«Не считать прикосновенным...»

В числе оправданных на следствии лиц, относительно которых были получены показания о принадлежности их к тайному обществу, находился Сергей Юрьевич Нелединский (Нелединский-Мелецкий), служивший некоторое время адъютантом великого князя Константина Павловича, единственный сын поэта Ю.А. Нелединского-Мелецкого, близкого к высшим государственным лицам и особенно к императорской семье (входил в окружение императрицы Марии Фёдоровны).

Имя Нелединского было названо на следствии И.Д. Якушкиным при расследовании обстоятельств собраний участников тайного общества, которые состоялись в Москве на квартире М.Ф. Митькова 19 или 20 декабря (после получения известий о событиях 14 декабря 1825 г.).

20 февраля 1826 г., отвечая на вопрос Следственного комитета о встрече на квартире Митькова с П.А. Мухановым, Якушкин впервые показал о весьма важном для следствия разговоре, в котором обсуждалось предложение Муханова отправиться в Петербург для покушения на жизнь императора. 22 февраля Якушкин дополнительно показал, что сам он при этом разговоре не присутствовал, «а был в другой комнате с Нелединским, который также принадлежал к обществу». Якушкин не знал точно, принадлежал ли к обществу Муханов, но в отношении Нелединского он свидетельствовал о его членстве безоговорочно.

23 февраля Комитет запросил у Якушкина данные о Нелединском, о времени и обстоятельствах его принятия. 24 февраля Якушкин ответил, что бывшего адъютанта Константина Павловича «Нелединского... видел один только раз у Митькова». Якушкин настаивал, что не знал, в чём состоял разговор Митькова с Мухановым, потому что находился вместе с Нелединским.

Вместе с тем он ещё раз подтвердил, что Нелединский находился в доме Митькова вместе с другими членами тайного общества - С.М. Семёновым, М.А. Фонвизиным, П.А. Мухановым и им самим. Якушкин предположил, что Муханов сделал своё предложение на другой день, когда он снова посетил Митькова, но и при этом разговоре автор показания не присутствовал. Также Якушкин не мог вспомнить, «кто подавал какое-нибудь мнение или соглашался на предложение Муханова...», вместе с тем утверждая, что предложение Муханова могло быть принято только за слова неосторожного человека.

Дополнительные показания Якушкина, который впервые назвал Нелединского в качестве участника собрания в доме Митькова, обратили на себя внимание Комитета. На заседании 25 февраля, где рассматривались показания о собрании у Митькова, констатировалось, что Якушкин назвал нового члена Союза благоденствия Нелединского. Комитет положил спросить о присутствии Нелединского на этом собрании у Митькова и Муханова, выяснить принадлежность Нелединского к последним тайным обществам, возникшим после распада Союза благоденствия. Опрос «главных» членов тайных обществ после 1821 г. не дал положительного результата: членом Нелединского не знали.

Показания Якушкина стали исходным пунктом для расследования данного сюжета; следствие провело серию допросов участников разговоров в доме Митькова. Спрошенный 2 марта 1826 г. Митьков, отвечая на вопрос, кто был свидетелем предложения Муханова, сообщал: «Когда Якушкин с Мухановым приезжали ко мне, у меня был посторонний человек, не принадлежащий к обществу, - Нелединской-Мелецкой; почему Муханову говорить о сём слухе и делать предложения нельзя было (говорили о происшествии 14-го декабря, рассказывая о сём кто что слышал), а Муханов выходил в другую комнату говорить о сём с членами общества особенно с каждым». Митьков назвал из присутствовавших на этом собрании ещё М.М. Нарышкина.

Особенно важными являлись показания Муханова: «Прибыв к Митькову, нашли мы у него Семёнова и ещё двух (из коих один был Фонвизин, что я узнал после). После меня приехал Нарышкин. Не зная их, мы вошли в смежную комнату, и я рассказывал им о происшествии 14 декабря то же, что и Орлову; они сообщили мне тоже, что знали, почти сходное». В ходе разговора обсуждалась возможность спасения арестованных и было признано, что спасти их может только смерть императора, однако вызова отправиться в Петербург не было.

