«Не считать прикосновенным...»
Поручик 6-й конно-артиллерийской роты Фаддей Егорович Врангель был назван членом Южного общества в показаниях нескольких лиц. На первом допросе, снятом Левашовым и заслушанном на заседании Следственного комитета 17 января, М. Муравьёв-Апостол перечислил среди известных ему офицеров-артиллеристов, состоявших в тайном обществе, А.Н. Фролова, М.И. Пыхачёва, Д.А. Нащокина, Ф.Е. Врангеля, а также, с оговоркой «кажется», Глебова; помимо них, он назвал также Горбачевского и Андреевича. Источником этих сведений являлись сообщения Бестужева-Рюмина.
Показание М. Муравьёва-Апостола было сочтено достаточным для решения об аресте Врангеля и других офицеров и привлечении их к следствию. Врангель был доставлен в Петербург 31 января и после предварительного допроса в тот же день заключён в Петропавловскую крепость.
27 января сведения об артиллерийских офицерах были запрошены у Бестужева-Рюмина, причём вновь названные лица были отнесены Комитетом к участникам Славянского общества. В своём ответе подследственный отмечал: «Пыхачёв и Нащокин принадлежали к нашему обществу. Врангелю только что говорено было об обществе, и он совершенно принят не был. О Глебове я никогда не слыхал».
Запрос С. Муравьёву-Апостолу был сделан 31 января в составе обширных вопросных пунктов. В ответах от 6 февраля он фактически перекладывал ответственность за приём артиллерийских офицеров на Бестужева-Рюмина. Тем не менее, о принадлежности Врангеля, Нащокина и других он показал вполне определённо: «Сношения между нашим и Славянским обществами были препоручены Бестужеву. Сам же я непосредственно с оным не сносился... Пыхачёв, Нащокин и Врангель... (а о Глебове в первый раз слышу) приняты были прежде Бестужевым, а в Лещине причислены к Славянам, они все служат в конной артиллерии 3-го корпуса».
В эти же дни, в ответах на допросные пункты от 29 января, М. Муравьёв-Апостол вновь подтвердил факт членства Врангеля: «Бестужев-Рюмин мне говорил, что он принял в Южное общество Пыхачёва, Нащокина, Врангеля в 1823 году в лагере 3-го корпуса».
Таким образом, Бестужев-Рюмин признал, что Врангелю было сообщено о существовании тайного общества, но «совершенно» он принят не был. Иначе говоря, речь шла о первоначальной степени членства («несовершенном» приёме), начальной стадии процедуры. Со своей стороны, С. Муравьёв-Апостол прямо говорил о вступлении всех названных офицеров в члены тайного общества, причём раскрывал длительный характер подготовки этих офицеров к вступлению в конспирацию.
На предварительном допросе у Левашова, а также на первом устном допросе в Комитете 23 февраля, Врангель полностью отверг своё участие в тайном обществе. Он отрицал показания о своём вступлении в тайное общество и в ответах на вопросные пункты, направленные к нему после допроса 23 февраля.
Спустя месяц, в повторных показаниях, зачитанных на заседании Комитета 23 марта, Врангель сообщал, что летом 1824 г., во время смотра войск у Белой Церкви, он познакомился с С. Муравьёвым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым; дважды был у последнего по его приглашениям. В один из приездов Бестужев-Рюмин завёл речь о правлении во Франции и Англии, необходимости введения представительного правления и конституции в России. Но Врангель, согласно его показанию, высказал противоположное мнение. Как свидетельствует карандашная помета на показаниях Врангеля, Комитет решил установить достоверно, кто принял Врангеля, а затем при необходимости дать ему очную ставку с обвинителями.
В своих показаниях Врангель не отрицал факт знакомства с лидерами Васильковской управы и близкого общения с ними. При этом каждое такое утверждение он старался сопроводить различными оговорками, снижающими значение этих «признаний»: так, сообщая о своём знакомстве с Муравьёвым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым, Врангель одновременно замечает, что с ними «не был... близок», после того - избегал общения с последним, так как он производил «неприятное впечатление».
Признавая, что не раз посещал обоих, он уверял, что ни о чём, кроме текущих служебных дел, разговоров с ними не имел. Признавая, что Бестужев-Рюмин сообщал о желательности для России конституции и представительного правления, Врангель одновременно свидетельствовал о своих возражениях на эти слова собеседника, настаивая на том, что имел «образ мыслей», противоположный настроениям лидеров тайного общества.
Встретив такую интерпретацию «разговоров» с Врангелем в его оправдательных показаниях, Муравьёв-Апостол и Бестужев-Рюмин в дальнейших показаниях о Врангеле предпочли ограничиться утверждением, что Врангель лишь приготовлялся к вступлению в тайное общество, но полноценным членом не был.
