© Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists»

User info

Welcome, Guest! Please login or register.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Кованные из чистой стали». » Лихарев Владимир Николаевич.


Лихарев Владимир Николаевич.

Posts 11 to 20 of 40

11

IV

Елизавете Николаевне Лихаревой

5 декабря [1828 г.], Кандийск.

Дорогая Лиза,

чтобы сказать Тебе только два слова, я не могу отказать себе в счастии сказать их Тебе.

Добрый друг, не обижайтесь на меня... голова отказывается служить, возлюбленная Лиза, добрая превосходная сестра, лучший из друзей. Пока я живу, Вы всегда будете занимать в моём сердце то место, которое выбрало для Вас самая чистая братская любовь.

Я буду свято хранить в памяти ту невыразимую радость, которую доставляла нам наша первая дружба; поступайте также, дорогая сестра. Мы часто могли бы беседовать, если бы Вы были менее ленивы писать. Мы могли бы установить последовательную переписку.

Я обещаю Вам длинные и детальные письма. Прощайте, дорогая Лиза. Целую Вас от всей моей души.

(Без подписи).

12

V

Пелагее Петровне Лихаревой

15 марта 1829 года. Кандийск.

Ваше беспокойство, дорогая мама, разрывает мне сердце, а также будит в нём благодарность за те заботы и доброту, которые Вы ко мне проявляете. Я высчитал время, которое нужно моим письмам, чтобы дойти до Вас, и всё заставляет меня думать, что Вы уже получили их. Получив их, Вы увидите, дорогая мама, что не от меня зависело отправить их раньше, и что соображения, подробно изложенные мною, препятствовали этому.

Ваше здоровье, моя дорогая и добрая мама, всё время очень тревожит меня, несмотря на полученные мною уверения о Вашем выздоровлении. Вам ведь нужно так сильно беречься и заботиться о себе! Да хранит Вас Господь и его святые ангелы!

Как благодарить мне Вас за Ваши заботы, за Вашу нежность к Кате! Дорогая мама, это самое ценное доказательство Вашей любви ко мне, какую Вы мне можете явить. Не буду говорить о своей признательности, мама: моё сердце исполнено ею - долг его Вам так велик, что оно никогда его не выплатит.

Если братья при Вас, то я прошу Вас их нежно поцеловать за меня. Добрая мама, не трудитесь писать мне сами: письма, писанные Вами лично, составляют для меня счастье, но я знаю, как дорого они обходятся Вам. Возложите эту обязанность на моих милых и добрых сестёр; я буду уже слишком счастлив, если в конце письма Вы припишете: «Я тебя благословляю».

Прощайте, дорогая мама! Нежно целую Ваши руки, обнимаю Ваши колени. Да услышит небо пожелания благ для Вас от сына столь же почтительного, сколь исполненного любви к снисходительной и доброй матери, которую он будет любить до могилы.

(Без подписи).

13

VI

Елизавете Николаевне Лихаревой

[1829 г. Кондинск]

Лизавете Николаевне Лихаревой.

Я предпочитал совсем Вам не писать, чем посылать письма, которые не могут нас удовлетворить, ни одного, ни другого, и Вы это поняли, дорогая Лиза, без объяснений.

Всё же нужно подать Вам признак жизни.

Дорогая сестра, я черкну на удачу несколько слов, которые Вы всегда разберёте с некоторым удовольствием, быть может. Дорогая Лиза, я храню Ваш образ в моём сердце, он оживляется, когда я мысленно переношусь к моей чудной сестре.

Если бы мои пожелания, столь бесполезные, как и искренние, могли бы иметь какое-либо значение для Вашего счастия, душа моя полна была бы надеждой, что Вы будете счастливы... но, кажется, что все мои упования обречены на слишком быструю гибель... они имеют сходство с водами Сибирских рек, питающихся только льдами.

Прощай, сестра, мой друг, я нежно Вас прижимаю к сердцу, и я Вас люблю, как всегда любил.

Ваш брат Владимир.

14

VII

Елизавете Николаевне Лихаревой

[1829 г., Кондинск]

Моей сестре Лизе.

Чего только не должен был бы я Вам написать, дорогая, добрая сестра в ответ на Ваше очаровательное письмо. Проявления Вашей дружбы такие простые, такие трогательные - чувствуются мною ещё сильнее, потому что я знаю, что они искренни. Я так ясно себе Вас представляю, я Вас так хорошо знаю! Никогда рука Ваша не начертит слова, не продиктованного сердцем.