Этот разговор, как видно из показаний Муханова, происходил между ним, Якушкиным, Митьковым и Семёновым, а затем в соседней комнате, с участием Нарышкина. Муханов показал о дальнейшем: «После сего я взошёл в ту комнату, где оставался Фонвизин с другим - не бывшим свидетелем разговора». При них «говорили о несчастном состоянии жены Рылеева и матери Бестужев[а]... о подробностях отречения великого князя, читанных в соборе, о новости и неожиданности оного...» Вскоре Муханов уехал.

В своих показаниях он специально подчёркивал: Фонвизин «оставался в комнате с другим незнакомым - и я с Нарышкиным вошёл к ним, а не он к нам, и он от меня ничего не слыхал, может быть, ему сообщили... по моём отъезде». В показаниях Муханова Нелединский, несомненно, фигурирует как «другой незнакомый».

3 марта в ответах на сделанный запрос Нарышкин также подтвердил присутствие Нелединского в доме Митькова в момент приезда Муханова. Но при этом он показал: «Муханов заметил мне, что тут находился г-н Нелединский, который не был членом общества, и что он удивляется, что при нём говорят откровенно...». Нарышкин утверждал, что ничего не слышал о предложении Муханова.

4 марта в ответ на запрос Комитета Фонвизин показал о содержании разговора Муханова в доме Митькова. Он утверждал, что говорили о событиях 14 декабря, но о намерении покушения ничего не было сказано. Фонвизин подтвердил присутствие Нелединского в доме Митькова и показал, что выходил в другую комнату с Митьковым и Якушкиным, чтобы «спросить фамилии гг. Муханова и Нелединского-Мелецкого, которых... увидел в первый раз». Муханов выходил в другую комнату «с Митьковым и прочими, а я оставался в это время с Нелединским-Мелецким и не припомню ещё с кем в кабинете Митькова, и мы разговаривали... (примечание автора показания: «кажется, с Семёновым...»)».

Фонвизин также припомнил содержание разговора Муханова в общем присутствии: «г. Муханов рассказывал о происшествии 14-го декабря, говорил, что по известному ему характеру Государя нельзя ожидать никому помилования». Наконец, Фонвизин признал, что уже после отъезда Муханова Митьков сказал ему и Якушкину, что Муханов «способен и готов убить государя, чтобы спасти виновников 14-го декабря». Это сообщение было очень важным для следствия, способствуя обвинению всех присутствовавших в доме Митькова.

28 марта последовал особый запрос Митькову: сообщал ли он о сказанных Мухановым словах Фонвизину и Нарышкину (очевидно, подразумевались и другие, бывшие в «другой комнате»)? Митьков отрицал это, несмотря на показание Фонвизина. Однако Митьков не мог точно засвидетельствовать: может быть, они слышали об этом от самого Муханова.

Позднее, 3 мая Митьков в ответ на дополнительный запрос Комитета о содержании разговора с Мухановым показал, что свидетелями слов Муханова о событиях 14 декабря и его вопроса: «Неужели виновников сего происшествия оставят погибнуть и ничего не сделают к их спасению? Надобно за них отомстить!», - были все присутствовавшие, включая Нелединского, Семёнова и Фонвизина.

В отдельном показании, в ответ на запрос, знал ли Семёнов о предложении Муханова, Митьков подтвердил, что Семёнов знал об этом, но когда он мог узнать: в отдельной комнате, где были Митьков и Муханов, или в другом месте - точно сказать не мог. По его словам выходило, что приехавший Муханов, рассказав о событиях 14 декабря, объявил о необходимости спасти заговорщиков и о своей готовности покуситься ради этого на жизнь императора при всех собравшихся.

С. Семёнов отрицал своё знание умысла Муханова, утверждая при этом, что не помнит, кто именно был у Митькова. Он сообщал, «что было несколько человек сторонних»; при этом стоит напомнить, что вплоть до 28 марта Семёнов полностью отрицал какую-либо степень своей причастности к тайному обществу. В записке о Семёнове Комитет формулировал дело таким образом, что одни участники собрания у Митькова уединились в комнате, где сделал предложение Муханов, а другие находились в соседней комнате, в которой оставался Нелединский. Семёнов был отнесён к числу последних, не знавших о предложении Муханова, га основе собственных показаний и показаний Фонвизина, говорившего о своём пребывании вместе с Семёновым и Нелединским отдельно от других собравшихся в доме Митькова.

