В. Смирнов
Декабристы Аврамов и Лисовский в Туруханске
О жизни Ивана Аврамова и Николая Лисовского известно менее других декабристов: не игравшие большой роли в организации заговора, они не выделялись и на каторге, не сохранилось от них ни воспоминаний, ни писем, а отдельные отрывочные сообщения о их жизни и судьбе были до крайности противоречивы и даже прямо неверны. Прежде всего, что представляли сами эти лица?
Иван Борисович Аврамов происходил из мелкого дворянства, и отцу его принадлежало сельцо Охотники в Венёвском уезде, Тульской губернии. Средства у отца были невелики, и посылать сыну регулярное пособие он был не в состоянии. Об этом свидетельствует Гершензон, это же видно и из архивных данных, по которым от времени до времени Аврамов и Лисовский получали пособия через Иркутского губернатора от жён государственных преступников - Нарышкиной и Волконской и, наконец, тем, что в 1829 г. Аврамов совсем ни от кого и ничего не получал и в дальнейшем пользовался казённым содержанием вплоть до крестьянской одежды, а отцу сам послал в 1836 г. 95 р. ассигнациями или около 27 р. на золотой счёт.
Сам Аврамов в момент ареста и суда был поручиком квартирмейстерской части, т. е. сравнительно с другими был более образованным человеком, так как тогда квартирмейстерская часть принадлежала к генштабу. Интерес к умственной работе он сохранил и в туруханской ссылке, усиленно работая над изучением привезённых декабристом С.И. Кривцовым, а, может быть, и им самим, научных книг и под руководством лучше его знавшего немецкий язык Кривцова, над изучением этого языка и отчасти французского, а затем, когда Кривцов уехал на юг, Аврамову от времени до времени присылаются то «Журнал общеполезных сведений» (1834 г.), то просто посылки с книгами (1834 и 1838) и, наконец, когда стал выходить превосходный энциклопедический словарь Плюшара, Аврамов получает его том за томом, начиная с 1835 г., и это в то время, как материальное положение его было тяжёлым, и сотоварищ его не получил за всё время буквально ни одной книжки.
Дочь современного ему енисейского исправника Францева, оставившая записки о своём времени, даёт Аврамову такую прочувствованную характеристику со слов отца: «Нелегко было в Туруханске отцу, присланному сюда для ревизии Восточной Сибири, бороться со злом и чувствовать вокруг себя лишь враждебную силу. В этой глуши настоящим сокровищем и опорой был для отца Аврамов, человек хороший, добрый и образованный.
Не легче, конечно, было и Аврамову, почти заживо погребённому в дикой суровой стране, далеко от всего родного, близкого, цивилизованного. Но Аврамов был характера очень доброго, весёлого, общительного! Старался всем делать добро, помогал кому словом, а кому и делом, заступаясь часто за невинных и отстаивая их. Его все очень любили и, когда он умер, то оплакивали, как родного отца, особенно бедные».
И, может быть, это случайность, но любопытно, что в донесениях отдельного заседателя, кроме тех, которые писались в ответ на запросы из Енисейска и Красноярска, обычно Аврамов упоминается в первую очередь, как будто бы Лисовский вообще занимал место после Аврамова в общем мнении населения, и, например, та же Францева, говоря подробно об Аврамове, упоминает попутно о декабристе Бобрищеве-Пушкине, но ни одним словом не обмолвилась о Лисовском.
Как и Аврамов, сын бедных родителей, Лисовский был рядовым пехотным провинциальным офицером и, по-видимому, не отличался ни образованием, ни особою предприимчивостью, ни уменьем сходиться с людьми, и о его личности и до сих пор почти нет упоминаний. Но как бы не были значительны различия между Аврамовым и Лисовским, раз судьба соединила их в Туруханске, они решились не разлучаться и жили всё время вместе, даже и после того, как Лисовский женился, вели общую торговлю, и деятельность их всё время переплетается, почему и трудно говорить о них по отдельности.
