*  *  *

Попытаемся изложить истинные обстоятельства причастности Голицыных, носивших имя Павел, к декабристским тайным обществам, насколько позволяют это сделать имеющиеся источники. А заодно, попробуем разобраться в причинах той крайне запутанной ситуации, в которой оказалось официальное расследование в 1826 г. и которая привела даже к учреждению тайного надзора за непричастным к делу человеком.

Итак, в ходе следствия были получены два доказательных и авторитетных свидетельства, принадлежавших осведомлённым лицам из числа видных и руководящих участников декабристской конспирации. И, при внимательном анализе полученных свидетельств, обнаруживается, что речь в них шла о двух разных лицах, о двух Павлах Голицыных.

В ответах на вопросные пункты от 10 апреля 1826 г. М.И. Муравьёв-Апостол счёл возможным специально сообщить, что сведения о «московском заговоре 1817 г.» были переданы им одному лицу: «Я о сем говорил князю Павлу Голицыну, который служил тогда в Семёновском полку, но не принадлежал обществу».

О чём конкретно рассказывал М.И. Муравьёв-Апостол Павлу Голицыну, если опираться на полученные в ходе следствия показания? А.В. Поджио привёл подобный рассказ М.И. Муравьёва-Апостола о событиях 1817 г. («...в 1817 году в Москве находилось в заговоре против государя человек до 50-ти и даже назначены были час и место для нанесения удара, заговор сей был составлен под начальством Александра Муравьёва...»).

Отвечая на предъявленный ему пересказ показания А.В. Поджио, М.И. Муравьёв-Апостол указал, что на квартире А.Н. Муравьёва при вызове И.Д. Якушкина находилось 7, а не 50 человек. Брат автора показания, С.И. Муравьёв-Апостол, «восстал» против предложения А.Н. Муравьёва (воспользоваться для переворота сопротивлением военных поселений). Вскоре все участники совещания отстали от сделанного предложения: «Из всех присутствующих членов брат мой один был против сего покушения», - заключал Матвей Муравьёв-Апостол. Таков минимальный объём сведений, которым располагал М.И. Муравьёв-Апостол и который мог быть сообщён Павлу Голицыну, полностью или частично.

Итак, Матвей Муравьёв-Апостол свидетельствовал о том, что о замыслах покушения на жизнь императора, получивших известность как «московский заговор» 1817 г., было сообщено князю Павлу Алексеевичу Голицыну. Сведения эти открыл Голицыну лично автор показаний. Это обстоятельство, с одной стороны, подтверждает достоверность данного свидетельства, с другой стороны - поскольку других свидетелей не было, не позволяет с безусловным доверием отнестись к содержанию показаний. П.А. Голицын к следствию так и не был привлечён и допрошен, его показаниями на данный счёт исследователь не располагает, других показаний об этом эпизоде не имеется.

Как выяснилось далее, в последнем своём показании о Голицыне, данном в 1827 г. в Роченсальмской крепости, М.И. Муравьёв-Апостол указал, что Голицыну было сообщено о планах цареубийства вскоре после того, как они были отвергнуты, - т.е. в самом непродолжительном времени после сентября 1817 г., которым датируется «московский заговор», по свежим следам событий. Дело происходило в Москве, где находился сводный гвардейский отряд, включавший в себя сводный батальон лейб-гвардии Семёновского полка. В нём состояли находившиеся в Москве С.И. Муравьёв-Апостол и, очевидно, офицер-семёновец П.А. Голицын.

Во всех трёх своих показаниях о П.А. Голицыне М.И. Муравьёв-Апостол подчёркивал, что его товарищ по Семёновскому полку не состоял в тайном обществе. Мы не знаем причин, побудивших сообщить постороннему для декабристского союза человеку столь важные и опасные сведения, сокровенную информацию о внутренней жизни декабристской конспирации (об этом М.И. Муравьёв-Апостол ничего не сказал). Видимо, это произошло во время доверительного разговора двух приятелей и бывших однополчан. Так, во всяком случае, рисует ситуацию показание М.И. Муравьёва-Апостола, категорически отрицавшего принадлежность П.А. Голицына к членам тайного общества.

