Антон Петрович Арбузов

Одна из центральных улиц города Назарово носит имя декабриста А.П. Арбузова, который находился на поселении в селе Назаровское с августа 1839 по 10 февраля 1843 года. Мемуарная литература почти не даёт сведений об этом бесстрашном и необычайно скромном человеке, так как он не оставил, подобно другим декабристам, своих дневников и записок. О нём мы узнаём только из протоколов следственной комиссии и дневников и воспоминаний некоторых декабристов (И.Д. Якушкина, Д.И. Завалишина, М.М. Спиридова и других).

Первый историко-биографический очерк написал о декабристе Арбузове Назаровский военком Иван Митрофанович Джога, прибывший к месту службы в декабре 1959 года. Изучив во время отпуска в архивах и библиотеках Ленинграда, Москвы документы, в том числе его следственное дело, формулярные списки, Джога в 1960 году опубликовал свой очерк на страницах газеты «Советское Причулымье».

По его предложению поселковый совет переименовал улицу Заводскую в улицу Арбузова. На месте кладбища, где похоронен Арбузов, комсомольцы посадили парк имени Арбузова. Иван Митрофанович пытался «пробить идею» о создании памятника декабристу, но, к сожалению, в мае 1963 года он уехал к новому месту службы, и идея осталась неосуществлённой.

Монаршие благоволения

Антон Петрович Арбузов родился в 1797 году в семье мелкопоместного дворянина Тихвинского уезда Новгородской губернии Петра Антоновича Арбузова, женатого на N.N. Завьяловой. Когда Антону было тринадцать лет, родители определили его в морской кадетский корпус. Два года, с 1812 по 1814, он находился в плавании между Петербургом и Кронштадтом.

В восемнадцать лет, 21 июня 1815 года, Арбузов становится мичманом. Это первый офицерский чин военно-морского флота царской России. Ещё четыре года служба Арбузова проходит в плаваниях по Балтийскому морю, а 20 ноября 1819 года он переведён для прохождения дальнейшей службы в Гвардейский морской экипаж, прославившийся в боях с армией Наполеона.

С 27 февраля 1820 года Арбузов уже в звании лейтенанта, его служба проходит на фрегате «Россия». С 12 мая по 8 июня он самостоятельно командует гвардейским судном-галиотом «Паллада». В июле 1823 года в составе команды фрегата «Проворный» Арбузов совершает поход от Кронштадта на остров Исландия. Обогнув Ирландию, «Проворный» вошёл в Английский канал, затем в Портсмут, а оттуда возвратились в Кронштадт 29 сентября.

За это плавание лейтенант Арбузов получил монаршее благоволение, объявленное через государственную Адмиралтейскую коллегию 29 ноября 1823 года. Второе монаршее благоволение, объявленное 13 декабря 1824 года, Арбузов получил за командование шлюпом «Мирный», сопровождая с 24 июня по 30 августа 1824 года из Кронштадта до Ростока корабль, на борту которого совершал плавание будущий император, великий князь Николай Павлович.

Пройдёт год, и Арбузов, несмотря на все полученные монаршие благоволения, встанет в ряды мятежников на Сенатской площади, отказавшись присягать императору. А пока он отправляется в своё последнее плавание: с 14 июня по 2 сентября 1825 года, от Кронштадта до острова Готланда на корабле «Сысой Великий».

За время службы на флоте Арбузова аттестовали так: «Поведения благородного, в должности исправен». Современники характеризовали Арбузова как «человека необычайно умного, любезного и основательных познаний». Он проявлял интерес к наукам, математике и в то же время зачитывался историческими книгами, любил вольнолюбивые стихи Рылеева, Пушкина, Грибоедова.

По инициативе Арбузова было создано тайное революционное общество в морском Гвардейском экипаже в 1824 году. Кроме братьев Беляевых, Александра и Петра, в него вошёл мичман В.А. Дивов. На квартире Арбузова составлены «статусы», определяющие конкретные цели общества. «Свобода в обществе и равенство да будут нашим уделом» - гласил первый параграф устава тайной организации.

Арбузов обдумывает конкретные планы государственного переворота, предлагая при этом насильственные меры. По словам Беляева, характером Арбузов обладал крутым, и его мнения всегда были крайними. Во избежание гражданской войны, он выступал за истребление царской фамилии.