На очных ставках в начале мая 1826 г. Муханов признал сказанные им слова о необходимости отправиться в Петербург для покушения на императора. Сведения о присутствии Нелединского в доме Митькова в момент разговора Муханова с членами тайного общества попали в итоговую записку, резюмирующую содержание сделанных показаний.

Из приведённого обзора показаний, касающихся собрания в доме Митькова, можно сделать вывод о том, что часть собравшихся не была знакома с Нелединским. Это Муханов и Фонвизин, которые спрашивали о нём у других присутствующих. Первый раз его видел и Якушкин. Другая часть участников собрания, напротив, несомненно знала его. К ним нужно отнести хозяина дома Митькова, который, очевидно, и пригласил к себе Нелединского, а также Семёнова. Стоит отметить, что утверждения о непринадлежности Нелединского к числу членов тайного общества принадлежат, в основном, группе незнакомых с ним лиц (Муханов, Фонвизин).

Вместе с тем один из них, Якушкин, наоборот, выступил главным автором уличающего показания о Нелединском, прямо назвав его членом общества. Очевидно, чтобы утверждать это, он должен был быть уверенным в членстве Нелединского. Поскольку Якушкин лично его не знал, он опирался на информацию, полученную от другого участника собрания, знакомого с Нелединским. Таким лицом мог быть Митьков, но он в своих показаниях на следствии назвал Нелединского «посторонним» лицом, не принадлежавшим тайному обществу.

В то же время показания, данные в условиях следствия, касающиеся столь опасного с точки зрения обвинения эпизода, не могут быть признаны полностью достоверными: Митьковым могли руководить мотивы спасения от грозящего привлечения к ответственности человека, который, как он предполагал, не был арестован и которого он, как представляется, пригласил к себе. Всё сказанное заставляет отнестись к его показанию с большим сомнением.

Согласно имеющимся показаниям, в одной комнате с Нелединским долгое время находился С. Семёнов, бывший секретарь Союза благоденствия, прекрасно осведомлённый о персональном составе тайных обществ. Очевидно, он был знаком с Нелединским, однако следствие не обращалось к нему с вопросом о причастности последнего к тайному обществу.

Для исследователя особое значение имеет факт присутствия Нелединского в момент политически острых разговоров и обсуждений, в том числе - предложения Муханова. Если бы Нелединский был полностью чужд настроениям собравшихся членов тайного общества, то его присутствие в такой момент было бы невозможным. Вероятнее всего, Нелединский был одним из тех уже отошедших от тайного общества членов, кто сохранил прежние связи с некоторыми из деятельных его участников. В сущности, в этом положении находились и некоторые другие собравшиеся у Митькова лица - Якушкин и Фонвизин.

При Нелединском, как выясняется из полученных показаний, на этом собрании не сдерживались в опасных разговорах: характерно, что опасения Муханова относительно присутствия на собрании «постороннего» Нелединского не разделялось всеми собравшимися: при нём говорили вполне «откровенно». Во всяком случае, обсуждение событий 14 декабря в Петербурге, сочувствие, проявленное к заговорщикам, желание «отомстить» за них - всё это было обнаружено Мухановым и другими участниками разговора непосредственно в присутствии Нелединского; в этом согласны все показания. Степень откровенного обсуждения заставляет отнестись с сомнением к отрицанию принадлежности Нелединского к декабристскому обществу со стороны авторов показаний.

Предположение о формальном участии Нелединского к декабристской конспирации подкрепляется свидетельствами других источников. Показания о принадлежности Нелединского к тайному обществу, сделанные на следствии, подтверждаются в мемуарных текстах Якушкина. Описывая в них события, происходившие в декабре 1825 г. в Москве, он упоминает Нелединского в качестве члена тайного общества.

По итогам опроса некоторых арестованных Нелединский был сочтён следствием вполне оправданным, показания Якушкина признаны неподтвердившимися. Справка о Нелединском в «Алфавите» Боровкова утверждает, что показания Якушкина Комитет оставил «без внимания», очевидно, в силу доказанной «невиновности» бывшего подозреваемого.

П. Ильин