Декабрист Павел Михайлович Леман
Летом 1829 г. Александр Сергеевич Пушкин совершает путешествие в Арзрум в составе русской армии, начавшей военные действия против турок на Кавказе под руководством генерала графа И.Ф. Паскевича. Результатом его поездки были записки «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года», впервые изданные в 1835 г.
А.С. Пушкин опоздал к началу военных действий: когда 12 июня он прибыл в Карс, где базировался штаб главнокомандующего, армия уже выступила в поход, и ему пришлось ее догонять. Однако 13 июня утром он осматривает крепость и свои впечатления записывает в виде фразы, содержащей неявно выраженный вопрос: «Поутру пошел я осматривать город. Младший из моих хозяев взялся быть моим чичероном.
Осматривая укрепления и цитадель, выстроенный на неприступной скале, я не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом. Мой армянин толковал мне как умел военные действия, коим сам он был свидетелем». Неприступность крепости Карс настолько поразила А.С. Пушкина, что, возвратясь из путешествия, в которое он отправился, сделав предложение Наталье Николаевне Гончаровой и не получив решительного ответа от ее родителей, поэт сравнивал свою невесту с этой крепостью.
В альбоме Екатерины Николаевны Ушаковой, друга поэта, есть дружеский рисунок-шарж, на котором изображен А.С. Пушкин, обращающийся к портрету Н.Н. Гончаровой, с возгласом: «Карс, Карс, брат! Брат, Карс! О горе мне! Карс, Карс! Прощай, бел свет! Умру!». Но оба Карса, как известно, были взяты: Наталья Николаевна стала женой А. С. Пушкина, а крепость была занята русскими войсками.
Штурм Карса был одним из кульминационных пунктов русско-персидско-турецкой войны 1827-1829 гг. Впоследствии русским войскам еще не раз приходилось брать эту крепость, но в 1828 г. они штурмовали ее впервые. Она действительно считалась в те времена неприступной. По историческим описаниям ее стены имели длину более 1300 м, высоту от 4 до 8.5 м, толщину от 1 до 1.5 м. Северная стена крепости длиною 850 м имела 4 ворот и примыкала к скалистому обрыву. В центре крепости на крутой скале находилась цитадель Нарын-Кале, имевшая три отделения, одно в другом, обращенные уступами к городу. Общая их окружность - 675 м.
Обычно советская историческая наука отказывала И.Ф. Паскевичу в таланте полководца, но в русско-персидско-турецкой войне 1828-1829 гг. он как главнокомандующий русской армией действовал в лучших традициях русской военной школы и науки побеждать, созданной Румянцевым и Суворовым. К стенам Карса он подошел 19 июня 1828 г. в 7 часов утра, имея всего 7.5 тысяч войска. Турецкий же гарнизон крепости, которым командовал Эмин-паша, состоял из 11 тысяч воинов, в том числе 4 тысячи конницы.
Не смущаясь численным превосходством противника, Паскевич сходу развернул под стенами крепости сражение, начавшееся артиллерийской перестрелкой. Отразив атаки турецкой конницы на флангах своих войск и направив удар своей конницы в центр расположения турецкого войска, он загнал турок в крепость и осадил ее. Штурм крепостных стен и сооружений начался рано утром 23 июня, и уже к 8 часам утра крепость была взята, за исключением цитадели Нарын-Кале, где заперся Эмин-паша с турецким гарнизоном, выслав депутацию для переговоров с русскими.
Выслушав парламентеров, Паскевич направил в цитадель полковника князя Ф.А. Бековича-Черкасского с требованием, чтобы все войска цитадели сдали оружие, а паша признал себя военнопленным. Вместе с Бековичем-Черкасским к паше направились еще пять офицеров, а затем и генерал-майор барон Д.Е. Остен-Сакен, который повторил паше требования главнокомандующего. Паша пытался запугать послов и потянуть время, прося два дня на размышления. С этим предложением он выслал к Паскевичу главу Карского духовенства и начальника городских властей.
К этому времени русская артиллерия сосредоточилась на цитадели, а войска обложили ее со всех сторон, готовые к штурму. В ответ на просьбу паши генерал Паскевич направил к нему полковников Лемана и Лазарева с ультиматумом: «Пощада невинным, смерть непокорным, час времени на размышления». В 10 часов утра цитадель была сдана: Эмин-паша в полном вооружении выехал из нее в сопровождении полковников Лемана и Лазарева и сдался в плен лично Паскевичу.
