Декабрист Павел Лопухин

Павел - единственный сын Петра Васильевича Лопухина и брат фаворитки Павла I. Имя Павла Петровича Лопухина (3.05.1788 - 23.02.1873), светлейшего князя и генерала, никогда не упоминалось историками среди имён декабристов. Это понятно: в советские времена, когда декабристов безоговорочно относили к революционерам, П.П. Лопухина назвать революционером было нельзя. Однако декабристом он всё-таки был.

Лопухины были занесены в 6-ю часть дворянской родословной книги Псковской и многих других губерний. В 1835 г. П.П. Лопухин имел в Порховском уезде 1045 крепостных душ. Гораздо больше за ним числилось в Богуславском уезде Киевской губернии - 7989 душ. Однако своим родовым имением Лопухины считали псковское, так как после смерти (в имении Корсунь Киевской губернии) он был похоронен, как и его отец, на погосте Карачуницы Порховского уезда в усыпальнице при Николаевской церкви Лопухинского инвалидного дома.

Жизненный путь Павла Лопухина начался обычно для детей высших представителей дворянства: трёхлетним ребёнком он был записан портупей-юнкером в Преображенский гвардейский полк и далее повышался не только в военных, но и в придворных чинах, получив в 1801 г. «действительного камергера». В полноценную же военную службу он вступил 16-летним юношей в 1806 г. поручиком Кавалергардского гвардейского полка и одновременно был назначен флигель-адъютантом.

П.П. Лопухин участвует в войне с Францией (1806-1807 гг.), - в сражениях при Гейльсберге и Фридланде, а затем - уже в Отечественной войне 1812 г., в сражениях при Витебске, Смоленске, Бородине, Тарутине, Малоярославце, Вязьме и Красном. В заграничных походах он был под Лейпцигом и при взятии Парижа. Его боевой путь был отмечен рядом наград. В 1817 г. он - уже генерал-майор, командир 2-й бригады 1-й уланской дивизии, а через год стал командиром 1-й бригады той же дивизии. Позднее он командовал 2-й конно-егерской дивизией, 1-й гусарской дивизией, получил чин генерал-лейтенанта (1829 г.), воевал с поляками в 1831 г. и в 1835 г. ушёл навсегда в отставку.

П.П. Лопухин не оказался в стороне от общественно-политической жизни своего времени. После возвращения из заграничных походов он вступает в масоны и в 1817 г. избирается великим магистром ложи «Трёх добродетелей». Кроме того, он был и членом двух тайных обществ - Союза спасения и Союза благоденствия. Он участвовал в разработке программных документов будущих декабристов. Именно он приобрёл один из немецких журналов, где был напечатан устав немецкого тайного общества «Союз добродетелей» Тугенбунда, из которого были взяты потом некоторые положения «Зелёной книги» - программного документа Союза благоденствия.

П.П. Лопухин был в числе «бояр», то есть высшего слоя членов Союза спасения и входил в Коренной Совет - руководящий орган Союза благоденствия. Он, однако, никогда не относился к числу радикально настроенных декабристов и придерживался тактики легальной деятельности на пути просвещения, распространение которого должно было подготовить создание в России представительного, то есть выборного, правления и замену самодержавия конституционной монархией. Однако такое могло иметь место, по словам одного из декабристов, лишь в случае, если император «не даст никаких прав независимости своему народу».

В материалах, связанных с декабристской деятельностью П.П. Лопухина, нет и намёка на его революционность. Совсем наоборот. Так, например, он относился к тем членам общества, которые были против клятв при вступлении в него и слепого подчинения в отношениях между его членами. Уже после восстания декабристов П.П. Лопухин вспоминал, что на некоторых совещаниях Союза спасения отмечалось: «Средство достижения цели было - поддерживать во мнении общем всех людей, имеющих мысли, согласные с обществом, а напротив тех, кои оказались бы противными оным, сторониться, сколько возможно, и во мнении общем отнять весу и сделать менее значущими». Это тактика типичных либералов, к которым относился, безусловно, и сам П.П. Лопухин.

После ликвидации Союза благоденствия П.П. Лопухин поддерживал связи со своими товарищами. Так, однажды в 1821 г. по поручению Н.М. Муравьёва он отвёз Пестелю, который когда-то принял Лопухина в тайную организацию (они служили вместе в Кавалергардском полку), письмо с литографированным проектом нового тайного общества и присяги. Когда возникло Северное общество, П.П. Лопухин вошёл в него, однако в 1822 г. порывает с ним. Мало того, по материалам следствия по делу декабристов выяснилось, что он вообще «считал его несостоявшимся».

