№ 9 (67)1
Donnée s sur la Sociét é Politique.
Au retour de la campagne, il se forma dans les gardes une Société secrette pour l'introduction d'un ordre des choses Constitutionnel par le moyen de la force armée. Cette Société eut bientôt des ramifications dans la ligne et dans la noblesse des deux capitales et même celle des provinces. Comme on ne se bornait pas à recevoir les gens éclairés, mais que tout mécontent y était admis, le nombre des membres devint si considérable, qu'on fut obligé de convoquer un congrès à Moscou, afin de déterminer avec précision le but auquel on tendait, les moyens que l'on avait et ceux qu'on pouvait acquérir.
Il fut arrêté à la majorité d'après une motion faite par Tourgeneff, que le gouvernement qu'on introduirait serait un régime républicain à l'instar des Etats-Unis, mais en conservant l'indivisibilité du territoire.
C'est sur les moyens que les débats furent opiniâtres. Les uns voulaient, qu'on se défit de l'Empereur et qu'on renvoya le reste de la famille dans l'Etranger, aux autres il répugnait de verser le sang de l'Empereur et Serge Mourawieff écrivit alors un discours où il s'élevait fortement contre l'assassinat projetté. || (л. 33 об.) Il y proposait de gagner des trouppes, de s'emparer de Moscou et d'y proclamer le nouvel ordre des choses. La motion fut rejettée, sous prétexte, qu'une révolte à force ouverte, entraînerait indubitablement une guerre civile.
1 Вверху листа помета: «Читано 29. Генваря».
On discute tant, qu'on finit par ne plus s'entendre. Une réforme qu'on voulait faire dans la Société, aigrit encore les esprits; enfin sous prétexte que le Gouvernement avait tout découvert on résolut de se séparer et la Société fut déclarée dissoute.
Dans le Midi Pestel protesta contre cette dissolution et réorganisa la Société sur un nouveau plan. Elle se refit de même à Pétersbourg. Une vente fut formée à Moscou. - Grand nombre de membres fut éliminé. D'autres n'y rentrèrent point. Le but resta le même, mais Pestel fit passer à la majorité l'extermination de la famille Impériale.
Serge Mourawieff rentra et me reçut aux contrats de Kiew, en 1823. Nous protestâmes aussitôt contre l'extermination, et j'écrivis un discours sur le danger des mesures Sanguinaires - (discours connu de toute la Société). Dès lors recommença une divergence d'opinion, qui demeura jusqu'au bout et produisit mainte altercation. On affectait à Toulschin de nous considérer plutôt comme alliés à la Société, que comme partie intégrante. La teinte de toute || (л. 34) la deuxième Direction générale à la tête de la quelle nous étions déplaisait. Un jour on saura que Serge Mourawieff et moi nous avons constamment été les modérés de la Société.
Nous allâmes la même année à Bobrouisk, où nous fimes l'acquisition de Schweikowsky et de Noroff (qui a quitté la Société en même tems que le service). Ayant appris que l'Empereur nous passerait en revue, nous résolûmes de nous en s'emparer, de lui faire signer une abdication, de le tenir sous garde, et de marcher incontinent sur Moscou entraînant les trouppes sur notre passage, et nous popularisant par des proclamations. L'Empereur actuel, devait aussi être arrêté. Comme nousn'étions que quatre dans la division, j'allai à Moscou avec des lettres pour Michel Fonwiesen et Michel Mourawieff, afin de les rattacher de nouveau à la Société et nous procurer quelques jeunes gens qui arriveraient à Bobrouisk presqu'en même tems que l'Empereur, et que l'on intercalerait dans les régiments, pour les arrestations. Je ne trouvai aucun de ceux à qui j'étais adressé, en ville, et je revins disant que notre projet ne pouvait s'exécuter cette année.
L'année 1824 s'écoula sans autre événemens remarquable que notre alliance avec les Polonais (dont je parlerai dans un article à part). Cependant la Société faisait des progrès.
L'année 1825 ayant oui dire que l'Empereur passerait || (л. 34 об.) notre Corps en revue, nous réprimer notre projet de Bobrouisk, mais, cédant aux instances du Directoire et au voeu-de la plupart des membres nous consentîmes à immoler l'Empereur. Mais nous tînmes fermes pour l'expulsion et non l'extermination du reste de la famille. (C'est un fait connu).