Я убеждён, что Вы приехали бы в Кандийск, если бы было можно и более того, я не менее убеждён, что Вы считали бы себя здесь счастливой. Не обвиняйте меня в самонадеянности в данном случае. Я не делаю этого заключения, конечно, из-за моих личных заслуг: я имею их менее, чем кто-либо другой, я это определяю моим глубоким знанием Ваших внутренних качеств: это чувство самоотречения по отношению к друзьям, которое всегда было отличительной чертой Вашего благородного характера.

Вместе или в разлуке, дорогая Лиза, мы не перестанем никогда любить друг друга: жизнь коротка и незаметно мы достигнем пристани, тогда мы больше не покинем друг друга.

Я безумно хотел бы Вас поцеловать ещё раз: это желание слишком невинно, чтоб нарушить долг покорности Провидению, повелеваемый религией.

Так трудно оторвать от себя то, что страстно любил на земле: счастливы те, которые только лишь коснутся счастия, как будто только для того, чтобы легче лучше удалиться, уйти в вечность. Но мы не провинимся без сомнения невинным желанием отдать и получить последнюю слезу прощания от тех, кого любили.

Примите мою слезу, сестра, мой друг, но никогда не проливайте их сама иначе, как только от радости, и думайте о Вашем брате только, как о самом нежном и лучшем друге, которого Вы имеете.

В. Лихарев.

15

VIII

Елизавете Николаевне Лихаревой

[img2]aHR0cHM6Ly9zdW45LTE5LnVzZXJhcGkuY29tL2psREVaVktCVWNtRXhISzNESW95RXZsX1Uzb280NTIycGFjTDl3L2g5aEYyUU5jamFBLmpwZw[/img2]

М.С. Знаменский. Вид Кондинска. 1850. Бумага, акварель, карандаш. 16.0 x 33.0 см. Частное собрание.

[1829 г., Кондинск]

Моя дорогая Лиза!

Я должен с Вами немного повоевать. Вы скажете: чтобы вести войну мы слишком далеко друг от друга и кроме того, мой брат слишком миролюбив для этого. Это правда, мой друг, и вот уже мир заключён раньше, чем начать враждебные действия. Но исходя из этого, не думайте, что я прощаю Вам письмо, которое Вы мне молчаливо обещали. Оно должно заключать в себе верную передачу всего того, что Вас занимает и я решил что не прощу Вам ни одной пропущенной подробности.

Что касается меня - монотонное однообразие, которым отмечены все мои дни, представляет из себя печальное полотно и было бы таким даже и для лучшего художника, чем я сам.

Только «почтовые» дни являются для меня ясными днями в дождливое время. Я всегда жду их с нетерпением.

Целую Вас нежно, дорогая Лиза, добрая сестра, будьте счастливы и запомните хорошенько в Вашем сердце, что каждый раз, что Вы думаете о Вашем брате Владимире, Вы думаете о Вашем лучшем друге.

В. Лихарев.

16

IX

Варваре Николаевне Лихаревой

[Надпись на обороте:] Моей дорогой сестре Варваре.

г. Курган, 12 мая 1831.

Дорогая Сестра

Моё беспокойство относительно Вашего здоровья увеличивается в связи с тем состоянием неопределённости, в котором Вы меня оставляете. Наш дорогой дядя сообщил мне в своём последнем письме, что Вы приедете в Москву и я не только страдаю от нетерпения иметь от Вас повестку, но и от неведения того, что мне так надо узнать.

Вам ли пристало, страдать, друг мой, Вам ли, которой полагалось бы только знать счастье в жизни.

Мысль о том, что Вы больны или несчастливы, мне раздирает сердце и у меня не хватает духа предлагать Вам те утешения, к которым я прибегаю сам.

Я поступил бы так, если бы я был подле Вас и я нашёл бы несравненное удовольствие в тех нежных заботах о Вас, в которых мне сейчас отказано, и в полном и нераздельном единении наших чувств.

Но что можно сказать в письме, которое становится как будто всё холоднее по мере того, как оно удаляется.

Я уверен, что мои письма доходят к Вам неприкосновенными и что Вы видите в них всю дружбу, которая нас связывает.

Дорогая сестра, наши земные несчастья - это милости, дарованные нам Провидением и оно подносит только своим любимцам ту горькую чашу, которая их содержит.

Ваша душа слишком чиста, чтобы Вы могли не оценить красоты и благородства, которые заключает в себе служение добродетели, той добродетели, которая принимает с сознательной покорностью испытанья, которые часто составляет её удел на земле.

