ТРИУМФАЛЬНАЯ АРКА

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTY1LnVzZXJhcGkuY29tL2M4NTYxMzYvdjg1NjEzNjE5Ni8xNjdlNmYvLXlsNXdubXQ2Q0kuanBn[/img2]

Грандиозная эпопея Наполеоновских войн шла к своему завершению. 19 марта 1814 года пал Париж. Армия-победительница, ожидавшая заключения мирного договора, отдыхала после бранных трудов во французской столице. После двухмесячного ожидания пришел, наконец, приказ о возвращении на родину. Гвардии предстояло прибыть в Россию на кораблях русской эскадры, армия же должна была вернуться маршем через Францию, Германию, Польшу. Лейб-гвардии Преображенский полк, в котором служил штабс-капитан П.А. Катенин, выступил через Нормандию в портовый город Шербург, где произошла посадка гвардейских полков на четыре фрегата - «Смелый», «Храбрый», «Победоносец» и «Мироносец».

На исходе изнурительного полуторамесячного плавания русская эскадра приблизилась к северным границам России и высадилась в Ораниенбауме, где был отслужен благодарственный молебен. Торжественное вступление гвардии в Петербург было намечено на 30 июля 1814 года.

По словам И.Д. Якушкина «для ознаменования великого этого дня были выстроены на скорую руку у Петергофского въезда ворота и на них поставлены шесть алебастровых лошадей, знаменующих шесть гвардейских полков первой дивизии».

Эти ворота были сооружены по проекту знаменитого архитектора Джакомо Кваренги за один месяц. Однопролетную арку из дерева и алебастра завершала колесница, управляемая крылатой богиней Славой, державшей в руке лавровый венок. Колесницу и рельефы исполнил скульптор И.И. Теребенев. На пилонах ворот были перечислены названия гвардейских полков, а посредине аттика красовалась надпись по-русски и на латыни: «Победоносной Российской Императорской гвардии жители столичного города святого Петра, от имени признательного Отечества.

В день 30 июля 1814 года». «Отечественные записки» писали в 1826 году: «Архитектура сих ворот самого благородного, высокого стиля». Недалеко от арки по обеим ее сторонам стояли деревянные трибуны для зрителей, амфитеатры для музыкантов, певцов и военных оркестров. Особые галереи были для императорской семьи, вельмож и именитого купечества. В означенный день 30 июля 1814 года, предводительствуемые императором Александром I-м, Лейб-гвардии полки Преображенский, Семеновский, Измайловский, Егерский, Гвардейский морской экипаж, две роты Гвардейской артиллерии вступили в Петербург через Триумфальные ворота. Народ высыпал на улицы, зрители заняли все окна в домах, гремела музыка, каски и кирасы блестели на солнце.

Перед каждым полком шли барабанщики, флейтщики, плясуны и запевалы. И на Родину с венками, С песньми, с бубнами, с трубами, Рать, под звон колоколов, Шла почить от всех трудов. И везде толпа народа; Старый, малый - все бегут Посмотреть, как из похода Победители идут. - вспоминал позже «полковой баян» - П.А. Катенин.

Что же чувствовали марширующие гвардейцы в этой атмосфере всеобщего ликования? Может, вспоминали они тяготы трехлетнего похода и его невосполнимые утраты? На примере двадцатидвухлетнего преображенского поручика Павла Катенина можно представить, что пришлось вынести этим молодым, и не только молодым, героям. Тяжелораненый, но не оставивший полк старший брат Павла Катенина, Григорий, умер от ран и похоронен на Могилевщине под городом Копысом, лучшему другу поэта капитану Шапошникову под Бородиным ядром оторвало голову, да и сам он, тяжело раненый под Лейпцигом, чудом остался жив. Предвкушение возвращения домой и встречи с родными, отражено в его стихотворении, сочиненном на палубе корабля, везшего гвардейцев из Франции в Россию:

С жизненной бурей борюсь я три года,
Три года милых не видел в глаза.
Рано с утра поднялась непогода:
Смолкни хоть к полдню, лихая гроза
Что ж! Может счастливей буду, чем прежде,
С матерью свидясь, обнявши друзей.
Полно же, сердце, вернися к надежде,
Чур, ретивое, себя не убей.

В октябре 1825 года был образован комитет под председательством генерал-губернатора Петербурга М.А. Милорадовича для сооружения новых ворот из долговечных материалов, взамен обветшавших. В состав комитета входил и А.Н. Оленин, президент Академии художеств, директор Публичной библиотеки. Для создания новой Триумфальной арки был приглашен архитектор В.П. Стасов. Скульптурные работы выполняли П.К. Клодт, В.И. Демут-Малиновский, С.С. Пименов и И. Леппе, а также М.Г. Крылов и Н.А. Токарев.