После отъезда из Туруханска в Минусинск Кривцова они остались без всяких средств, так как родные их средств не имели и на их помощь трудно было рассчитывать, и до конца 1829 г. Аврамов не получал ничего, а Лисовский 100 р. ассигнациями и посылку в конце июля и в следующие месяцы две посылки и к Рождеству 60 р. ассигнациями (от кого - нам, неизвестно).
Как при таких средствах они пережили туруханскую зиму, сведений нет, но в следующем году дела их поправляются: они получили сравнительно много писем - Аврамов 10 и Лисовский 8 и три посылки, да Аврамов 6 посылок, и, кроме того, Аврамов получил 400 р. ассигнациями, в том числе 50 р. от сестры Кривцова, и 200 от Волконской (жены государственного преступника, как сообщалось в официальной препроводительной бумаге), и Лисовскому прислали 320 р., в том числе 75 от Нарышкиной и 70 руб. от Волконской (остальные без упоминания имени), и это дало им возможность устроиться.
«Означенные Аврамов и Лисовский, - пишет заседатель 5 октября, - обзавелись домообзаводством, ибо куплен ими у туруханского поверенного Редрова дом за 100 р., в коем они и имеют жительство». Конечно, судя по цене это было убогое жилище (позднее они купили дом за 1200 р.!), но всё же это был свой дом, известная оседлость.
За следующий год у нас нет сведений, так как дело в 1831 г. не сохранилось, но уже следующий 1832 год был для них началом улучшения: 4 января окружной начальник посылает им уведомление, что высочайше разрешается им «заниматься торговыми оборотами в Туруханском крае и ездить для покупки хлеба и других припасов в Енисейск».
Как горячо ожидали ссыльные этого распоряжения, видно уже из простого сопоставления чисел: 4 февраля получилась бумага в Туруханске, а уже 6-го, т. е. всего через два дня, Лисовскому выдаётся билет для торговой поездки в Енисейск. Поездка эта продолжалась около четырёх месяцев и только 31 мая, после вскрытия Енисея, Лисовский вернулся в Туруханск.
Вслед за этим с разрешения заседателя, Аврамов отправляется по торговым делам вверх по Нижней Тунгуске до устья реки Турыги или до Усть-Турыжского урочища, где находился хлебозапасный магазин, причём ему был дан «письменный вид» следующего содержания: «Государственный преступник Иван Аврамов отлучает по р. Тунгуске для промыслов зверя и торговых оборотов, почему пристава тамошних казённых магазинов и старшины инородческих управ имеют чинить ему... свободный и беспрепятственный пропуск, а в том месте, где он будет иметь пребывание в продолжение зимы, не делать ему никакого стеснения в промыслах и торговых оборотах».
Приставу же Усть-Турыжского магазина, казаку Седельникову, была дана инструкция, так как: «по неимению зимою по сей реке проезда, Аврамов должен будет прожить там до весны, наблюдать, чтобы всякие сношения его с находящимися там казаками и промышленниками основаны были на правилах, законами постановленных, дабы в особенности не было со стороны его никаких перед сим простонародней суждений на счёт российского правительства».
Действительно, в этой поездке Аврамов пробыл очень долго и вернулся, по-видимому, не ранее второй половины июня следующего года. Между тем, на почве отсутствия ежемесячных сведений о его «поведении» разыгралась целая история. 23 декабря окружной начальник потребовал этих сведений и объяснений о причинах молчания. Не получив удовлетворения и беспокоимый губернатором, 10 января он снова обращается с таким же требованием, но в то же время на всякий случай сообщает заседателю, что со своей стороны послал уже губернатору отзыв о невозможности скоро представить требуемые сведения, так как «отправляющиеся в те места как частные промышленники, так и казаки с казённым хлебом для продовольствия инородцев в августе месяце, возвращаются в Туруханск всегда в мае, по вскрытии рек ото льда, в продолжение же зимы, занимаясь своими промыслами, не имеют решительно никакого сношения или сообщения с Туруханском».