Вы созданы для того, чтобы познавать и вкушать полностью то счастье, которое доставляет нам всецелое подчинение воле Творца и я Вас уверяю, что это счастье самое реальное.

Но какое счастье я не пожелал бы Вам.

Я хотел бы видеть его в избытке, изливающимся на Вашу голову и Вас видеть владеющей всем тем, хорошим и прекрасным, о чём братская нежность когда-либо мечтала в своих желаниях для любимой сестры.

Всею силою моей самой чистой дружбы я прижимаю Вас к моему сердцу, не будучи в тоже время в состоянии отделаться от них грустного сожаления делать это только мысленно.

Ваш брат.

Это письмо было начато 12 мая, после чего я заболел и только 24 июля я снова взялся за него.

17

X

Варваре Николаевне Давыдовой

[1833/1834 гг.]

Адресовано: Мадам Давыдовой

Дорогая Варвара,

В надежде, что эти несколько слов найдут Вас и моего возлюбленного брата возле мамы и всех наших, я и набрасываю их сюда. Вас очень трудно поймать, добрая сестра, т. к. для меня необъяснимо каким образом мои письма или Вы сами сделали то, что Вы и они постоянно расходились.

Моя мать говорила мне о Вашем замужестве два раза и спрашивает меня, не знаю ли я что о нём, я, который отправил Вам такое хорошенькое послание, также, как и моему зятю. Я ни за что не хотел бы, чтобы оно потерялось.

Вы при этом потеряли бы столько же, сколько и я.

Дорогой добрый ангел, как я счастлив знать Вас счастливой. Мой дядя Пётр, кот[орого] я так несравненно счастлив назвать моим братом, также ангел и Вы должны простить мне мою безудержную радость, т. к. она так полна и искренна и это частое возвращение к слову «счастие», кот[орое] я надеюсь, с благословением Творца будет всегда большим, чем простым словом для Вас.

Вы меня последнее время совсем забросили, но я Вам это прощаю в виду тех превосходных причин, о которых мы оба знаем, но знайте, что я на Вас буду в большой обиде, если это будет продолжаться. Я чувствую себя хорошо, или скорее, довольно хорошо; я всё же доволен и люблю питать себя надеждой, что Творец по своей доброте, всегда поддержит меня, против зла и поможет мне поступать хорошо.

Вы не можете подумать насколько Ваше замужество наполнило моё сердце нежной радостью; это первое или правду сказать, единственное событие, которое меня действительно утешило с моего изгнания.

Позвольте мне, дорогая и возлюбленная, сказать Вам ещё раз, сколько счастья я Вам желаю и как живо я всегда буду разделять то, которое, надо позволить Вам наслаждаться долго, долго.

Прощай, моя дорогая сестра, целую тебя очень нежно, прощай, дорогой дядя, возлюбленный брат, прижимаю Вас горячо к моему сердцу.

Любите меня всегда, оба и иногда уделяйте мне несколько минут Вашего времени. Это будет утешением в моей дружбе, которая столь же страстна, как мало демонстративна.

Ваш брат и друг

В. Лихарев.

18

XI

Пелагее Петровне Лихаревой

Шапсухо 25 Июля 1838 г.

Матушка, и лучший друг мой!

Только две недели тому как я получил ваше первое письмо после отъезда из Сибири; оно ходило Бог знает где: из Тифлиса было в Ставрополе и пролежало там два месяца; из Ставрополя послано в Грозную, между тем как я оттуда выехал в Ставрополь - здесь не дождался и отправился в отряд Генерала Раевского на берега Чёрного моря, где я теперь, и где к несказанному счастью моему, наконец, получил это давно желанное письмо. По содержанию, однако, должен думать, что это не первое и не последнее письмо, потому что в нём нет ни словечка ни о устройстве судьбы Колиньки (сына В.Н. Лихарева. - Н.К.), о чём я узнал нечаянно, встретясь с Лёвушкой Бороздиным в Ставрополе, ни о перемене, столь неожиданной, со мною.

Таким образом, я столько несчастлив, что не имею ответа ни на одно из моих писем. Начиная с Тобольска я писал из Казани, по дороге, и наконец с Кавказа, из Грозной и с берегов Каспийского моря. Как только представились мне случаи, я пользовался всеми. Благодарю Бога, что видел вашу руку, друг мой, и что здоровье ваше милостью Его поддерживается. Если бы Господу угодно было соединить меня хотя на несколько дней с вами и допустить меня увидеть Николеньку, я бы, кажется, остальную часть жизни мог провести без желаний; а теперь, это постоянная цель.

