«Предполагаемые декабристы»
Следственное показание Н.С. Бобрищева-Пушкина в отношении Александра Михайловича Мансурова следует отнести к числу наиболее авторитетных. Лицо, о котором сделал показание Н. Бобрищев-Пушкин, лично предложило ему вступить в тайное общество.
Мансуров и Бобрищев-Пушкин были хорошо знакомы. Они воспитывались в одно время в Благородном пансионе при Московском университете, вместе были произведены после экзамена «в студенты университета». Мансуров, по словам Бобрищева-Пушкина, был человеком с дарованиями, «с нравственностию и с чувствами религии».
На следствии Бобрищев-Пушкин свидетельствовал: «Он и теперь известен несколько в литературном свете, ибо его стихотворения, почти все несколько в религиозном духе, можете найти в журналах московских... ныне... он если не в отставке, то служит по какой-нибудь части статской службы».
Знакомство продолжилось после окончания Бобрищевым-Пушкиным пансиона, когда он уже поступил в Училище колонновожатых («Бывши знакомы и прежде, знали многие из наших мнений и чувств»). Декабрист относил этот эпизод к 1818 - началу 1819 г.; говоря о своих встречах с товарищем, он счёл нужным сообщить: «Однажды этот упомянутый господин Мансуров приезжает ко мне и говорит, разумеется, взяв сперва с меня честное слово, что я никому не скажу того, что он будет мне говорить: "Я знаю, - сказал он мне, - твои мысли, знаю, что ты расположен ко всякому благу, которое можешь ты сделать для общества.
Итак, должен тебе сказать: существует в России некоторое соединение, весьма пагубное, которое имеет даже влияние на политические дела государства, имея предметом распространение мнений, долженствующих, наконец, разрушить всякую нравственную связь между людьми, и которое, возрастая, может возыметь, наконец, сильное и явное действие. Многие благонамеренные люди, сведав об этом, соединились также для того, чтобы в своё время противостать оному. Хочешь ли вступить в это общество?"».
Бобрищев-Пушкин, по его словам, ответил отказом на предложение Мансурова, заявив лишь о своей готовности содействовать такому обществу. Из показания следует с очевидностью вывод о конспиративном характере общества Мансурова, его нравственно-политической направленности, столь свойственной тайным обществам этой эпохи.
С одной стороны, в этом свидетельстве отчётливо видны сходные черты с пропагандистскими приёмами участников Союза благоденствия (известными по мемуарной литературе и следственным показаниям), которые использовались для привлечения новых членов. Кандидатам в качестве основной цели общества представлялась борьба против злоупотреблений, укоренившихся в обществе и охвативших бюрократическую систему государственного управления.
Обращает на себя внимание тайна - условие, на котором сообщаются сведения. Слова Мансурова напоминают конкретные положения «Зелёной книги», в частности положение об объединении добрых сил против уже объединившихся и влиятельных злых: «Когда зло очевидно и усиление оного ощутительно... тогда деятельное злу противоборствие есть необходимая для каждого гражданина обязанность».
И далее: «...господствующему злу противоборствовать можно не иначе, как отстранением личных выгод и совокуплением общих сил добродетели против порока», что является главным основанием для составления тайного общества, к которому, «без сомнения, с удовольствием приступят все благомыслящие сограждане».
В этом контексте характерным видится самоопределение лиц, которые решили объединиться против «весьма пагубного соединения»: это, по словам Мансурова, «благонамеренные люди». Очевидно, оно близко терминологии Устава Союза благоденствия («благомыслящие»). Нельзя исключить предположения о том, что Мансуров прямо основывался на содержании Устава Союза. Но это лишь предположение, которое не может заменить прямого указания на организационные или программные основы общества, в которое приглашался Н. Бобрищев-Пушкин. По словам Бобрищева-Пушкина: «Общество это... не должно быть масонское, ибо в таком случае сказал бы он просто: "хочешь ли вступить в масонскую ложу?", что обыкновенно говорят, как я слыхал, ибо масоны действия свои скрывали, а имени - никогда».
С другой стороны, Мансуров, говоря о цели своего общества, определил её как противодействие уже образовавшемуся «пагубному» объединению. Но возникает вопрос - говоря о том, что существует «некоторое соединение, весьма пагубное, которое имеет даже влияние на политические дела государства», не подразумевал ли он именно тайный союз «либералистов»? Не является ли в таком случае то общество, о котором говорил Мансуров, своеобразной реакцией на создание Союза благоденствия? Ответ на эти вопросы может дать содержание разговоров между ним и Бобрищевым-Пушкиным.
