Генерал-майор Эдуард фон Левенштерн и его воспоминания
Franc loyal et brav
tel est le hussard.
Семья фон Левенштернов [Löwenstern] происходит от старинной рижской благородной семьи Ригеманнов [Rigemann]. Фамилия Левенштерн берет начало от двух братьев, Дитриха [Dietrich] и Кристофа [Christoph] Ригеманнов, которым в 1650 году шведским королем было пожаловано дворянство под именем Ригеманы из Лейонстерна [Rigeman av Leijonstjerna].
Исходная «Ригеман(н)», однако, была очень быстро утеряна, а фамилия германизирована как Левенштерн. Из двух вышеупомянутых братьев, Кристоф является родоначальником ранее эстонской, а теперь процветающей и в Германии семьи фон Левенштернов. К этой же ветви принадлежит и Эдуард, о котором пойдет речь далее.
Дед Эдуарда, Иоганн, посредством брака вступил во владение обширными поместьями в Эстонии. Его сын, Герман Людвиг, отец нашего Эдуарда фон Левенштерна, через брак с Гедвигой Маргаретой Сталь фон Гольштейн [Hedwig Margarethe Staël von Holstein], был очень тесно связан с одним из самых известных в стране семейств, и играл значительную роль в политической и социальной жизни родины. Современники характеризовали его как уважаемого и доброго человека, который был особенно популярен благодаря радушному гостеприимству.
Эдуард фон Левенштерн, родившийся 28 марта 1790 года (по старому стилю), был самым младшим из десяти детей. Его мать умерла, когда ему было десять лет. Отец, как указывают на это многие ссылки в мемуарах, по-видимому, обращался с ним в детстве и юности строго. Поэтому Эдуард питал большую нежность к своей сестре Амалии, старшей его на пять лет, которая была замужем за бароном Карлом Густавом Тизенхаузеном из Неуенхофа [Neuenhoff] в районе Кош [Kosch] в Эстонии. Его другие сестры, Маргарет фон Рейтерн [Reutern], графиня Генриетта Стенбок [Stenbock], и, незамужняя Жюли умерли в сравнительно молодом возрасте, так же как и его братья Карл и Теодор.
Три других брата, Вольдемар, Герман и Георг, как и Эдуард, прожили богатые событиями жизни и сделали более-менее блестящие карьеры. Герман был моряком и принял участие в первом русском кругосветном плавании под командованием знаменитого адмирала фон Крузенштерна.
Георг сначала сражался как русский офицер во всех наполеоновских походах, но позже стал датским посолом в Вене и Буэнос-Айресе. Вольдемар, чей портрет был сохранен для нас в его французских и немецких мемуарах, заработал многочисленные лавры как смелый партизан в освободительной войне и, в частности, в августе 1813 года у Зоненвальде [Sonnenwalde] он с двумя казачьими отрядами захватил в тылу вражеской армии французскую казну.
Хотя Эдуард и был на четырнадцать лет моложе Вольдемара, он был ближе к нему, вследствие их сходства в характерах, а также от того, что они были тесно связаны в кампаниях с 1812 по 1814 год. Оба брата с большим энтузиазмом были привержены искусству войны, а также страсти к азартным играм.
Вольдемар, пример смелого кавалерийского лидера и аристократического кавалера, парадоксальным образом соединял в себе способность наслаждаться изысканными удовольствиями привередливого бонвивана с умением проявлять величайшее упорство и терпеть серьезные лишения от голода, холода и отсутствия комфорта, как только того требовал от него долг.
Из них двоих, Эдуард был проще, скромнее и искреннее. В его воспоминаниях, благодаря честному изложению, отсутствует любая попытка изобразить свою личность в более выгодном свете, в то время как воспоминания Вольдемара, из-за его очень ярко выраженной самонадеянности, не полностью свободны от позерства.
Мало что дошло до нас о детстве и ранней юности Эдуарда фон Левенштерна, но мы можем предположить, что его образование было похоже на образование старшего брата Вольдемара, который находился под опекой французских и немецких гувернеров. Мы знаем из воспоминаний брата, что отец не жалел ни усилий, ни денег на воспитание детей.