Однако о существовании тайного Северного общества, руководителем которого был К. Рылеев, он не знал и принят в него был незадолго до восстания, в начале декабря 1825 года. Рылеев, заботясь об усилении общества, старался привлечь на свою сторону моряков. Главную военно-морскую базу - Кронштадт - он надеялся использовать как опорный пункт.

Арбузов пришёл в тайное Северное общество через братьев Бестужевых, однако никто из его товарищей из Гвардейского экипажа к этому обществу не примкнул, оставаясь организационно обособленной группой. Однако, возглавляя роту из 130 человек, посвящённый во все подробности плана восстания, Арбузов поручился перед руководителями, что он выведет на Сенатскую площадь 300-400 человек, и это сыграло значительную роль в окончательном решении о восстании.

Н.А. Бестужев и А.П. Арбузов отвечали за вывод на Сенатскую площадь Гвардейского экипажа. Вместе с А.И. Якубовичем Арбузов брался занять Зимний дворец и арестовать царя. В последние перед восстанием дни он вёл систематическую агитацию среди «нижних чинов» с уверенностью, что солдаты пойдут за ним. Позже, на следствии, Арбузов скажет, что «видел любовь и доверенность к себе солдат».

Во главе Гвардейского экипажа

14 декабря, в десять часов утра, в Гвардейский экипаж прибыл бригадный командир генерал-майор Шипов с тем, чтобы моряки приняли присягу Николаю I, на что они выразили непослушание, а командиры, и в первую очередь Арбузов, заявили, что они уже приняли присягу Константину и изменять её не будут. Шипов арестовал четверых ротных командиров во главе с Арбузовым. Однако Н. Бестужеву и В. Кюхельбекеру, прибывшим в расположение экипажа, удалось освободить арестованных.

А на Сенатскую площадь уже вышли восставшие полки: Московский и лейб-гренадерский. Сообщение об этом и доносившиеся выстрелы довершили дело. Гвардейский экипаж готов был немедленно двинуться на площадь. Но кто возглавит восставших? Н. Бестужев был старшим по званию (капитан-лейтенант), но он не был офицером Гвардейского экипажа, и он доверил командование экипажем Арбузову. Таким образом, Арбузов выполнил поручение Северного общества и вывел гвардейцев на Сенатскую площадь. Занять Зимний дворец не удалось из-за отказа Якубовича.

Весь день восставшие простояли на площади. Весь день с ними был Арбузов, подбадривая матросов и офицеров. Однако он резко ответил митрополиту Серафиму и Великому князю Михаилу Павловичу, которых царь отправил к восставшим уговорить их прекратить восстание.

К вечеру восстание было подавлено. Начались аресты и облавы. Офицеры Гвардейского экипажа сожгли свои бумаги, сговорились молчать, представив выход на Сенатскую площадь как результат преданности законному наследнику Константину.

В кандалах Алексеевского равелина

Антон Петрович был арестован в числе первых, в ночь с 14 на 15 декабря, и доставлен в Зимний дворец. Здесь сам император и генерал-адъютант Левашов вели допрос арестованных, после чего Арбузова отправили в Петропавловскую крепость, а в записке на имя коменданта крепости генерал-адъютанта Сукина царь приказал посадить Арбузова в одиночную камеру «секретного дома», каким была самая страшная тюрьма России - Алексеевский равелин. Из 579 человек, привлечённых по делу декабристов, лишь 19 наиболее опасных заключены в эту тюрьму. Кандалы Алексеевского равелина, надетые на Арбузова, весили полпуда.

На допросах, а следствие по делу декабристов длилось пять месяцев, Арбузов отрицал свою принадлежность к обществу, после, когда его товарищи выдали все факты причастности к восстанию, он всё равно в первую очередь думал о своих соратниках, утверждая, что они поддались на его агитацию, себя же предлагал расстрелять.

10 июля 1826 года учреждённый указом царя Верховный уголовный суд вынес приговор декабристам, подразделив их по степени виновности на одиннадцать разрядов. Пятеро подсудимых - К.Ф. Рылеев, П.И. Пестель, С.И. Муравьёв-Апостол, М.П. Бестужев-Рюмин, П.Г. Каховский поставлены вне разрядов и приговорены к смертной казни четвертованием, заменённой затем повешением.