В это время русские патрули обнаружили приближавшийся со стороны Арзрума двадцатитысячный корпус Киос-Магомет-паши, спешивший на выручку Карса и находившийся в 5 верстах (менее 10 км) от лагеря главнокомандующего. Эмин-паша знал об этом, поэтому и тянул время, но все-таки вынужден был сдать крепость. Узнав о сдаче Карса, Киос-Магомет-паша не рискнул вступить в сражение и отвел свои войска.
При взятии Карса турки потеряли 4 тысячи человек убитыми, 151 орудие, все 33 знамени и бунчука, а также большое количество боеприпасов, оружия и провианта. Потери русских составили 400 человек убитыми. Так по историческим описаниям выглядит штурм крепости Карс русскими войсками в 1828 г., успеху которого в немалой степени содействовал подвиг полковников Лемана и Лазарева: им выпала честь поставить последнюю точку в этой операции.
В книге Л.А. Черейского имена И.Ф. Паскевича, Ф.А. Бековича-Черкасского, Д.Е. Остен-Сакена и Л.И. Лазарева фигурируют в качестве знакомцев А.С. Пушкина, в то время как полковник Леман среди таковых не значится. А речь здесь идет о Павле Михайловиче Лемане, в формулярном списке которого записано: «...по занятии крепости был послан в ее цитадель к Эмин-паше в качестве парламентера и личного посла главнокомандующего генерала Паскевича с ультиматумом о сдаче цитадели и представил к нему пашу лично с оружием, который тут же капитулировал». Этот подвиг принес полковнику Леману в качестве награды орден св. Владимира 4-й степени с бантом.
Имя П.М. Лемана не встречается ни в тексте пушкинского «Путешествия в Арзрум», ни в каких-либо других известных источниках или документах, связанных непосредственно с А.С. Пушкиным. Однако есть многочисленные факты, косвенно свидетельствующие о том, что они должны были быть знакомы. И один из них - интерес Пушкина к штурму Карса и его участие в походе 1829 г. при штабе Паскевича, дежурным офицером в котором был полковник П.М. Леман.
Кроме того, П.М. Леман был членом Южного тайного общества декабристов и у него с Пушкиным, как мы увидим далее, было много общих знакомых, в том числе В.Д. Вольховский, Н.Н. Раевский, М.И. Пущин, А.А. Бестужев-Марлинский. И наконец, в 1831-1832 гг. А.С. Пушкин со своей женой снимают квартиру в Петербурге на Галерной улице в доме Брискорнов, близких родственников П.М. Лемана по матери. Дом этот в то время принадлежал Ольге Константиновне Брискорн, вдове сенатора и тайного советника Федора Максимовича Брискорна, который приходился П.М. Леману родным дядей.
Личность Павла Михайловича Лемана представляет определенный исторический интерес, так как имя его нередко встречается в делах следственной комиссии по делу декабристов и внесено в «Алфавит декабристов» как члена Южного тайного общества. В доносе капитана А.И. Майбороды он значится как один из сподвижников П.И. Пестеля. Однако П.М. Леман не был активным членом Общества и в восстаниях не участвовал, что помогло ему избежать сурового наказания. В трудах советских историков, посвященных восстанию декабристов, его имя упоминалось крайне редко.
Вместе с тем более близкое знакомство с ним дает возможность проследить эволюцию взглядов некоторых из тех декабристов, кто не подвергся репрессиям после разгрома вооруженных выступлений 1825-1826 гг., а также глубже понять, на кого и как опиралось руководство Южного тайного общества в своей деятельности и какими средствами агитации оно пользовалось для привлечения новых членов. В отношении П.М. Лемана сделать это позволяют новые архивные документы, не попадавшие ранее в поле зрения исследователей, и в частности его полные формулярные списки и его именной фонд, пока еще практически не изученный.
Павел Михайлович Леман (1797-1860) происходил из рода швейцарских немцев, переселившихся в начале XVIII в. в Россию, где, поступив на государственную службу, они выслужили себе по чинам и орденам право на потомственное дворянство. В качестве своей фамилии они взяли французское название Женевского озера - Ле́ман, что впоследствии нашло отражение в геральдической символике дворянского герба этого рода, который внесен в 20-ю часть «Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи».
Ни поместий, ни крепостных крестьян, кроме домашней прислуги, у них не было, и жили они исключительно тем, что давала им государственная служба. Отец его, Михаил Михайлович Леман (1768-1831) служил комиссионером в Петербургском провиантском депо Военного ведомства в чине надворного советника, а мать, Мария Максимовна, происходила из курляндского рыцарского рода Брискорн, который пользовался особой благосклонностью императора Павла I.