Если мы примем во внимание то, что Эдуард фон Левенштерн с момента его поступления на военную службу (1806 год), и до момента, когда он начал записывать свои воспоминания (1814 год) интересовался всем, за исключением теоретических изысканий, мы должны признать, что полученное им на родине общее образование было весьма основательно. Это видно из стиля и манеры выражать свои мысли, а также глубоких познаний в немецком, русском и французском языках.
Поступив, согласно неписаной традиции, в кадетский корпус в Санкт-Петербурге, Эдуард фон Левенштерн сбежал в 1806 году и вступил против воли отца в Сумский гусарский полк, который только что выдвинулся к Пруссии для войны с французами.
Кампанию 1806/07 годов он провел в качестве юнкера Сумского гусарского полка. Участие в «дикой охоте графа Палена», как ее называет в своих воспоминаниях Эдуард фон Левенштерн, принесло ему крест Св. Георгия.
В 1808 году он стал корнетом, а вскоре после этого и адъютантом шефа полка, графа Петра Палена (младшего), одного из самых ярких русских кавалерийских генералов, который отходил последним во время отступления русских под натиском Наполеона в 1812 году, и был в авангарде русской кавалерии при наступлении 1813 и 1814 годов.
Граф Пален сочетал привлекательную внешность и превосходные лидерские качества с беззаветной личной храбростью, а также подлинным хладнокровием перед лицом опасности и истинно гуманным командованием. Он воевал - всегда с отличием - в 1813 году под Либертвольковитцем [Liebertwolkwitz] в грандиозной битве кавалерии в войне за независимость, а затем под Вахау и Лейпцигом.
В 1814 году он находился недалеко от Ла Фер Шампенуаза [La Fère Champenoise], и с боем брал заставу дю Трон [Barrière du Trône] недалеко от Парижа.
В 1815 году он командовал третьим кавалерийским корпусом, а в 1817 был назначен адъютантом императора Николая I. В 1829 году он был генерал-аншефом русской оккупационной армии в Дунайских княжествах, где успешно сражался под Кулевшой [Kulewtscha].
В ходе польской войны он проявил себя в качестве командира первого пехотного корпуса под Грошовом [Grochow] и при наступлении на Варшаву. Он также показал себя как искусный дипломат и занимал дипломатические должности в Париже с 1835 по 1841 год. С 1847 по 1862 год он являлся генеральным инспектором всей русской кавалерии.
Левенштерн был предан Палену на грани фанатизма, и служил ему в качестве «главного адъютанта» до 1816 года. Плечом к плечу с Паленом, в кавалерии, ведомой им, он был под вражеским огнем у Витебска, Лейпцига, Ножана, Бриена, Ла Фер Шампенуаза, а также в боях за Париж. В 1813 году, в период временного охлаждения в отношениях с Паленом, он принял участие в одном из самых опасных предприятий известного русского партизанского командира Фигнера в Королевстве Саксония.
Помимо продвижений по службе - в январе 1814 года он был уже ротмистром - Левенштерн был удостоен следующих наград в кампаниях с 1812 по 1814 год: ордена Анны третьего (4-ого) класса и ордена Владимира четвертого класса с лентой в 1813 году, золотой сабли с надписью «За храбрость», ордена Анны второго класса с бриллиантами за сражение под Ла Фер Шампенуазом и прусского ордена «Pour Le Merite» в 1814 году. Он был два раза легко ранен: 14 декабря 1806 года вблизи Пултуска ударом саблей по голове и 31 января 1814 года около Ножен-сюр-Сена саблею в правую руку.
После взятия Парижа, низложения Наполеона и окончания боевых действий, Левенштерн сопровождал графа Палена на Карлсбадские воды. В 1815 году, когда три брата Вольдемар, Георг и Эдуард были в отпуске у родственников в Эстонии, Наполеон высадился на южном побережье Франции, вновь фанфары войны нарушили их сельскую идиллию и братья как можно скорее поспешили обратно в армию в Германию. Эдуард никогда больше не видел отца, поскольку тот умер, когда сын находился с русской оккупационной армией во Франции в Витри вместе с братом Вольдемаром, комендантом этого города.