Новые ворота были несколько расширены по сравнению со старыми, также были внесены некоторые изменения в барельефы, а фигуры античных воинов по совету А.Н. Оленина, заменены русскими витязями. Облицовка ворот медными листами являлась новшеством того времени.

Арка была установлена на нынешнем месте на пл. Стачек, за двадцать метров от моста через реку Таракановку, тогда как, прежняя арка, работы Дж. Кваренги, стояла недалеко от городских ворот, возведенных еще во второй половине XVIII века, примерно на половине расстояния между нынешней пл. Стачек и Обводным каналом.

Новые триумфальные ворота, получившие от Нарвской  заставы название Нарвских, были открыты 18 августа 1834 года в день 21-й годовщины Кульмской битвы, в которой, кстати сказать, принимал непосредственное участие и Павел Александрович Катенин, показавший в бою чудеса храбрости, за что был награжден Кульмским крестом. Он считал Кульм апогеем своей боевой биографии, недаром в сочиненной им самим эпитафии имеется следующая строка: «В Кульме бился насмерть, но судьба его пощадила».

Возвращение победоносной русской армии из Франции в Россию - явление историческое и незабываемое. К нему неоднократно обращались в своем творчестве русские художники и писатели, в том числе и А.С. Пушкин:

Была прекрасная пора:
Россия в лаврах, под венками,
Неся с победными полками
В душе покой, в устах «Ура!»
Пришла домой и отдохнула.
Минута чудная мелькнула
Тогда для города Петра.

ЭРМИТАЖНЫЙ ТЕАТР

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTI0LnVzZXJhcGkuY29tL2M4NTYxMzYvdjg1NjEzNjE5Ni8xNjdlNzgvUGdBUEVCemJjdkEuanBn[/img2]

Из всех театральных зданий Санкт-Петербурга это самое древнее. Построено оно в 1785 году. Предыстория его такова. В 1711 году по повелению Петра I-го началось возведение в столице 2-го Зимнего дворца на месте 1-го, перенесенного на Петровский остров. Однако, спустя семь лет, вдоль вырытой Зимней канавки, стал строиться 3-й Зимний дворец по проекту архитектора Маттарнови, называемый также «набережными палатами».

И, наконец, в 1723 году появляется 4-й дворец, в котором спустя два года умер Петр I-й. Все эти постройки назывались старым Зимним дворцом, и включали в себя разные дворцовые мастерские. С 1749 года здесь проживают ветераны Гренадерского полка, участники переворота 1741 года, приведшего к власти императрицу Елизавету. В 1762 году Екатерина II отдает здание итальянской компании музыкантов, а в 1766 году лейб-кампанский дом становится дирекцией Императорских театров и называется Театральным корпусом.

Отделанное по проекту архитектора Кваренги, здание становится Эрмитажным театром в августе 1784 года, но официально он был открыт в 1785 году. Первый сезон открылся 16 ноября 1785 года комической оперой А. Аблесимова «Мельник, колдун, обманщик и сват» (с музыкой М. Соколовского). Спектакли шли по 2–3 раза в неделю. Весь русский репертуар XVIII века прошел при Екатерине II-й через эту сцену. Правда, зрителей было очень мало, и состояли они из 20-30 человек, приглашенных на обед, и царствующих особ.

После смерти Екатерины II-й, театр стал терять свое значение, поскольку появились профессиональные театры, составившие ему конкуренцию. В эпоху Александра I-го в историю Эрмитажного театра была вплетена  страница, тесно связанная с поэтом, драматургом и переводчиком Павлом Александровичем Катениным. 3 мая 1816 года на сцене Эрмитажного театра в присутствии Александра I-го была представлена трагедия Расина «Эсфирь» в стихотворном переводе П.А. Катенина, тогда еще штабс-капитана Лейб-гвардии Преображенского полка. В главных ролях были заняты актеры: Екатерина Семенова - Эсфирь и Яковлев - Артаксеркс. Аллюзионное воспроизведение этого события присутствует в стихотворении П.А. Катенина «Элегия», где под древнегреческим царем Александром подразумевается Александр I-й, а под Евдором - поэт Катенин.

Сам Александр в Дамаске на пире вечернем Слушал его и почтил нелестной хвалою; Верно бы царь наградил его даром богатым, Если б Евдор попросил; но просьб он чуждался.

После повторения спектакля 14 декабря 1817 года уже на сцене Большого театра, в «Северном наблюдателе» появилась рецензия, в которой в частности говорилось: «Перевод сей трагедии вообще очень хорош. Жаль только, что Г-ну переводчику захотелось трудиться именно над оным, потому что если и подлинник держался на сцене одною только красотою поэзии, то перевод, разумеется, далеко уступая в превосходстве версификации Расина, должен был непременно потерять. Впрочем, большая часть стихов блистают истинным дарованием, и делают честь переводчику. Великолепный спектакль, богатые костюмы, прекрасные декорации и хорошая игра актеров восхищала слушателей».

