© Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists»

User info

Welcome, Guest! Please login or register.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Прекрасен наш союз...» » Данзас Борис Карлович.


Данзас Борис Карлович.

Posts 1 to 10 of 23

1

БОРИС КАРЛОВИЧ ДАНЗАС

(19.10.1799 - 18.10.1868).

[img2]aHR0cHM6Ly9wcC51c2VyYXBpLmNvbS9jODUwNDM2L3Y4NTA0MzYzOTYvMTgxM2Q3L25OZTBUdXFuTVpvLmpwZw[/img2]

Борис Карлович Данзас / Неизвестный художник. - 1810-е. - Б., итальянский карандаш, сангина // А.С. Пушкин и его современники в портретах : Музей Пушкинского дома [Альбом]. - СПб : Logos, 1999. - с. 138

Надворный советник, советник московского губернского правления.

Отец - генерал-майор Карл Иванович Данзас (1762 - 15.05.1831), приписан к курляндскому дворянству 16.03.1803. Мать - Генриетта фон Корф (7.01.1864 - 1803). Вторым браком К.И. Данзас был женат на сестре покойной жены - Доротее Шарлотте фон Корф.

Лицеист II курса (1814-1820). Причислен к Комиссии погашения долгов - 7.06.1820, чиновник особых поручений при московском военном генерал-губернаторе кн. Д.В. Голицыне - 26.04.1821, советник московского губернского правления - 27.11.1822.

Член тайной декабристской организации «Практический союз» (1825), член Общества Семисторонней или Семиугольной звезды.

Приказ об аресте - 6.01.1826, арестован 9.01 в Москве, доставлен оттуда в Петербург на главную гауптвахту - 11.01, а 12.01 переведён в Петропавловскую крепость в №3 Невской куртины.

Высочайше повелено (23.01.1826) продержать на гауптвахте 1 месяц, получил прогонные деньги - 26.02.1826.

Вышел в отставку - 26.04.1828, чиновник особых поручений при Д.В. Голицыне - 24.10.1829, за обер-прокурорским столом в 5 департаменте Сената - 11.05.1835, действительный статский советник и обер-прокурор 2 департамента - 25.08.1838, директор департамента Министерства юстиции - 2.04.1839, обер-прокурор 1 департамента Сената - 1.01.1845, сенатор - 13.09.1851, первоприсутвующий уголовного кассационного департамента, действительный тайный советник.

Скончался в С.-Петербурге. Похоронен в Свято-Троице Сергиевой Приморской пустыни.

Жена - Екатерина Павловна Розенгейм (4.02.1805 - 29.11.1873, С.-Петербург; похоронена в Свято-Троице Сергиевой Приморской пустыни), приёмная дочь Д.В. Голицына.

Дети:

Сергей (30.03.1838, С.-Петербург [Метрические книги Симеоновской церкви на Моховой. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 299. Л. 380] - 2.11.1881, умер за границей [Метрические книги церкви при русском посольстве. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 123. Д. 37. Л. 17], похоронен в Свято-Троице Сергиевой Приморской пустыни в Стрельне), камер-юнкер; женат (с 24.05.1874 [Метрические книги Симеоновской церкви на Моховой. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 1200. Л. 236]) на Юлии Густавовне Принтц (в метрике - Принц), дочери действительного статского советника. У них дочь - Екатерина (р. 8.07.1879, С.-Петербург);

Аделаида [в метрике - Аглаида] (6.05.1839, С.-Петербург [Метрические книги Симеоновской церкви на Моховой. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 303 б. Л. 591] - 30.01.1899, С.-Петербург [Метрические книги церкви Александра Невского при Управлении протопресвитера Армии и Флота. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 128. Д. 503. Л. 302], похоронена на Смоленском православном кладбище), замужем (с 24.07.1878 [Метрические книги Троицкого собора. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 126. Д. 850. Л. 156]) за мировым судьёй Василием Аркадьевичем Тимирязевым (6.03.1841 - 15.08.1912);

Ольга (20.10.1840, С.-Петербург [Метрические книги Симеоновской церкви на Моховой. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 311. Л. 749] - 6.10.1879, С.-Петербург [Метрические книги Владимирской церкви. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 126. Д. 194. Л. 338], похоронена в Свято-Троице Сергиевой Приморской пустыни в Стрельне), замужем за действительным статским советником Александром Ивановичем Тимирязевым (12.10.1837 - 13.07.1895, С.-Петербург; похоронен в Свято-Троице Сергиевой Приморской пустыни). У них дочь - Тамара (р. 25.02.1879). 1-м браком А.И. Тимирязев был женат (с 5.09.1858, С.-Петербург) на дочери статского советника и камергера Наталье Ивановне Донауровой;

Дмитрий (26.01.1842, С.-Петербург [Метрические книги Симеоновской церкви на Моховой. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 111. Д. 326. Л. 271] - 15.06.1875, умер за границей [Метрические книги церкви при русском посольстве. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 123. Д. 31. Л. 179], похоронен в Свято-Троице Сергиевой Приморской пустыни в Стрельне), флигель-адъютант, полковник; с 1868 женат на Любови Фердинандовне фон Корф (12.05.1848 - 31.03.1887, С.-Петербург; похоронена в Свято-Троице Сергиевой Приморской пустыни);

Татьяна (3.07.1844, С.-Петербург [Метрические книги лютеранской церкви на Каменном острове. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 672. Л. 690] - 15.09.1919, С.-Петербург), замужем (с 4.02.1873 [Метрические книги церкви Константиновского дворца. ЦГИА. СПб. Ф. 19. Оп. 124. Д. 1187. Л. 98]) за капитаном-лейтенантом Леонидом Павловичем Семечкиным.

Братья и сёстры: 

Юлия (р. 26.10.1795);

Софья (6.10.1798 - 1810-е);

Константин (1800/1801 - 3.02.1870, С.-Петербург; был похоронен на Католическом кладбище на Выборгской стороне, перезахоронен в 1930-х на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры), лицеист I выпуска, генерал-лейтенант; был холост;

Александр (10.06.1802 - 27.06.1845, Москва; похоронен на Введенском кладбище), полковник; женат на Маргарите Степановне Воейковой (ск. 2.11.1890, Москва);

Филипп (р. 1803);

Антон (3.02.1805 - 4.03.1849, Москва; похоронен на Введенском кладбище), генерал; женат на Елизавете Дмитриевне Закревской (28.08.1815 - 27.07.1866). У них сын - Борис (ск. 13.01.1893, 54 года), действительный статский советник;

Карл (03.1806 - 1885, с. Ново-Павловка Изюмского уезда), коллежский советник, вице-губернатор Харьковской области; женат на Юлии Васильевне Зарудной (12.12.1821 - 7.09.1873, с. Ново-Павловка Изюмского уезда). У них сын - Николай (ск. 6.01.1888, 65 лет), действительный статский советник;

Андрей (р. 11.1808).

