Девятый по списку
Когда заходит речь о декабристах-симбирянах, то обычно называются Ивашев и Тургенев, подразумевая при этом, что именно ими и исчерпывается эта категория людей, непосредственно связанных с Симбирском.
На самом деле это не так. Симбирская земля - ныне Ульяновская область - дала стране и истории не двух, а трёх декабристов, и третьим из них, несправедливо забытым на своей родине, является Флегонт Миронович Башмаков.
В отличие от Ивашева и Тургенева, о каждом из которых имеется достаточно много давно опубликованных материалов, сведения о Башмакове чрезвычайно скудны, и более того - имя его до последнего времени совершенно отсутствовало в краеведческой литературе.
Башмаков - потомок старинной фамилии обедневших симбирских дворян. Он родился в 1774 году (в «Русском биографическом словаре» Половцева, т. 2. СПб., 1900, с. 618 - год рождения Башмакова указан как 1780). Его дед Михаил Дмитриевич Башмаков в 1783 году был владельцем небольшого имения в деревне Китовке Симбирского уезда (ныне Китовка Арбузовского сельсовета Цильнинского района Ульяновской области), где предположительно и родился Флегонт Башмаков. Отец декабриста Мирон Михайлович был подпоручиком, а брат - Пётр Миронович - симбирским канцеляристом.
В 1794 году Флегонт Башмаков вступил в военную службу сержантом во 2-й фузилерный полк, а через три года, в 1797 году, он был переведён в артиллерию подпрапорщиком.
В 1799 году он был участником знаменитого итальянского похода под командованием А.В. Суворова и отличился в боях при Лоди, Нови, Треббии и Мантуе. А затем - героический переход через Альпы, один из эпизодов которого запечатлён в известной картине В. Сурикова.
После этого Башмаков был участником турецкой и шведской войн. В 1809 году он с войсками дошёл до крайней северной точки побережья Ботанического залива, до города Торнео. А затем - участие во многих сражениях Отечественной войны 1812 года, по окончании которой до 1818 года оставался во Франции в составе оккупационного корпуса под командованием графа Воронцова.
Возвратившись в Россию, живёт в Петербурге, входит в передовые декабристские круги. Очень любопытным в этом отношении является показание следственному комитету декабриста Матвея Муравьёва-Апостола.
При перечислении членов Общества он, девятым по списку, именно после фамилий Пестеля, Фонвизина и Тургенева, указывал Башмакова. Свои показания М. Муравьёв-Апостол связывал с 1818 годом и с так называемым «Обществом зелёной книги», носившим своё наименование по цвету переплёта книги, в которой заключался устав декабристской организации, настоящее наименование которого было «Союз благоденствия».
Общеизвестная серьёзность показаний М. Муравьёва-Апостола и упоминание им фамилии Башмакова среди руководителей декабризма - факт многозначительный.
Но петербургский период жизни Башмакова и его общение с декабристами оказался коротким. По всей вероятности, это были шесть-восемь отпускных месяцев для офицера, длительное время находившегося за границей.
Вскоре он получил назначение в 17-ю артиллерийскую бригаду на Кавказе.
Как проходила там его служба? Какова была его роль как декабриста в Кавказском корпусе? - эти вопросы остаются пока неизвестными.
В 1823 году, будучи полковником, Башмаков был разжалован в рядовые без лишения дворянства. Причиной такого крутого поворота в его судьбе якобы была растрата им казённых сумм.
Но так ли действительно это было? Могло ли такое с ним случиться?
Эти вопросы возникают потому, что известно немало случаев, когда отдельные офицеры царской армии тенденциозно ошельмовывались начальством и им приписывались поступки и действия, никогда ими не совершаемые. Достаточно вспомнить, например, братьев Киндяковых, которые были сосланы Петром I в Сибирь якобы за растрату казённых сумм, а на самом деле, причиной этого были обстоятельства совершенно иного характера.
Но так или иначе, а бывший полковник, человек в зрелом возрасте, прошедший «огни и воды» многочисленных сражений, много повидавший и немало знавший, был определён в рядовые Черниговского пехотного полка 2-й южной армии под командованием Витгенштейна. Штаб этой армии располагался в Тульчине, и в этом штабе в должности адъютанта командующего служил В.П. Ивашев.
Таким образом, симбиряне, соседи по имениям, оказались на некоторое время и сослуживцами.