Тогда, несмотря на решительную, no словам начальства, невозможность сообщения, заседатель успевает получить от Усть-Турыжского пристава сведения от 4 марта, доставленные в Туруханск 28 марта: «Оный преступник Аврамов, со времени его нахождения при Усть-Турыжском урочище, в дурных и законопротивных поступках мною замечен не был». Однако, этим дело не закончилось, огласка дошла до столицы, и 12 мая окружной начальник сообщает для сведения и руководства, что: «его величество признаёт весьма неудобным отпуск людей сего рода в столь отдаленные места, где донесения сопряжены с такими затруднениями и невозможностью» И этим распоряжением район торговой и промышленной деятельности ссыльных был значительно сужен.
Материальное положение друзей в 1832 г. было удовлетворительным: Аврамов получил в несколько приёмов 1140 рублей ассигнациями, в том числе 145 р. с прямым указанием «от жены гос. преступника - Нарышкиной» и Лисовский 550 р. (500 от Волконской), но ещё до получения этих денег Лисовский, уже был в состоянии отправить в Енисейск окружному начальнику 125 р. и посылку по возвращении из енисейской поездки. Надо думать, что торговля была небезвыгодной.
Не забывают их и корреспонденты из внешнего мира: Аврамов получает 9 писем и посылку, Лисовский - 12 писем и 5 посылок, хотя сами они на письма оказываются довольно скупы и за год, отправили: первый - 2 письма и посылку и второй - посылку и 5 писем.
За 1833 г. сведений мало. Летом Лисовский получает разрешение жениться на дочери туруханского протоиерея - Платониде Петровой, и 7 августа состоялась их свадьба, а на следующий день Аврамов вновь отправляется на Н.-Тунгуску «для препровождения туда собственного судна с разными товарами, сроком на один месяц, под наблюдением тамошнего пристава, урядника Кандина».
Донесение об этом было послано заседателем, как всегда бывало, с ежемесячной почтой, отходившей в очередь только 1-го сентября, а 1-го октября было послано короткое уведомление: «Аврамов ныне возвратился». Между тем из-за этой отлучки вновь поднялась история. Кто-то из енисейских купцов сообщил окружному начальнику об отъезде Аврамова на Тунгуску, и тот 14-го сентября закатывает грозную бумагу заседателю.
Напоминая, что по случаю прошлогодней отлучки Аврамова на Нижнюю Тунгуску «последовало высочайшее повеление о воспрещении подобных отпусков в отдаленные места», начальник яростно спрашивал: «Ныне здешние купцы частным образом известили меня, что вы дозволили Аврамову паки отправиться для торговли в р. Тунгуску, куда он уже и уехал. Таковой поступок ваш представляет верх всякой дерзости и после сего, когда вы уже осмелились нарушить высочайшее повеление, чего же может ожидать от вас местное начальство? Я строго предписываю вам, - дополняло свое предписание начальство, - тотчас по получении сего отправить нарочного в Тунгуску и возвратить в Туруханск государственного преступника Аврамова, а между тем, с первою почтою или нарочным представить объяснения».
Не получив с нарочным ответа и объяснений виноватого, начальник уже на основании распоряжения енисейского губернатора от 25 октября вторично требует объяснения. Однако, в силу медленности северных сообщений, первая грозная бумага дошла до Туруханска только 4 декабря, а вторая всего на 4 дня позже, и автономный заседатель, не торопясь, 10 числа написал хладнокровный ответ «на два предписания вашего высокородия»:
«Основываясь на высочайшем повелении, объясненном в предписании вашем от 1 мая № 34, что государю императору благоугодно было, дабы находящиеся здесь на поселении государственные преступники, подобно прежним во время отпусков не были удаляемы от установленного за ними надзора и срочных о том донесений, я не почитаю временную отлучку его, Аврамова, противным (!) высочайшей воле и потому дозволил отправиться для объяснённой надобности сроком на один месяц под надзором за поведением его одного благонадёжного казачьего урядника Кандина. Донёс об этом 1 сентября и потом, когда он возвратился ещё до сроку в Туруханск, то я, получивши от урядника Кандина сведения... донёс о сём 1 октября».