Однако не все так думали, и в оценках недоброжелателей присутствовали не только справедливые мотивы. Н.А. Бестужев, декабрист и литератор, вспоминал, как однажды из театра пришел очень разгневанный брат его Александр, и возмущался поведением П. Катенина: «Мочи нет слушать, как он судит и рядит, хоть из театра прочь беги! Надо его постегать на досуге!». И, действительно, в 1819 году в «Сыне Отечества» появилась анонимная статья с критическим разбором катенинского перевода «Эсфири».

В ней А. Бестужев, а это он был автором, заявлял, что кроме редких исключений катенинский перевод - «сцепление непростительных ошибок против вкуса, смысла и языка, не говоря уже о требованиях поэзии и гармонии». По Петербургу ходили слухи, что Катенин послал секундантов к Бестужеву. Однако, предполагаемая дуэль не состоялась из-за смерти матери Катенина, гречанки Доротеи (Дарьи) Андреевны, урожденной Пурпур, и срочного отъезда Павла Александровича в Костромскую губернию.

Впрочем, нападка Бестужева на катенинский перевод «Эсфири» все равно опоздала. Ведь прошло уже три года с первой постановки спектакля, и повредить ему он был не в силах, к тому же и сам переводчик далеко ушел от первых ученических опытов, став довольно известным в столице поэтом и переводчиком.

Неизданная басня П.А. Катенина

В.Н. Орлов

В тридцатые годы творческая деятельность П.А. Катенина, замершая в предше­ствующие годы, несколько оживилась. В 1832 г. вышли в свет его «Сочинения и переводы», изданные при содействии Пушкина, а в 1834 г. - сказка в стихах «Княжна Ми­луша» В 1834-1835 гг. Катенин работает довольно интенсивно - пишет сонеты и басни, поэму «Инвалид Горев» и многое другое. Кое-что из написанного Катениным в это время до нас не дошло.

Свои новые произведения Катенин настойчиво стремился продвинуть в печать. Находился он в эти годы на Кавказе (на военной службе). Оттуда он посылал стихи в Петербург своему ученику и приятелю В.А. Каратыгину, а также Пушкину, с просьбой содействовать появлению их в «Библиотеке для чтения». Здесь в 1835-1836 гг., действительно, появилось три катенинских произведения: басня «Предложение» (т. XII), большое стихотворение «Гнездо голубки» (т. XIV) и «Инвалид Горев» (т. XVII).

Остальные стихи напечатать не удалось, главным образом, как выясняется из переписки Катенина с Пушкиным, в силу цензурных затруднений. Так, например, не были напечатаны два сонета, посланные Катениным Пушкину в январе и в июне 1835 г. По поводу первого из них ( «Кавказские горы») Пушкин писал автору 20 апреля 1835 г.: «Твой сонет чрезвычайно хорош, но я не мог его напечатать. Ныне цензура стала так же своенравна и бестолкова, как во времена блаженного Красовского и Бирукова: пропускает такие вещи, за которые поделом ей голову моют, а по­том с испугу уже ничего не пропускает. Довольно предпоследнего стиха, чтоб возму­тить весь цензурный комитет против твоего сонета»1.

Стих, на который ссылался Пуш­кин, звучит так: «Творенье божье ты, иль чортова проказа?»2 Катенин ответил Пушкину 16 мая из Ставрополя: «О бестолковой трусости цензу­ры имел я вести от Каратыгина, послав к нему для напечатания две басни; одна из них: «Предложение» нравилась мне, но не пришлась по мерке прок<р>устовой кровати, и я безжалостно решился отрубить голову и ноги, чтоб не схоронить заживо сердца; не знаю, удовольствуются ли тем г-да скопители, но прошу тебя не судить о ней по торсу, а полюбопытствовать и посмотреть в целом: у Каратыгина достанешь»3.

Таким образом, выясняется, что басня «Предложение» была напечатана в «Библио­теке для чтения» в неполном и искаженном виде. Подлинный текст ее неизвестен4.

Вторая басня, о которой упомянул Катенин, также оставалась неразысканной. Нужно думать, что именно ее послал Катенин Пушкину 7 июля 1835 г. с сопроводительным письмом, в котором писал: «...прошу без промедления издать и при­лагаемую при сем басню, в которой не вижу зацеп для г-жи Ценсуры, разве что в иных случаях правда борется со властью; но это старая аксиома, всего сильнее выраженная у набожного Паскаля в его Письмах к провинциалу, и, кажется, сказанное им не ставит­ся в грех никому.