На новом месте службы Башмаков поселился в квартире своего командира батальона - подполковника Сергея Муравьёва-Апостола, возглавившего в декабре 1825 года восстание Черниговского полка, автора революционных прокламаций, призывавших к свержению самодержавия и к провозглашению республики. Как известно, Сергей Муравьёв-Апостол впоследствии был казнён в числе пяти декабристов.
В своих показаниях следственному комитету Матвей Муравьёв-Апостол писал: «Тут приехал из Василькова разжалованный Башмаков - брат нашёл его в крайней бедности и пригласил его жить с ним». Надо полагать, что в приглашении жить вместе, тем более подполковнику и рядовому, причиной была не только «крайняя бедность» Башмакова. В этом скорее всего сказалась петербургская близость общения Башмакова с Матвеем Муравьёвым-Апостолом, о чём его младший брат Сергей не мог не знать. Очевидно, сказалась доля определённого уважения братьев к Башмакову и их стремление облегчить участь близкого им человека.
Следует отметить, что всё это происходило после разжалования Башмакова. Таким образом, сам факт разжалования полковника в рядовые для честолюбивых братьев Муравьёвых-Апостолов не имел значения, и они продолжали видеть в этом рядовом собрата и единомышленника.
В конце 1825 года события быстро нарастали один за другим. В Таганроге вдруг неожиданно умер Александр I. Это событие заставило декабристов активизировать свою деятельность.
Сложившаяся неразбериха с престолонаследием и путаница с принесением присяги новому императору, казалось бы, создавали удобную ситуацию для вооружённого выступления декабристов. Но поднятое 14 декабря на Сенатской площади Петербурга восстание потерпело неудачу.
Сразу же начались аресты и допросы в Петербурге, и было установлено, что петербургские «возмутители» имели тесную и непосредственную связь с южанами.
25 декабря 1825 года в Васильков, где располагался Черниговский полк, из Петербурга прибыли жандармский поручик Несмеянов и жандармский прапорщик Скоков с задачей арестовать Сергея Муравьёва-Апостола.
Жандармы в сопровождении командира Черниговского полка сделали налёт на квартиру Сергея Ивановича. Не застав его, они произвели обыск.
Одна из крупнейших исследовательниц декабризма академик М.В. Нечкина писала: «Там же был разжалованный в рядовые офицер-семёновец Башмаков. Бумаги, письма и книги Муравьёва были забраны жандармами при обыске».
Автор большого исследования ошибочно назвала Башмакова «офицером-семёновцем». Он не был семёновцем, но оказался зачисленным в 7-ю роту Черниговского полка, где проходили службу бывшие семёновцы - солдаты, переведённые из гвардии и из столицы за участие в «возмущении» Семёновского полка в Петербурге в 1820 году.
29 декабря началось восстание Черниговского полка. Заинтересованный в расширении восстания С.И. Муравьёв-Апостол использовал Башмакова в качестве своего связного с командирами других полков, расквартированных в соседних селениях. По указанию руководителя восстания Башмаков скакал и днём и ночью, преодолевая сотни вёрст и развозя записки Муравьёва-Апостола, сопровождая их просьбами поддержать начатое восстание. Так он посетил Ахтырский и Александровский полки (Нечкина М.В. Движение декабристов, т. 2, с. 360).
31 декабря «...Башмаков был опять послан в это время в Кременчугский и Алексопольский полки». (Там же, с. 374.)
И не вина Башмакова, да и не вина Муравьёва-Апостола в том, что их настойчивые просьбы о присоединении к восставшим не дали должного результата.
3 января 1826 года восстание Черниговского полка было подавлено.
Как лицо, близкое к С. Муравьёву-Апостолу, хотя непосредственно и не участвовавший в восстании, Башмаков был арестован сразу же после его подавления. 26 февраля 1826 года он был доставлен в Петропавловскую крепость в Петербурге в кандалах, которые были сняты лишь через два с половиной месяца.
Уже сам факт столь длительного содержания арестованного в кандалах говорил о том, что в лице Башмакова Николай I - этот дирижёр карательного «оркестра» - видел одного из серьёзных своих врагов.