На этом строгое начальство и успокоилось. Однако, не могли успокоиться виновники подобных испугов начальства. Стеснения промыслов, с одной стороны, крайнее сокращение и неопределённость получения, с другой (в 1833 г. Аврамов опять ничего не получил, а Лисовский только 200 р.) - заставили их в сентябре 1833 г. возбудить ходатайство: Аврамова - о разрешении ездить для торговли в Тунгуску, а Лисовского - о «поступлении в услужение к частным лицам и по винному откупу», в чём Бенкендорфом им было отказано без замедления.
Тогда Аврамов опять отправляется в Енисейск 6 марта 1834 г., а по возвращении оттуда 14 июня «отлучается вниз для промысла рыбы до Толстоносовского селения» и, заехав ненадолго в Туруханск для отправки 95 рублей отцу, направляется в Енисейск, где и пробыл до конца года, так что в ежемесячных донесениях второй половины года его имя не упоминается. За 1835 и 1837 гг. документов опять нет и можно только отчасти судить о том, что и как переживалось нашими героями. По-видимому, им обоим выдавался в 1835 г. солдатский паёк и, по правилам 1828 г., крестьянская одежда зимняя и летняя, как-то: по 2 рубахи, 2 портов, онучи зимние и летние, 2 пары чирков, кафтан крестьянского сукна и на два года полушубок.
С наступлением нового 1836 г. Аврамов и Лисовский обратились к губернатору с ходатайством о дозволении отлучек без разрешения генерал-губернатора, что было губернатором позволено немедленно по получении просьбы. Затем дошло до них сведение о разрешении получать пособие до 200 руб. ассигнациями в год на человека для тех, кто не получает такой суммы в России. Сообщение об этом было послано окружным начальником 18 февраля и должно было быть получено в Туруханске в начале марта.
По-видимому, первые месяцы после этого они пособие получали, но 15 августа заседатель уведомил окружного начальника о приостановлении выдачи Аврамову и Лисовскому положенного государственным преступникам пособия. Какие были для этого основания и чьё было распоряжение - неизвестно, между тем до конца августа туруханские ссыльные денег ниоткуда и никаких не получали. Мало того, с 9 сентября Аврамов лишается и солдатского пайка, хотя Лисовский паёк продолжал получать до конца следующего года.
Между тем отношения с местной администрацией, как будто остаются прежними: Лисовский с 18 июня по 1 августа уезжает вниз по Енисею выбирать удобные для рыбной ловли места, которые он и нашёл ниже Донешкинского зимовья в 10 верстах, а для того, чтобы больше не было историй, ему даётся в провожатые в этой поездке казак Томилов, давший по возвращении хорошую аттестацию своему поднадзорному: «никаких противных закону поступков жителям-инородцам не чинил и всё делал на основании законного порядка», а Аврамов также беспрепятственно ездил на свою Тунгуску с 12 августа по 7 сентября, под присмотром урядника Кандина, «вёрст за полтораста для препровождения работников, отправленных им по этой реке на собственной лодке» (донесение заседателя от 12 августа и Кандина от 11 сентября).
Из других событий этого года отметим получение Аврамовым в конце года 315 руб. ассигнациями и 5 посылок, в одной из которых оказались два стакана из дерева квассии, 2 перочинных ножичка и ножницы, и Лисовским 2 посылок, содержащих аршин бархата и детское бельё для его потомства.