В 1810 г. Павел Михайлович Леман был отдан на воспитание в Горный кадетский корпус, но, не пожелав служить по горной части, вышел оттуда в 1812 г. и поступил на действительную военную службу в гвардейскую артиллерийскую бригаду сначала фейерверкером, а затем юнкером. Он принимал участие в Отечественной войне против наполеоновской Франции, в том числе в Бородинском сражении и заграничных походах, но в составе резервных войск, не участвовавших в боевых действиях.
В 1812 г. он по экзамену получает первый офицерский чин прапорщика, а в 1813 г. переводится в конную роту 3-й резервной бригады. В 1815 г. за отличие по службе его производят в подпоручики, в 1817 г. переводят в лейб-гвардии Московский полк, где он получает в 1818 г. чин поручика, в 1819 г. - штабс-капитана, а в 1822 г. - капитана. В 1824 г. его производят в полковники и переводят сначала в лейб-гвардии Финляндский полк, а затем в Пермский пехотный полк.
Вероятно, именно в этот период он был приобщен к деятельности Южного тайного общества декабристов, в число членов которого он был принят в начале 1825 г. П.И. Пестелем и Н.И. Лорером. После выступления Черниговского полка, в котором он не участвовал, П.М. Леман был арестован в с. Немирове Подольской губернии и 14 января 1826 г. вместе с Н.В. Басаргиным доставлен из Тульчина в Петербург на главную гауптвахту в Зимнем дворце. В тот же день после допроса у генерала В.В. Левашова он помещен в каземат Петропавловской крепости. На основании его показаний и сведений, полученных от других арестованных декабристов, следственная комиссия вынесла по его делу следующее определение: «Леман - полковник Пермского пехотного полка.
Вступил в Южное общество в 1825 г. Ему объявлено было только то, что, по принятии большого числа членов, общество намеревалось требовать от Сената конституции. Пестель три раза читал ему отрывки из своей конституции о преобразовании войска, уменьшении солдатам срока службы, о даровании свободы крестьянам и разделении земли. Поручений по обществу он никаких не имел, кроме предложения Пестеля принимать членов, однако, он никого не принял. По привозе его в Санкт-Петербург, он тотчас сделал показание о бумагах Пестеля, сказав, что поручик Крюков отвозил их в Тульчин. Сим он подал повод к открытию бумаг Пестеля.
Содержался в крепости с 14 января 1826 г. По докладу комиссии 13 июня 1826 года высочайше повелено: "Продержав еще месяц в крепости, возвратить на службу с переводом в другой полк, не давать ему батальона впредь до повеления и ежемесячно доносить о поведении"».
По приказу императора П.М. Леман был направлен в Томский пехотный полк, а в его формулярном списке впоследствии была сделана следующая запись: «По высочайшему приказу от 7 июля 1826 г. за принадлежность к тайному обществу выдержан 1 месяц в крепости (Петропавловской), что высочайшим повелением, объявленным в приказе по действующей армии 5 июня 1842 г. за № 95, повелено не считать препятствием к получению чинов и наград, исключая знак отличия беспорочной службы».
Нет оснований сомневаться в правдивости показаний П.М. Лемана и достоверности заключения следственной комиссии. Руководитель Южного общества П.И. Пестель отлично представлял себе, что успех движения может быть обеспечен только при поддержке армии, в первую очередь ее офицерского состава. Проводя агитационную работу в армии, он стремился привлечь в общество офицеров, командовавших подразделениями.
Вместе с тем и Пестель, и другие руководители общества понимали, что политические цели организации, связанные с государственным переворотом, ликвидацией самодержавия и царской фамилии, установлением республики, могут быть приняты и поняты далеко не всеми даже передовыми офицерами, что может нанести ущерб общему движению и лишить его поддержки со стороны армии в нужный момент, тем более что даже между руководителями Южного и Северного обществ по этим вопросам не было единого мнения и согласия.
Поэтому при проведении агитационной работы они действовали осторожно и предусмотрительно, открывая политические цели весьма узкому кругу лиц и упирая в основном на общепонятные гуманные требования, такие как ликвидация крепостного права, наделение крестьян землей, сокращение сроков солдатской службы, отмена телесных наказаний. Именно так и был завербован полковник Леман.