А.П. Арбузов отнесён к первому разряду и осуждён к смертной казни отсечением головы. Этот же приговор вынесен морякам Д.И. Завалишину и В.А. Дивову, но вскоре царь вместо смертной казни приговорил осуждённых по первому разряду в «каторжные работы вечно».

12 июля декабристы по разрядам вызывались в комендантский дом Петропавловской крепости, где им зачитывался приговор. На рассвете следующего дня были повешены пятеро приговорённых к смертной казни.

В этот же день Арбузов в числе четырнадцати моряков под усиленным конвоем на арестантской шхуне был отправлен в Кронштадт. На флагманском корабле «Князь Владимир» осуждённые были разжалованы из офицеров. С них сорвали эполеты и мундиры, над Арбузовым и ещё девятью моряками сломали сабли и бросили их за борт. В матросских бушлатах их снова доставили в казематы крепости. Так закончилась блестяще начавшаяся карьера морского офицера Арбузова.

Прежде чем попасть в Сибирь, Арбузов отбывал заключение в крепости Роченсальм в Финляндии в течение пятнадцати месяцев, и только осенью 1827 года вышло повеление «заковать в железо и отправить в Сибирь».

На каторге

Каторжанам надели на ноги кандалы, каждого посадили в отдельную тележку, и с каждым сел в неё жандарм. Так начался длинный путь Арбузова в Сибирь. В предместьях Петербурга на одной из станций перед Ладогой у него состоялось свидание с братом. Брат привёз пирожков, жареной дичи, несколько бутылок вина. Вот как пишет об этой встрече И.Д .Якушкин:

«Я решился, взявши его в сторону, спросить его, привёз ли он денег брату. Он мне ответил, что не привёз ничего, потому что у него не случилось денег, на что я ему решительно сказал, что если он в самом деле любит брата, то должен с нами поехать в Ладогу, занять там тысячи две и снабдить ими своего брата... Однако в Ладогу он не приехал, в продолжении десяти лет он не писал брату и не посылал ему никакого вспомоществования, но потом стал писать нежные письма и присылать ему порядочное содержание».

В Иркутск декабристы прибыли 22 ноября, в этот день стоял мороз до 32 градусов. Здесь им впервые объявили, что их отправляют в Читу. На другой день с Арбузова, Тютчева и Якушкина сняли кандалы и верхом на лошадях отправили до Верхнеудинска, а оттуда на санях до Читы. Пребывание в Чите было временным, так как специально для декабристов строилась тюрьма в Петровском заводе.

В сентябре 1830 года каторжан перевели сюда. Арбузов был помещён в камеру-темницу № 36, где провёл много лет. Его соседями по заключению были И.В. Киреев и Н.В. Басаргин. Декабристы дважды в день на ручных жерновах мололи муку. Арбузов овладел портняжным мастерством и стал превосходным портным-закройщиком. В записках Д.И. Завалишина также упоминается, что Арбузов изобрёл новый способ закалки стали, принятый в производство.

Ещё в 1829 году сестра Арбузова Ирина направила прошение царю о переписке с братом, но переписка была разрешена только жёнам декабристов. Сёстрам Арбузова, по его поручению, писала жена декабриста М.М. Нарышкина Елизавета Петровна.

В ноябре 1832 года пришла радостная весть: осуждённым сократили срок каторжных работ до 15 лет, а через три года срок сократили ещё на три года. По окончании тринадцатилетнего срока указом от 10 июля 1839 года декабрист Арбузов «обращён на поселение в село Назаровское Ачинского уезда Енисейской губернии», куда и прибыл в августе 1839 года.

В глуши и забвении

Сведений о пребывании Арбузова в Назаровском очень мало, поэтому особый интерес представляет письмо декабриста М.М. Спиридова из деревни Дрокино под Красноярском декабристу И.И. Пущину в Туринск 1 апреля 1841 года: «Арбузов в Ачинском уезде живёт умеренно и воздержанно. Брат его всё обещает и по сию пору ничего не сделал... Между тем Арбузов завёл маленькую пашню и несколько ульев и кое-как перебивается... Нельзя не радоваться, что он себя поддерживал в поведении, - я многих видел чиновников, которые к нему заезжали, и все единогласно говорят о нём с большой похвалой».