Простите мне, матушка, что я беспрестанно пересказываю слова и пишу несвязно. Я слаб до чрезвычайности после лихорадки, и только начинаю вставать. Два раза был я в деле, и благодаря Бога не был ранен. Меня тем более беспокоят ответы на мои письма, что я просил в них вашего благословения, которое всегда испрашиваю и принимаю, как оберегающую меня святыню.

Я вас люблю как мать и сверх того, по жизни вашей и великим страданиям, я в вас вижу святую женщину. О Боже мой! правда, что ничто и никто не заменит матери и отца!  помню моё последнее прощание с батюшкой; как бы это было вчера. Да покоит в мире Господь прах его! Помню и вашу ангельскую кротость, и частые слёзы и испытания... Вероятно тайны Божии, тайны нам недоступны.

Когда увидим Его - тайн не будет и мы узнаем для чего добрые и непорочные должны были так много страдать. Впрочем, и теперь, это тайна только для тех, которые при гонениях и неудачах жизни забывают Спасителя...

Письмо это дописываю в постели, ослабев, я боюсь потерять случай, потому что повезёт офицер, который поедет через Ефремов, и вы поэтому можете получить его вдвое скорее, нежели по почте. Обнимаю сестриц и желаю им всего приятного и счастливого. Прошу вас благословить меня и любить вашего послушного сына Владимира.

Несмотря на странствования письма, деньги мне выданы по просьбе моей Казначеем Корпуса прежде.

19

XII

Екатерине Николаевне Лихаревой

10 августа 1838 год. Тамань.

Милая и дорогая Катя!

Я заболел гораздо серьёзнее, чем раньше после моего последнего письма, которое, как помнится, я Вам писал почти больным. Генерал заставил меня покинуть отряд, где я, конечно, умер бы, ибо трудно представить себе, что такое лагерная жизнь на войне.

Итак, теперь я в Тамани (Тамань или скорее Фанагория, потому что я в крепости), в госпитале и до сих пор не могу вернуть ни здоровья, ни сил. Я никогда не решился бы просить об этом переводе и обязан им исключительно дружбе генерала; этот перевод, может быть спасёт мне жизнь.

О, дорогая сестра, не могу сказать Вам, как я страдаю, и не столько от физических немощей, сколько от нравственных мук, которые разрушают здоровье вернее, чем все телесные мучения.

В последних письмах я не имел мужества говорить снова о моём печальном положении ни матери, ни Вам, мой дорогой друг. Я всё время ждал хоть слова в ответ на мои повторные мольбы со времени моего отъезда из Сибири. Я до последнего момента надеялся и продолжал бы ожидать с прежнею покорностью согласия матери, если бы обстоятельства не были бы настолько не терпящими отлагательства и настолько печальными для меня, как в данную минуту.

Заклинаю Вас, моя добрая сестра, войдите хоть немного в моё ужасное положение. Я написал матери, что уезжая из Сибири, мне удалось отсрочить на год уплату моих долгов, и молил её дать мне окончательный ответ, будет ли она добра уплатить их, или же покинет меня на произвол судьбы; я умолял её дать мне знать об этом без всякого стеснения, ибо я хочу оставаться честным человеком, каким я старался быть всю мою жизнь. Что должен я думать, мой друг?

Мне будущее для меня темно; и это непонятное молчание при обстоятельствах, от которых зависит моё спокойствие и моя жизнь, приводит меня в отчаяние и разрывает мне душу. Между тем время не ждёт, и вот уже прошёл почти целый год. С минуты на минуту я должен быть готов к перенесению величайших тягостей, огорчений и всякого рода унижений. Иски ко мне могут быть предъявлены через правительство: это причинит мне лишь величайший вред и повлияет на мою военную службу. Я, конечно, не получу повышения по службе, если император узнает о таком положении вещей, ибо разумеется, я не открою ради своего оправдания, что привело меня в то ужасное положение, в котором я теперь нахожусь.

Я никому на свете не жаловался на мою семью и сохранил в своём сердце все горести, разрывавшие его в течение стольких лет. Я обращаюсь к чувству справедливости и гуманности. Возможно ли, чтобы самые близкие и самые дорогие тебе люди относились к тебе с более холодным равнодушием! И за что? За то, что я был несчастен, и потому что все бедствия обрушились на меня. Бог свидетель, что только я не перенёс. О, если бы я когда-либо Вас увидал, Вы узнали бы со слезами на глазах всё, что я испытал.