Тем временем В.И. Враницкий в ответах на вопросные пункты от 2 февраля дал показания, отрицающие принадлежность артиллерийских офицеров, - правда, тогда он отрицал и собственное членство. Но вскоре, признав его, Враницкий перечислил известных ему членов общества, среди которых назвал Врангеля, добавив, что видел его и Пыхачёва на совещании в Лещине вместе с другими членами тайного общества - молодыми артиллерийскими офицерами. Враницкий, по его словам, наблюдал, как Муравьёв-Апостол и Бестужев-Рюмин «возмущали и запаливали умы разными средствами сим молодым безопытным артиллерийским офицерам».
Присутствие Врангеля на общем собрании в Лещинском лагере, наряду с другими офицерами-артиллеристами, было обнаружено показаниями членов Славянского общества. Конкретно о Врангеле свидетельствовали П.И. Борисов, И.И. Горбачевский, В.А. Бечаснов, А.И. Тютчев, А.С. Пестов, Я.М. Андреевич, А.В. Веденяпин 1-й, И.М. Черноглазов, А.К. Берстель. Борисов передавал слова Бестужева-Рюмина, которые относились ко всем офицерам-артиллеристам, приехавшим на общее собрание членов Славянского и Южного обществ в Лещинском лагере: «Господа, это все члены».
Однако, по словам Борисова, при Врангеле и других артиллеристах «ничего не было говорено о тайном обществе»; о членстве Врангеля, Пыхачёва, Нащокина и других артиллеристов Борисов ничего более не знал: «Я никогда от них о сём не слыхал, хотя, будучи в... Лещине, часто с ними видался».
Горбачевский также свидетельствовал, что видел Врангеля на совещании у Муравьёва-Апостола в Лещине. 13 февраля он подтвердил участие Врангеля в этом собрании, но о его членстве ничего более не знал. При артиллерийских офицерах, по словам Горбачевского, И.С. Повало-Швейковский резко отзывался о командующем 1-й армией Ф.В. Остен-Сакене и корпусном командире Л.О. Роте. Наконец, 26 февраля Горбачевский показал, что видел у Бестужева-Рюмина Врангеля, Нащокина, Пыхачёва. Бестужев говорил при них, что «вся конная артиллерия готова», не раз повторяя, что бывает у них часто, что «Пыхачёв, Врангель и Нащокин согласны на всё»; сам Горбачевский с этими офицерами не виделся.
В показаниях от 12 февраля Бечаснов реконструировал содержание разговора, который вёлся на том собрании, где присутствовали офицеры артиллерии. Представляя их, Бестужев-Рюмин, по словам Бечаснова, сказал: «Господа, это наши члены». В дальнейшем в основном говорили он и Муравьёв-Апостол: о необходимости «восстановить» Конституцию, об угнетениях, которые испытывают все, и офицеры в особенности, «охуждали» правительство, наконец, речь зашла об императоре Александре I, который был выставлен как главная причина общественного зла: «...слишком стыдно, чтобы 50 миллионов страдали от одного человека». Высказывалось мнение, что надо «истребить сие зло», что «скоро будем счастливы».
А.З. Муравьёв и В.К. Тизенгаузен отзывались так же плохо обо всей императорской фамилии. Говорили о «силе тайного общества» и его действиях, которые скоро начнутся. Впрочем, по свидетельству Бечаснова, Пыхачёв, Нащокин и Врангель прибыли на это собрание позже основных участников, находились очень недолго, ушли с него до завершения и слышали далеко не всё. К тому же, большинство из присутствующих были заняты разговорами между собой: «говорили каждый между собой порознь». Наконец, Пыхачёв и два других конноартиллерийских офицера (Врангель и Нащокин) «совершенно почти молчали».
Тютчев подтверждал, что слышал от Бестужева-Рюмина о принятии Врангеля в тайное обществу, а Андреевич показал о присутствии Врангеля у Муравьёва-Апостола, он считал Врангеля и Нащокина членами Южного общества.
Веденяпин показал (в ответах на пункты от 10 февраля), что Врангель спрашивал у него о цели собрания у Муравьёва-Апостола и в ответ на сообщённую цель заметил, что «надобно опасаться Бестужева, потому что он, конечно, будет скоро схвачен».
Берстель в ответах, датированных 9 февраля, показал, что он знал как членов тайного общества Пыхачёва и Фролова. О Нащокине и Врангеле он «слышал впоследствии», что в лагере под Лещином им тоже было сделано предложение вступить в тайное общество и присутствовать на общих совещаниях, в силу чего они появились на собрании у Муравьёва-Апостола, но, «услышав речь о Конституции, ушли».
Громницкий свидетельствовал о том, что фамилии Врангеля и Нащокина часто «неоднократно произносимы были» лидером Славянского общества П.И. Борисовым.