Разделяя гуманные требования Общества, он не знал его политических целей и скорее всего вряд ли согласился бы с ними и средствами их достижения, которые предполагалось использовать. Впервые он полностью осознал их, находясь в каземате Петропавловской крепости, и раскаялся, что примкнул к организации, замышлявшей государственное преступление.
Из каземата Петропавловской крепости он обращается к императору с покаянным прошением о помиловании: «Всемилостивейший государь! Милосердие вашего императорского величества дало мне смелость пасть к стопам особы вашей. Великий государь! прости меня! Отпусти вину мою - да сотру ее с лица земли костьми моими. Вашего императорского величества вернейший раб до конца дней своих Павел Леман, Пермского пехотного полка полковник».
Признания П.М. Лемана, вероятно, усугубили участь Пестеля, ибо позволили следствию помимо словесных показаний арестованных обнаружить крамольные бумаги Пестеля, т. е. получить конкретный обвинительный материал, дававший объективно-документальное представление об истинных намерениях общества. Однако поведение П.М. Лемана на следствии не было исключением: после разгрома восстания почти все декабристы давали на следствии правдивые показания, ничего не скрывая.
П.М. Леман в конечном счете отделался сравнительно легко и не был репрессирован. Однако участие в Южном обществе не прошло ему даром. По прибытии в Томск в 1827 г. он сразу же был отправлен в Мингрельский пехотный полк на Кавказ для участия в начинавшейся русско-персидско-турецкой войне, т. е. фактически был сослан в действующую армию, но без лишения наград, чинов и права их выслуги. Сюда же в ссылку направляются и многие разжалованные декабристы.
За всеми лицами, причастными к движению декабристов, в том числе и за П.М. Леманом, устанавливается бдительный полицейский надзор. Участие в военных действиях давало П.М. Леману реальную возможность исправить свою репутацию в глазах начальства и правительства и на деле доказать свою верность «Богу, государю, отечеству», как гласит девиз дворянского герба его рода. И П.М. Леман не преминул воспользоваться этим, чтобы заслужить полную реабилитацию. В марте 1827 г. он прибывает в Тифлис, где ему поручают командование войсками на турецкой границе под началом генерала Сипягина.
П.М. Леман ревностно принимается за приведение в образцовое боевое состояние крепости Цалки, за что награждается первым своим орденом св. Анны 2-й степени, который вручается ему лишь в 1829 г. В 1827 г. он участвует в крупном сражении с турецкой конницей у с. Гумры, в атаках и преследовании турок до с. Талынь. В 1828 г. П.М. Леман занимает должность дежурного офицера штаба армии в чине полковника и принимает самое активное участие в военной кампании под руководством генерала графа И.Ф. Паскевича. С 15 по 20 июня он участвует в преследовании турок от с. Гумры до границы и далее, в перестрелке с турецкой кавалерией и взятии укреплений на подступах к крепости Карс, а затем, 21-23 июня, в осаде и взятии штурмом этой крепости, где лично ему выпало сыграть важную роль.
После взятия Карса П.М. Леман участвует в походе через горный хребет к Архакалыку и взятии этой крепости 24 июля, затем 1-5 августа в походе к крепости Архальциг, под стенами которой развернулись ожесточенные сражения. Сначала здесь во время рекогносцировки была разбита турецкая кавалерия, а затем, 9 августа, был разгромлен объединенный тридцатитысячный корпус Киос-Магомет-паши и Мустафа-паши, заняты четыре турецких лагеря и все укрепления вокруг крепости, которая оказалась в осаде. За эти сражения полковник Леман был награжден золотой шпагою с надписью «За храбрость». 16 августа русские войска штурмом овладели крепостью Архальциг и ее цитаделью. Участие в этих операциях принесло П.М. Леману в качестве награды алмазные украшения к ордену св. Анны 2-й ст.
В военной кампании 1829 г. стремительное наступление русских войск продолжалось, и П.М. Леман участвует во всех боевых операциях против турок: в июне - поход через Саган-Лугский хребет к укрепленному турецкому лагерю Гачки-паши и сражение с неприятельской конницей Осман-паши на реке Гунгер и у с. Бердус, 19 июня - разгром конницы Гачки-паши и вооруженных сил арзрумского сераскера, а 20 июня - занятие лагеря Гачки-паши, его пленение и взятие батареи из 15 пушек без единого выстрела и с барабанным боем. При наступлении на батарею русские применили психологическую атаку, которая, по описанию историка Н.И. Ушакова, выглядела следующим образом: «При звуках барабанов, взяв ружья наперевес, все три линии стройно двинулись вперед.