Отход П.П. Лопухина от тайного общества сыграл, конечно, свою роль в том, что он не претерпел никакого наказания от императора. После предварительного допроса, снятого с него генерал-адъютантом В.В. Левашовым, по повелению царя он был освобождён от какой-либо ответственности. Можно с определённой долей уверенности считать, что на такой исход дела повлияло и положение отца, который являлся не только крупнейшим государственным деятелем, но и председателем Верховного уголовного суда, наказавшего «членов злоумышленных тайных обществ».

П.П. Лопухин был заметным членом первых тайных организаций, придерживался умеренных взглядов и отошёл от общества, увидев в нём противоречия со своими убеждениями. И в этом он не был одинок. Вспомним, что с тайными обществами порвали и другие, в том числе и более решительно настроенные члены, - Ф.П. Шаховской и М.С. Лунин...

Е. Иванов

Члены тайных обществ и участники выступлений 1825-1826 гг., привлекавшиеся к следствию неарестованными

Среди участников тайных обществ, привлекавшихся к следствию, имеется группа лиц, вызывавшихся к допросу Следственного комитета по особому распоряжению императора без ареста или допрошенных без вызова в Комитет.

Такой способ привлечения к следствию был избран в отношении генерал-майора Павла Петровича Лопухина. Единственный сын первого сановника империи, председателя Государственного Совета и Комитета министров светлейшего князя Петра Васильевича Лопухина, конечно, являлся фигурой, представлявшей некоторую сложность для официального расследования. Вскрывшаяся принадлежность к тайному обществу потребовала, однако, привлечения Лопухина к процессу, но его положение в обществе и родственные связи создавали, несомненно, значительные затруднения при полноценном расследовании «состава преступления» и оказывали самое непосредственное воздействие на ход следствия.

В распоряжении Комитета достаточно быстро (через несколько дней после начала работы) оказались показания, свидетельствующие о том, что Лопухин стал членом общества еще в период Союза спасения. Эти показания не позднее 19 декабря дал Трубецкой, а 23 декабря Николай I писал Константину Павловичу: «Я жду Михаила Орлова и Лопухина, которые уже должны быть арестованы», - как видим, на этом этапе император считал нужным арестовать Лопухина. Из показаний Трубецкого и Никиты Муравьева обнаружилась принадлежность Лопухина к руководящему органу Союза благоденствия - Коренному совету.

Смягчающим обстоятельством служил лишь тот факт, что Лопухин не участвовал в наиболее «криминальных» эпизодах деятельности Союза благоденствия: в собраниях в Москве в 1817 г., совещаниях в Петербурге на квартире Ф.Н. Глинки в 1820 г. Однако тогда же стало известно о вступлении Лопухина в тайное общество после 1821 г. и его близких связях с Никитой Муравьевым в 1821–1822 гг. Вадковский и Свистунов в своих первых показаниях, данных не позднее 23 декабря, утверждали, что Лопухин принадлежал и к существовавшему после 1821 г. тайному обществу.

Имея в виду полученные к моменту первого допроса данные, Комитет запросил императора о том, нужно ли привлекать к следствию Лопухина – очевидно, на правах «обычного» подследственного. Николай I разрешил допросить его, но только неарестованным; при этом ничего не говорилось о том, как поступить с Лопухиным, если он признается в имевшихся против него обвинениях. Правда, такой вариант развития событий, видимо, едва ли был возможен.

Привлечение к расследованию сопровождалось личной встречей с Николаем I. При свидании с императором 28 декабря Лопухин отрицал свое участие в тайном обществе, однако на допросе и в письменных показаниях он сообщил о своем вступлении в конспиративное общество в 1817 г. и в возобновленный тайный союз в 1821 г. В отличие от многих членов Союза благоденствия, Лопухин не отрицал осведомленность о политических намерениях тайного общества, но вместе с тем настаивал на своем полном бездействии в качестве его участника.

В итоге ускоренного рассмотрения дела, пережив несколько тяжелых часов и сделав дополнительное письменное показание, Лопухин по высочайшему повелению был освобожден от наказания. Его освободили от дальнейшего расследования и признали, очевидно, не подлежащим наказанию. «Высочайшее повеление» об освобождении Лопухина после первого допроса фактически приравнивает его к прощенным в первые дни следствия участникам тайных обществ.

Дальнейшие показания о Лопухине следствием не учитывались. Характерно, что он, по-видимому, даже не был допрошен в связи с расследованием известного эпизода из истории тайных обществ – Московского заговора 1817 г.: как стало известно, письмо Трубецкого о предполагаемом намерении Александра I передать Польше ряд российских губерний было написано на основе информации, полученной от Лопухина (12 января 1826 г. император вынес решение о снятии показаний с Лопухина по этому вопросу, однако сведений о выполнении этого решения не обнаружено).