Черноглазов, отрицавший свою формальную принадлежность к тайному обществу, в начале июня 1826 г. показал о слышанных от Пестова словах, что «конной бригады... Врангель, Нащокин, подпоручик Новицкий, Высочин принадлежат уже к членам. Того же дня я, бывши у Врангеля, спросил его о том... но он... уверял, что он никогда ни от кого и не слыхал ни о каком обществе».
Товарищи-сослуживцы Врангеля Нащокин и Пыхачёв согласно свидетельствовали о нём как участнике тех же собраний, на которых присутствовали и они. Нащокин дважды показал, что он вместе с Врангелем был у Муравьёва-Апостола в лагере под Лещином (первый допрос Левашова, ответ на вопросные пункты и 19 февраля), также вместе с Врангелем посетил Муравьёва-Апостола ещё раз в Белой Церкви, а затем они слышали на общем собрании от того же Муравьёва-Апостола: «Мы все здесь члены»; правда, оба досрочно покинули это собрание. Нащокин при этом отрицал собственную принадлежность к тайному обществу.
Пыхачёв в показаниях от 7 марта утверждал, что Врангель, в отличие от него, вместе с Нащокиным оставался до конца собрания. Он встретил Врангеля после завершения собрания, когда тот возвращался от Муравьёва-Апостола. По словам Пыхачёва, Врангель знал, что совещание в Лещине имело своим предметом обсуждение способа «действовать», иными словами - замысла военного выступления.
В ходе следствия очные ставки Врангеля с его обвинителями так и не состоялись. К 20 апреля была подготовлена итоговая записка о Врангеле, которая зачитывалась на заседании Комитета, однако решение его участи последовало только месяц спустя. 28 мая, при завершении основной работы Комитета было решено представить императору о судьбе нескольких подследственных, которые «оказались совершенно непричастными к злоумышленным обществам».
По итогам следствия Врангель был освобождён без всякого взыскания, как «непричастный к злоумышленным обществам», 2 июня - в тот же день, когда получили свободу А.С. Грибоедов, А.А. Плещеев 2-й, М.Ф. Голицын, а также признанные следствием членами тайного общества, но не подлежащими ответственности А.В. Семёнов и М.Н. Муравьёв.
Справка «Алфавита» Боровкова содержит краткое резюме показаний членов тайного общества, причём отражены лишь оправдывающие свидетельства: «при Врангеле насчёт общества ничего не было говорено»; из числа обвинительных показаний приведено лишь свидетельство Бестужева-Рюмина о том, что Врангелю было только сообщено о существовании тайного общества, но он «совершенно принят не был».
Отметим особо тот факт, что все артиллерийские офицеры, кроме Врангеля, были признаны следствием знающими о существовании тайного общества или его действительными членами (в случае А.Н. Фролова - несмотря на его полное отрицание обвиняющих показаний, длившееся в течение всего процесса) и получили административное наказание. Удалось оправдаться только одному Врангелю.
Видимо, вследствие этого, в научной литературе утвердилось мнение о том, что Врангель не состоял членом тайного общества, хотя некоторые исследователи считали возможным включить его в число лиц, вошедших в состав Южного общества, наряду с другими артиллерийскими офицерами и офицерами гусарских полков 1-й армии.
Показания, полученные следствием, свидетельствуют о такой же степени причастности Врангеля к тайному обществу, что и Пыхачёва и Нащокина - офицеров-артиллеристов, состоявших в тайном обществе. Из свидетельств непосредственных участников собраний в Лещине с полной очевидностью следовало, что Врангель присутствовал на этих собраниях в качестве члена общества (артиллерийские офицеры были представлены как члены общества), что он не раз посещал Муравьёва-Апостола и Бестужева-Рюмина, вёл с ними политические разговоры, знал о тайном обществе и его политическом характере, понимал его опасность. Узнал он и о замысле воееного выступления для достижения цели заговора.
Показания руководящих членов Васильковской управы прямо говорили о состоявшемся приёме Врангеля в тайное общество, причём из них вытекало, что процедура приёма была растянутой во времени: принятие Врангеля и других артиллерийских офицеров состоялось ещё до лагеря в Лещине. Бестужев-Рюмин, подтверждая факт предложения о вступлении, сделанного Врангелю, свидетельствовал о «несовершенном» характере приёма.
Однако следствие не обратило никакого внимания на целый ряд показаний, подтверждавших эти выводы, в том числе принадлежащих ближайшим товарищам Врангеля Пыхачёву и Нащокину. Главным фактором, оказавшим влияние на следствие, оказалось, по-видимому, поведение Врангеля на допросах и характер его оправдательных показаний.
Завоевав доверие к своим словам откровенным признанием имевшихся контактов с руководителями тайного общества, он сумел своими показаниями убедить следователей, что являлся принципиальным противником цели декабристской конспирации и особенно планов её реализации, несмотря на опасный характер разговоров, бывших у него с лидерами Васильковской управы. В этих условиях следователи сочли излишним даже проведение очных ставок Врангеля с его обвинителями.
П. Ильин