Случаи доверительного ознакомления с наиболее сокровенной частью внутренней жизни конспиративного союза лица, не связанного с ним организационно, крайне редки, можно сказать - исключительны. Чем была вызвана такая откровенность - в данном случае необходимо объяснить. Думается, всё-таки следует поставить под сомнение настойчивое отрицание М.И. Муравьёвым-Апостолом участия П.А. Голицына в декабристском обществе.

П.А. Голицын служил в лейб-гвардии Семёновском полку с 1814 г. и, таким образом, являлся полковым товарищем братьев М.И. и С.И. Муравьёвых-Апостолов, других видных участников первых тайных обществ (С.П. Трубецкого, Ф.П. Шаховского, И.Д. Якушкина) и близких к ним единомышленников (И.Д. Щербатов, Д.П. Ермолаев, И.Н. Толстой, П.А. Набоков и др.).

Несомненно, Павел Голицын, будучи сослуживцем ряда основателей и руководителей Союза спасения и Союза благоденствия, был хорошо им известен; его взгляды и умонастроения также были достаточно выяснены. Из имеющихся показаний о П.А. Голицыне отчётливо видно, что прекрасно известный членам тайного общества его «образ мыслей» позволял обратиться к нему с полным доверием, вести с ним откровенные «политические» разговоры на самые острые темы (военные поселения, политический заговор против императора), рассчитывать на его молчание после знакомства с сведениями самого сокровенного характера.

Нет сомнений в том, что участники декабристского общества считали его своим единомышленником. «Образ мыслей» Голицына, в таком случае, должен был быть сходственным с мировоззрением тех, кто вынашивал планы серьёзных политических преобразований и даже намеревался досрочно прекратить правление императора Александра I.

Вряд ли мы погрешим против истины, если причислим Павла Алексеевича Голицына к числу офицеров-семёновцев, близко стоявших к участникам тайного общества, служившим в этом полку, входившим в их ближайшее окружение.

Разговор с П.А. Голицыным состоялся вскоре после сентября 1817 г., когда многие гвардейские офицеры находились в Москве. Именно в это время шёл процесс активного привлечения основателями тайного общества своих товарищей-сослуживцев, гвардейских офицеров во вновь формирующиеся тайные общества - временное «Военное общество» и учреждаемый в Москве Союз благоденствия. Учредители тайных обществ активно вербовали новых сторонников. Десятки офицеров посещали негласные собрания на квартирах А.Н. Муравьёва, М.А. Фонвизина и их товарищей, многие из них затем были приняты в конспиративную организацию.

Учитывая всё это, нельзя исключать того, что находящиеся в Москве бывшие и настоящие товарищи П.А. Голицына по лейб-гвардии Семёновскому полку (братья С.И. и М.И. Муравьёвы-Апостолы, Ф.П. Шаховской, И.Д. Якушкин) привлекли известного им в качестве единомышленника офицера на указанные собрания и присоединили его к числу участников «Военного общества», а затем и Союза благоденствия.

И хотя М.И. Муравьёв-Апостол в своих показаниях подчёркивал, что несколько «обманулся» в своих ожиданиях относительно политических убеждений П.А. Голицына (вероятно, встретив возражения против замысла цареубийства), трудно сомневаться в том, что перед нами сторонник либеральных идей, единомышленник участников тайного общества (которые, как известно, в рассматриваемый период времени выступали поборниками постепенного введения в России либеральных учреждений). Именно такому лицу можно было доверить сокровенную информацию о жизни тайного общества и планах его руководителей.

Исследователь должен крайне осторожно подходить к свидетельствам, возникшим в специфических условиях следствия, особенно в тех случаях, когда лицо, наделённое особенной доверенностью друзей-конспираторов, получившее представление о сокровенных событиях внутренней жизни тайного общества, узнавшее о его программных требованиях, объявлялось в следственных показаниях непричастным с организационной стороны к декабристскому союзу.