Я своей баснью вообще доволен, но жду суда умного со стороны, для уверенности, и прошу тебя мне сказать: тогда я тебе скажу, что думаю вообще о баснях». Кончается письмо Катенина опять упоминанием о той же басне: «Прощай, любезнейший Александр Сергеевич, и коли басня тебе доставит хоть миг удоволь­ствия, расплатись письмом»5.

На следующий день, 8 июля 1835 г., Катенин писал Н.И. Бахтину: «...посылаю нынче к Пушкину для напечатания басню: «Топор»6. В связи с этим письмом к Бахтину понятным становится следующее место в письме Катенина к Пушкину от 7 июля: «Кантата: Сафо рисуется прелестно в воображении, так и манит; но без топора не ру­бят дров...». Слова «без топора не рубят дров» - это, как увидим дальше, цитата из посланной Пушкину басни «Топор».

Ответное письмо Пушкина к Катенину до нас не дошло, поэтому неизвестно, как распорядился Пушкин катенинской басней. До настоящего времени текст ее разыскать не удавалось, почему она и не вошла в редактированное мною новое издание стихотво­рений Катенина (в малой серии «Библиотеки поэта»). Только сейчас басня обнаружена мной среди бумаг А.А. Краевского в отделе рукописей ГПБ7.

Обнаруженная рукопись представляет собою беловой автограф Катенина, без подписи и даты. В начале рукописи имеются две пометы. Первая - карандашом, неизвестной рукой: «Печатать». Вторая - чернилами: «Направление этой статьи довольно ясно; потому я не полагаю, чтобы можно было ее напечатать. А. Крылов».

В рукописи 43-й стих сперва был подчеркнут карандашом сбоку, карандашом же была сделана помета Ж Затем этот стих был резко подчеркнут пером и тут же была по­ставлена чернильная Ж, и, наконец, стих был замаран чернилами - настолько гу­сто, что окончательному прочтению не поддается.

Легко удается прочесть только рифмующееся окончание этого стиха «со властью». Этим, вероятно, пришлось бы ограничиться, если бы не цитированное письмо Катенина к Пушкину, где слова «разве что в иных случаях правда борется со вла­стью» оказываются цитатой из басни «Топор», хотя и не вполне точной. Во всяком случае, несомненно, что словам «со властью» в автографе басни предшествовали слова «правда борется» (это подтверждается и самим автографом - в той мере, в какой мож­но догадываться о начертании отдельных букв в зачеркнутой строке). Таким образом, для полноты искомого стиха (по стихотворному размеру равного предыдущему, как явствует из рукописи) не хватает лишь одного односложного слова.

Учитывая все об­стоятельства - палеографические и грамматические,- условно читаем это слово как: «Где».

Как видим, опасения Катенина, высказанные им в письме к Пушкину, оказались не напрасными: цензура «зацепилась» именно за тот стих, который самому автору казался сомнительным, несмотря на авторитет «набожного Паскаля».

Крылов, обративший внимание на крамольный стих, - это А.Л. Крылов (1798-1853), профессор Петербургского университета и цензор Петербургского цензур­ного комитета, по характеристике А.В. Никитенко - «самый трусливый, а следова­тельно, и самый строгий из нашей братии»8.

Возникает вопрос: когда же именно басню Катенина постигло цензурное запре­щение? А.Л. Крылов цензуровал вместе с А.В. Никитенко и В.Н. Семеновым литературные материалы, поступавшие в редакцию «Библиотеки для чтения», но цензур­ные визы в книжках журнала за 1834-1835 гг. подписаны только Никитенко и Семе­новым. Зато в 1836 г. Крылов подписал цензурные разрешения на выпуск всех четырех томов пушкинского «Современника». Сохранилось несколько писем Крылова к Пуш­кину, в которых, между прочим, стихи именуются, как и в помете на автографе Кате­нина, «статьями»9.

Таким образом, возможно, что Крылов читал басню Катенина в 1836 г. в числе мате­риалов, предназначенных для «Современника». Вероятно, Пушкину в свое время не удалось напечатать басню в «Библиотеке для чтения» и он попробовал сделать это годом позже. В таком случае обнаруженная нами рукопись Катенина - та самая, которую он послал Пушкину в июле 1835 г., а первая карандашная помета на руко­писи: «Печатать» - может быть, принадлежит Пушкину.