В материалах следственного комитета по делу декабристов о Башмакове записано: «Показания, на него сделанные членами Южного общества, состояли в том, что он принадлежал к шайке заговорщиков и знал о намерениях общества посягнуть на жизнь покойного государя и начал возмутительные действия. Но он при допросе Комиссии отрицал всё сие, отвечал, что живя у Сергея Муравьёва-Апостола, видел, как к нему приходили бывшие семёновские солдаты и как он давал деньги, и что с 29 декабря 1825 г. по 6 января 1826 года находился в разных местах для того, чтобы уклониться от преступного возмущения (Черниговского полка), в котором не принимал никакого участия...
По докладу о сем государь император 17 августа высочайше повелел соизволить передать Башмакова военному суду при 1-й армии, для чего он отправлен к главнокомандующему».
И естественно, что в порядке самообороны «он при допросе в Комиссии отрицал всё сие...»
А как же иначе Башмаков мог поступить? Умудрённый жизненным опытом, зная повадки «верхов», он не был искренним в своих показаниях. Ведь о поручениях Сергея Муравьёва-Апостола, кроме руководителя восстания и его - Башмакова, знали очень немногие люди. Свидетелей выполнения Башмаковым этих поручений почти не было. Более того, версия, которая была выдвинута самим Башмаковым о его «неучастии» в «преступном возмущении», быстро прижилась и даже, вопреки глубоким исследованиям академика М.В. Нечкиной, принята некоторыми исследователями за «чистую монету».
Так, например, Н. Эйдельман в своей статье «Доброе дело делать...» писал: «А солдат-полковник Башмаков и капитан Фурман, на которых рассчитывает Сергей Муравьёв, не появляются в Василькове, неделю сидят за картами и вином в деревне в двадцати верстах от города».
Из вышеизложенного мы видели, что это не так. В подтверждение этого исследователь приводит такой факт: «Показания Артамона Муравьёва относительно пребывания Андреевича в Любаре содержат ещё одну интересную деталь: он приехал к Артамону Муравьёву с запиской «от Башмакова», последнего же, как мы знаем, С. Муравьёв послал в Ахтырский и Александрийский полки из Трилес. Очевидно, в этот момент пути посланца Муравьёва и посланца славян скрестились, они взаимно оповестили друг друга, и часть поручения, возложенного на Башмакова, взял на себя Андреевич, передав записку Сергея Муравьёва Артамону Муравьёву». (Нечкина М.В. Движение декабристов, т. 2, с. 381.)
В своих показаниях Матвей Муравьёв-Апостол писал: «Кузьмин, барон Соловьёв, Щепилов (Щепилло) и Сухинин (Сухинов), когда узнали, что велено брата арестовать, дали обещание Башмакову разжалованному пойти с полком, который был собран для присяги... и взять Киев.
Андреевич, член Славянского общества, узнавши, что велено брата арестовать, приезжал в Васильков узнать, справедлив ли сей слух. Щепилов дал ему денег, а Башмаков - письмо к Артамону Муравьёву, чтобы он дал несколько денег Андреевичу, чтобы ему было с чем доехать до его роты».
Из этого видно, что рядовой Башмаков не переставал быть прежним полковником, коль скоро ему давали обещания офицеры. Его жизненный опыт, его знания и авторитет в глазах его окружавших работали на него именно как на человека, пользовавшегося общим признанием и уважением.
Любопытно показание следственному комитету и другого видного декабриста - подпоручика М.П. Бестужева-Рюмина, также казнённого в числе пяти. Он писал: «Башмаков обществу не принадлежал. Разве славяне приняли его без моего ведома, ибо мы, зная его чрезмерную нескромность и даже страсть вещи увеличивать, до самого возмущения всё от него скрывали. Когда возмущение сделалось, меня с Муравьёвым не было. Слышал я, что они Башмакову дали порученность немедленно уведомить Пыхачёва о начатии явных действий общества. Исполнил ли сие Башмаков и где во всё время движений наших находился - мне не известно, ибо я его не видел с самой той ночи, когда жандармы приехали в Васильков за Муравьёвым».
В другом случае Бестужев-Рюмин следственному комитету писал, что солдата, который якобы изъявлял согласие застрелить императора, и о котором говорил Башмаков, вообще не существовало, А «Башмаков же имеет страсть лгать».
«Обществу не принадлежал», «чрезмерная нескромность и... страсть вещи увеличивать», «всё от него скрывали» и даже «имеет страсть лгать» - как всё это понимать?