ГАРФ, ф. 48, оп. 1, д. 188.

2

Борис Карлович Данзас

Следственное дело Б.К. Данзаса

Мемуарная запись допросов

В Следственном комитете по делу декабристов

Сопоставление синхронных и ретроспективных исторических источников - ценный и благоприятный для исследователя случай, когда появляется возможность, с одной стороны, выявить ошибки памяти мемуариста, особенности его ретроспективного взгляда, с другой стороны - уяснить характер поведения автора воспоминаний в условиях официального расследования, а главное - на основе сопоставления источников различного типа и различных условий происхождения приблизиться к более глубокому и точному пониманию событий.

Один из наиболее показательных примеров такого рода сопоставления в исследовательской литературе последних десятилетий - сравнительный анализ мемуарных текстов, вышедших из-под пера декабристов и посвящённых периоду следствия, и их следственных показаний, осуществлённый О.В. Эдельман.

Вместе с тем, историки декабристов «вынуждены» проводить подобный сравнительный анализ едва ли не в каждой своей работе, - когда приходится сравнивать и изучать сведения, содержащиеся, с одной стороны, в следственных показаниях, с другой стороны - в позднейших мемуарных текстах бывших участников тайных обществ. В этом случае указания источников различного типа иногда дополняют друг друга, иногда - противоречат друг другу, что служит поводом для пристального внимания к тем или иным деталям, а нередко - к важнейшим вопросам истории «движения декабристов».

Мемуары декабристов, посвящённые следствию, дают хорошую возможность для сопоставления позднейшего воспроизведения обстоятельств следственного процесса с сохранившимися документами расследования, в первую очередь - вопросными пунктами и следственными показаниями. Помимо известных мемуарных текстов, принадлежащих осуждённым видным участникам тайных обществ декабристов, в этом контексте необходимо упомянуть мемуарные записки, написанные оправданными в ходе следствия лицами, специально посвящённые аресту и заключению по делу об «антиправительственном заговоре» - речь идёт о мемуарных записках В.П. Зубкова и Н.П. Крюкова, написанных вскоре после освобождения из заключения.

Детальное сопоставление переданных в этих записках обстоятельств с допросами и следственными показаниями этих лиц, направленными им вопросными пунктами даёт интересный материал для наблюдений и заключений над особенностями приёмов ведения следствия, с одной стороны, и спецификой поведения и защитной тактики подследственных - с другой.

Настоящая публикация предоставляет ещё одну возможность для такого рода исследовательской процедуры. Вниманию читателя предлагается весьма редкий образец ретроспективного воспроизведения текста следственных показаний - мемуарные записи допросов, принадлежавшие ещё одному оправданному по делу декабристов бывшему подследственному - Борису Карловичу Данзасу (правда, в отличие от большинства других оправданных, не избежавшему административного ареста за «недонесение» о существовании тайного общества).

Публикуемые ретроспективные записи - документ действительно уникальный, поскольку его автор смог сохранить в своей памяти содержание данных во время устных допросов показаний и заданных следствием вопросов. Записи, по нашему мнению, были осуществлены Б.К. Данзасом вскоре после освобождения, когда в памяти оставались ещё вполне свежими все малейшие обстоятельства следствия, содержание допросов и сделанных показаний. Это наблюдение базируется на высокой степени близости текста письменных следственных показаний и ретроспективных записей (насколько близко к «оригиналу» удалось воспроизвести текст следственных показаний Б.К. Данзасу, - будет сказано далее).

Для проведения сравнительного анализа в составе настоящей общей документальной публикации печатаются материалы персонального следственного дела Б.К. Данзаса, в том числе письменные показания.

Другая причина, которая служит источником интереса к публикуемым следственному делу и ретроспективным записям допросов, заключается в личности человека, который выступил в первом случае - в качестве обвиняемого (подозреваемого) в принадлежности к «злоумышленному тайному обществу», а во втором случае - в качестве автора ретроспективной записи.

3

*  *  *

Борис Карлович Данзас (19.10.1799 - 18.10.1868), сравнительно хорошо известен в исторической литературе. Он - старший брат известного товарища А.С. Пушкина по Лицею Константина Карловича Данзаса (1801 - 3.02.1870), впоследствии ставшего известным в роли секунданта на смертельной для поэта дуэли. Борис Данзас также воспитывался в Императорском Царскосельском Лицее и, несмотря на то, что был старше своего брата - выпускника первого курса, - стал одним из лучших по успехам воспитанников второго курса (1814-1820 гг.).

После выпуска из Лицея он поступил на гражданскую службу первоначально в Комиссию погашения долгов (июнь 1820 г.), но уже в апреле 1821 г. перешёл чиновником особых поручений в канцелярию Московского военного генерал-губернатора Д.В. Голицына, который на многие годы стал его начальником, поддерживающим и опекающим Данзаса. С 1822 г. он - советник Московского губернского правления: в этой должности Данзас и встретил декабрь 1825 г.

Перейдя в 1821 г. на службу в Москву, Данзас вскоре оказывается в кругу образованных и либерально настроенных молодых чиновников. Не вызывает сомнений, что главной фигурой, способствовавшей этому, был его старый товарищ и соученик по Лицею Иван Пущин, который, после того как в конце 1823 г. перешёл судьёй из Петербургской уголовной палаты в Московский надворный суд, фактически стал центральной фигурой среди либеральных конспираторов в Москве. По крайней мере, к этому времени необходимо отнести формирование личных контактов Данзаса с московскими членами Северного общества.

Сохранившиеся материалы следствия показывают, что Борис Данзас, несомненно, был причастен к деятельности декабристского общества в Москве и, во всяком случае, знал о его существовании и конечной цели - установлении конституционного правления, ограничения самодержавия (об этом ещё будет сказано). Он входил в ближайшее дружеское окружение И.И. Пущина - руководителя отделения тайного общества в Москве, тесно общался с рядом других участников Северного общества - Павлом И. Колошиным, С.М. Семёновым, С.Н. Кашкиным и другими лицами, входившими в основанное Пущиным отделение. Данзас, как можно полагать на основании документальных свидетельств, был не просто одним из близких товарищей Пущина, - он был единомышленником, разделявшим основные воззрения «либералистов», входил в ближайшее окружение членов тайных обществ.