Умоляю Вас поэтому, дорогая сестра и милый друг, поговорите с матерью и перескажите ей всё, что я написал здесь. Это адское состояние невыносимо: пусть мне решительно откажут, или пусть пришлют мне деньги, которые я просил, как милостыню, для уплаты моих долгов.

Я провожу ночи без сна и страдаю несказанно. Если у матери вовсе нет денег, пусть она займёт их, ради всего святого. Дело идёт о моей чести, жизни и о всём моём будущем. Разочтите, ради Бога, без предубеждения, что я израсходовал по сравнению с братьями за эти тринадцать лет моей ссылки; и скажите, не могу ли я по справедливости ожидать помощи, я никогда бы не поверил согласно моим убеждениям и чувствам, что мне придётся повторять эту просьбу более одного раза.

Ради всего святого, спасите меня; или же немедленно напишите, либо попросите мою мать написать мне письмо с формальным заявлением о том, что её сыну нельзя более надеяться ни на какую помощь от семьи. Боже, до чего я доведён! Из милости и из жалости не медлите с окончательным ответом. Я умоляю Вас во имя дружбы, которую я сохраню для Вас, несмотря ни на какие обстоятельства ни на какие несчастия в мире. К тому же я не знаю более ужасного несчастия, чем не быть никем любимым.

Прощайте, мой друг. Ваш брат Владимир.

20

XIII

Елизавете Николаевне и Екатерине Николаевне Лихаревым

[1838/1839 гг.]

«Моей сестре Лизе»

Я погибший человек, сестра моя, если мать не пришлёт мне сначала денег. Скажите ей, что на её совести будет моя смерть, если она меня покинет; я не переживу того, что может со мной случиться.

В настоящую минуту я получил ужасные известия моих долгов; я заклинаю Вас всем, что для Вас всего дороже найти мне денег и послать мне их немедленно в Ставрополь, на моё имя: Куринского пехотного полка, рядовому Владимиру Лихареву с оставлением в почтамте до востребования. Кавказской области в г. Ставрополь.

О, моя возлюбленная сестра, если бы Вы знали, как я страдаю. Богом заклинаю Вас и мою мать дать мне решительный и скорый ответ. Я в отчаянии. Если сумма в 15 тысяч, кот[орую] я просил, не может быть отправлена сразу, пришлите половину, но не теряйте ни одной минуты и спасите Вашего бедного и несчастного брата Владимира.

[После адреса:] Екатерине Николаевне Лихаревой.

Вы меня очень беспокоите, дорогая сестра, сообщая такие неутешительные известия о Вашем здоровии. Оно никогда не было у Вас слишком цветущим, но теперь, насколько я мог разобраться, что-то есть мрачное в Ваших предчувствиях относительно него и с чувством невыразимой боли я наблюдаю этот упадок сил, который не может не повлиять на состояние даже Вашей души. У Вас она слишком нежная, дорогой друг, а это драгоценность, которую надо сохранять во всей своей чистоте.

Я прошу Вашего снисхождения, дорогая сестра, за мои редкие письма. Я сознаюсь, что они кратки и не часто Вы их имеете.

Но наряду с этим я сделаю Вам признание, которое покажет Вам всю мою искренность.

Писать банальные письма, чтобы только исполнить известную формальность, слишком тяжело и я этого никогда не сделаю.

Заставляя моё сердце говорить так, как я бы хотел, чтобы оно всегда говорило с моими ближними, я скажу может быть то, что я должен был бы умолчать.

Вы не должны и не можете сомневаться в моих чувствах к Вам, а я ощущаю известное стеснение обнаруживать их Вам постоянно. Я уверен, что они потеряли бы свою ценность. (Далее несколько строчек неразборчивы. - Н.К.).

Я Вас прошу, дорогая сестра, продолжать меня любить и верить, что везде и всегда Вы найдёте в Вашем брате друга, которого Вы любили несмотря на его недостатки или со всеми ими...

Прощайте, добрая Катя. Целую Вас нежно.

Спасибо, дорогая. Вы единственная, которая мне иногда говорила о наших знакомых.

Передайте им от меня всё, что в Вашей власти передать в ответ на то, что они могут передать мне через Ваше посредство*.

Ваш брат Лихарев.

*Если Вы сразу не разберёте этих строк тем лучше, Вы дольше займётесь мною.


You are here » © Nikita A. Kirsanov 📜 «The Decembrists» » «Кованные из чистой стали». » Лихарев Владимир Николаевич.