражнялся в этом занятии и, импровизируя в этом духе, я взялся бы за это неловко. Пусть моя внучка будет похожа на мать или на отца, - если судить по находящимся передо мною вашим портретам, она может быть только хорошенькой, а хорошенький, ребенок, хотя и немного живой, является маленьким сокровищем, которое материнское сердце всегда умеет оценить; поэтому я понимаю, до какой степени ты должна быть счастлива, проводя время с этим милым ребенком.

Здесь есть девочка на месяц старше Оленьки, которая, каждый раз как видит меня, улыбается и протягивает мне обе свои маленькие ручки, чтобы я взял ее попрыгать. Я заметил, что даже самые маленькие дети обладают инстинктом, заставляющим их понимать, кто относится к ним благожелательно, и никогда не высказывают своих симпатий равнодушным. Мать этой маленькой девочки приносит ее мне каждый раз, как я бываю у них в доме, сразу поняв, что ребенок, будучи приблизительно одних лет с Оленькой, интересует меня.

Я нахожу положительно восхитительным тот простой способ, который употребляет провидение, чтобы расширить нашу благожелательность по отношению друг к другу: мы начинаем с того, что любим только близких, но чувство любви, хорошо пробужденное, все больше и больше расширяется и по незаметным причинам. Но я, сам не знаю как, вдался в общие места, а взявшись за перо, хотел говорить только об Оленьке. Прошу тебя, дорогая Елена, часто целовать ее за меня так же нежно, как я обнимаю тебя, заканчивая свое послание.

Из всего того, что ты ко мне пишешь, мой милый друг Евгений, я более и более убежден, что, благодаря бога, вы живете втроем, посереди широкой Москвы, спокойно и прекрасно, и для меня всякий раз привольно побывать мысленно вместе с вами. Вполне понимаю, что как ни маловажны твои обязанности на службе, ты ими занимаешься пристально и добросовестно. Служить, как говорится, спустя рукава, и какая бы ни была служба, всегда более или менее развращает человека. - Мнение твое о постепенно возрастающем развитии одного поколения перед другим, может быть, и справедливо. Я в этом деле не судья, у меня перед глазами не происходит никакого развития, но об этом когда-нибудь в другой раз, а теперь надо с тобой проститься и написать бабушке. Крепко тебя обнимаю, обними при случае за меня Вечеслава.

И. Якушкин.

88

88. Е.И. и Е.Г. Якушкиным1

1850. Ялуторовск. Генваря 13-го

Вчера, мой милый друг Евгений, я получил твое письмо от 7 декабря и прочел его с особенным удовольствием; оно меня порадовало тем, что я вижу из него, как ты верно понял причину, почему переписка моя с тобой должна быть часто затруднительна. Пока ты был ребенком, я писывал к тебе без малейшего затруднения всякий вздор, какой попадался мне на перо; и теперь, несмотря на мою вообще неловкость по письменной части, мне случается без затруднения писать к людям посторонним или по крайней мере менее мне близким, нежели ты, и причину этому ты определил как нельзя лучше в последнем своем письме. Всякая мысль, всякое чувство, не вполне выраженные, облекаются неминуемо в нелепость, и ты можешь себе представить, как для меня не только неловко, но иногда и больно, писавши к тебе, сознательно быть нелепым.

Конечно, в моих письмах к тебе я мог бы разыгрывать вариации на голос: «милый мой Евгений! Я люблю и уважаю тебя душевно, и не потому только, что ты мой сын, а еще более потому, что вполне этого заслуживаешь ты». Но ведь это была бы такая непристойность, до какой, при помощи божией, я надеюсь не дожить, и какую ты был бы совершенно вправе не простить мне. После всего этого следует вопрос: надо или не надо нам писать друг к другу? Я уверен положительно, что надо. В наших письмах мы подаем друг другу о себе голос, а слышать голос близкого человека, даже не понимая его речи за отдаленностью, приятно. Крепко тебя, мой милый друг, обнимаю, а когда увидишь Вечеслава, так же крепко обними его за меня.

И. Якушкин.

Ты поздравляешь меня, дорогая Елена, с моим 56-летием, и я благодарю тебя от всего сердца. Для меня было счастьем прожить достаточно долго, чтобы знать, что Евгений счастлив во всех отношениях! Я согласен с тобой, что Вечеславу было непростительно не писать к вам, когда он прекрасно знал, что из Тулы никто, кроме него, не мог дать о нем весточки; надеюсь также, что он исправил свою ошибку, прибывши к вам к праздникам и проведши их вместе с вами. Воображаю, как ты должна была быть счастлива, когда уловила на губах Ольги первую улыбку, принадлежащую тебе по праву. Я нежно целую ее и так же обнимаю тебя, дорогое дитя.