В 1816 году Эдуард Левенштерн был переведен в Белорусский гусарский полк, вскоре названный «полком принца Оранского», который сначала находился в Могилевской губернии, а затем в Таврии в городе Орехов и его окрестностях, где он командовал эскадроном в качестве первого лейтенанта.
В августе 1818 года, когда он возвращался из отпуска у родственников в Эстонии в свой гарнизон в Таврии, он взял с собой своего 18-летнего племянника, графа Понтуса Стенбока, который решил присоединиться к гусарскому полку принца Оранского. Тот был временно назначен в эскадрон своего дяди. Понтус Стенбок является лицом, которому написано посвящение на первой странице рукописи воспоминаний: «Эдуард Левенштерн - Понтусу Стенбоку, моему старшему сыну». Стенбока позже ждала трагическая судьба: в кровавом сражении под Дарго в Терском районе в резиденции Шамиля в июле 1845 года он потерял ногу.
В декабре 1819 года Левенштерн снова в отпуске в Эстонии. В это же время его родственники получили весьма печальную весть о катастрофическом шаге сестры Амалии Тизенхаузен, которая бросила мужа и детей, чтобы получить развод и выйти замуж за доктора Дженкина [Jenken]. Из-за этого Эдуарду стало настолько неприятно находится на родной земле, что он ускорил запланированную поездку в Германию. 24 апреля 1820 года он покинул Ревельский рейд на торговом судне из Любека.
В июле 1820 года, мы находим Левенштерна в компании его шурина Тизенхаузена в Гейдельберге. Путешествие проходило через Айзенах, Наумбург, Лейпциг и Дрезден. В Почапеле [Potschappel], около Дрездена, он провел пару недель с братом Георгом, который находился там с женой и детьми. Оттуда он отправился в Берлин и Кенигсберг.
Проехав Митаву и Ригу, он направился в Эстонию, однако сократил свое пребывание на родине, где все болезненно напоминало ему о потере сестры, чтобы присоединиться к своему гарнизону в Южной России. Ему казалось, что он никогда снова не увидит когда-то так горячо любимую родную Эстонию.
Его воспоминания сохранились только до конца 1820 года. За дополнительными данными о судьбе Левенштерна, за исключением записей в его послужном списке, мы должны обратиться к сведениям, любезно предоставленным мне одним из его внуков, статским советником Константином Васильевым, проживающим в г. Саратове.
Хотя даже его послужной список и не фиксирует это, как видно из письма Вольдемара Левенштерна к брату от 1 мая 1826 года, Эдуард играл активную роль в борьбе с восстанием декабристов в южной части империи и, вероятно, в аресте главного заговорщика Сергея Муравьева-Апостола 3 января 1826 вблизи Устимовки в Киевской губернии.
Год 1826 был во многом решающим для Левенштерна: он получил звание полковника и стал командиром Митавского гусарского полка, расположенного в Батурине в Черниговской губернии Конотопского уезда. В двадцати пяти верстах от Батурина находилось имение богатого дворянина Гаврилы Гамалеи. Связь Левенштерна с этим домом, по-видимому, подкреплялась тем, что жена Гаврилы Гамалеи родилась в Ливонии. Эдуард Левенштерн женился в том же году (1826) на их восемнадцатилетней дочери Катерине Гамалея.
Семейные предания говорят о том, что роль отца невесты сыграл его бывшей начальник, так высоко им почитаемый граф Петр Пален. После Левенштерна не осталось сыновей, а только три дочери, которые вышли замуж за господ из выдающихся русских семей, и сегодня вторая, Елизавета Покорская-Жоравко, по-прежнему живет в Москве.
В ноябре 1830 года началось восстание в Варшаве, приведшее к польской войне 1831 года. Левенштерн, во главе своего гусарского полка, принял участие в этой кампании, но не на поле главного сражения в Царстве Польском, а в Литве в Вильнюсской губернии (ныне Вильнюс и Ковно [Каунас]).
Несмотря на то, что повстанцы в Литве так и не смогли победить русских в открытом сражении, а их малая война осуществлялась из укрытий в лесу, это, тем не менее, доставляло очень много хлопот. Поэтому в июне большая резервная армия под командованием графа Толстого была послана на подавление восстания в Литве. Часть резервной армии, т.е. вторая колонна под командованием графа Куруты [Kuruta], была Митавским гусарским полком, четыре эскадрона которого, под командованием Левенштерна, насчитывали шестьсот пятьдесят человек.