Arrivés au Camp, nous apprîmes de Tutscheff ex-Semenowsky qu'il existait une Société sous le nom des Slaves réunis et qu'elle faisait des progrès. Je fus invité à une Séance. J'y vis plusieurs officiers d'artillerie de la 8-me brigade, et plusieurs officiers d'infanterie de la 8-me division. Le tout pouvait monter à une vingtaine d'individus. La plupart des officiers d'artillerie me parurent très déterminés. Il n'en était pas de même de ceux d'infanterie. J'indiquai une autre réunion dans un village voisin du camp, et c'est là que ceux que j'ai nommé dans mon interrogatoire se proposèrent pour porter le coup à l'Empereur.
Sur ces entrefaîtes nous avions de fréquentes réunions chez Artamon Mourawieff. Il y en eut une chez nous. Une chez Schweikowsky, le jour où la nouvelle fut reçue que son régiment lui était ôté. Alors Artamon pressa d'agir. Il se proposa pour porter le coup. On se rangea un moment à son opinion. Il fut décidé que des Slaves seraient envoyés à Taganrok, || (л. 35) pour se défaire de l'Empereur, qu'on arrêterait Rott, Toll, qu'on les mènerait à la suite du corps, qui marcherait aussitôt sur Moscou. Serge Mourawieff et moi nous étions cependant d'avis d'attendre la revue de l'année prochaine pour laquelle on nous promettait le rassemblement de trois Corps et l'Empereur. Schweikowsky étant venu proposer la même chose de lendemain de la conférence - le projet fut de nouveau ajourné.
Pendant le mois de Novembre, Artamon Mourawieff vint à Wassilkoff réiterer la proposition de commencer. Nous l'en dissuadâmes.
La nuit du 25 au 26 Décembre, arrivèrent des gendarmes pour saisir Mourawieff, mais il était à Lubar. J'allai le trouver. Nous nous concertâmes sur ce qu'il y avait à faire. Enlever dans les cantonnemens des trouppes non préparées, était chose difficile. Bien qu'Artamon promettait de se joindre à nous si nous marchions, la distance à parcourir pour que cette jonction puisse s'opérer- était grande. Les régimens qui se trouvaient sur notre passage, n'étaient pas à nous. Toutes ces considérations nous découragèrent et nous primes le parti de nous cacher. Réfléchissant ensuite, que nous serions infailliblement découverts, nous résolûmes de tenter la fortune.
J'allai informer les Slaves qu'ils aient à préparer les Soldats || (л. 35 об.) pour se joindre à nous lorsque nous nous présenterons. Mais ayant appris que le pays était couru en tout sens par des gendarmes qui me cherchaient je rebroussai chemin.
Pendant ce tems le Colonel Guebel accompagné de gendarmes était venu arrêter Mourawieff. Mais des officiers qui se trouvaient là, depuis longtems exaspérés contre Guebel, se jettèrent sur lui, et lui donnèrent plusieurs coups de bayonettes. Ils commencent ensuite s'emparer des gendarmes. Le lendemain Mourawieff à la tête de deux compagnies se porta sur Wassilkoff. Je le rejoignis en route. Tout ce qui avait été envoyé contre lui se rangea sous ses ordres. Nous entrâmes dans la ville. Alors on apporta les drapeaux. Mourawieff ordonna de relâcher les soldats détenus au corps-de-garde, fit amener chez lui la caisse du régiment et passa la nuit à faire les dispositions de marche.
Le matin 31 Décembre, après avoir fait réciter des prières et lire une espèce de cathéchisme par l'aumonier du régiment, Mourawieff quitta Wassilkoff. Nous allâmes à Motowilowka, où la 1-re grenadiers et la 1-re mousquetaire étaient réunies. Il n'y eut qu'une partie de la compagnie des mousquetaires qui se joignit à nous. Dès lors l'esprit commença à baisser. Les marches fatiguaient le soldat. L'ordre que Mourawieff voulait introduire excitait des murmures, enfin après avoir marché quatre jours, comme un convoi funèbre, nous rencontrâmes dans les plaines || (л. 36) de Kowalewka, de l'artillerie à cheval, soutenue par quelques escadrons d'hussards.