Описывая характер своих бесед с Мансуровым, Бобрищев-Пушкин показал: «Видаясь, нередко говорили мы с ним о возрастающем просвещении в России, о перемене многих мнений, наконец, о возрастающем неверии, которое вследствие ложного направления, данного умам философами XVIII столетия, заразило умы... отклонило от истинного просвещения, которое само по себе весьма полезно...»
Перед нами сложное переплетение консервативной по своему характеру реакции на учения «философов» XVIII в. и убеждённости в необходимости «истинного просвещения», не поддающееся однозначной интерпретации. С одной стороны, очевидно положительное отношение к просвещению, к новым идейным понятиям, с другой - свойственное консерватизму неприятие идеологии просветителей XVIII в.
Вероятнее всего, взгляды Мансурова нужно отнести к умеренно либеральным, поскольку в них отчётливо различимо признание достижений нового времени, но при этом заметно и дистанцирование от политических и нравственно-этических систем просветителей и особенно - от политических теорий их радикальных истолкователей.
Исследователь вправе сделать вывод об умеренном либеральном идеале круга молодых людей, которых представлял Мансуров, - идеале, опирающемся на признание пользы «истинного просвещения». К сожалению, трудно в полной мере идентифицировать взгляды Мансурова, отражённые в его разговорах с Бобрищевым-Пушкиным: представлял ли он умеренные круги «либералистов» или просвещённых консерваторов, признающих просветительские идеи. От ответа на этот вопрос в значительной мере зависит разрешение проблемы: в какое именно конспиративное общество приглашал Мансуров своего собеседника.
Пока же можно с большей долей уверенности предположить, что речь шла о приглашении вступить в Союз благоденствия. Об этом свидетельствуют как изложенные наблюдения, так и конкретные факты биографии Мансурова, некоторые дополнительные обстоятельства.
Мансуров принадлежал к кругу воспитанников Благородного пансиона при Московском университете, более 20 воспитанников которого вступили в тайные общества. Это была определённая питательная среда для быстрого распространения Союза благоденствия. Стоит напомнить, что Н. Бобрищев-Пушкин являлся товарищем Мансурова по пансиону, он учился в нём до 1818 г.
Кроме Мансурова и Бобрищева-Пушкина, в 1810-е гг. в пансионе учились: младший брат Николая Павел Бобрищев-Пушкин, П.Г. Каховский, С.И. Кривцов, А.И. Черкасов (все - до 1816), А.Ф. Вадковский, И.Н. Горсткин (до 1814), А.Н. Сутгоф (до 1817), Д.А. Арцыбашев, С.П. Юшневский и И.В. Рынкевич. Ранее пансион окончили И.Г. Бурцов (до 1812), А.В. Семёнов (до 1811), В.Ф. Раевский (до 1811), В.Д. Вольховский (до 1811), Н.И. Комаров, А.И. Якубович (до 1813), а также П.П. Каверин (1808-1809), П.Н. Семёнов (до 1809), Ф.Ф. Вадковский (1810-1812), М.А. Фонвизин и Н.И. Тургенев.
Многие из них не были чужды литературной деятельности, по традиции свойственной многим из обучавшихся в пансионе: это в первую очередь В.Ф. Раевский и П.Н. Семёнов, публиковавшие свои стихотворные опыты Н.С. и П.С. Бобрищевы-Пушкины, а также Ф.Ф. Вадковский и А.И. Якубович, интересовался литературой и П.Г. Каховский. Не выпадает из этого ряда и Мансуров: он окончил пансион или, что вероятнее, университет, в 1820 г.
Близкий к кругу основателей Союза благоденствия, в частности к Муравьёвым, активно набиравший новых членов, И.Г. Бурцов получил образование в этом пансионе. К 1818 г. вошли в орбиту круга Муравьёвых и поступили в тайное общество не только Бурцов, но и А.В. Семёнов, Вольховский; в Москве в начале 1818 г. в Союз благоденствия были приняты Горсткин и Комаров, а вскоре Раевский и Н. Бобрищев-Пушкин.