Борис Данзас, как и его близкий приятель В.П. Зубков, является предполагаемым участником Московского отделения Северного общества. В исследовательской литературе можно встретить указания на принадлежность Данзаса к «Практическому союзу», учреждённому И.И. Пущиным с целью постепенного освобождения крепостных людей, однако прямых документальных свидетельств, подтверждающих этот вывод, не обнаружено. Вместе с тем, такое предположение заставляют сделать дружеские связи, которые связывали Данзаса с Пущиным и другими членами «Практического союза». Более того, у исследователя есть основания заключить о приёме Данзаса в тайное общество, осуществлённом его старым товарищем Иваном Пущиным.

Согласно показанию осведомлённого В.И. Штейнгейля, данному на первом допросе у В.В. Левашова 6 января, Данзас мог принадлежать к тайному обществу, так как имел «частое сношение» с Пущиным наряду с Павлом Колошиным и В.П. Зубковым. Позднее, уже после завершения следствия по делу Данзаса, в ответах на «вопросные пункты» от 27 января 1826 г., об этом же показал другой подследственный, П.А. Муханов, - правда, лично с ним не знакомый, но неоднократно встречавшийся в Москве с Пущиным, С.М. Семёновым, Павлом И. Колошиным, М.М. Нарышкиным и другими членами отделения Северного общества в Москве.

Мы не затрагиваем здесь вопрос, к какому именно тайному образованию имел отношение Борис Данзас - отделению (или «управе») Северного общества в Москве, «Практическому союзу», основанному в 1825 г. И.И. Пущиным и сформированному в основном из членов упомянутого отделения, или совершенно ещё не изученному кружку «вольнодумцев», фигурирующему в исторической литературе под названием «Общество семиугольной (или семисторонней) звезды» и группировавшемуся вокруг всё того же Пущина.

Не рассматривая специально данный вопрос, требующий самостоятельного исследования, необходимо, однако, ещё раз подчеркнуть, что Данзас безусловно входил в ближайшее окружение И.И. Пущина и его товарищей по тайному обществу. О «сообществе лиц», тесно связанных с Пущиным в Москве в 1824-1825 гг., как группе предполагаемых участников декабристского общества, которых объединяли не только дружеская связь, но и общность политических взглядов, принадлежность к кругу «вольнодумцев», нам уже приходилось писать.

Осведомлённость о существовании тайного общества, раскрытая в ходе следствия в случае с Данзасом, подтверждает сделанные выводы. Перед нами «ближайший резерв» декабристского союза, оформленный в виде дружеского кружка, практически уже вовлечённый в деятельность тайного общества. Несомненно, Данзас и другие участники этого дружеского кружка (В.П. Зубков, П.Д. Черкасский, А.П. Бакунин, В.П. Пальчиков) если и не являлись полноценными участниками «Практического союза» и Московского отделения Северного общества, то, по крайней мере, были причастны к их деятельности.

Дополнительные наблюдения над показаниями Данзаса, а также И.И. Пущина, которые будут изложены далее, дают некоторые новые основания для заключения о том, что Данзас был не только осведомлён о существовании декабристского союза, но и получил предложение стать его полноценным членом.

Арест Бориса Данзаса произошёл в связи с упомянутыми выше показаниями В.И. Штейнгейля от 6 января 1826 г. Император Николай I обратил внимание на эти показания и особым «высочайшим повелением» распорядился привлечь к расследованию («арестовать и привезть») Б.К. Данзаса и его приятеля, также тесно связанного как с И.И. Пущиным, так и с другими членами Московского отделения Северного общества, - В.П. Зубкова.

Распоряжение об аресте Данзаса было отдано 6 января 1826 г., немедленно после получения «уличающей информации», для сего выполнения в Москву к военному генерал-губернатору был отправлен специальный фельдъегерь. Арестован Данзас был в Москве 9 января, доставлен в Петербург - 11 января. Как и большинство привлечённых к следствию, он провёл некоторое время на Главной гауптвахте Зимнего дворца, тогда же был произведён первый допрос, который снимался В.В. Левашовым. Мемуарная запись первого допроса, вошедшая в настоящую публикацию, свидетельствует, что допрос В.В. Левашова производился, как правило, в день доставки нового подследственного в Петербург: Данзас датирует первый допрос 11 января.

После первоначального допроса Данзас был заключён в Санкт-Петербургскую (Петропавловскую) крепость, в № 3 Невской куртины. Здесь он провёл весь срок своего сравнительно короткого заключения в качестве подследственного.

13 января Данзас был вызван на допрос в присутствие Следственного комитета; этот допрос остался единственным в ходе расследования его дела. После устного допроса, во время которого подозреваемый отвечал на задаваемые ему членами Комитета, ранее заготовленные вопросы, - он получил письменные «вопросные пункты», которые практически полностью повторяли содержание устного допроса. Тем самым производилась письменная фиксация допроса, а подследственный должен был закрепить сказанное в ходе устного допроса на бумаге.

Здесь для подследственного открывалась возможность некоторым образом видоизменить устные показания, во всяком случае - дополнить их, сообщить забытое, упущенное из виду при устном допросе, привести дополнительные доводы в пользу своей «невиновности» или для ослабления выявленных уличающих обстоятельств. Исследователь в целом лишён возможности сравнить то, что прозвучало в ходе устных допросов, с письменными показаниями. Некоторое представление о показанном в ходе устных допросов дают записи в журнале Следственного комитета, но в случае Данзаса записей такого рода в журнале не имеется.

Одновременно с составлением вопросных пунктов для Данзаса был осуществлён запрос Пущину, с целью выяснения - принимал ли он Данзаса в тайное общество.

14 января письменные показания Данзаса были заслушаны на заседании Следственного комитета. Комитет зафиксировал, что Данзас «не сознался» в принадлежности к тайному обществу, но при этом признался в том, что слышал о его существовании, а также о цели общества - «распространении образования и искоренении злоупотреблений». Одновременно члены Комитета решили спросить Пущина - не открывал ли он Данзасу о тайном обществе чего-либо ещё?

Ответ Пущина на второй запрос от 14 января был вскоре получен - из него явствовало, что Данзаса в тайное общество он не принимал. Вместе с тем, Пущин свидетельствовал, что Данзас узнал от него о существовании тайного общества, которое пока действует «с целию благотворительною», но при этом готовит «средства к изменению правительства».

Одновременно с ответом Пущина было получено дополнительное показание Данзаса, адресованное, скорее всего, В.В. Левашову. В нём Данзас подтверждал, что ему стало известно о существовании «просветительского» тайного общества, но он заверял, что не был его членом, не знал о его подлинной цели, ничего не знал о готовящемся антиправительственном заговоре.