В 1837 году Аврамов не получал пособия ниоткуда, не выдавалось ему и казённое пособие в 200 рублей, тогда как Лисовский получал паёк почти до конца года и как будто пользовался и пособием, но 6 июля 1838 г. они уже оба возбуждают ходатайство через заседателя о назначении им пособия по высочайшему повелению 1835 г. Вообще этот год был для них временем оживлённой деятельности: Аврамов едет вместе с заседателем в Енисейск 22 марта по торговым делам и возвращается только 7 июня.
15 июня Аврамов и Лисовский едут на рыбные промыслы до сентября, возвращаясь домой только на несколько дней, где они в это время построили из барачного леса погреб при своём доме и над ним два амбара в общей связи, и возбуждают ходатайство через туруханского заседателя о назначении им пособия и пайка, а затем, когда рыбная ловля закончилась, Аврамов снова и на этот раз уже до конца года - уезжает в Енисейск.
[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTYyLnVzZXJhcGkuY29tL2M4NTg1Mjgvdjg1ODUyODI0Mi9jNzA0YS9UNW1UTHdpcTZNQS5qcGc[/img2]
Дом в Туруханске, в котором жили И.Б. Аврамов и Н.Ф Лисовский. После смерти декабристов, дом принадлежал казачке Феоктисте Даурской, гражданской жене И.Б. Аврамова, затем Ессейскому псаломщику. Фотография священника Попова. 1913. Стекло, фотоэмульсия, фотосъёмка. 60 х 75 мм. КККМ.
В последующем 1839 г., как указывает А.И. Кытманов, сделавший выписки из погибшей ныне части туруханского архива, Аврамов и Лисовский купили у титулярной советницы Сапожниковой лучший в Туруханске дом, стоивший 1200 р., который и стали сдавать в аренду отдельному туруханскому управлению.
18 сентября 1840 г. Аврамов умер во время поездки в Енисейск в Осиновском зимовье. Тогда в феврале 1841 г. Лисовский подал Енисейскому окружному начальнику прошение о выдачи ему половинной части в имении Аврамова, указывая, что они «проживали в Туруханске в одном доме и были в товариществе по производству в тамошнем крае рыбной ловли и торговли разными припасами и вещами».
Сведущие люди Туруханска, опрошенные по этому поводу, показали, что Аврамов и Лисовский занимались вместе ловлею и покупкою рыбы, также покупали у разных лиц шкуры пушных зверей и вырученные за все эти вещи деньги не разделялись между ними, а считались заодно.
В марте Лисовский приехал из Енисейска в Туруханск и тогда же должен был отправиться снова в Енисейск для окончания торговых дел Аврамова. В дальнейшем Лисовский вёл дело уже один, торгуя рыбой, пушниной и хлебом, а также, вероятно, и разными привозимыми из Енисейска товарами и, кроме того, есть указание, что он поступил на службу по винному откупу «дистанционным смотрителем».
Для этих последних лет его жизни ряд данных находится в деле об имуществе, оставшемся после смерти его и Аврамова (дело Канского Окружного суда 1858-65). Аврамов и Лисовский имели в Туруханске три дома: один в 3 комнаты с подъездным крыльцом и флигелем и со всеми необходимыми службами, другой - о двух горницах, с флигелем тоже о 2-х горницах, амбаром с погребом, баней и задними дворами, в котором, очевидно, хозяева и жили, и какой-то «ещё один дом, возле мещанина Бухрякова».
Домашняя обстановка по тому времени и по Туруханску довольно хорошая: 8 кресел, диван «с отводами», 10 крашеных стульев, кроме белых, 2 крашеных комода, большой туалет (!), оклеенный красным деревом, много столов, в том числе 4 ломберных, 5 шкафов, из которых один со стеклянными створками и т. д., и на 24 человека столовой и чайной посуды. Во дворе было 9 лошадей для домашних надобностей и торговых поездок на юг.
2 быка, 2 коровы и 4 нетели, в возрасте полутора лет, и на берегу судно 5 сажен и 8 набойных лодок и проч. Оборотов торговли установить точно нельзя, но во всяком случае торговля только в кредит достигала нескольких тысяч рублей, а покупка хлеба в летний период колебалась от 1100 до 2000 пудов и дополнялась зимними покупками в Енисейске и в хлебозапасном магазине в Tyруханске, где как раз перед смертью его заседатель продал ему 820 пудов сразу.