Почти все - воспитанники Московского пансиона и университета, особенно связанные с Училищем колонновожатых. Отсюда берут своё начало контакты Николая Бобрищева-Пушкина с Бурцовым и Комаровым, которые сыграли определяющую роль в его вступлении в Союз благоденствия на юге (то же произошло в случае с В.Ф. Раевским, принятым его товарищем по пансиону Н.И. Комаровым).
1818 г. - начало 1819 г. - время бурного распространения тайного общества в Москве, когда активными усилиями А.Н. Муравьёва и Петра И. Колошина в Союз вступили десятки новых членов, причём активно привлекались воспитанники Благородного пансиона и Училища колонновожатых (Горсткин, Комаров, Каверин, Басаргин, Тучков и др.). Очевидно, определяющую роль в этом случае играли давние связи, возникшие ещё в период совместного обучения.
Помимо Бобрищева-Пушкина, Мансуров, по-видимому, был знаком и с другими участниками Союза благоденствия, в ту пору уже вступившими в тайное общество. Так, он жил на квартире у Басаргиной, родственницы Н.В. Басаргина, учившегося в эти годы в Училище колонновожатых и принятого в Союз чиновником Бруннером.
Анализируя указание Н.С. Бобрищева-Пушкина и его описание обстоятельств предложения Мансурова, необходимо иметь в виду и внутреннее состояние самого показывающего. «Откровенное» показание было дано в конце марта 1826 г., после многомесячного запирательства, на исходе длительного заключения в «ручных железах» (раскован только 10 апреля), на фоне нарастающего, по собственному определению Бобрищева-Пушкина, «изнеможения» (вскоре он заболеет душевной болезнью).
В этой ситуации некоторые акценты в его показаниях могли сместиться. Например, аргументы Мансурова, призванные обосновать вступление в тайное общество, противодействующее влиятельным «неблагонамеренным» лицам, злоупотреблениям чиновников и т. п., под пером Бобрищева-Пушкина вполне могли трансформироваться в яркий образ союза против организованного и тайного объединения злых сил, стремящегося «разрушить всякую нравственную связь между людьми».
Какие ещё аргументы могут дополнительно укрепить мнение о том, что Мансуров приглашал Бобрищева-Пушкина именно в Союз благоденствия? Гражданственные убеждения декабристского характера Мансурова находят своё подтверждение в его литературных произведениях. А.М. Мансуров - рано умерший поэт элегического направления, его признавали одним из наиболее талантливых в новом поколении. Его стихотворение «Умирающий бард» является, по оценке современного исследователя, «ярким выражением декабристского оссианизма».
Известен поэтический отклик Мансурова на поэму А.С. Пушкина «Руслан и Людмила», в котором поэт критически оценивал её «в духе декабристских требований». В поэзии Мансурова отчётливо различаются «гражданские мотивы» и «вольнолюбие». Таким образом все имеющиеся косвенные данные, характеризующие мировоззрение Мансурова, недвусмысленно говорят в пользу его принадлежности к декабристскому союзу.
Составители справки о Мансурове в биографическом словаре «Русские писатели», авторитетные специалисты по истории литературы С.А. Фомичёв и Л.Д. Клейн, высказали предположение о принадлежности Мансурова именно к Союзу благоденствия, а Ю.Д. Левин полагал, что он был связан с одним из декабристских тайных обществ. С этой интерпретацией показания Н. Бобрищева-Пушкина можно согласиться, однако, как уже было отмечено, дать окончательный ответ затруднительно, поскольку на основании имеющегося свидетельства нельзя придти к однозначному ответу на вопрос - в какое именно общество приглашал Мансуров Бобрищева-Пушкина.
Имя Мансурова, несмотря на то что оно было неоднократно названо в показаниях Н.С. Бобрищева-Пушкина, а на полях его показания ещё раз зафиксировано помощником делопроизводителя Следственного комитета В.Ф. Адлербергом, что свидетельствует о проявившемся к нему интересе следователей, однако, не упоминается более в вопросах Комитета, как и в чьих-либо показаниях. Оно не нашло отражения ни в следственных документах, ни в «Алфавите» Боровкова. Сомнения, возникающие при решении вопроса, в какое тайное общество Мансуров предлагал вступить Бобрищеву-Пушкину, заставляют включить Мансурова в группу предполагаемых декабристов.
П. Ильин
