О следственном деле Ф.Ф. Гагарина

Среди показаний, поступивших в Следственный комитет, имя члена Военного общества полковника Клястицкого гусарского полка Фёдора Фёдоровича Гагарина, впервые было упомянуто В.А. Перовским в письме, зачитанном 26 декабря 1825 г. Перовский назвал Гагарина участником собрания членов тайного общества в 1818 г. у А.Н. Муравьёва в Москве. Однако следователи заинтересовались им, получив список членов тайного общества, составленный Трубецким 26 декабря и рассмотренный в Комитете 28 декабря. В этом списке о Гагарине сообщалось, что он давно ни с кем из членов общества отношений не поддерживает. О лицах, названных в списке Трубецкого, в том числе и о Гагарине, было решено «представить его императорскому величеству».

3 января 1826 г. последовал приказ об аресте Гагарина. 13 января он был арестован в г. Вилькомире, доставлен в Митаву и оттуда отправлен в Петербург. 20 января по прибытии в столицу он был помещён на главную гауптвахту. После допроса у Левашова его направили в военный госпиталь в «6-й больничный корпус, в особый полк», где он находился до конца следствия. На первом допросе, снятом Левашовым, Гагарин показал, что был принят в тайное общество Александром Муравьёвым в 1817 г., присутствовал на двух заседаниях и в дальнейшем, за исключением одной встречи с Артамоном Муравьёвым, ни с кем из членов не поддерживал отношений (док. № 2/1).

Ко времени нового допроса Гагарина 1 февраля в Комитете имелись обширные показания Оболенского от 21 января о Гагарине. Оболенский сообщил, что после «разрушения» первого общества, членом которого был Гагарин, он более к тайной организации не принадлежал. Спиридон Булгари в ответах от 26 января привёл слова своего брата Николая о том, что якобы Вадковский в Грузии общался с членами тайного общества, среди которых был князь Гагарин.

1 февраля Бенкендорф по поручению Комитета допрашивал Гагарина в «Сухопутном госпитале» и он показал, как отмечено в журналах Комитета, что «принадлежал к Военному обществу в 1817-м году, был раза два в собрании членов, ни о какой политической цели не слыхал и тогда же отстал от сего общества, прекратив все по оному сношения». Было решено по получении письменных ответов собрать о Гагарине «более сведений». В тот же день о Гагарине были допрошены Артамон Муравьёв и Ф.Ф. Вадковский. Вадковский отверг показания С. Булгари, заявив, что он не знает ни Булгари, ни Гагарина (док. № 5/4).

Артамон Муравьёв отвечал, что ему неизвестно был ли Гагарин членом общества и кем был принят. Содержание разговора, состоявшегося между ними в Торжке, Муравьёв, по его словам, не помнил (док. № 6/5). 2 февраля в Комитете были зачитаны письменные ответы Гагарина, «утверждающего словесное показание, сделанное генерал-адъютанту Бенкендорфу». Было решено «представить государю императору об освобождении его». Но вопросы об участии Гагарина в тайном обществе продолжали задаваться подследственным декабристам. 3 февраля, получив вопрос о Гагарине, А.Ф. Вадковский отвечал, что он его совершенно не знает и поэтому не мог говорить о нем С. Булгари, с которым также не знаком (док. № 7/6).

4 февраля Комитет зачитал резолюцию царя на выписку о Гагарине из докладной записки о XLVIII заседании Комитета. Она гласила: «Освободить». Было установлено, что «Гагарин принадлежал к военному обществу, предшествовавшему Союзу благоденствия, но в сей последний он не поступил, не принимал никакого участия и не знал о существовании тайных обществ, возникших с 1821 года». На следующий день последовали распоряжения Татищева главному смотрителю военных госпиталей Иванову и санкт-петербургскому коменданту Башуцкому объявить Гагарину об освобождении и снятии с него ареста. 6 февраля Гагарин был выписан из госпиталя.

7 февраля в Комитете обсуждался вопрос по какой форме писать аттестат «Гагарину[...] и всем другим, которые, принадлежав к первому обществу Александра Муравьёва и Союзу благоденствия до 1821 года, окажутся несоучаствовавшими в совещаниях 1817, 1819 и 1820 годов и несохранившими с обществом никаких сношений». Была выработана единая форма аттестата, и 15 февраля Гагарин получил документ, в котором говорилось: «Гагарин, как по исследованию найдено, никакого участия в преступных замыслах сего общества не принимал и злонамеренной цели оного не знал».

В книге расходов Комитета 5 июня 1826 г. отмечены «прогонные деньги», выданные Гагарину для возвращения из Петербурга к месту расквартирования его полка. Между тем, в Комитете отложилось ещё несколько показаний о Гагарине. 19 февраля в числе прочих вопросов Комитет выяснил у Николая Булгари, точно ли он говорил Спиридону Булгари о князе Гагарине, как члене общества, находящемся в Грузии. Ответ был получен отрицательный.

В апреле Артамон Муравьёв вспомнил о своей встрече с Гагариным в. 1818 г. (этот вопрос ранее поднимался на следствии) и снова заметил, что не помнит, был ли тогда разговор о тайном обществе. Эти показания не были включены в публикуемое дело. Особенностью настоящего следственного дела является отсутствие в нём записки А.Д. Боровкова о Гагарине.

Следственное дело Ф.Ф. Гагарина хранится в ГА РФ, в фонде № 48, под № 171. По современной нумерации в деле 15 листов, считая листы с адресами. По первоначальной нумерации А.А. Ивановского в деле насчитывалось 11 листов. Документ № 1 не был им пронумерован. Ниже указано дело Следственного комитета, в котором имеются собственноручные документы Ф.Ф. Гагарина, не вошедшие в состав дела N° 171.

1. Дело N° 294, л. 127-129 (три расписки от 6 февраля 1826 г.).