(L'artillerie était de la compagnie Puhatcheff qui était membre de notre Société). Quoique nous eussions la possibilité de nous faire jour, Mourawieff préfera plutôt se sacrifier que de commencer une guerre civile. Il fit mettre bas les armes à la trouppe*. Pas un seul coup de fusil ne fut tiré. Mais malgré que dans un terrein sans obstacle on pouvait discerner parfaitement ce qui se passait dans la colonne, au lieu d'un parlementaire on nous envoya un boulet, et la canonnade continua. Un coup de mitraille renversa Mourawieff. Alors, je réitérai l'ordre de se débander, et relevant Mourawieff, j'allai avec lui au devant des hussards aux quels nous nous rendîmes. Hyppolite Mourawieff qui avait des pistolets-se brûla ia cervelle1. || (л. 47)
*La 2-mе grenadier qui était en tête de la colonne le certifiera.
1 Весь документ № 9 (67) написан M.П. Бестужевым-Рюминым собственноручно.
Перевод.
Данные о Политическом Обществе.
По возвращении с театра войны среди гвардейцев образовалось тайное Общество с целью введения конституционного порядка посредством вооруженной силы. Это Общество имело отделения в армии и среди дворянства обеих столиц и даже в провинции. Поскольку не ограничивались приемом людей просвещенных, и принимался туда всякий недовольный, число членов стало столь значительно, что оказалось необходимым созвать съезд в Москве, чтобы определить точно цель, к которой стремились, средства, которыми располагали и те, которые можно было приобрести. По предложению Тургенева большинством было постановлено, что вводимое правительство будет республиканским, по образцу Соединенных Штатов, но при условии сохранения территориальной неделимости.
Особенно способы действия вызвали упорные дебаты. Одни хотели избавиться от царя, а оставшихся членов царствующей семьи выслать за границу; другим внушало отвращение пролитие крови императора, и Сергей Муравьев написал тогда речь, в которой он сильно восставал против замышляемого убийства. В ней он предлагал овладеть доверием войск, захватить Москву и провозгласить там новый порядок. Предложение было отклонено под предлогом, что открытое восстание повлекло бы за собой несомненно гражданскую войну.
Спорили столько, что кончили непониманием друг друга. Реорганизация, которую хотели провести в Обществе, еще более ожесточила умы; наконец, под предлогом, что правительство все открыло, решили разойтись, а Общество было объявлено распущенным.
На Юге Пестель протестовал против этого роспуска и реорганизовал Общество по новому плану. Оно переформировалось также и в Петербурге. Одна вента сформировалась и в Москве. Большое число членов было устранено. Другие же не возвратились совсем в Общество. Цель осталась та же, но Пестель заставил принять большинством искоренение царской семьи.
Сергей Муравьев вернулся и принял меня на Киевских контрактах в 1828 г. Мы тотчас же выразили протест против истребления, и я написал речь об опасности кровавых мер (речь известна всему Обществу). С того времени снова начались разногласия, которые оставались до конца и производили множество столкновений.
В Тульчине подчеркнуто рассматривали нас скорее как союзников Общества, нежели как составную его часть. Направление второй Главной управы, во главе которой мы были, не нравилось. Когда-нибудь станет известно, что Сергей Муравьев и я постоянно были умеренными членами в Обществе.
В тот же год мы поехали в Бобруйск, где приняли Швейковского и Норова (который в одно и то же время оставил Общество и службу). Узнав, что император будет делать смотр войскам, мы решили захватить его, заставить его подписать отречение, держать его под стражей и итти немедленно на Москву, увлекая по пути войска и осведомляя о себе народ прокламациями. Царствующий ныне государь, также должен был быть арестован.
Так как нас было только четверо в отделении, то я поехал в Москву с письмами к Михаилу Фонвизину и Михаилу Муравьеву, чтобы снова связать их с Обществом и привлечь нескольких молодых людей, которые прибыли бы в Бобруйск почти одновременно с -императором и были бы включены в полки на предмет произведения арестов. Я не нашел в городе никого из тех, к кому я был направлен, и вернулся, говоря, что наш проект не может быть выполнен в этом году. 1824 год прошел без какого-либо другого выдающегося события, кроме нашего союза с поляками (о котором я буду говорить особо). Однако Общество делало успехи.
В 1825 году, услышав, как говорили, что император будет проводить смотр нашего корпуса, мы снова взялись за наш Бобруйокий проект, но, уступая настояниям Директории и желанию большинства членов, мы согласились принести в жертву императора. Но мы держались твердо за изгнание, но не за искоренение остальной семьи (это дело известное).