Из официальных донесений известно, что Арбузов на поселении «занимался домообзаводством и чтением книг».

Согласно изданному в 1835 году указу, декабристам разрешалось получать на душу по 15 десятин пахотной и сенокосной земли. Однако Арбузов от этого отказался, а имел лишь «маленькую пашню и несколько ульев». Тяжёлая болезнь - результат моральных и физических страданий в тюрьмах и на каторге - была спутницей Антона Петровича и в Назаровском.

Кроме того, он жил в большой нужде, не имея помощи от родственников, он не создал себе семьи и уюта домашнего очага. Средствами его существования было скудное казённое пособие и пособие нелегальной товарищеской кассы взаимопомощи - «малой артели». Для декабристов, плохо обеспеченных материально, настоящая каторга была именно на поселении. Нужда и болезни рано свели Арбузова в могилу.

Подробности последних дней жизни и смерти А.П. Арбузова мы узнаём из записи в дневнике чиновника В.Д. Философова - участника сенаторской ревизии в Сибири: «Человек необыкновенно умный, любезный и основательных сведений. Он достиг такой нищеты, что пропитывался рыбою, которую сам ловил. В который день нет улова, в тот день он без пищи. Наконец он занемог. Четыре дня лежал и в это время выпросил у хозяйки двадцать рыбок. На пятый день хозяйка отказала ему в дальнейшей выдаче.

В мороз до 30 градусов, больной, отправился ловить рыбу. Стал прочищать старую прорубь, но слабые силы изменили ему, он упал прямо в воду, выкарабкался, но не пошёл домой, а продолжал ловить рыбу, закинув бродец, и, к счастью, поймал нужное количество для расплаты с хозяйкой. Придя домой, он прехладнокровно заплатил ей свой долг и сказал, что больше ни в рыбе, ни в чём нуждаться не будет. Она подумала, что он намекает на то, что к нему присланы деньги, и пошла было за ним ухаживать. Он лежал уже мёртвый в постели. Так на 45-м году погиб этот человек в глуши и забвении, и подвиг его - разве эта рыбная ловля не подвиг? - разносится только в отдалённом околотке Сибири».

В метрической книге Троицкой церкви села Назаровского за 1843 год сделана запись под номером три, которая гласит: «10 февраля умер от чахотки ссыльный Антон Петрович Арбузов. Погребён 12 февраля на приходском кладбище».

Вот так закончилась жизнь одного из видных участников декабрьского восстания 1825 года, ближайшего друга Николая Бестужева.

Фотография с портрета А.П. Арбузова работы Н.А. Бестужева была сделана сыном декабриста И.Д. Якушкина. Оригинал портрета погиб, и этот фотоотпечаток - единственное, что может дать о нём хоть некоторое представление, потому что других изображений А.П. Арбузова не существует. Есть ещё описание внешности Арбузова в документах следственной комиссии: «Приметы: рост 2 аршина 7 вершков (примерно 1 м 71 см), лицо смугловатое, чистое, продолговатое, глаза тёмно-карие, нос остр, волосы на голове и бровях тёмно-русые».

Мог ли он предположить, что память о его пребывании в Назаровском будет увековечена и сохранена?

II.

Свободолюбивые настроения зародились в среде гвардейских моряков не позднее первой половины 1823 г. «Мечты о свободе, о золотом веке, который она принесёт с собою, уже наполняли мою голову», - вспоминал об этом времени А.П. Беляев. На следствии А.П. Беляев вынужден был признаться, что «свободный образ мыслей» он имел ещё до знакомства с А.П. Арбузовым, то есть, возможно, даже до перевода в Гвардейский экипаж.

«Я любил моё отечество, - писал он, - желание законов для него, слышав многие утеснения, кои претерпевают крестьяне от некоторых помещиков; и мне казалось их сословие самым беззащитным». «Наши молодые головы уже сильно были заражены либерализмом того времени, который мы вполне разделяли, а также и то глухое недовольство, которое потом должно было разрешиться участием в катастрофе 14-го декабря 1825 года», - писал тот же декабрист о периоде с середины 1823 г. до середины 1824 г.