Любой подследственный прекрасно сознавал, к чему может привести каждое неосторожно составленное показание, не только обрекавшее на наказание человека, ставшего, таким образом, жертвой его «откровенности», но и усиливавшее собственную виновность (открывая сведения о новом лице, принятом в тайный союз, автор показания тем самым демонстрировал большую степень своей осведомлённости о внутренней жизни конспиративной организации). Поэтому для исследователя более важен сам факт той высокой степени доверия со стороны члена Союза благоденствия, которая проявилась при сообщении П.А. Голицыну сведений, относящихся к самым радикальным намерениям участников тайного общества, грозящим самым серьёзным обвинением.

Ранее «линии показаний» об офицере лейб-гвардии Семёновского полка П.А. Голицыне появились другие показания, касавшиеся ещё одного князя Павла Голицына.

Согласно «Алфавиту» А.Д. Боровкова, первым о нём упомянул И.В. Поджио - старший брат А.В. Поджио, пересказавший его рассказ о члене тайного общества Павле Голицыне. Однако обращение к материалам следствия обнаруживает, что впервые имя Голицына - бывшего офицера Преображенского полка и знакомого А.В. Поджио - прозвучало в показаниях П.И. Пестеля, в ответ на вопросные пункты от 13 января 1826 г.

Лидер Южного общества утверждал, что Поджио ездил к Голицыну в Орёл и хотел действовать через него для распространения Южного общества, но неудачно, и даже с Голицыным не виделся. Позднее, на допросе и в показаниях от 1 апреля, Пестель добавил, что Поджио предполагал учредить с помощью Голицына особую управу тайного общества в Орле.

17 января 1826 г. о Голицыне дал показания сам А.В. Поджио. В них тоже шла речь о поездке А.В. Поджио по Орловской и Тульской губерниям, предпринятой в 1824 г.: «На возвратном пути ехал через Орёл и, переночевав и ни с кем не видавшись, отправился в Тульскую губернию к приятелю моему помещику Голицыну. Прожив там двое суток, отправился назад через Орёл и, не останавливаясь, домой».

В этих показаниях А.В. Поджио, в отличие от Пестеля, сообщил, что осенью 1824 г. встреча с Голицыным в Тульской (а не Орловской) губернии всё-таки состоялась, но не упомянул об отношениях указанного им помещика Голицына к тайному обществу.

Показания И.В. Поджио относятся к более позднему времени. Только 10 февраля 1826 г. И.В. Поджио сообщил сведения о Павле Голицыне, в основе которых - информация, полученная от младшего брата: «Так же брат мне говорил, кажется, как об членах общества, о князе Павле Голицыне, служившем в Преображенском полку, а ныне живущем в Орловской губернии, и о господине Свистунове, Кавалергардского полка».

Показание И.В. Поджио было наиболее существенным. Оно прямо указывало на то, что полковой товарищ его младшего брата, князь Голицын, состоял в тайном обществе. Подчеркнём, что оговорка «кажется» теряет своё значение в связи с тем, что другое лицо, указанное наряду с Павлом Голицыным в качестве члена тайного общества (П.Н. Свистунов), действительно был среди активных участников конспиративной деятельности.

Итак, из показаний П.И. Пестеля и братьев А.В. и И.В. Поджио открывалось, что существовал ещё один князь Павел Голицын, который состоял в тайном обществе, являлся другом А.В. Поджио и до своей отставки служил в лейб-гвардии Преображенском полку.

Необходимо отметить, что в сведения, составившие биографический «формуляр» вновь указанного князя Голицына, изначально вкралась принципиальная ошибка. Как мы видели, А.В. Поджио указал, что он приезжал в Тульскую губернию, где находилось имение Павла Голицына, при этом его путь лежал через Орловскую губернию. Со своей стороны, П.И. Пестель и И.В. Поджио, передавая рассказ Александра Поджио, ошибочно сообщили, что Павел Голицын имеет местожительство в Орловской губернии. Причиной ошибки, как можно уверенно полагать, стало то обстоятельство, что А.В. Поджио, направляясь к Голицыну, ездил через Орловскую губернию.