Решающее для участи Данзаса заседание Следственного комитета состоялось 20 января. После ознакомления с последними показаниями Данзаса и Пущина Комитет положил «о участи Данзаса представить милосердому воззрению государя императора с тем, чтобы Данзаса освободить, вменив ему в наказание за то, что не донёс о тайном обществе, взятие под арест, привезение из Москвы в С.-Петербург под караулом и, наконец, содержание в крепости».

Однако Николай I, на утверждение которого представлялись все решения Комитета (с помощью особых докладных записок), не согласился с предложенным решением. Он велел продержать Данзаса, в наказание за выявленную осведомлённость о существовании и политической цели тайного общества, в заключении ещё месяц - уже в качестве наказания. 21 января последовала высочайшая резолюция («посадить ещё на месяц на гауптвахту, а потом выпустить») - за то, что не донёс о существовании антиправительственного тайного общества. Резолюция была оглашена на заседании Комитета 21 января, распоряжение по ней было отдано 23 января.

Итак, заключение Данзаса в крепости - как подозреваемого подследственного - продлилось не менее 12 дней (с 12 по 23 января). Затем он ещё около месяца, приблизительно с 24 января по 23 февраля, находился в заключении как административно наказанный.

После того как Данзас отбыл этот срок, сидя на гауптвахте (какой именно - в настоящее время выяснить не удалось), он, как и большинство других освобождённых от наказания «за непричастностью», получил «очистительный» аттестат - документ, подтверждающий «невиновность» привлечённого к следствию и оправданного лица. Аттестат (по всем признакам, оригинал, выданный Следственным комитетом) сохранился в бумагах Данзаса и вошёл в состав настоящей публикации.

После освобождения из заключения и счастливого избавления от участи большинства участников тайных обществ Данзас вернулся на прежнее место службы в Московское губернское правление. После привлечения к официальному следствию по делу о «государственном преступлении» (антиправительственный заговор и попытка государственного переворота) первоначально его дальнейшая карьера пострадала достаточно серьёзно. В апреле 1828 г. Данзас вышел в отставку, которая, однако, продлилась недолго. Как представляется, это было связано с тем, что Данзаса поддерживал и за него ходатайствовал многолетний непосредственный начальник, влиятельный военный генерал-губернатор Москвы князь Д.В. Голицын.

С октября 1829 г. Борис Данзас снова в штате канцелярии князя, в должности чиновника особых поручений, после чего его ждёт устойчивый, вполне успешный и даже стремительный карьерный взлёт - сначала в Москве, а в 1830-е гг. - уже в Петербурге. В мае 1835 г. Данзас - за обер-прокурорским столом в V Департаменте Сената, с 1838 г. во II Департаменте, получает чин действительного статского советника. В 1839 г. становится директором департамента Министерства юстиции. Очевидно, факт привлечения к следствию по делу «заговора 14 декабря» и даже установленная в ходе следствия осведомлённость Данзаса о существовании и политической цели тайного союза или не учитывались, или уже были прочно позабыты.

Вероятно, успешный карьерный взлёт был связан с многочисленными деловыми связями Данзаса, сформировавшимися в период службы под началом князя Д.В. Голицына - многие бывшие чиновники его канцелярии и подведомственных административных учреждений перебрались в эти годы в Петербург, заняли влиятельные места в Министерстве юстиции, Министерстве государственных имуществ и в петербургских департаментах Сената.

Среди них были и те, кто когда-то входил в близкое окружение пострадавших в 1826 г. либералов-конспираторов - помимо Данзаса, это, например, лицеист II курса, однокашник Данзаса В.П. Пальчиков (занимал должность вице-директора Департамента Министерства юстиции, т. е. являлся непосредственным подчинённым Данзаса), лицеист I курса А.П. Бакунин. С 1845 г. Данзас - обер-прокурор I Департамента Сената: итогом его карьеры стало назначение сенатором в 1851 г., вскоре он становится первоприсутствующим уголовного кассационного департамента, в чине действительного тайного советника.

Следует при этом отметить, что взаимные тёплые дружеские отношения (правда, долгое время - скорее заочные) Бориса Данзаса и Пущина сохранялись и после того, как последний был сослан на каторгу, лишившись «всех прав состояния» и став «государственным преступником». Данзас, начиная с 1830-х гг., поддерживал отношения с сёстрами сосланного в Сибирь товарища, его имя нередко упоминается в переписке И.И. Пущина с лицейскими товарищами (Ф.Ф. Матюшкин) и родственниками (сёстры, братья). Он способствовал поступлению на службу в Министерство юстиции младшего брата И.И. Пущина, Николая Ивановича.

Борис Данзас дожил до амнистии товарищей своей «вольнодумной» молодости и встретился с И.И. Пущиным, когда-то посвятившим его в тайну существования политической конспирации, после его возвращения из Сибири. Произошло это в Петербурге 15 декабря 1856 г. - бывший ссыльнокаторжный «государственный преступник» прибыл в столицу империи, и сенатор, действительный тайный советник Данзас в тот же день не преминул явиться на встречу со старым товарищем: «...В тот же день лицейские друзья явились. Во главе всех Матюшкин и Борис Данзас...», - писал Пущин Е.П. Оболенскому. Встреча прошла в тёплой атмосфере, как отмечал амнистированный декабрист.

Рискнём предположить, что, возможно, дело заключалось не только в старых товарищеских узах лицеистов первых выпусков, но и в благодарности к Пущину, который в сложных условиях следствия не раскрыл всех обстоятельств, при которых Данзас узнал о тайном обществе и его политическом характере, согласился с версией Данзаса, утверждавшей его непричастность к декабристской организации.

4

*  *  *

Материалы публикуемого следственного дела Б.К. Данзаса содержат данные, которые служат дополнительным подтверждением, хотя во многом и косвенным, его организационной связи с тайным обществом.

На первом допросе, проведённом Левашовым, Данзас полностью и категорически отверг любую степень своей причастности к тайному обществу; утверждал, что ничего не знал о нём, его цели, намерениях («никогда ни от кого не слыхал ничего, могущее мне дать малейшую мысль об обществе тайном и о намерении политическом»). Тем самым он заявил о полной невиновности, непричастности к делу.

В доказательство своей откровенности и достоверности («чистосердечии») сделанных им показаний Данзас признал дружеские связи и знакомство с рядом участников Московского отделения Северного общества, в первую очередь с И.И. Пущиным. Подобная линия поведения была свойственна многим из привлечённых к следственному процессу, и в случае упорной приверженности этой линии, при отсутствии существенных уличающих данных, подследственный мог рассчитывать на оправдательный вердикт.

Однако в дальнейшем линия поведения Данзаса претерпела существенное изменение. В показаниях, данных на допросе в Следственном комитете, и в последующих письменных ответах он, вопреки первоначальным показаниям, признал осведомлённость о существовании тайного общества.