А.П. Арбузов и старший из братьев Беляевых, «быв коротко знакомы» и часто встречаясь, в «свободное время от службы занимались чтением исторических книг». Они «в мечтах переносились в древние республики, восхищались чистотою нравов, величеством характеров и истинною добродетелью; ...представляли себя счастливыми, ежели бы могли жить в те времена» и «желали иногда введения и в России республиканского правления», причём А.П. Арбузов, «имея решительный характер, показывал твёрдое стремление и готовность к цели сей».

На следствии А.П. Арбузов показывал, что он «с 1824 года свободный образ мыслей в одних мечтаниях получил от чтения исторических книг». О влиянии на них исторических книг писали на следствии также А.П. Беляев и В.А. Дивов.

Беляевы «знали многие вольные стихи» и имели специальную тетрадь, в которую их записывали. Особенно любили они повторять зовущие на борьбу строки из «Вадима» Я.Б. Княжнина:

«Но вы лишь плачете, когда ваш долг - разить»

«Не плачем искупить то должно - вашей кровью!»

«Книгу, где были ...свободные сочинения» и куда он записывал антиправительственные стихи, имел и В.А. Дивов.

Но революционность офицеров Гвардейского морского экипажа не ограничивалась одними мечтаниями. «Они составили общество не воображении ещё, а уже на деле, написав устав и начав приём людей», - писал об А.П. Арбузове и Беляевых Д.И. Завалишин. Ещё до встречи с Завалишиным, т. е. не позднее 1824 г., А.П. Арбузов и А.П. Беляев задумали (по инициативе А.П. Арбузова) создать тайное общество с целью «исправления нравов, защищения невинности и гонения разврата и злости», «утверждения дружбы и согласия» и помощи ближним.

Общество должно было состоять «из людей твёрдых в нравственности, вере и непорочности». Таких людей А.П. Арбузов и А.П. Беляев намеревались подбирать из своих знакомых, т. е., видимо, прежде всего из офицеров Гвардейского экипажа, «медленно и с чрезвычайною осторожностию», после нескольких испытаний.

Однажды вечером А.П. Арбузов и А.П. Беляев в квартире А.П. Арбузова составили на «синей бумаге» «статуты» из нескольких пунктов, определявшие конечную цель общества и предусматривающие смертную казнь для тех, кто, войдя в общество, изменил ему: для исполнения приговора должен был избираться один из членов.

Судя по республиканским мечтаниям А.П. Арбузова и А.П. Беляева, жестоким правилам и строгой конспирации, конечной целью создаваемой организации должно было стать не только «исправление нравов» в прямом смысле этого слова: нравственность они считали нужным приложить к политическим и социальным отношениям. Точно так же, под людьми, «твёрдыми в вере», понимались убеждённые республиканцы, решительные борцы за свободу. «Свобода в обществе и равенство да будет нашим уделом», - гласил первый параграф устава тайной организации, написанный А.П. Беляевым.

А.П. Арбузов и Александр Беляев «долго скрывали» свои намерения даже от Петра Беляева и, обсуждая устав общества и планы его образования, «ходили всегда гулять по набережной Фонтанки, чтобы избегнуть подозрения». Наконец, они приняли П.П. Беляева и собирались ввести в свою тайную организацию В.А. Дивова.

Видимо, дальше этого оформление тайного общества в Гвардейском экипаже не пошло, но в среде моряков-гвардейцев образовалась хотя организованно слабо оформленная, но довольно сплочённая группа революционно настроенных офицеров, не имевшая никаких связей с Северным обществом. Ядро организации составляли А.П. Арбузов, А.П. и П.П. Беляевы и В.А. Дивов. Как показали декабрьские события, к концу 1825 г. под их влиянием находились Б.А. Бодиско, М.А. Бодиско, В.А. Шпейер, В.М. Тыртов, Н.П. Окулов и Е.С. Мусин-Пушкин.