П. Ильин

№ 235)1

Князь ЛОПУХИН

генерал-майор

На 6 листах

№ 1

ОПИСЬ

делу о генерал-майоре Лопухине

№ .................................................................................................................................................................. Листы

1. Начальный допрос, отобранный генерал-адъютантом Левашовым от Лопухина .................... на 1, 2 и 3

2. Письмо Лопухина к г[енерал]-а[дъютанту] Левашову ............................................................................... 4

3. Выписка из показаний о Лопухине ............................................................................................................... 6

4. Справка о нём ................................................................................................................................................... 6

__________________________________________________________________________ 6

Надворный советник Ивановский // (л. 1)

1 Вверху листа помета карандашом: «№ 233». Номера документов, листов, пункты 2 и 4 написаны другим почерком. 

№ 3 (2)1

Mon général! Quand sa majesté l'empereur a daigné me demander, si j'appartenais a quelque société secrète, j'ai dû répondre que non parce que, en conscience, j'en étais persuadé. Les derniers mots que vous m'avez fait l'honneur de me dire ont élevé à ce sujet un doute cruel dans mon esprit en me montrant la possibilité d'une accusation de ce genre contre moi et ce qui seul a pu y donner lieu. Vous m'avez appris que l'on pouvait être membre de cette criminelle société en ne connaissant même qu'un seul individu avec lequel on aurait eu une conversation répréhensible et manifesté une opinion trop libérale. Voici en quoi je me sens coupable de cette manière.

En 1821 Nikita Mouravieff m'a dit que la société que quelques personnes avaient songé à établir en 1817 s'était dissoute avant de s'être bien formée, et qu'il avait l'intention d'en créer une // (л. 4 об.) autre dans le même but, c'est-à-dire d'assurer à la classe du peuple une existence plus indépendante ou pour mieux dire, moins exposée aux abus de l'arbitraire, et finalement, avec le temps, de préparer la nation à un gouvernement moins autocrate.

Dans ce temps je revenais en Russie d'une absence de plus de deux ans. Et j'avais conservé l'idée acquise en 1815, 16, 17 et 18 que l'empereur Alexandre avait à peu près le même désir et que sa majesté ne retardait l'exécution de ce projet qu'a cause de la nouveauté dont ces idées paraissaient être en Russie, du danger d'un changement subit et de l'esprit d'opposition que la noblesse manifestait à toute amélioration de l'état du cultivateur.

Dans cette persuasion j'ai répondu à Mouravieff que je consentirais à m'associer à lui s'il ne s'agissait que d'agir sur l'opinion pour qu'elle marchât au-devant des vues que je supposais au souverain. Làdessus nous en avons parlé et discuté comme d'un projet. Je lui ai promis le secret et rien de plus. Il a voulu me faire savoir si la société se formerait et s'établirait dans la suite, mais depuis il ne m'a rien communiqué.

Je ne pouvais alors regarder la société comme // (л. 5) existante puisqu'il ne parlait encore que de projets et qu'il m'avait dit positivement qu'ils n'étaient encore que deux, lui et Lounin, et qu'ils comptaient encore sur en troisième, Pestel. Je m'aperçus bientôt que mes fatales idées n'étaient qu'une folle chimère. A ma grande satisfaction on ne m'en reparla plus. Ce qui m'a persuadé que le projet en l'air n'avait eu aucune suite.

Depuis je n'ai plus eu aucun rapport de ce genre ni avec Mouravieff ni avec quelque autre que ce soit. Je n'ai non seulement jamais connu les moyens et la marche, mais pas même l'existence de cette société. Me croyant heureux d'avoir échappé au précipice sur les bords duquel je m'étais trouvé, j'ai depuis pris a tâche d'éviter même la rencontre de personnes imbues d'idées libérales devenues désormais à mon avis dangereuses pour le pays. Cette conduite ne s'est jamais démentie depuis plus de quatre ans.

Et une enquête sévère à ce sujet serait pour moi un bienfait. Quant à moi, je jure par Dieu et l'honneur n'avoir pas d'autre crime à me reprocher que celui que je viens d'énoncer, et n'avoir jamais coopéré en rien à des projets dont depuis longtemps je sens toute la culpabilité et la folie. Je m'empresse de vous fair-e a la hâte cet aveu, et de vous prier de réitérer à sa majesté mes // (л. 5 об.) très humbles supplications de me faire confronter avec mes accusateurs, pour prouver mon degré de oupabilité et la vérité de ma déposition.