При этом Данзас пытался всячески ослабить значение этого обстоятельства: заверял следствие в том, что политический характер этого общества, а также его тайная («точная») цель ему совершенно неизвестны: ему была открыта только «просветительская» и «благотворительная» цель конспиративной организации - распространение «образования», либеральных идей, обнаружение и искоренение «злоупотреблений» (на государственной службе). В чём Данзас ссылался на того, кто сообщил ему о существовании общества - Пущина.

Действительно, единственным свидетелем, который мог подтвердить или опровергнуть показания Данзаса, являлся Пущин - его собеседник в разговоре о тайном обществе. Любопытно, что с его позицией по данному вопросу тоже произошла примечательная метаморфоза. 13 января, после ареста и первого допроса Данзаса, следствие обратилось к Пущину с традиционным вопросом - принадлежал ли Данзас к тайному обществу, кем принят и какое участие принимал. Пущин ответил полным отрицанием.

Буквально через два дня, 15 января, после признания Данзаса в том, что он узнал от Пущина о существовании тайного союза, последнему был задан вопрос - что именно было открыто Данзасу и принял ли он в общество. На этот раз, фактически делая повторное показание на этот счёт, Пущин сообщил, что он действительно открыл Данзасу существование тайного общества. При этом Пущин совершенно иначе изложил содержание сведений, которые он открыл Данзасу. Речь шла о политической цели тайного общества - будущем преобразовании "правительства", введении нового государственного устройства. При этом Пущин продолжал отрицать членство Данзаса в тайном обществе.

В дальнейшем Данзас, в особом показании, продолжал придерживаться прежней тактики защиты, утверждая, что хотя и «получил от [Пущина] некоторые сведения о существовании тайного общества», тем не менее «совершенно» не знал его политической цели и «никогда не был членом тайного общества», тем более - участником заговора «с целью свергнуть Правительство».

Узнав, что его непосредственному начальнику Д.В. Голицыну было сообщено о том, что Данзас наказан за то, что «знал о заговоре» против правительства «и не объявил», - Данзас написал специальное обращение в Следственный комитет, в котором протестовал против такой трактовки его «вины»: «...я никогда не был в заговоре и сведения об оном не имел <...> я был наказан за то только, что знал о существовании Тайного общества, хотя политическая цель оного была мне неизвестна».

Почему произошли принципиальные изменения в позиции Данзаса и Пущина? Как объяснить противоречие в их показаниях об одном и том же разговоре, касавшемся тайного общества?

Заняв первоначально позицию полного отрицания своей причастности к тайному союзу, Данзас мог опасаться уличающих показаний, которые грозили ему различными обвинениями (от сокрытия этого обстоятельства при допросе до участия в политическом заговоре). Понимая это, он решил признать свою осведомлённость о тайном обществе, при этом всячески ослабляя значение этого факта (утверждения о незнании «истиной цели» тайного общества, о разнице своего «образа мысли» с пущинским, о единичности состоявшегося разговора, о своих возражениях на слова Пущина, о недоверии к нему Пущина).

Со своей стороны, Пущин безусловно стремился спасти от ответственности товарища и друга, которого к тому же он сам и вовлёк в орбиту влияния тайного союза. В первом показании Пущин вообще ни словом не обмолвился о состоявшемся разговоре, отрицая причастность Данзаса к делу. Узнав из запроса следствия о том, что Данзас открыл факт их разговора о тайном обществе, Пущин не имел, однако, представления о том, в чём именно признался его друг.

Поэтому он вынужден был исходить из собственных представлений, какой уровень «откровенности» допустим, чтобы не навредить другу и помочь ему избежать ответственности. Но представления Пущина и Данзаса не сошлись - они по-разному открыли содержание информации о тайном обществе, открытой последнему летом 1825 г. (по существу, следствие не обратило внимания на это явное разноречие в показаниях).

Таким образом, как видно из показаний самого Данзаса (а также основного свидетеля по делу, Пущина), он знал о существовании тайного общества. У исследователя, однако, есть основания полагать, что дело не ограничилось только открытием Данзасу существования тайного общества.

Из всего комплекса показаний о Данзасе и его разговоре с Пущиным важно извлечь строго установленные факты, которые следует отделить от смягчающих и снижающих их значение оговорок и фраз, рождённых защитной линией Данзаса и стремлением основного свидетеля по делу, Пущина, помочь другу избежать ответственности. В конечном счёте, остаются следующие факты о обстоятельства: летом 1825 г. между Пущиным и Данзасом состоялся разговор, в ходе которого Данзасу было открыто существование тайного общества, преследующего политическую цель, которое пока занимается распространением либеральных идей, но «готовит средства» к изменения в будущем государственного строя.

Данзас ещё до этого разговора знал о тайных собраниях и контактах с участием Пущина, после же «открытия» продолжал «частые сношения» с Пущиным, входил в его ближайшее окружение и, несомненно, бывал на собраниях с его участием. Данзас был знаком и встречался с другими членами Московского отделения Северного общества и «Практического союза».

Сообщение о существовании тайного общества, с раскрытием его участников (Пущин назвал себя членом общества), его конечной цели и политического характера, как правило, означало акт принятия в декабристский союз, каким бы отрицанием формального членства не сопровождались «чистосердечные» признания в этом в условиях следствия. Объём информации, полученной Данзасом в ходе разговора с Пущиным, соответствует сведениям, которые сообщались при приёме в тайный союз.

Данзас получил сведения о существовании и характере политической конспирации от одного из её руководителей, главы её Московского отделения. Несомненно, он рассматривался как готовый единомышленник (что составляло первый этап приёма в тайное общество)., и в продолжение, несомненно, длительного общения с Пущиным сначала испытывался для приёма в тайное общество, а затем, на наш взгляд, поступил в первую степень членства. Скорее всего, он относился к числу т. н. «полупринятых» - вновь завербованных членов, которые получали сведения о существовании тайного общества с политической целью, но не были осведомлены в подробностях о программе и средствах достижения цели.

Настойчиво повторяющиеся в показаниях Данзаса утверждения о том, что он не был принят в тайную организацию, вполне объяснимы и понятны: в условиях следствия они выполняли определённую функцию защитной тактики. Отрицание формальной принадлежности к тайному обществу - главный рубеж обороны привлечённого к следствию лица, пытающегося представить себя непричастным к делу и избежать наказания. При этом, для демонстрации своей «откровенности», подследственный мог признать часть предъявленных уличающих показаний - ту часть, которая не позволяла ему подвергнуться строгой ответственности. В случае Данзаса - это признание в том, что он знал о существовании тайного общества с «благотворительной» целью.