От Пушкина рукопись катенинской басни легко могла попасть в руки А.А. Краев­ского, который, как известно, в 1836 г. помогал поэту в издании «Современника», а после смерти Пушкина принимал участие в разборе и описи его бумаг и библиотеки. Как рассказывал П.А. Плетнев, бывали случаи, когда Краевский, выполняя поручение Пушкина, отправлялся к нему в кабинет и «выбирал из поступивших к нему руко­писей, что получше и поинтереснее». Известно также, что второй том «Современника», составлявшийся и набиравшийся в отсутствие Пушкина, готовили П.А. Плетнев и В.Ф. Одоевский, при ближайшем участии Краевского.10

Новонайденная басня Катенина характеризует его как поэта, и на закате литера­турной деятельности сохранившего верность своим убеждениям. Видный и активный участник декабристского движения на раннем его этапе, Катенин в тридцатые годы со­хранял позу вольнолюбивого поэта, не склонившего головы перед победившей реакцией. Об этом ясно говорят такие его стихи, как «Старая быль», «Элегия», «Гений и поэт».

Автор «простонародных баллад», явившихся в десятые годы наиболее ярким проявлением идей романтической народности в русской поэзии, Катенин и в поздней­шем своем творчестве обращался к теме народной, крестьянской жизни («Дура», «Инвалид Горев»).

Басня «Топор» дополняет наше представление о Катенине, еще раз свидетельствуя о большой чуткости и глубоком сочувствии, с которым относился он к положению и нуждам крепостного крестьянина.

ТОПОР

Басня

Хозяин позвал батрака,
И говорит ему: «Поленница у бани
К исходу вся; возьми же, брат Лука,
Без подрезов большие сани,
И запряги в них сивку да гнедка.
В лес поезжай, дров привези-ко новых;
Да сплошь валить по роще не моги:
Осиновых или сосновых
Не надо даром мне; их сколько ни сожги,
Все жару нет; руби на выбор чистых
Березовых, но не болотных мшистых,
А соковых, чтоб кожа их была,
Что называется, как лайка,
Тонка, гладка, бела:
Сам знаешь; с богом же, ступай-ка.
Ну! что стоишь? пора». -
«Хозяин батюшка, пожалуй топора». -
«Какого?
На что?» - «Дрова рубить». - «Не затевай пустого.
Всех у меня их два; один слывет: топор,
А гож колоть лучину;
Так стар и худ, что, молвить не в укор,
Иного косаря не стоит вполовину.
Мне ведь не жаль; возьми его,
Но им не срубишь ничего». -
«Пожалуй нового». - «Тебе бы и в охоту;
Да лих, я не затем купил
И рубль целковый заплатил,
Чтоб вдруг пустить в тяжелую работу:
Хорошее и надобно беречь». -
«Но чем я?..» - «Сказано тебе: пустая речь.
Мне слушать надоело.
Распоряжать - хозяиново дело;
Ты знай свое: язык на привязи держи,
И как велят, так и служи». -
«Служить - моя, вестимо, доля,
И рад я и готов;
Но, - вся твоя, хозяин, воля, -
Без топора не рубят дров».

*  *  *

Пусть так; но что ж из этих вышло слов?
Чем дело кончилось? К несчастью,
Чем все кончаются дела,
<Где> правда борется со властью:
За гривну (у него одна лишь и была),
Бедняк Лука у бедняка соседа
Взял напрокат топор, поехал в лес, рубил
И, не щадя последних сил,
Без завтрака и без обеда,
Привез уж в сумерки дров добрую сажень.
И от хозяина сухое съел спасибо?
Хозяин побранил за лень:
Дрова не так ровны, а лошади весь, день
Не ели, оттого что либо пьян он, либо
С природы глуп, как пень.
На первый раз прощается покуда;
Но если де вперед...
Тогда пойдет другой черед,
И не прожить ему без худа.

Примечания:

1. Пушкин, т. XVI, стр. 431.

2. П.А. Катенин. Стихотворения. Под ред. Вл. Орлова. Л., 1954 («Библио­тека поэта». Малая серия), стр. 232.

3. Пушкин, т. XVI, стр. 26.

4. П.А. Катенин. Стихотворения, стр. 233-235 и 311-312.

5. Пушкин, т. XVI, стр. 38-39.

6. «Письма П.А. Катенина к Н.И. Бахтину». СПб., 1911, стр. 228.

7. ГПБ. Архив Краевского, Д - 196.

8. А.В. Никитенко. Записки и дневник, т. I. СПб., 1905, стр. 271.

9. Пушкин, т. XVI, стр. 143.

10. Вл. Орлов. Литературно-журнальная деятельность А.А. Краевского в тридцатые годы. - «Ученые записки Ленингр. гос. университета», № 76, 1941, стр. 27-28.

Елена Сапрыгина

Две эпохи усадьбы Шаёво

Так уж случилось, что облик усадьбы Шаёво - ведущей творческой резиденции самобытного поэта, критика и драматурга П.А. Катенина - скрыла от нас завеса времени: не осталось фотографий, живописных или графических изображений, покрыта тайной история имения. В какой-то мере поправить положение, то есть воссоздать историю, реконструировать внешний облик Шаёва, помогла Катенинская экспедиция, предпринятая сотрудниками Костромского историко-архитектурного музея-заповедника в 1992 году, в связи с двухсотлетним юбилеем поэта.