Je reconnais mon crime de n'avoir pas dénoncé celui qui m'a parlé, n'ayant aucun moyen de le convaincre. Et je proteste par tout ce qu'il y a de plus sacré n'avoir rien d'autre à me reprocher. Je n'ose me recommander à la clémence de mon maître, ignorant si quatre années de repentir prouvé par toute ma conduite peuvent me mériter quelque indulgence. Veuillez bien excuser ce que ma lettre peut avoir de défectueux.

Mon empressement à m'accuser me prive des moyens de soigner mon style et mon écriture. L'important est le fond et non la forme. J'ai l'honneur d'être avec la plus haute considération, mon général, de votre excellence le très humble et très obéissant serviteur Paul Prince Lopoukhyn2 // (л. 6)

Ce 28 Décembre 1825

Перевод

Господин генерал! Когда его величество император соблаговолил спросить меня, принадлежал ли я к какому-нибудь тайному обществу, я должен был ответить «нет», потому что был по совести в этом убеждён. Последние слова, которыми вы меня удостоили, зародили во мне тяжкое сомнение, указав на возможное подобное обвинение против меня и на его единственную причину. Вы мне указали, что можно быть членом этого преступного общества, будучи знакомым лишь с одним лицом, иметь с ним предосудительную беседу и выражать чересчур либеральное мнение. И вот в чём я чувствую свою вину.

В 1821 году Никита Муравьёв сказал мне, что общество, которое несколько лиц намеревались учредить в 1817 году, самораспустилось прежде, чем окончательно сформировалось, и что он собирается создать другое общество, преследующее ту же цель, то есть предоставить народу жить более независимо, или, точнее, в меньшей степени подвергаться злоупотреблениям и произволу, а в конечном счёте, со временем, подготовить нацию к менее самодержавному правлению.

В то время я только что вернулся в Россию после более чем двухлетнего отсутствия и ещё придерживался мнения 1815, 16, 17 и 18 годов, что император Александр желает примерно того же, и что его величество откладывает осуществление этого плана лишь ввиду его новизны для России, опасности слишком резкого изменения и духа противодействия, которое дворянство проявляет при любой попытке улучшить положение крестьянина.

Будучи в этом убеждён, я ответил Муравьёву, что согласился бы присоединиться к нему в том случае, если речь пойдёт лишь о воздействии на мнение российского общества с тем, чтобы оно восприняло идеи, которые, как я предполагал, были и государевыми. Эта идея обсуждалась нами как проект.

Единственное, что я ему обещал, это сохранить всё в тайне. Он намеревался уведомить меня в том случае, если такое общество соберётся и учредится позднее, но с тех пор так ничего мне не сообщил. В то время я не мог относиться к этому обществу, как к существующему, поскольку речь шла только лишь о проекте его, и поскольку он мне сказал определённо, что их только двое, он и Лунин, и что они рассчитывают на присоединение третьего Пестеля.

Вскоре я понял, что мои роковые идеи были лишь химерическим безумством. К моему глубочайшему удовлетворению, со мной больше об этом не заговаривали, что убедило меня в том, что данный проект не имел последствий. С той поры я не имел никаких сношений подобного рода ни с Муравьёвым, ни с кем бы то ни было. Я не только ничего не знал о деятельности общества, но и самом его существовании.

Почитая себя счастливым от того, что мне удалось избежать падения в пропасть, на краю которой я оказался, я с тех пор старался избегать даже встреч с кем-либо из сторонников либеральных идей, опасных, по моему отныне убеждению, для страны. Такого поведения я придерживался все последующие четыре с лишним года, и строгое его расследование было бы для меня благодеянием. Что до меня, то я клянусь богом и честью, что не имею на совести другого преступления, кроме того, в котором я только что сознался, и что никогда и ни в чём не способствовал осуществлению проектов, безумство и преступность коих я чувствовал уже давно.

Я тороплюсь сделать вам это спешное признание и прошу вас снова передать его величеству мою смиренную просьбу устроить мне очную ставку с моими обвинителями, чтобы определить степень моей виновности и правдивость моих показаний. Я признаю себя виновным в том, что не донёс на того, кто со мной разговаривал, поскольку никак не мог его изобличить. Клянусь всем, что есть святого, что мне не в чем более себя упрекнуть.

Я не смею уповать на милосердие моего господина, не зная, смогу ли я после четырёх лет раскаяния, доказанного всем моим поведением, заслуживать какого-либо снисхождения. Соблаговолите извинить меня за возможные погрешности в моём письме. Желание немедленно повиниться лишает меня возможности следить за стилем и почерком. Важна суть, а не форма. Имею честь принести вам уверения в совершенном своём почтении, господин генерал, и быть вашего превосходительства нижайшим и покорнейшим слугою Павел князь Лопухин.

28 декабря 1825 года

1 Вверху листа помета карандашом: «Лопухин».

2 Письмо написано П.П. Лопухиным собственноручно.