Ошибка П.И. Пестеля и И.В. Поджио стала исходным пунктом для цепочки неверных действий следствия и правительственных ведомств, повлекших за собой возникновение той самой путаницы в решении вопроса о том, за каким же Голицыным учреждать тайный надзор. Показания И.В. Поджио легли в основу вопросных пунктов о Павле Голицыне, а затем итоговой справки о нём, запутав биографический «формуляр». Показания А.В. Поджио в этой части по неизвестной причине не учитывались.

Получив показания М.И. Муравьёва-Апостола о П.А. Голицыне, следствие, как мы видели, механически объединило обвинительные данные о Павлах Голицыных, посчитав, что речь идёт об одном лице. При этом внимание чиновников Следственного комитета не остановило то обстоятельство, что в одной группе показаний говорилось о бывшем офицере лейб-гвардии Преображенского полка, а в другой - о бывшем офицере Семёновского полка.

При объединении данных упоминание о службе в Преображенском полку было снято - видимо, следствие не стало дополнительно уточнять это обстоятельство, посчитав более важной информацию М.И. Муравьёва-Апостола относительно информированности семёновского офицера Павла Голицына о планах цареубийства. Безусловно, знание о таком замысле - более тяжкое обвинение, нежели членство в тайном обществе (чем ограничивалась «уличающая информация» о преображенском офицере Павле Голицыне).

Именно поэтому внимание следствия было сконцентрировано на сведениях о семёновском офицере Голицыне. Биографические данные о службе «заочно обвиняемого» Павла Голицына в Семёновском полку, в конечном счёте, распространились на все полученные в ходе следствия сведения о князе Голицыне с таким именем.

В ходе следствия, совершив повторный опрос главных свидетелей по делу (А.В. Поджио и М.И. Муравьёва-Апостола) и получив подтверждающие первоначальные «улики» сведения, следствие подготовило итоговую записку о Павле Голицыне (составленную А.Д. Боровковым). В ходе этого опроса было установлено, что искомого отставного офицера Семёновского полка зовут Павел Алексеевич, и что он имеет придворный чин камер-юнкера.

13 июля 1826 г., после рассмотрения записки о Павле Голицыне Николаем I, последовало решение об учреждении секретного надзора.

Уместно в этой связи напомнить, что, согласно принятым правилам ведения следствия по делу о «государственных преступлениях», знание об умысле цареубийства являлось основанием для ареста и привлечения к судебной ответственности. Однако в отношении Павла Голицына, бывшего офицера Семёновского полка, этого не последовало. Причинами можно считать как многочисленность привлечённых к следствию лиц, так и единичность показания М.И. Муравьёва-Апостола, а, кроме того, заявленную единственным автором уличающих показаний организационную непричастность Голицына к тайным обществам. Так или иначе, в отношении лица, осведомлённого о планах цареубийства, не было принято решения о привлечении к ответственности.

В связи с волей императора, опираясь на сведения записки о Голицыне, в которой упоминалась Орловская губерния, было отослано распоряжение об учреждении надзора за отставным офицером Семёновского полка, камер-юнкером Павлом Алексеевичем Голицыным. Естественно, что такового в данной губернии не нашлось. Ведь Орловская губерния упоминалась в показаниях о другом Павле Голицыне - бывшем офицере Преображенского полка (к тому же, и в этом случае ошибочно - он жительствовал в Тульской).

Поиски и другой губернии, упоминавшейся в записке о П.А. Голицыне - Тамбовской, также не принесли нужного результата. Вместо Павла Алексеевича здесь был найден Павел Сергеевич Голицын. Он, правда, служил когда-то в Семёновском полку (до Отечественной войны 1812 г., что никак не соответствовало показаниям М.И. Муравьёва-Апостола о том, что Павел Голицын, которому он доверил сведения о «московском заговоре», являлся семёновским офицером в 1817 г.) и тоже имел придворный чин камер-юнкера. Это обстоятельство посчитали достаточным для того, чтобы весной 1827 г. учредить тайный полицейский надзор за П.С. Голицыным - лицом, вовсе не причастным к делу.