Подойдя к возвышенности, где стояли две турецкие батареи, войска разделились на четыре колонны. Первую повел сам главнокомандующий в прямом направлении на батареи, остальные в обход справа и слева. Вид этого стройного движения довершил ужас, в котором находились войска Гачки-паши. Толпы, охранявшие две передовые батареи, сделав несколько бесполезных выстрелов, бросили орудия и бежали. Колонна, где находился главнокомандующий, тотчас овладела еще дымящейся артиллериею». Во главе колонны находился и полковник П.М. Леман, который за этот подвиг был награжден орденом св. Георгия 4-го класса. Затем он принимает участие в походе и взятии крепости Гас-сан-Кале 22-23 июня и в походе и взятии крепости и города Арзрум 24-27 июня.
Описание заключительного сражения за Арзрум 27 июня дает А.С. Пушкин в своем «Путешествии в Арзрум». Он участвовал в нем в качестве наблюдателя. А.С. Пушкин пишет: «На другой день (т. е. 27 июня. - Е.Л.) утром войско наше двинулось вперед. С восточной стороны Арзрума, на высоте Топ-Дага, находилась турецкая батарея. Полки пошли к ней, отвечая на турецкую пальбу барабанным боем и музыкою. Турки бежали, и Топ-Даг был занят. Я приехал туда с поэтом Ю.‹зефовичем›. На оставленной батарее нашли мы графа Паскевича со всею его свитою. ‹...› Граф был верхом. Перед ним на земле сидели турецкие депутаты, приехавшие с ключами города» (VIII, 474).
В своем «Путешествии в Арзрум» А.С. Пушкин выступает в качестве военного корреспондента. Его описания военных действий кратки и точны, в чем легко убедиться, сравнив их с описанием боя за Арзрум, сделанным военным историком Н.И. Ушаковым: «Около трех часов дня главнокомандующий сам повел правое крыло войск прямо на Топ-Даг. Впереди шла колонна генерал-майора Панкратьева, у которого справа находились три казачьих полка. Быстрое и стройное движение войск, при звуках музыки и барабанов, представляло торжественное зрелище. Неприятель встретил нас сильным артиллерийским огнем. Но артиллерии нашей было приказано не заниматься бесполезной стрельбой. Допустив колонны на половину пушечного выстрела, турки не осмелились оставаться далее на месте и бежали к городу. Конвой главнокомандующего, находившегося во главе войск, первый занял Топ-Дагские шанцы, овладев пятью орудиями».
Нельзя не заметить идентичности описаний этого боя с тем, что произошел 20 июня 1829 г. при взятии укреплений и лагеря Гачки-паши. Принцип психологической атаки с использованием барабанного боя и музыки при построении войск в виде стройных цепей или колонн применялся русскими против турок в этой войне неоднократно и неизменно приносил успех. Это обстоятельство не ускользнуло и от внимательного А.С. Пушкина.
После взятия Арзрума русские войска, в составе которых находился П.М. Леман, вели военные действия против турок в его окрестностях, а 27 сентября овладели городом Байбуртом, в сражении за который участвовал П.М. Леман. Отличился здесь разжалованный в рядовые и сосланный на Кавказ декабрист и писатель А.А. Бестужев-Марлинский. Он был одним из трех, кто первым ворвался в город, но отличия и награды за свою храбрость не получил.
В кампании 1830 г. П.М. Леман участвует в январе - марте в походе против лезгин и присоединении их к России. За участие в русско-персидско-турецкой войне 1826-1829 гг. он награждается также специальными медалями.
Усилия Павла Михайловича Лемана по восстановлению своей репутации не пропали даром. В 1829 г. его назначают, наконец, командиром 41-го егерского полка, в котором служили многие разжалованные и сосланные декабристы, в том числе братья Бестужевы. В том же году в его полку среди солдат и нижних чинов появляется чума, за быструю и организованную ликвидацию которой командование Кавказского корпуса объявляет ему в приказе благодарность.
Однако командование полком оказалось для П.М. Лемана непродолжительным. Товарищеские взаимоотношения между офицерами полка и государственными преступниками, бывшими декабристами, не остались без внимания шпионов и доносчиков, и по приказу шефа жандармов Бенкендорфа было произведено расследование, в результате которого комендант Тифлиса полковник Бухарин был отстранен от должности, а за командиром полка Леманом был установлен бдительный и секретный надзор.