О личном участии Левенштерна в событиях этой кампании мы знаем только из краткой информации, содержащейся в его послужном списке: «участвовал в 1831 году в войне против польских повстанцев: 20 июня находился в поисках противника в Вильнюсской губернии возле деревни Шаты [Schaty]; 23 июня встречал авангард резервной армии под командованием генерал-майора Деллингсхаузена возле деревни Эйрагола [Eiragola], после этого вблизи переправы через реку Дубисса [Dubissa] выдвинулся к противнику в окрестностях Манкони [Mankoni], и в тот же день преследовал противника к городу Россейни [Rossieny].
24-ого, 25-ого и 26-ого июня находился около Шармутцельна [Scharmützeln] по дороге из Россейни к Юрбургу [Jurburg], из деревни Шовелишки [Schowelischki] выдвинулся в район Плиточника; на 2 июля преследовал врага около деревни Новый Город [Nowoje Mjesto], в продолжение преследования вышел на территорию Пруссии; с 11 августа до 27 октября находился в Польском королевстве и участвовал в различных операциях против банд повстанцев».
В сентябре 1832 года Левенштерн, несмотря на то, что он по-прежнему имел звание полковника, был командиром первой бригады в первой гусарской дивизии. В декабре 1833 года он был назначен военно-уездным начальником первого округа Витебской губернии. В результате польского восстания эта должность получила особую политическую важность, и давала ему почти диктаторскую власть.
О том, как мало новая должность была ему по душе, становится ясным из его письма жене (статский советник Васильев был так добр, что одолжил его мне) из Витебска в декабре 1831 года: «Честно говоря, я должен признать, что мое положение не привлекает меня. Я не более чем гражданский служащий на верхних уровнях органов полиции, и ты, мой единственный друг, знаешь, что это против моего честного характера и даже моих главных жизненных принципов.
Действительно ли надо мне, в связи с тем, что я говорю на нескольких языках, как говорится, живя в этом мире, играть роль правительственного шпиона? Меня очень радушно приветствовали здесь во всех домах, но я убежден, что все удивляются, что тот самый полковник, который прошел через Витебск год назад со своим бравым гусарским полком с саблей в руке, чтобы победить поляков, теперь должен играть совершенно иную роль».
Действительно, Левенштерн рассматривал эту должность как временную, поскольку он оставил двух младших дочерей с бабушкой Гамалея в Черниговской губернии, и взял с собой в Витебск только жену и старшую дочь Юлию. Жили они там до октября 1836, часто общаясь с генерал-губернатором Витебска князем Чованским, который был женат на уроженке Ливонии - урожденной фон Либхардт, - и другими должностными лицами и гражданскими служащими.
Его друзья и знакомые, в общем, восхищались его добрым сердцем и честным характером. Он же, напротив, заставлял жену страдать не только из-за расточительного характера и своего пристрастия к азартным играм, но и потому, что он часто давал ей основания для ревности. То, что он не использовал свою должность командира полка для личной наживы за счет государства, как было общепринято в то время, и поэтому мало что оставил жене, говорит, тем не менее, в его пользу.
Его библиотека в основном французских книг показывает, что он с жадностью читал современную художественную литературу, мемуары и книги о путешествиях. У него был также изрядный талант живописца, как свидетельствует автопортрет, исполненный в 1837 году. Он не был красив, что он признает сам, но имел величественное строение тела, еще более монументальное, чем у императора Николая I.
В октябре 1836 года полковник Левенштерн был назначен гетманом Астраханского казачьего войска, а в декабре того же года был произведен в чин генерал-майора. После отдыха в Гамалеевке он поехал один к месту службы, потому что беременная жена не могла его сопровождать. Она больше никогда не увидела мужа, так как 5 ноября 1837, далеко от своей семьи, он встретил преждевременную смерть в Астрахани.