89

89. Е.И. Якушкину

1850. Ялуторовск. Февраля 15-го

Письмо твое, мой милый друг Евгений, от 14 генваря я получил. Понимаю, как для тебя было приятно сообщить мне добрую весть о возможности завести училище в Жукове для крестьянских мальчиков по желанию самих жуковских крестьян. В этом отношении между ими произошел огромный успех: я помню, что сначала для меня было трудно их уверить, что, бравши их детей для обучения грамоте, я не имел при этом никакой сокровенной своекорыстной цели К Что в твоем училище будут учиться только читать и писать, для меня очень понятно; всякое дело следует начинать с начала; дай бог тебе в этом благом деле полный успех. Ты пишешь, что общее мнение в наше время противно введению первоначальной грамотности в народе; нельзя не пожалеть об этом общем мнении, зная, что ему необходимо придется уступить обстоятельствам.

Несмотря на все возгласы против грамотности в продолжение тридцати лет, на Западе в это время имеем грамотность распространенной с неимоверным успехом. Взглянувши на книжку Маслова о распространении грамотности в России2 и которая, вероятно, была у тебя в руках, нельзя не убедиться, что и у нас все люди, добросовестно и великодушно мыслящие, сочувствуют добрым желаниям доброго человека о распространении у нас первоначальной грамотности в народе, а при сочувствии таких людей нет возможности сомневаться в успехе самого дела... Гимнастические упражнения, введенные у нас во многих учебных заведениях, несмотря на то, что нельзя доказать прямой их пользы, не возбуждают ни соблазна, ни споров; никто не сомневается, что, упражняя телесные силы, они укрепляют телесное здоровье.

Если бы нельзя было доказать прямой и вещественной пользы для крестьянина уметь читать и писать, то все-таки осталось бы несомненным, что обучение грамоте, упражняя его умственные способности, остепеняет его и делает сколько-нибудь более человеком. Все это сказал я тебе из одного желания поговорить с тобой об этом любопытном предмете, зная, что мы тут с тобой во всем совершенно согласны.

Прости, мой милый друг. Крепко тебя обнимаю. Обними за меня, Леночку, Оленьку и Вечеслава, когда его увидишь.

И. Якушкин.

90

90. Е.Г. и Е.И. Якушкиным1

1850. Ялуторовск. 15 марта.

Я только что получил, моя милая и дорогая Елена, написанные тобою недавно строки, пересланные мне бабушкой в ее письме.

Я получил истинное удовольствие, читая подробности, которые ты даешь мне об Оленьке; я понимаю, как ты должна быть счастлива, всецело обладая ее нежностью, и даже предполагаю, что Евгений и няня должны испытывать ревность. Мысленно я очень часто бываю с вами, напрягая воображение, стараясь проникнуть в ваш маленький рай; в этом отношении я похож на «Пери» Мура2, но далеко не так несчастлив, как она - не имевшая возможности разделить участь блаженных: я уже счастлив, думая о счастье своих дорогих детей.

Я был очень рад, что Вечеслав провел с вами несколько дней; он сам написал мне несколько строк из Москвы, и я благодарен ему за это, видя в том усилии, которое он сделал над своею леностью, доказательство бывшего у него желания доставить удовольствие своей бабушке. Мне кажется, что однажды я уже говорил тебе об его портрете-дагерротипе, который он прислал мне из Петербурга; мне часто случается« любоваться этим красивым лицом, полным кротости и ума, и я делаю это с тем большей уверенностью, что знаю, как мало в подобных произведениях солнце имеет обыкновение льстить людям. Смотря на ваши портреты, я каждый раз вспоминаю, что в перспективе у меня еще удовольствие получить портрет Оленьки.

Прошу тебя нежно поцеловать ее за меня. Но мне пора, уже проститься с тобой, чтобы написать Евгению. Обнимаю тебя от всего сердца и души, дорогое дитя.

Письмо твое от 15 февраля я получил, мой милый друг Евгений; с любопытством ожидаю появления в печати новой комедии молодого писателя, о которой ты ко мне пишешь3; бабушка мне назвала и комедию и сочинителя; если она появится в котором-нибудь из журналов, здесь получаемых, то я наверно ее прочту; для молодого человека, только вступившего на поприще литературное, с первого раза стать рядом с сочинителем «Ревизора», конечно, огромный шаг, хотя я должен тебе признаться, что самый «Ревизор» никогда не возбуждал во мне особенного восторга; но обо всем об этом когда-нибудь после, а теперь пора и тебя оставить, чтобы написать к бабушке.

Крепко обнимаю тебя, мой милый друг.

И. Якушкин.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » Из эпистолярного наследия декабристов. » Письма декабриста Ивана Дмитриевича Якушкина.