В настоящее время Шаёво представляет собою пустошь, напоминая те времена, когда его ещё не было в помине. Первое документальное свидетельство о нём восходит к концу XVIII века в «Ведомости о числе людей и поселений в г. Кологриве и его окрестностях» за 1782 год, в котором упоминается починок Шаёво с 22 душами крестьян, принадлежащий действительному тайному советнику Адаму Васильевичу Олсуфьеву. В 1794 году Шаёво с деревнями Королёво, Мартьянка, а также починком Собакиным приобрёл полковник Александр Фёдорович Катенин (отец поэта) по купчей от сына Адама Васильевича - Алексея Адамовича Олсуфьева. Видимо, тогда же неблагозвучный починок Собакин был переименован по имени нового владельца в починок Александров.

Данный документ позволяет подвергнуть сомнению тот факт, что поэт родился в Шаёве в 1792 году, то есть за два года до покупки имения его родителем. Где же тогда находится его место рождения? Ответ мы обнаруживаем в современном поэту и хорошо знакомом ему издании «Опыте краткой истории русской литературы», составленном Н.И. Гречем в 1822 году.

Биографические справки писателей доставлялись автору книги ими самими, и потому они являются самыми достоверными. Кстати в статье о Павле Александровиче Катенине говорится: «Родился в С.-Петербурге 11 декабря 1792 года». Надо заметить, что поэт писал на книгу Греча рецензию и, внося различные замечания и уточнения в текст, не счёл нужным переправлять свои биографические данные. В вот нам, пора внести исправления в укоренившуюся ошибку о месте рождения П.А. Катенина.

Усадьба Шаёво, даже не будучи местом рождения поэта, сыграла в его судьбе значительную роль. Александр Фёдорович, отец Павла Александровича, умер на Кавказе в 1808 году и его недвижимое имущество, в том числе и Шаёво, перешло вдове - Доротее (Дарье) Андреевне, урождённой Пурпур, гречанке по национальности. Когда же и она скончалась в 1818 году, то кологривское имение Шаёво с деревнями отошло её младшему сыну Павлу, в то время гвардейскому штабс-капитану, служащему в Петербурге, в лейб-гвардии Преображенском полку.

Во владение имением поэт вступил лишь в 1821 году. Как видно по переписке его с Н.И. Бахтиным, Павел Александрович специально приехал из Петербурга для этой процедуры и пробыл в костромских краях около полугода. А к концу следующего 1822 года, после скандала в Большом Петербургском театре, П.А. Катенин был выслан из столицы и уже надолго поселился в своём имении.

Шаёво располагалось в 43-х верстах от уездного города Кологрива на большой столбовой дороге, пролегающей из Галича в г. Вятку и лежало на протяжении сплавной реки Унжи и её притока речки Юрас. Господский дом в усадьбе, видимо, был построен Александром Фёдоровичем и даже не до конца благоустроен, ибо его сын, обосновавшись там, сообщал своему другу Н.И. Бахтину: «...летом хочу заняться отделкою своего дома, в который не раз придётся возвратиться».

Шаёвский дом, как и окружавшие его служебные постройки, не сохранился до нашего времени, но простоял довольно долго - до начала Великой Отечественной войны и ещё памятен некоторым старожилам, довольно подробно описавшим его в своих анкетах. Барский дом был очень большой, одноэтажный, длинный, деревянный, на высоком кирпичном фундаменте. В длину 20 сажень (42,6 метра), в ширину 9 сажень (19, 2 метра). Крыша двускатная. В дом вела дверь с торца здания. Вход - невысокое в две-три ступени крыльцо под навесом с козырьком. В стенах прорезаны довольно большие окна: около восьми по длинной стороне - по числу комнат. Снаружи брёвна обшиты тёсом, внутри, сквозь всю длину дома, посередине его, проходил коридор, по обе стороны которого располагались комнаты. Печи обложены изразцами.

При доме находилось большое число разных хозяйственных построек: жилые для прислуги, скотный двор, конюшни, овчарник, рига, сыроварня, два амбара, сенной сарай, ледник, колодец, имелся большой сад с вишней, смородиной, малиной, яблоневыми деревьями. В усадьбе находилась мельница о четырёх поставах с толчеёй и пильней, которая просуществовала до шестидесятых годов двадцатого века. На речке Юрас, чуть пониже ручья Сергеевки и повыше барской мельницы, стоял винзавод. При П.А. Катенине он давал сорок тысяч вёдер вина в год.