В ходе этих бесплодных розысков какие-то неназванные и непроясненные «полицейские дела» (сведения полиции?) позволили выйти на след ещё одного князя Павла Голицына, жившего в поместьях Тульской губернии. Им оказался не искомый Павел Алексеевич, а Павел Борисович Голицын, бывший офицер не Семёновского, а Преображенского полка.

Как мы понимаем, это был тот самый Павел Голицын, к которому приезжал А.В. Поджио в 1824 г. Именно он, по утверждению последнего, состоял в Союзе благоденствия, знал о продолжении существования тайных обществ и соглашался содействовать цели Южного общества (возможно, был принят в него А.В. Поджио). Учреждать за ним надзор не решились - и отчество офицера было другое, и служил он прежде в другом полку.

Вся эта крайне запутанная для чиновников правительства ситуация вынудила провести летом 1827 г. дополнительный опрос главных свидетелей, осуждённых Верховным уголовным судом и содержавшихся в крепостях недалеко от Петербурга. Любопытен сам факт инициирования этого опроса. Как видно из сохранившейся переписки, исходным пунктом стал запрос В.Ф. Адлерберга к руководителю следствия А.И. Татищеву, содержавший сомнение в правильности учреждения надзора за П.С. Голицыным.

Формально «биографический формуляр» последнего почти целиком совпадал с данными об искомом Павле Голицыне - служба в Семёновском полку, чин камер-юнкера, жительство в Тамбовской губернии. Видимо смутило несоответствие отчества (Сергеевич вместо Алексеевич); это немаловажное обстоятельство не было учтено тем, кто принимал решение об учреждении надзора.

В результате опроса вскрылась картина полной неразберихи, упущений и невнимательности в работе Следственного комитета, приведших к путанице в «биографическом формуляре», контаминации обвинительных данных при расследовании дела Павла Голицына, формального отношения к принятию итоговых решений (в частности, об учреждении надзора).

Опрос показал, что М.И. Муравьёв-Апостол свидетельствовал о Павле Алексеевиче Голицыне, бывшем офицере Семёновского полка, помещике Смоленской губернии. А.В. Поджио, со своей стороны, сообщал о бывшем офицере Преображенского полка Павле Борисовиче Голицыне, помещике Тульской губернии.

Получив эти данные, А.И. Татищев передал их начальнику Главного штаба И.И. Дибичу, после чего последовало распоряжение управляющему МВД В.С. Ланскому об учреждении полицейского надзора за помещиком Смоленской губернии П.А. Голицыным. Руководители полномочных органов власти вновь приняли решение в отношении того лица, которое в своё время было извещено о планах покушения на жизнь императора - здесь ошибки не было.

Дополнительный опрос, наконец, прояснил создавшуюся путаницу. После него стало окончательно ясно, что в распоряжении следствия имелись показания о двух Павлах Голицыных. Один из них изначально имелся в виду следствием, - и в отношении его последовала императорская резолюция об учреждении надзора, только теперь, к концу лета 1827 г., наконец, нашедшая своего «адресата».

Но теперь получили вполне ясный вид показания о другом лице - Павле Борисовиче Голицыне. Из этих показаний вытекало, что он, несомненно, состоял членом Союза благоденствия, более того - знал о продолжении существования тайных союзов после 1821 г., не раз встречался с активным членом Северного и Южного общества А.В. Поджио, и если не был принят в одно из них, то соглашался участвовать в их деятельности, в соответствии с их целью, одобрял политическую программу декабристского союза в 1823 г. и, наконец, знал о принятом решении Южного общества о введении в России республиканского правления.

В отношении П.Б. Голицына, несмотря на полученные доказательства его участия в тайной организации и знания политической цели Южного общества, не последовало никаких решений. О нём просто «забыли», его имя не было внесено ни в «Алфавит» А.Д. Боровкова, ни в сводные перечни привлекавшихся к следствию участников тайных обществ.