Сокрытие осведомлённости Данзаса о существовании и цели тайного общества в первоначальных показаниях (как самого Данзаса, так и Пущина), а кроме того, явное разноречие в сделанных показаниях о цели тайного общества, сообщённой Данзасу, - на наш взгляд, свидетельствует о том, что оба автора показаний скорее были склонны к умолчанию подлинных обстоятельств, связанных с вопросом о причастности Данзаса к тайному обществу, нежели к действительной откровенности.

Характер политической программы, сообщённой Данзасу Пущиным, говорит о том, что речь скорее должна идти о Северном обществе, чем о «Практическом союзе», участники которого ставили перед собой более локальные и умеренные задачи.

Принадлежность же Данзаса к дружескому кружку «вольнодумцев», окружавших Пущина и включавших членов Московского отделения Северного общества П.И. Колошина и И.Н. Горсткина, документируется коллективным литографированным портретом Д.М. Соболевского и эпистолярным свидетельством А.Я. Булгакова.

5

*  *  *

Сводная публикация материалов следственного дела Б.К. Данзаса и осуществлённых им мемуарных записей допросов в период следствия по делу декабристов, как уже говорилось, открывает благоприятную возможность для сравнительного исследования, выявления особенностей поведения подследственного во время процесса, особенностей ретроспективного взгляда «припоминателя». Помимо этого, память автора мемуарных записей могла сохранить некоторые черты и детали расследования, которые не отразились в делопроизводстве следственного процесса - например, приёмы ведения устных допросов.

Б.К. Данзас оставил две ретроспективные записи - первоначального допроса, проведённого В.В. Левашовым 11 января, и единственного допроса в присутствии Следственного комитета 13 января.

Первая из них привлекает к себе особый интерес, так как представляет нам своеобразную альтернативную запись устного допроса, отличающуюся от известного «официального» варианта, как известно, закреплённого в записи Левашова, вошедшей в состав следственного дела.

Прежде всего, мемуарная запись фиксирует дату первого допроса, проходившего с Зимнем дворце - 11 января 1826 г., - очевидно, сразу после доставки в Петербург вновь привлечённого к следствию лица.

Далее мемуарная запись передаёт три вопроса, заданных в ходе устного допроса Левашовым:

1) «...объявил мне, что Семёнов и Калошин показали на меня, что я член общества под названием Союз благоденствия, спрашивал меня о том, прибавив, что достаточно знать о существовании Тайного Политического общества, чтобы быть членом оного»;

2) «Какие были связи ваши с Семёновым и Калошиным и другими участниками»;

3) «Что вам известно о них и вообще об обществе».

Между тем, запись, осуществлённая Левашовым, содержит только два вопроса: 1) «На вас есть показание, что вы принадлежали тайному обществу и знали о его намерении»; 2) «Когда вы узнали о происшествии здешнем». Как нам представляется, все три вопроса (и, естественно, ответы Данзаса), воспроизведённые в мемуарной записи, были соединены в записи Левашова в один, первый вопрос.

Как видим, Данзас упускает из виду последний заданный ему вопрос (о том, когда стало ему известно о событиях 14 декабря), но сообщает о самом первом допросе Левашова, который, по-видимому, не нашёл отражения в принадлежащей Левашову «официальной» записи. И этот первый вопрос крайне важен и примечателен для характеристики приёмов ведения следствия и, в частности, проведения первоначального допроса.

Данзас сообщает, что Левашов указал ему на наличие уже имеющихся обвиняющих его показаний, данных близкими его товарищами - Павлом И. Колошиным и С.М. Семёновым. Обращение к материалам следствия показывает, что таких показаний получено не было: следственные дела обоих указанных лиц не содержат упоминаний фамилии Данзаса (можно предположить, что какие-то сведения были получены от Павла Колошина на устном допросе, однако С.М. Семёнов не мог ничего показать о Данзасе, ибо многие месяцы, вплоть до начала апреля 1826 г., отрицал не только собственную принадлежность к тайному обществу, но даже само его существование).

Несомненно, налицо средство давления на вновь арестованного - угроза посредством запугивания имеющимися (или, как в данном случае, якобы уже полученными) обвинительными показаниями (причём, принадлежащими близким товарищам), с целью недопущения «запирательства» со стороны подследственного. След этого распространённого приёма, призванного оказать серьёзное воздействие на допрашиваемого, кстати говоря, сохранился в показаниях Данзаса, отложившихся в его следственном деле. В дополнительном показании от 14 января 1826 г. Данзас напоминал о том, что в ходе допроса Левашов сообщил ему название тайного общества, к которому он «должен принадлежать» (речь шла о Союзе благоденствия).

Ещё один подобный специфический приём следствия представляет собой следующая фраза Левашова, переданная в записи Данзаса: «...достаточно знать о существовании Тайного Политического общества, чтобы быть членом оного». Это как бы установленное следствием правило функционирования конспиративных организаций, с одной стороны, позволяло следствию добиваться выявления всех, кто только знал об их существовании, а с другой стороны - заставляло арестованных формализовать, определить степень своей вовлечённости в деятельность тайного общества, что было принципиально для дальнейшего расследования.

В мемуарной записи допроса есть ещё одна интересная фраза, на этот раз - в ответе Данзаса, которая отсутствует в записи допроса, сделанной Левашовым: «Я заметил, что Пущин рассуждал о вещах, о которых не следовало ему рассуждать». Фраза ещё раз показывает откровенный характер отношений между видным деятелем тайных обществ и Данзасом, довольно серьёзную осведомлённость последнего о политической деятельности Пущина.

Вместе с тем, в мемуарной записи позиция, занятая на первом допросе Данзасом, полностью сохранена - он категорически отрицал собственную принадлежность к тайному обществу, осведомлённость о его существовании, о намерениях заговорщиков. И в записи Левашова, и в мемуарной записи воспроизводится одна и та же живописная деталь: в ноябре 1825 г. Данзас просил Московского военного генерал-губернатора Д.В. Голицына не отпускать Пущина в Петербург, якобы зная о его «неосторожности», которая может вызвать «подозрения».

Ретроспективная запись допроса, состоявшегося в присутствии Следственного комитета 13 января, также достойна внимания. Значение этого источника определяется тем, что запись, очевидно, содержит вопросы, заданные в ходе устного допроса, а также устные показания, данные автором мемуарной записи. Сохранилось не так много текстов, отражающих содержание устных допросов в присутствии Следственного комитета (записи в журнале Комитета, в докладных записках Комитета императору). В силу данного обстоятельства мемуарная запись обладает несомненной ценностью для историка следственного процесса.