Что это? Действительность или маскировка на грани правдоподобия?
Сопоставляя ранее изложенные факты с показаниями Бестужева-Рюмина, приходишь к выводу, что молодой, горячий по характеру и умный подпоручик создавал легенду «непричастности» Башмакова к Южному обществу декабристов.
Кто знает, может быть, своими показаниями Бестужев-Рюмин и облегчил участь человека, который годился ему в отцы.
31 августа 1826 года Башмаков был отправлен в 1-ю армию. Дело о 987 восставших солдатах Черниговского полка разбиралось особой комиссией военного суда в Белой Церкви... Разжалованный полковник Башмаков был лишён дворянства и сослан в Сибирь на поселение.
Но в Сибирь он был отправлен лишь в 1828 году, а до этого отбывал заключение. Сменив в Тобольской губернии несколько мест своего поселения (с. Рыбинское, Тара, Курган), конечно, отнюдь не по своей воле, он в марте 1853 года был переведён в Тобольск. Через полгода после этого ему было разрешено возвратиться во внутренние губернии России. Но из-за надломленного здоровья и преклонных лет, а также по причине полного отсутствия средств Башмаков не смог воспользоваться этим разрешением и остался в Тобольске.
Известный декабрист И.Д. Якушкин в январе 1853 года писал своему сыну: «На днях мне случилось беседовать с Башмаковым, когда-то славным артиллерийским полковником; он начал свою службу Итальянским походом при Суворове. ...Он много ходит пешком и до сих пор ни летом, ни зимой не носит ни чулок, ни колош, а память сохранил изумительную. Про Требию и Нови он говорит как про происшествия вчерашнего дня. Я любовался на него как на ходячий памятник славных времён России».
Где бы ни находился Башмаков, он всегда был в кругу ссыльных декабристов «интересным и занимательным собеседником, мог часами рассказывать множество разных историй. Он бы очень беден и жил главным образом на средства, выделяемые ему более состоятельными товарищами по изгнанию». (Рощевский П.И. Воспитанник декабристов художник М.С. Знаменский. Тюмень, 1954, с. 56)
21 сентября 1859 года Башмаков скончался и похоронен в одном ряду с декабристами А.М. Муравьёвым, Ф.Б. Вольфом и С.М. Семёновым на завальном кладбище Тобольска. Его могила сохранилась до наших дней.
Через несколько месяцев после его смерти петербургская газета «Северная пчела» (1860, № 59) писала о Башмакове:
«Пощажённый врагами на поле битвы, он не устоял против некоторых обстоятельств, разрешившихся для него самым печальным образом: в 1823 году он был разжалован в рядовые... а через два года после известных печальных событий вместе с другими был сослан в Сибирь.
Тридцать лет тяжкой жизни вдали от родины сильно подействовали на крепкую натуру изгнанника, не знавшего прежде утомления и переносившего все трудности и неудобства походной жизни во многих странах и в различных климатах: от берегов Торнео до Альпийских гор и от столицы Франции до утёсов Кавказа.
Последняя мечта его была - ещё раз увидеть Кавказ и его горы, свидетелей прежней его боевой жизни и сложить свои старые кости около старых своих сослуживцев, товарищей по оружию. Но судьба решила иначе. Ему не на что было не только выехать на Кавказ, но даже с квартиры на соседнюю улицу. В последние три года мы не видели на нём тёплой одежды в 30 и даже 35 градусов Реомюра. Частенько, бывало, встречали мы его в летнем плаще зимою на улице увязшего в снегу или упавшего от усталости и холода.
Закоренелый в борьбе с несчастиями, геройски боролся он с суровой сибирской природой. До самой смерти он не упадал духом. И так, вместо Кахетии и Мингрелии, ему суждено было лечь на тобольском кладбище, а вместо товарищей по оружию иметь возле себя товарищей по несчастию...»
Тобольский художник М.С. Знаменский оставил прижизненный незаконченный акварельный портрет последнего из декабристов в Тобольске Башмакова, стоявшего над могилой В. Кюхельбекера.
По этому портрету тот же художник позже сделал групповой акварельный портрет «Декабристы Свистунов и Башмаков».
Так прошла большая и трудная жизнь декабриста-симбирянина Флегонта Мироновича Башмакова.
А.Н. Блохинцев