Когда наследник престола, будущий император Александр II, будучи гетманом всех казачьих войск, инспектировал районы Дона в 1837 году, генерал Левенштерн выехал навстречу, чтобы представиться цесаревичу. При переправе через реку он простудился, и это оказалось смертельным. Поскольку в той местности не было ни одного лютеранского пастора, он получил Святое Причастие согласно греческому православному обряду из рук архиепископа Астрахани. Он похоронен в Астрахани и казачество возвело ему хороший памятник.
[img2]aHR0cHM6Ly9wcC51c2VyYXBpLmNvbS9jODUzNDI0L3Y4NTM0MjQxOTAvOWUwNGEvNjNZOGN5dU5vbHMuanBn[/img2]
Могила И.И. Левенштерна в Астрахани на Казачьебурговском кладбище. Фотография начала XX в.
Насколько жена любила его, несмотря на все скорби, которые он ей причинял, доказывает то, что после прибытия известия о его смерти, она отказывалась есть, пить и говорить с кем-либо в течение нескольких дней.
То, что его смерть наступила во время официальной поездки к наследнику престола, имело важные последствия, поскольку благодаря этому император Александр II разрешил вдове дать бесплатное образование всем трем дочерям в императорских образовательных учреждениях, а также его внуку Константину Васильеву в Императорском училище правоведения.
Мы знаем от самого Эдуарда Левенштерна историю написания его мемуаров, которые он начал весной 1814 года в Ветцларе. Знаем, что переплетчик, который дал ему обложку для рукописи мемуаров, поддержал идею их написания.
Рукопись воспоминаний, состоит из фолианта с покрытием из плотного картона и нескольких разрозненных листов, заполненных довольно мелким, но хорошо читаемым почерком, за период с 1805 по 1819 годы без купюр. После этого несколько страниц отсутствует, и в декабре 1820 года текст обрывается в середине предложения.
Первая, связная, часть воспоминаний гораздо больше, чем вторая часть на отдельных листах. Воспоминания, как можно было бы предположить из посвящения, никогда не находились во владении Стенбоков, а принадлежали внуку Эдуарда, ранее упоминавшемуся статскому советнику Васильеву, у которого барон Эдуард Деллингсхаузен и купил их.
Поскольку автор никогда не собирался публиковать свои воспоминания, он писал на удивление откровенно о своих многочисленных приключениях и опыте в солдатской жизни. Уважение к широко известным именам привело к некоторым купюрам. Сокращения никогда не касались описаний тех многочисленных мировых исторических событий великого периода войны за независимость, свидетелем которых Эдуард Левенштерн являлся, что придает мемуарам особое значение.
Помимо их исторической ценности, воспоминания говорят с нами как «человеческий документ», что достойно самого пристального внимания. Надо сделать вывод, что они поражают нас своей внутренней правдивостью. Страсть Левенштерна к военной службе является подлинной, но не менее верны и его описания зверств войны, которые изображены без малейшей попытки украсить их, честно, по-настоящему прочувствованно. Они не искажены преувеличенным классовом тщеславием, которое естественно в том периоде, а также в тех обстоятельствах, в которых он жил.
Не приходится удивляться, что Левенштерн, еще почти мальчиком брошенный в гущу жестокой войны, временами, кажется, теряет контроль и порой демонстрирует недостаточно твердости, чтобы сопротивляться дурному примеру, показываемому его безудержными полковыми товарищами, дикими сумскими гусарами. Его безумные авантюры, как и все, что связано с Левенштерном, зачастую оказываются поразительно открыто описанными. Серия ярких, красочных картин проходит перед нами.
Мы видим его пьющим и играющим в азартным игры в кругу своих товарищей-кутил, а затем снова в смертельно опасном бою, в постоянно меняющихся военных бивуаках, а затем плененным мимолетной любовью - «его беды не долги, его карманы пусты», как поется в классической кавалерийской песне. Никогда, однако, он полностью не теряет благородные чувства в своем сердце. Это мы видим и в любви к родине, которую он выражает снова и снова, и в любви к сестре Амалии, а также энтузиазме и восхищении своим командиром графом Петром Паленом.
Несомненный талант Левенштерна связывать между собой события вкупе с искренностью изложения дает нам живые и правдивые картины его личности, событий и условий жизни начала прошлого века, которые без сомнения, являются отображением подлинной реальности того времени.
Барон Георг фон Врангель.
Ревель, осень 1909 года.