Допрос в присутствии Комитета датирован Данзасом неточно (12 января). Следует отметить, что содержание мемуарной записи устного допроса почти полностью совпадает с содержанием присланных после допроса вопросных пунктов и письменных ответов Данзаса. Данное наблюдение ещё раз подтверждает почти полную идентичность письменных вопросов следствия - такому набору вопросов, который являлся предметом предшествующего устного допроса, что иллюстрирует высокую степень организации следствия в этом отношении. Здесь также следует констатировать точное воспроизведение Данзасом содержание заданных ему вопросов.

Из немногих существенных разночтений между вопросными пунктами следствия и мемуарной записью Данзаса следует выделить: 1) наличие в мемуарной записи вопроса: «Какие были ваши занятия по обществу?», отличающегося от редакции вопросных пунктов и перемещённого в начало допроса (возможно, это отражает порядок устного допроса); 2) отсутствие в мемуарной записи вопросов: «В чём заключалась прямая цель общества, и какими средствами предполагало оно действовать для достижения своих намерений?» и «На чём основана была надежда общества в исполнении плана его, требовавшего сильных подпор?».

Кроме того, целый ряд вопросов следствия, на которые Данзас отвечал неосведомлённостью, но не воспроизвёл, ограничившись фразой: «На все прочие вопросы, как то: о цели, намерениях, средствах общества и т. д., я отвечал: не знаю». При этом не все «пропущенные» в мемуарной записи вопросы касались цели, намерений и средств тайного общества; среди них были конкретные пункты о московских совещаниях участников декабристских организаций, связях Северного общества с другими политическими тайными союзами и др.

Ответы Данзаса, как они отражены в мемуарной записи, представлены в более кратком, значительно редуцированном виде по сравнению с ответами на вопросные пункты. И в этом случае необходимо отметить высокую степень совпадения текста мемуарной записи и письменных показаний, иногда - буквальное совпадение отдельных слов и выражений, что наводит на мысль о предположительно сохранившемся у Данзаса тексте показаний (черновике?). Полностью выдержана и та линия защиты, которая отразилась в письменных показаниях: Данзас признаёт, что узнал о тайном обществе, но не о политической цели.

Вместе с тем, между рассматриваемыми текстами имеются и различия, в основном редакционного свойства. В мемуарной записи более подробно и развёрнуто Данзас раскрывает, в чём конкретно состоял его разговор с Пущиным, произошедший летом 1825 г.: «...я сказал ему, что, вероятно, и в России находятся тайные общества, несмотря на то, что они запрещены. Он мне сознался, что он член какого-то общества, которого название и, вероятно, настоящую цель от меня скрыл...»

По-разному формулируются причины единственной «вины» (или «ошибки», согласно мемуарной записи) Данзаса, - почему он не открыл правительству о существовании тайного общества и участии в нём Пущина: в следственных показаниях - «...причина тому дружба моя к Пущину <...> не хотел я его, т. е. Пущина, предать», в мемуарной записи - более глухо и нейтрально: «...я не желал напрасно вредить ему».

Сведения об отношениях Данзаса и Пущина, в том числе удостоверение несходства их «образа мысли», единичности состоявшегося разговора о тайном обществе контаминированы в мемуарной записи в один пункт, в то время как в показаниях о них говорится в двух пунктах - 5-м и последнем, 10-м. В мемуарной записи не говорится о том, что Данзас узнал о принадлежности Павла Колошина к тайному обществу, когда спрашивал у него об этом «по приказанию Князя Голицына».

Признание в разговоре с Пущиным о тайном обществе объясняется и в следственном показании и мемуарной записи одинаково - требованием совести, но по-разному формулируется защита этой «откровенности» от возможных уличающих процедур: в следственном показании - «...боязнь быть обнаружену чрез очные ставки не имела никакого влияния на меня...», в мемуарной записи - «Доносов я никаких не страшусь...».

Наконец, в мемуарной записи вновь декларируется полная неосведомлённость Данзаса о политическом характере тайного общества, ставшего ему известным: «...хотя политическая цель была мне совершенно не известна...».

Итак, при сравнительном анализе мемуарных документов и материалов следственного дела не выявлено значительных изменений в «линии защиты» Данзаса, остающейся последовательной и неизменной, в том числе в передаче сведений о цели и характере тайного общества, которые он получил от Пущина. Наряду с этим, мемуарные записи Данзаса обнаруживают особые приёмы следствия, применяемые в ходе первых допросов для обеспечения необходимой «откровенности» (угроза несуществующими уличающими показаниями), содержат некоторые пункты вопросов, не отражённые в записи Левашова.

Сопоставление следственных показаний и записи допроса, принадлежащей Левашову, с мемуарными записями Данзаса показывает значительный объём не только смысловых, но часто и текстуальных совпадений. Это говорит о высокой степени точности «припоминателя» и не отдалённой по времени дате составления ретроспективных записей.

Близость обоих текстов, а в ряде случаев - почти полное совпадение, позволяет предположить, что Данзасу удалось сохранить какую-то запись устных допросов, сделанную в условиях крепостного заключения, или черновик письменных показаний, а затем на этой основе создать сохранившийся беловой вариант.

Проведённый анализ позволяет обосновать датировку ретроспективных документов. Вероятнее всего, они были написаны Данзасом спустя несколько дней после освобождения из-под ареста, - в феврале 1826 г.

Прошение в Следственный комитет, затрагивающее насущный вопрос о содержании ещё не полученного Данзасом «очистительного аттестата» и содержащее упоминание о причинах административного заключения, следует датировать концом января - февралём 1826 г. (временем содержания под административным арестом).

6

*  *  *

Мемуарные записи двух допросов - первоначального, проведённого В.В. Левашовым, и формального допроса в Следственном комитете - хранятся в фондах Рукописного отдела Института русской литературы (Пушкинский дом) (РО ИРЛИ. Шифрованный фонд. Ед. хр. № 22864. CZIX б59. Л. 1-2). Вместе с ними в деле, имеющем архивный заголовок «Бумаги (2) по привлечению [Б.К. Данзаса] к делу декабристов», сохранились: оригинальный «оправдательный аттестат» Б.К. Данзаса и копия прошения, обращённого в Следственный комитет в связи с просьбой не вносить запись об аресте и наказании в послужной список (Л. 2 об., 3).

По всей видимости, эти бумаги хранились в семье Б.К. Данзаса, первоначально по известной необходимости, - как документы, служащие подтверждением официального оправдания их владельца от обвинений в причастности к антиправительственному заговору. Вместе с тем, семья Данзаса отличалась определённым вниманием к историческим раритетам и памятникам. Данзасу принадлежала коллекция материалов об А.С. Пушкине и его времени, собранная им самим и братом К.К. Данзасом.