Видимо, после нескольких тяжёлых лет Лисовскому удалось добиться материальной обеспеченности, хотя свободных средств у него не было. При больших размерах хозяйства и трёх малолетних детях, из которых старшему в момент его смерти было 7-8 лет, естественно, необходимо было прибегать к помощи наёмной силы, и в питейном подвале сидел политический ссыльный Юхневич, второй приказчик Савицкий ходил с зимним транспортом рыбы в Енисейск и, вероятно, работал на летних промыслах, а затем были рабочие на судне и, надо думать, по хозяйству.
По всем этим данным, надо было полагать, что материальное благосостояние семьи Лисовских прочно. Но в ночь на 7 января 1844 года Лисовский во время торговой поездки на север, куда он увёз с собою много денег, внезапно умирает в селении Толстаносовском. Причина смерти остаётся неизвестной. С одной стороны, мы имеем следующее полицейское дознание: «При производстве следствия обнаружено, что заседатель Добрашев и государственный преступник Лисовский, как во время проезда своего из Туруханска до селения Толстоносовского, так равно и в сём последнем, предавались непомерному пьянству». Туруханский лекарь Попов подтвердил: «Смерть Лисовского последовала от долговременного употребления винопития при геморроидальной болезни».
С другой стороны, вдова Лисовского предъявила ездившему с Лисовским; заседателю Добрашеву прямое обвинение, что он насильно заставил мужа её ехать в Толстоносовское и пить вино, а медицинское заключение сказалось сделанным на-глаз, и без вскрытия, за что Попов получил выговор от Врачебной управы. Во всяком случае смерть Лисовского для семьи его была жестоким ударом. Стеснявшиеся перед декабристами и старавшиеся с ними дружить местные власти со смертью последнего декабриста потеряли всякую сдержку и дали волю своим привычкам.
Заседатель Добрашев немедленно ознакомился с денежной шкатулкой умершего, в которой после этого осталось только 670 рублей ассигнациями, и исчезла часть векселей, а затем, вернувшись в Туруханск, удержал 220 пудов муки Лисовского, вывез из питейного подвала «за долг» 82 ведра вина на 1148 руб., оплатил из шкатулки собственноручно вексель Лисовского, данный на 700 рублей жене заседателя за хлеб, и забыл заплатить за купленную у Лисовского корову и сено, а затем, по данным претензиям откупа, который обнаружил недостачу разных питей, и двух купцов - приступил к описи имения покойника, причём вошла в опись даже юбка вдовы, после чего имущество Лисовского в течение 15 лет постепенно продавалось с торгов или просто терялось, как часто бывало в те времена, и за имущество было выручено очень немного. Например, один дом ушёл за 28 р. 57 к., а другой - за 63 руб. 57 коп. с одной восьмой (!), и семья осталась без всяких средств, а получить наследство удалось вдове и сыновьям Лисовского только в 1865 году, т. е. через 21 год.
Память о Лисовском как-то быстро затихает. Его современник И.П. Кытманов передавал, что память осталась в населении о нём добрая, но представление о нём, как о государственном преступнике, кажется, исчезло ещё при жизни его: по крайней мере Миддендорф, который был в Туруханске в 1843 г., записал сообщение о мерзлоте в колодце купца Лисовского, а заседатель Третьяков, описывавший Туруханский край в 1871 г., в числе декабристов его не упоминает; нет упоминания о нём, как мы видели, и у Францевой, и последние сведения о нём - это дело туруханского архива 1844 года о растрате поверенным Лисовским казённых сумм по винному откупу и затем в последующие годы о продаже с публичных торгов его дома, а так как дом не нашёл покупателя и долго не продавался, то о сдаче его в наём.