На следствии А.П. Арбузов обвинялся в том, что он «особенно между морскими офицерами стремился возбудить понятия либеральные», «с давнего времени в беседах с мичманами Гвардейского экипажа, обращая всё внимание их на конституции и либеральные сочинения, возбудил в них понятия, дотоле им неизвестные, старался каждое действие правительства видеть с дурной стороны, и наконец единою мыслею... [А.П. Арбузова] и мичманов соделалось желание введения в России свободы и республиканского правления».

В таких беседах А.П. Арбузов «показывал всю твёрдость решительности и всю готовность к цели своей». Даже А.П. Беляев, в своих воспоминаниях старавшийся принизить революционность гвардейских моряков, вынужден был признать, что кроме него, его брата и А.П. Арбузова в Гвардейском экипаже накануне восстания «между офицерами... были мыслящие люди, которые сознавали, что порядок вещей в государстве очень нехорош и что нужно и желательно его изменение».

Влияние общества моряков-гвардейцев вышло за пределы Гвардейского экипажа. В частности, А.П. Арбузов, А.П. Беляев и В.А. Дивов «сделали ...некоторое влияние на не принадлежавшего к Гвардейскому экипажу мичмана А.М. Иванчина-Писарева, позднее привлечённого к следствию по делу декабристов и наказанного переводом с Балтики на Белое море».

Сплочению гвардейских моряков, развитию и укреплению их революционных убеждений способствовали два плавания на фрегате «Проворном». В 1823 г. будущие участники событий 14 декабря А.П. Арбузов, А.П. Беляев, Б.А. и М.А. Бодиско ходили к острову Исландия. Но наибольшее значение имело плавание во Францию и в Гибралтар в 1824 г.

Обходя Испанию, будущие декабристы видели французские корабли, бомбардировавшие прибрежные крепости - последний оплот разгромленных Священным союзом испанских инсургентов. Испанских революционеров, укрывавшихся от карательных войск, русские моряки встречали и в Гибралтаре.

Во время обеда, который устроили в честь прибытия в Гибралтар русского корабля английские офицеры, часто играли марш Риего. «Этот марш возбуждал страшный восторг во всех англичанах, которым от души вторил и я, - вспоминал А.П. Беляев. - Тут поднимались бокалы в память бессмертного героя и свободы. К тому настроению, которое уже было в мыслях и сердце, всё это ещё более воспламеняло во мне любовь к свободе и готовность на всякую жертву». «После нашего плавания в Испанию, где мы видели подвижников испанской свободы, где сошлись с свободолюбивыми англичанами, где слушали марш Риего и с восторгом поднимали бокалы в его память, мы, конечно, сделались ещё большими энтузиастами свободы».

Уже после похода в Исландию моряков раздражала «служба с её шагистикой и строевыми учениями матросов, только что боровшихся с бурями океана». После испанской экспедиции, с назначением командиром 2-й гвардейской дивизии (куда входил и Гвардейский морской экипаж) великого князя Михаила Павловича, «шагистика стала принимать ещё большие размеры, что ещё больше раздражало всех...»

Такая «неутешительная действительность» побудила братьев Беляевых «бежать в объятия океана, чтоб не видеть всего того, что возмущало и раздражало». Беляевы подали прошение об откомандировании их на службу в Российско-Американскую компанию, но получили отказ, который, конечно, усилил их неприязнь к правительству. После неудачной попытки отправиться в Америку Беляевы уехали на несколько месяцев в отпуск в деревню; «во время отпуска они расспрашивали мужиков» и позднее «говорили об их жалком положении» и о том, «что должно дать свободу мужикам».

Дальнейшему оформлению и росту общества гвардейских моряков помешали, по-видимому, авантюристические действия Д.И. Завалишина, который строил планы создания так называемого «Ордена восстановления», организации  не столько революционной, сколько мистической, центром которой, к тому же, должна была стать Калифорния.

В ноябре 1824 г. Д.И. Завалишин прибыл в Петербург, будучи отозван из кругосветного плавания на фрегате «Крейсер» в связи с известным письмом к Александру I. А.П. Беляев, «слышав много о Завалишине и его способностях, ...желал его знакомства». Первая (после совместной учёбы в Морском корпусе) встреча Беляевых и Завалишина произошла в марте 1825 г., сразу по возвращении Беляевых из четырёхмесячного отпуска.