Прибыв в лагерь, мы узнали от Тютчева, бывшего семеновца, что существовало Общество под названием Соединенных славян и что оно действовало успешно. Я был приглашен на одно заседание. Я увидел там несколько артиллерийских офицеров из 8-й бригады и несколько пехотных офицеров 8-й дивизии, общее число простиралось до 20 человек. В большинстве артиллерийские офицеры мне показались очень решительными. Не так было с пехотинцами. Я назначил другое собрание в деревне по соседству с лагерем, и там те, которых я назвал на допросе, предложили себя для нанесения удара императору.
Тем временем мы постоянно собирались у Артамона Муравьева. Одно собрание было у нас. Одно у Швейковского, в тот день, когда было получено известие, что у него отнят полк. Тогда Артамон стал настаивать на спешности действия. Он предложил себя для нанесения удара. На один момент все согласились с его мнением. Было решено послать Славян в Таганрог, чтобы уничтожить императора, арестовать Рота, Толя, вести их за корпусом, который немедленно направится на Москву. Мы же, Сергей Муравьев и я, однако, были того мнения, чтобы подождать смотра следующего года, на котором, как нам говорили, соберутся три корпуса и будет император. Приехавший на другой день после совещания, Швейковский предложил то же самое; и проект был снова отсрочен.
В течение ноября месяца Артамон .Муравьев приезжал в Васильков, опять настаивая на предложении начинать. Мы его от этого отговорили. В ночь с 25 на 26 декабря прибыли жандармы, чтобы взять Муравьева, но он был в Любаре. Я поехал к нему. Мы с ним сговорились о том, что делать. Поднять на местах расквартирования неподготовленные войска было делом трудным. Хотя Артамон обещал присоединиться к нам, если мы выступим, но расстояние, которое необходимо было покрыть для достижения этого соединения, было велико. Полки, которые встречались на нашем пути, не были нашими. Все эти обстоятельства нас обескуражили, и мы решили скрыться. Рассудив затем, что все равно мы неминуемо будем открыты, мы решили попытать счастья.
Я отправился уведомить Славян, чтобы они приготовили солдат к соединению с нами, лишь только мы появимся. Но, узнав, что местность в полном смысле слова наводнена жандармами, которые меня искали, я вернулся назад.
В это время подполковник Гебель в сопровождении жандармов приехал арестовать Муравьева. Но находившиеся там офицеры, в продолжение долгого времени озлобленные против Гебеля, бросились на него и нанесли ему несколько ударов штыками. Потом они захватили жандармов. На следующий день Муравьев во главе двух рот отправился в Васильков. Я присоединился к нему по дороге. Все, что было послано против него, встало в его распоряжение. Мы вошли в город. Принесли знамена. Муравьев приказал отпустить на волю солдат, содержавшихся на гауптвахте, заставил принести к нему полковую кассу и провел ночь за подготовкой диспозиции похода.
Утром 31 декабря, после молитвы и чтения полковым священником рода катехизиса, Муравьев покинул Васильков. Мы отправились в Мотовиловку, где были соединены 1-я гренадерская и 1-я мушкетерская роты. Только часть мушкетерской роты присоединилась к нам. С этого времени настроение начало падать. Походы утомляли солдат. Порядок, который Муравьев хотел ввести, вызывал ропот; наконец, после четырех дней похода, подобного похоронной процессии, мы встретили на равнине Ковалевки конную артиллерию с несколькими эскадронами гусар.
(Артиллерия была из роты Пыхачева, члена нашего Общества). Хотя мы имели возможность пробиться, но Муравьев предпочел лучше пожертвовать собой, чем начать междоусобную войну. Он заставил войска сложить оружие*. Ни одного ружейного выстрела не было произведено. Но, несмотря на то, что можно было ясно различить, что происходило в колонне, нам вместо парламентера послали пушечное ядро, и пальба продолжалась. Картечный залп поверг Муравьева. Тогда я повторил приказ рассеяться и, подняв Муравьева, пошел с ним навстречу гусарам, которым мы сдались. Ипполит Муравьев, у которого были пистолеты, пустил себе пулю в лоб.
*2-я гренадерская, которая была во главе колонны, это засвидетельствует.