По ревизским сказкам 1850 года видно, что в Шаёве насчитывалось 24 мужского пола дворовых людей и двадцать пять женского, из них 14 мужчин и 13 женщин, остальные дети. Среди них семья Фёдора Григорьева, Адриана Максимова, Александра Калистратова, Дмитрия Фалеева, Ивана Панфилова, Алексея Фатеева и других. Дворовые освоили ряд профессий, в числе которых были: конторщик, повар, кучер, мельник, сторож, птичница, садовник, кузнец, комнатный живописец.

Но главный доход хозяину приносили крестьяне его деревень, коих насчитывалось обоего пола 340 душ, из них по деревне Королёву 44 мужских и 46 женских душ, по Мартьянке 24/37, починку Александрову 12/12, деревне Красавице 27/28, Сергееве 7/8, Палкине 3/5. Всего 158 мужских и 181 женских души. Годовой оброк крестьянина составлял сорок рублей в год, чем лн бы не занимался. А кроме сельскохозяйственного труда местные крестьяне занимались и промышленностью: строительством гусян, вывозкой и сплавом дров по Унже, выкупом смолы и дёгтя, изготовлением бочек. В хозяйстве П.А. Катенина было более двухсот голов скота - только усадебного, не включая скот крестьянский. Земли - 3427 десятин, в том числе лесу строевого 3098 десятин.

В усадьбе Шаёво поэт жил не только в упомянутые 1821 и 1823-25 годах, но и позже с 1827 по 1832, и наконец, вернувшись в конце 30-х годов с Кавказа и построив в начале 40-х годов дом в купленной у Лермонтовых Чухломской усадьбе Колотилово, обосновался там, наезжая в Шаёво лишь периодически.

П.А. Катенин внимательно приглядывался к окружавшим его людям, к природе и отголоски кологривской тематики просматриваются почти во всех его балладах: «Леший», «Убийца», а также и в более крупных произведениях «Инвалид Горев», «Гений и поэт», «Дура» и ряде других. Литературное творчество поэт сочетал с сельским хозяйством, строительством, винокурением.

Очень занимали его садоводческие опыты: он даже завёл в имении своём оранжереи, а результатами своих экспериментов делился с другом Николаем Ивановичем Бахтиным: «В усадьбе моей завёл я цветы и плоды, а этого в здешних местах не бывало. Все соседи мои рты разинули от удивления ибо у меня уже поспели на грядках огурцы, а эдакого дива сроду не бывало». И в другом письме: «Сад свой нашёл в незавидном положении; садовник хуже своего предшественника, слепого француза, его надо прогнать. Вы видите, что я прямо зарылся в своих сельских упражнениях». С садоводством связаны и некоторые просьбы поэта к другу:

«Термометр, либо два, один для дома, а другой для оранжереи пришлите при случае... в посылку не худо бы вложить семян несколько арбузных, дынных, тыквенных, цветочных, словом всё, что может (авось) вырасти здесь и что не худо бы развести от юга на север».

«Не забудьте, милый, хоть из Одессы привести с собою семян хороших огородных, то есть капусты разной, тыкв и душистых трав; хочется на нашем севере, где ровно ничего не знали, и где я уже кое-что развёл, развесть ещё получше.

Не думайте, однако, чтобы я в деревне сделался Диоклектиканом или Кандидом садовником; нет, я не имею ни особой склонности к мелким сельским работам, ни достаточного досуга, чтобы подробно в них вникнуть, я уверен, что нет жизни более исполненной трудов, как жизнь русского деревенского помещика среднего состояния и Вы поверите мне когда своими глазами на неё посмотрите».

Тяжёлый труд перемежался с праздниками, с радостными встречами друзей. В Шаёве поэта навещали А.В. Каратыгин - отец известного трагика, катенинского ученика В.А. Каратыгина, сослуживцы по Преображенскому полку братья Скуратовы и князья Голицыны, соседи-помещики Погожев, Пяткин, Жохов, Макаров и другие. Зазывал к себе Павел Александрович Бахтина и Грибоедова, однако их приезд так и не состоялся. Поэт делал ответные визиты кологривским соседям Толстым и Апухтиным. Порой он был не прочь поохотится и местные старожилы, в том числе краевед из села Ильинского Н.Я. Звонов, помнят любимое место охоты поэта на медведей и зайцев.

Большое удовольствие Катенин находил в заочном общении с друзьями. «Хлопот хозяйственных такая бездна, - жаловался он в письме к Бахтину, - что я не знаю, как меня достаёт и, право, боюсь с ума сойти, если это продлится, лучший мой день в неделе - четверг, мне приносят письма с почты, и я хоть на несколько часов в беседе любезных людей забываю моё одиночество, дела и заботы».

Шаёво стало не только первой и главной усадьбой поэта, но и местом его гибели. Весной 1853 года он разбился на лошадях недалеко от своего дома и умер на руках у крёстного сына Вячеслава Фёдоровича Пяткина. Захоронен был, однако, в другой своей усадьбе Бореево Чухломского уезда.