А.П. Арбузов познакомился с Д.И. Завалишиным у Беляевых, «подстрекаем любопытством узнать причину, по которой он был привезён с нарочным фельдъегерем из Камчатки». «Образ их мыслей сей час обнаружился, особенно А. Арбузова, которого задумчивость и удаление от всех заставляло думать, что имеет также тайны», - писал Д.И. Завалишин о первых встречах с гвардейскими моряками.

«В первые же минуты знакомства» с Беляевыми Д.И. Завалишин услышал от них «жалобы, брань, презрение к людям, не презирающим начальство». Беляевы жаловались на отсутствие в Гвардейском экипаже достаточно эрудированных людей со свободным образом мыслей и сообщали, что они «не упускают случая выведывать о неудовольствии». «Когда он увидел наше либеральное настроение и наш энтузиазм, то ещё более сблизился с нами», - вспоминал о Д.И. Завалишине А.П. Беляев.

Весной и летом 1825 г. Д.И. Завалишин вёл переговоры с К.Ф. Рылеевым, стараясь разузнать как можно больше о руководстве, силах и планах Северного общества, в то время как Рылеев расспрашивал Завалишина об «Ордене восстановления». Стремясь иметь свою организацию в противовес «северянам», Д.И. Завалишин рассказал А.П. Арбузову и братьям Беляевым об «Ордене восстановления», назвавшись его командором, а в августе 1825 г. объявил этим офицерам Гвардейского экипажа, что принимает их в Орден (в действительности никогда не существовавший).

«Нам... он прочёл истинно рыцарский устав (Ордена восстановления. - А.Ш.), восхитивший нас своими высокими чувствами, в нём выраженными, - вспоминал А.П. Беляев о Д.И. Завалишине, - и объявил нам, что мы приняты... Разговоры о переворотах и о том, какое устройство более полезно России: монархическое или республиканское, происходили у нас очень часто и очень оживлённые...

Все мы мечтали о республике, все представляли себе это золотое время народных собраний, где царствует пламенная любовь к отечеству, свобода, ничем и никем не ограниченная, кроме закона, полное благосостояние народа. Конечно, мы мечтали и об освобождении  народов посредством могущественной России. Словом, в наших мечтах осуществлялся чудный идеал всесовершенного счастия человеческого рода на земле, идеал, которого достигла, как мы думали, Америка, считавшаяся тогда раем либералов».

«Платя за доверенность доверенностью», А.П. Арбузов и А.П. Беляев рассказали Д.И. Завалишину, что они «давно уже сами думали о составлении тайного общества, что написали уже статуты, кои были очень жестоки...» Но теперь, когда «выяснилось», что существует «могущественный» «Орден восстановления», с той же, по словам Д.И. Завалишина, целью, что и зарождавшееся общество гвардейских моряков, явно не имело смысла продолжать формальный приём членов в это маленькое общество. Организация гвардейских моряков не распалась, её деятельность продолжалась, но оформление общества, прерванное ложным известием об «Ордене восстановления», приостановилось.

Д.И. Завалишин, видя «пылкость характеров» А.П. Арбузова и А.П. Беляева и их «восхищение... от республиканских правлений», старался разжечь революционные настроения моряков рассказами о тайных обществах в Европе, о революционных войнах и образовании новых государств в Латинской Америке.

Общение с Д.И. Завалишиным нельзя рассматривать как установление связи офицеров Гвардейского экипажа с Северным обществом. Д.И. Завалишин не был членом Северного общества, почти ничего не знал о нём и потому не мог стать связующим звеном между обществом гвардейских моряков и «северянами». Не следует преувеличивать и личное влияние Д.И. Завалишина. Беседы с ним могли лишь укрепить в морских офицерах те мысли и чувства, которые сложились задолго до встреч с Завалишиным.

IV.

Сообщив офицерам Гвардейского экипажа о существовании Северного общества, Д.И. Завалишин стремился не допустить непосредственных контактов моряков с руководителями «северян». «Он дал мне сведение, что есть общество, - писал о Д.И. Завалишине А.П. Арбузов, и прежде чрезвычайно хваля Рылеева впоследствии же времени... старался вселить подозрение к нему и сколько я теперь могу видеть, то это единственно для того, чтоб не сблизиться с Рылеевым а чрез сие желал удержать при Ордене восстановления». Связь моряков Гвардейского экипажа с Северным обществом установилась только после присяги Константину в результате переговоров А.П. Арбузова с Николаем Бестужевым.