Таким образом, П.Б. Голицын не только не привлекался к следствию, но в результате сложившейся крайне запутанной ситуации избежал полноценного расследования (даже заочного). Сведения о нём, полученные следствием, так и не были приняты во внимание.

*  *  *

Содержание приведённых документов, анализ и сопоставление имеющихся в распоряжении исследователя сведений, почерпнутых из материалов следствия, приводят к выводу о том, что в ходе следственного процесса были получены показания о причастности к декабристскому движению двух Голицыных - Павла Алексеевича и Павла Борисовича.

Павел Алексеевич Голицын, отставной офицер лейб-гвардии Семёновского полка, сведения о котором отражены в «Алфавите» А.Д. Боровкова, а биографические данные - в декабристоведческих биографических справочниках и указателях, стал предметом особого внимания официальных органов после вынесения императором резолюции об учреждении тайного полицейского надзора.

Основанием для этого стали единственные, но авторитетные показания М.И. Муравьёва-Апостола, уличающие П.А. Голицына в знании замысла покушения на жизнь императора в 1817 г., отражённые в итоговой записке А.Д. Боровкова о Павле Голицыне. В конце длительных розысков и после дополнительного опроса основных свидетелей, наконец, удалось установить, что П.А. Голицын жительствовал в Смоленской губернии.

По нашему мнению, имеются веские основания говорить о тесной связи П.А. Голицына с кругом участников «Военного общества» и Союза благоденствия осенью 1817 г., о том, что этот офицер принадлежал к ближайшим единомышленникам членов декабристского общества. Учитывая высокую степень доверия к П.А. Голицыну со стороны руководителей тайных обществ, следует предположить его участие в конспиративных связях, принадлежность к «Военному обществу» или Союзу благоденствия.

Павел Борисович Голицын, бывший офицер лейб-гвардии Преображенского полка, практически не заинтересовал следствие. Между тем, показания, касавшиеся его, отражали не только безоговорочно установленный факт членства в Союзе благоденствия, но и факт осведомлённости о Северном и Южном обществах, согласие содействовать тайному обществу, данное им А.В. Поджио в 1823 г., и знание республиканской цели Южного общества.

С самого начала показания о П.Б. Голицыне были механически объединены с показаниями о П.А. Голицыне. Это повлекло за собой отсутствие необходимых следственных действий и разысканий, обращения к основным свидетелям и т. д. Биографические сведения о П.Б. Голицыне оказались полностью утерянными по причине недостаточно внимательного и качественного, фактически незавершённого следствия; его личность долгое время не была установлена. А «Алфавите» А.Д. Боровкова о нём ничего не говорится.

К сожалению, эта ситуация в полной мере свойственна и историографической традиции, научной литературе. В биографических справочниках изданных по декабристам сведения о П.Б. Голицыне и полученных показаниях о его участии в Союзе благоденствия приведены в справке о П.А. Голицыне. В подготовленных автором настоящей статьи справочных сводах и публикациях имя П.Б. Голицына также не упоминается; сведения о нём ошибочно отнесены к П.А. Голицыну.

Таким образом, в сущности, князь Павел Борисович Голицын остался незамеченным участником декабристского тайного общества как следователями, так и последующими историками.

Лишь внимательное исследование, сопоставление полученных на следствии показаний, ознакомление с документами служебной переписки, отложившейся в следственном деле Павла Голицына, позволили обнаружить факт участия в декабристском тайном обществе Павла Борисовича Голицына.

После проведённого исследования в новом издании биографического справочника «Декабристы» необходимо отразить сведения о принадлежности к тайному обществу П.Б. Голицына и поместить биографическую статью как о П.А. Голицыне, так и П.Б. Голицыне. Но если о первом из них определённый «биографический формуляр» уже составлен, то князь Павел Борисович Голицын - до сих пор невыясненная и неизвестная фигура, ещё подлежащая специальному изучению.