После смерти П.А. Катенина Шаёво с деревнями по акту от 16 января 1857 года отошло в совместное владение его племянников Михаила и Николая Ивановичей Катениных. После 1863 года остался лишь один владелец - Михаил Иванович Катенин, выкупивший долю наследства брата. Незадолго до смерти, а умер он в 1891 году, М.И. Катенин потерял всё своё состояние, потерпев убытки на лесозаготовительных и сплавных операциях.

И вот на рубеже XIX и XX столетий хозяевами имения Шаёво становятся помещики Радишевские. Про главу семьи и последнего владельца имения Виктора Викторовича Радишевского известно лишь, что в 1904-1907 годах он занимал должность земского начальника в Кологриве. О Радишевских почти нет документальных свидетельств, по крайней мере они пока не обнаружены, зато много ярких воспоминаний старожилов. И самое содержательное - Нины Николаевны Мудровой - дочери священника соседнего с Шаёвым села Высоково-Паломы. Она рассказывала:

«Дом в Шаёве купил поляк Виктор Викторович Радишевский вместе с сестрой Анной Викторовной, которая работала на мельнице - молола крестьянам муку. Она замуж не выходила, а брат женат был, имел сына и дочь. Судьба самого Радишевского и его семьи была трагической. Его сын Тёма приходился товарищем моему брату Коле. И когда началось тяжёлое время, то детей помещиков и священников не принимали учиться. Мать Тёмы Марья Павловна ещё до революции уехала в Польшу лечить дочь Наташу, которая страдала припадками.

Тёма в тяжёлом состоянии наложил на себя руки - застрелился. Помню, как хоронили его девушки в белых платьях в селе Палома. Марья Павловна через некоторое время вернулась обратно с дочкой в Россию, но сына уже не застала в живых. Когда начались гонения, тогда Радишевского с женой куда-то отправили, оставили Наташу одну в какой-то бедной избушке, где она и погибла. А их увезли куда-то далеко, сунули в какое-то холодное место, где они, говорят, и замёрзли».

В 1919 году Кологривский исполком, выполняя директивы советского правительства, принял решение об организации в Шаёво коммуны. Весной 1919 года из ближайших деревень в усадьбу потянулись первые крестьянские повозки. Коммуна образовалась 25 мая 1919 года. В ней насчитывалось 12 семей (55 едоков) из деревень: Чёрной, Власово, Паломы, Алешкова... Приехавшие избрали председателя - Константина Меркурьевича Зверева и заместителя председателя Звездкина Ефима Васильевича. Был избран совет. Казалось ничто не может помешать нормальной работе нового коллектива. Но нет, уже в следующем году коммуна начала распадаться. Подробности её краха заключены в особом следственном деле, хранящемся в Костромском областном архиве.

Вот несколько фрагментов из показаний коммунаров: «...часть членов, вошедших в коммуну состояли под судом за распитие самогона... Пьянство было обычным явлением в коммуне, причём самогонка доставлялась из соседних деревень. Председателем в то время был Зверев, в настоящее время умерший от тифа, который и сам принимал участие в пьянстве и заявлял, что пьёт и будет пить, несмотря на то, что часть коммунаров, была возмущена этим... Вино покупалось на стороне за хлеб.

Сколько было пропито вина я не знаю, потому, что нас ни к какому контролю не допускали, а когда спрашивали, Зверев, Поспелов и другие мужики отвечали руганью и угрожали выгнать из коммуны. Каждое собрание бабы сидели и дрожали, не смея ничего сказать, а мужики дрались между собою. У нескольких человек были револьверы. Картофель, хлеб и соль, оставшиеся у помещика, выменивались на табак. Пьянство происходило в широких размерах. Члены коммуны часто валялись по деревням в пьяном виде». С тех пор в тех краях бытует частушка:

«Вся шаёвская коммуна разбежалася домой
Цевку ехать неохота, упирается ногой».

Цевка - прозвище Александра Полянского, - коммунара-инвалида на деревянной ноге, человека правильного, активиста коммуны, не пожелавшего оставить Шаёво и после всеобщего развала. Он с семьёй остался в бывшем имении до конца.

Шаёвский дом обветшал и разрушился в предвоенные годы, служебные постройки вокруг него пастухи во время войны сожгли на дрова. Теперь эти земли, представляющие собой пшеничные поля и перелески вдоль поймы речки Юрас не имеют ни одной постройки, кроме бетонной стелы с надписью «Б. ус. Шаёво - родина П.А. Катенина» и останки еловой аллеи, отмечающей некогда выезд с трактовой дороги. Это земля колхоза «Россия». В двухвековой биографии усадьбы Шаёво отразились перипетии и русской, и российской действительности.