В 1831 г. П.М. Лемана назначают командиром бригады и в составе войск Паскевича отправляют в Польшу в поход на Варшаву для подавления польского восстания 1831-1832 гг. В 1833 г. его назначают презусом комиссии Военного суда над польскими мятежниками, а 12 мая 1834 г. за отличия по службе производят в генерал-майоры и поручают командование 1-й бригадой 2-й дивизии. Бывший декабрист и член Южного общества явно приобретает репутацию благонадежного и пользуется доверием начальства. Но его служебная карьера внезапно обрывается.
В 1843 г., производя смотр вверенного ему подразделения, П.М. Леман замечает оплошность солдата-горниста, подавшего не тот сигнал, который следовало, и приказывает наказать его тут же на плацу десятью ударами шомполами. Впоследствии выяснилось, что оплошность допущена солдатом из-за плохого самочувствия, и генерала Лемана, не разобравшегося в чем дело, за жестокость в обращении с нижними чинами отстраняют от командования и назначают «состоять по армии».
Ему грозит военный суд, и он просит защиты у главнокомандующего, теперь уже генерал-фельдмаршала и князя, И.Ф. Паскевича, расположением и доверием которого он пользовался. Заступничество князя, вероятно, сыграло свою роль: П.М. Лемана не предают военному суду, но в 1844 г. увольняют в отставку, правда, с пенсией и мундиром. В дальнейшем П.М. Леман со своей семьей жил в Петербурге, где и умер в 1860 г., похоронен на Смоленском православном кладбище.
Женой Павла Михайловича Лемана была Александра Карловна, урожденная фон Краббе, дочь генерал-лейтенанта Карла Карловича фон Краббе и его жены Софьи Федоровны, урожденной Колачевской. Свадьба Павла Михайловича и Александры Карловны состоялась в 1832 г. в Тифлисе, а посаженным отцом на ней был лицейский друг А.С. Пушкина генерал-майор В.Д. Вольховский.
Свадьба, по-видимому, была хмельной и веселой, потому что корпусной священник Петр Эгази, совершавший обряд венчания и выдавший брачное свидетельство, забыл сделать соответствующую запись в церковной метрической книге. Этот факт обнаружился лишь в 1845 г., когда П.М. Леман вносил свою семью в дворянскую родословную книгу Санкт-Петербургской губернии. Оказалось, что священник к этому времени умер, и подлинность брачного свидетельства П.М. Леману пришлось доказывать с помощью свидетельских показаний. В семье П.М. Лемана было 11 детей, из них двое умерли в младенчестве. Восприемником и крестным отцом многих из них был генерал-фельдмаршал И.Ф. Паскевич.
П.М. Леман и его семья внесены в 1846 г. в третью часть родословной дворянской книги Санкт-Петербургской губернии.
Подводя итог анализа жизни и деятельности П.М. Лемана, следует отметить, что эволюция его взглядов после событий 1825-1826 гг. пошла по иному пути, чем у большинства из тех декабристов, кто подвергся суровым репрессиям. Если 27-летний полковник, разделяя гуманные требования этого движения, примыкает к Южному тайному обществу, то в 37 лет он судит польских повстанцев, а в 47 лет, будучи генерал-майором, считает возможным жестоко наказать солдата, допустившего оплошность на смотре, т. е. применить те меры, против которых он выступал ранее.
За все эти годы, проявляя личную отвагу и мужество в боевых действиях и умение в организации войск и укреплений, он стремится реабилитировать себя в глазах царской администрации, которая, несмотря на его усилия, все-таки не доверяет ему полностью и постоянно держит его под строгим тайным полицейским надзором. В то же время П.М. Леману удается сохранить знакомство или товарищеские отношения с бывшими декабристами и близкими к ним людьми, в том числе с А.А. Бестужевым и его братьями, Н.В. Басаргиным и В.Д. Вольховским. Очень вероятно, что он был знаком и с А.С. Пушкиным.
Личность П.М. Лемана не оставила яркого следа в движении декабристов, но она интересна тем, что П.М. Леман был одним из типичных представителей той массы армейских офицеров, на которую опирались и рассчитывали руководители тайных обществ в своей деятельности по реализации поставленных целей.
В заключение я хотел бы воспользоваться случаем, чтобы выразить благодарность И.В. Сахарову (РНБ) и С.И. Вареховой (РГИА) за помощь в разыскании литературных и архивных материалов, использованных в этой работе.
Е.П. Леман