Николай Бестужев в последние месяцы 1825 г. несколько раз встречался с А.П. Арбузовым, «аллегорическими словами» намекая ему на существование в Петербурге тайного общества, но не сообщая ничего конкретного. Лишь в первых числах декабря Николай Бестужев принял А.П. Арбузова в члены тайного общества, открыв ему «цель и намерения оного», и познакомил с К.Ф. Рылеевым. А.П. Арбузов, обещав содействовать целям организации, «известил» Н.А. Бестужева «о духе Морск[ого] екипажа».

Тот факт, что А.П. Арбузову пришлось «извещать» Николая Бестужева, ещё раз подчёркивает, что Н.А. Бестужев до начала декабря 1825 г. не знал о существовании общества гвардейских моряков и тем более не мог быть его основателем. И в день восстания, отправляясь в казармы моряков, Н.А. Бестужев получил от К.Ф. Рылеева указание «воспользоваться расположением Морского экипажа». Эти слова верно отражают истинное положение вещей: Николаю Бестужеву действительно оставалось лишь воспользоваться тем «расположением» Гвардейского экипажа, которое уже давно сложилось независимо от него. Явившись 14 декабря к морякам-гвардейцам, Н.А. Бестужев увидел, что «все приготовлены Арбузовым».

Вступив в Северное общество, А.П. Арбузов сообщил об этом другим офицерам Гвардейского экипажа. «Беседы наши, - вспоминал А.П. Беляев о событиях, последовавших за смертью Александра I, - делались лихорадочными по волнению, которое возбуждало в нас ожидание чего-то. В это время Арбузов как-то вошёл случайно в сношение с кем-то из членов общества, когда уже присягнули Константину, и тут он узнал, что давно уже существует тайное общество, которое имеет своих членов во всех полках гвардии, а также в армии, что члены его в настоящее критическое время собираются на совещания и рассуждают, как начать действовать».

Никто из гвардейских моряков, кроме А.П. Арбузова, не вступил в Северное общество. До самого дня восстания декабристы из Гвардейского экипажа оставались обособленной (организационно, но не идейно) группой. Связь этого общества с руководством «северян» осуществлял А.П. Арбузов, причём К.Ф. Рылеев заметил: «если только Арбузов не имел своей отрасли в Гвардейском экипаже».

Антон Петрович Арбузов действительно вошёл в Северное общество, имея под своим руководством группу морских офицеров, но это не была отрасль Северного общества в том смысле, в каком это слово употребляли декабристы. «Никто из офицеров Гвардейского экипажа, сколько мне известно, не был членом Тайного общества», - писал на следствии и сам А.П. Арбузов, имея в виду Северное общество.

На совещаниях руководителей Северного общества в первой половине декабря 1825 г. А.П. Арбузов неоднократно ручался за 300-400 моряков даже тогда, когда другие декабристы выражали неуверенность в возможности выступления, и тем способствовал принятию решения о восстании.

В последние дни перед восстанием А.П. Арбузов вёл систематическую агитацию среди «нижних чинов», о которой М.В. Нечкина заметила, что она «шла несколько дальше обычного». Несомненно, особая активность и откровенность с «нижними чинами», выделявшие А.П. Арбузова среди других членов Северного общества перед восстанием, имели в своей основе подготовку Гвардейского экипажа, начатую задолго до декабрьских событий. На площадь Гвардейский экипаж, руководимый А.П. Арбузовым и Н.А. Бестужевым, вышел почти в полном составе.

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW40LTEwLnVzZXJhcGkuY29tL3c4bFlQQmppdW8yOEc3RVQ0UVYtZ3lPVlVKdDRJazBKRHFuVmNnL3dxWER1ajZXbS1ZLmpwZw[/img2]

Василий Сергеевич Павленко. Скульптура. Декабрист Антон Петрович Арбузов. 1960-е. Гипс тонированный, отливка. 50 х 50 см. Красноярск. Красноярский краевой краеведческий музей.