Дочь Б.К. Данзаса, Татьяна Борисовна (в замужестве Семечкина, 1844-1919), хранила у себя целый музей исторических реликвий, связанных с именем Пушкина. Возможно, с её именем связано поступление публикуемых материалов, касающихся привлечения её отца к следствию по делу декабристов, в архивохранилище Пушкинского дома, где оказались и мемуары самой Т.Б. Семечкиной, и некоторые пушкинские материалы, собранные в её семье.

Следственное дело Б.К. Данзаса хранится в составе фонда Следственного комитета по делу декабристов (ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1) под номером 188. Дело, как и прочие дела этого фонда, имеет двойную нумерацию листов - данную при формировании дела и новую, архивную.

Следственное дело публикуется с соблюдением общих принципов передачи текста, принятых для следственных дел декабристов в томах документальной серии «Восстание декабристов». Вместо традиционных при издании следственных дел подстрочных текстологических примечаний, в настоящей публикации введены реальные комментарии.

Текст воспроизводится по современным правилам правописания с сохранением авторских особенностей. Границы листов дела отмечаются косыми чертами, с указанием в круглых скобках номера следующего листа. Исправления в тексте, наличие помет, подчёркиваний карандашом (принадлежащих чиновникам аппарата Следственного комитета) и прочие особенности подлинника в данной публикации не оговариваются. В отдельных случаях сохраняются особенности оформления документов, в том числе расположение номеров вопросных пунктов, делопроизводственных отметок и т. д. Документы дела в публикации снабжены двойной нумерацией, сначала указан номер по порядку, затем в круглых скобках - номер документа по описи дела.

Мемуарные записи публикуются с сохранением авторских особенностей.

Перевод с французского текста дополнительного показания Б.К. Данзаса от 14 января 1826 г. осуществлён кандидатом исторических наук Е.В. Кулешовой, за что автор публикации приносит ей глубочайшую признательность.

Вступительная статья, публикация и комментарии

П.В. Ильина

7

[img2]aHR0cHM6Ly9wcC51c2VyYXBpLmNvbS9jODU4MjE2L3Y4NTgyMTYzOTYvMzBiNmUvTXBMREtCWU5BRDQuanBn[/img2]

Владимир Иванович Гау (1816-1895). Портрет Бориса Карловича Данзаса. 1842-1844. Картон, акварель, белила. 28,4 x 22,4 см. ИРЛИ РАН.

8

I. Следственное дело Б.К. Данзаса

№ 188

Данзас,

Надворный советник*

№ 1

Опись

делу о надворном советнике Данзасе

№ ................................................................................................... Листы

1. Начальный допрос, отобранный г[осподином] генерал-

адъютантом Левашовым от Данзаса ............................................ На 1

2. Вопросные пункты Комитета надворному советнику Данзасу

13 генваря ........................................................................................ 2 и 3

3. Ответы Данзаса ........................................................................... 4 и 5

4. Вопрос коллежскому асессору Пущину и ответ его от

13 генваря 1826 года ............................................................................ 6

5. Вопрос коллежскому асессору Пущину и ответ его от

15 генваря 1826 года ............................................................................ 7

6. Письмо Данзаса на французском языке от 14 января

1826 года ......................................................................................... 8 и 9

7. Выписка из докладной записки XXXV заседания ...................... 10

8. Выписка показаний на надворного советника Данзаса ............. 11

___________

11

Надворный советник Ивановский // (Л. 1)

*На обложке дела имеется подпись чернилами «Освобождён».

9

№ 2 (1)*

№ 130. Надворный советник Данзас**

На вас есть показание,

что вы принадлежали тай-

ному обществу и знали о

его намерении1.

О тайном обществе и о намерении оного я

совершенно не знал. Если на меня есть по-

казание, то приписываю оное тому, что я

был в связи с некоторыми из членов сего

общества, о котором узнал, когда сдела-

лось оное гласным. Я был дружен с Пущи-

ным2, Калошиным3, знаком с Семено-

вым4, Зубковым5, но никогда ни от кого

не слыхал ничего, могущее мне дать ма-

лейшую мысль об обществе тайном и о на-

мерении политическом.

Когда вы узнали о проис-

шествии здешнем?

О происшествии 14-го числа узнал я от Во-

енного Губернатора6, по приезде Г[ене-

рал]-А[дъютанта] Камаровского7, прежде

сего ничего не слыхал.

Во время отъезда Г-на Пущина в Петер-

бург я просил К[нязя] Голицына8 оного не

отпускать. Я знал неосторожность Пущи-

на и, боясь, чтоб в Петербурге он разго-

ворами своими не навлек на себя по-

дозрения, хотел его в оном остановить.

// (Л. 1 об.)

Буде есть на меня показания, прошу мне

дать с обвинителями очной ставке, чем

надеюсь доказать мою невиновность.

Надворный советник Данзас

Генерал-адъютант Левашов9 // (Л. 2)

*Текст допроса записан В.В. Левашовым.

**На левом поле вверху листа помета карандашом: «13 Ген[варя] допраш[иван]»

10

№ 3 (2)

1826 года 13. Генваря в присутствии Высочайше учрежденного Тайного Комитета надворный советник Данзас спрашиван и показал:

Короткие связи ваши с несколькими из самых ревностных членов общества, а еще более сделанные на вас показания10 открывают, что вы равным образом принадлежите к числу сочленов сего общества. Не допуская до улик, могущих усугубить вашу вину, ответствуйте со всею справедливостию и без утайки.

1-е

Когда и кем вы приняты в тайное общество и кого сами приняли?

2-е

Что побудило вас вступить в сие общество?

3-е

В чем заключалась прямая цель общества и какими средствами предполагало оно действовать для достижения своих намерений? // (Л. 2 об.)

4-е

На чем основана была надежда общества в исполнении плана его, требовавшего сильных подпор?

5-е

Кто именно были известные вам члены общества и кто из них наиболее действовал?

6-е

Когда и кем из членов предполагалось начать открытые действия общества?

7-е

Петербургское общество было ли в связи или в сношениях с другими обществами, ту же цель имевшими, с какими именно и кто в членах оных?

8-е

В чем заключались бывшие в Москве в 1817 и 1821 годах совещания членов общества и кто какое принимал в оных участие? // (Л. 3)

9-е

В чем заключались ваши обязанности по обществу и какое оказывали вы содействие в предприятии оного?

10-е

Сверьх сего вы должны показать все то, что знаете и можете вспомнить на счет существования общества и его действий.

Г[енерал]-ад[ъютант] Бенкендорф11 // (Л. 4)


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Прекрасен наш союз...» » Данзас Борис Карлович.