№ 12 (10)
Высочайше учреждённому Комитету
от подполковника Михаила Николаева сына Муравьёва
всепокорнейшее объяснение
Уверенность в милосердии государя императора, в справедливости и снисхождении высочайше учреждённого Комитета побудила меня сим объяснением исполнить долг совести и чувств и тем, может быть, нарушить вообще1 предположенный порядок в суждении. Я бы не смел обременять своим писанием высокопочтенных судей своих, если бы в делах своих, совести и чувствах нашёл бы что виновного и соответственного положению человека строго заключённого на чреде преступников.
Двенадцать уже недель истекло моему заточению, но я не смею роптать на участь свою, ибо вижу промысел всевышнего и волю государя императора; с благоговением и покорностью переношу удел свой, зная, что спокойствие государства и благо общее требовали мер осторожности и строгого исследования.
Удостоверенный в справедливости и снисхождении, с каковыми высочайше учреждённый Комитет рассматривает сии столь затруднительные дела и что оный согласно сердцу августейшего государя ищет не жертв несчастных, а старается лишь отделить невинных от общей массы, почёл обязанностью совести всепокорнейше изложить ему свои чувствования в твёрдом уповании, что оные пренебрежены не будут и что тем самым, облегчив исследование дела своего, доставляю высочайше учреждённому Комитету приятный случай узреть ещё невинного и возвратить государю императору верноподданного.
Так как я не был ни участником, ни сообщником в зловредных политических замыслах, после 1821 года был чужд всем соединениям и в совершенной обо всех умыслах неизвестности и притом не слыхал ещё своего обвинения и не знаю, кто навлёк на меня подозрение, потому и должен искреннее изложение действий своих и чувств подтвердить лишь доводами, взятыми из самых обстоятельств дела, мне известного (по большей части) лишь по первому сделанному мне допросу. // (л. 18 об.)
В сделанных мне допросных пунктах упоминается: о давнем времени начатия политических обществ, о собраниях для сего предмета бывших до 1821 года, о злонамеренных умыслах и противогражданственных предприятиях. Самые сии события, для меня совершенно чуждые, достаточно могут удостоверить, сколько я был всегда далёк от всех подобных замыслов, сколько чтил государственную тишину и спокойствие и противен был всему, могущему оные нарушить, ибо не взирая на круг службы, знакомства и родства, которые бы могли меня увлечь, но никогда в сём не участвовал, в чём, без сомнения, подтвердят все знающие меня, и потому сии самые обстоятельства служат наилучшим доказательством моих всегдашних чувств и мыслей и убеждают, сколько я всегда был далёк от всех противогражданственных замыслов.
В 1818 году я был в обществе, имеющем целью распространение добрых нравов и просвещение. Я в оном действительно был и с удовольствием участвовал, ибо видел благонамеренную цель, помощь бедным, противоборство пороку и распространение просвещения; считал себя обязанным в сём участвовать, ибо видел сие согласным с добродетелью в бозе почивающего государя; иного намерения я не имел. (Как то подозревает высочайше учреждённый Комитет, что из допросу видеть мог).
В 1819 и 1820 годах по обстоятельствам службы и домашним я почти никаких не имел с обществом сношениев и потому ход оного и распространение мне мало были известны. Но в 1821 году несчастнейшее событие, ужасный голод в уезде, в котором я жил, доставило мне случай доказать на опыте чувства, которые руководили мною в обществе, и я подвергнул себя даже подозрению, старавшись спасти тысячи несчастных, оставленных без помощи горькой своей участи.
Я приехал в Москву зимою 1821 года, старался снискать частные пожертвования для спасения гибнувших, обратить на то внимание местного начальства, доставить ему законным образом собранные довольно значительные пособия, и бог, вложивши мне в сердце мысль сию, благословил и успехом. Он, избрав меня орудием пресвятой воли своей, доставил мне вечное утешение хотя несколько облегчить бедствия страждущего человечества и тем сохранить государю и отечеству тысячи полезных рук. Вот польза, которую я живо ощутил от соединения и дотоле2 держался оному. Но сие самое навлекло на меня постигшее ныне (меня) бедствие.
В 1821 году, как выше сказал, приехавши в Москву, застал я ещё собрание членов общества, на оном был, но внутренно по сердцу и рассудку не желая никаких политических предприятий и целей, имел лишь всегда в предмете одно добро, к которому стремился, не решился на самом собрании тотчас круто прервать связи, уверен был, что оное само рушится, исполнил своё предприятье помочь несчастным и вместе с тем дал себе твёрдое слово впредь отклониться от общества, не соответственного уже ни моим мыслям, ни // (л. 19) чувствам, что свято и выполнил, ибо в течение последовавших пяти лет не был более ни в каких собраниях, совещаниях и сношениях с обществом, не знал о его действиях и дальнейших предположениях, не знал членов, избегал, сколько возможно, всех подобных разговоров; в сердце и душе своей бытие своё соединял с существующим порядком вещей, удалился совершенно от всего и утверждаю всем, что для меня священнее, что после собрания 1821 года не участвуя ни в чём, самое существование общества было для меня совершенно безызвестно.
Вот искреннее и чистосердечное изложение моих чувств и действий и всё участие моё в тайных обществах; ежели я подвергаюсь подозрению и обвинению присутствием на собрании 1821 года, то чувства, сердце и совесть меня оправдывают, ибо никто меня не обвинит в зловредных намерениях, в разрушительных предприятиях или в знании оных. В том же, что я был противен всем политическим умыслам и совершенно оным чужд, доказывает мое отклонение от общества и полная об оном неизвестность, равно и о всех предприятиях, означенных в допросных мне предложенных пунктах как прежде 1821 года, так и после оного.
Исследуя самым строгим образом поведение своё, чувства и мысли, не могу по совести себя чем-либо укорить. Одно лишь собрание 1821 года могло обратить на меня подозрение; впрочем, ежели мгновенная неосторожность, опровергнутая прежним моим поведением, оправданная благонамеренною целью, мною всегда руководившей, последовавшим моим в течение пяти лет отклонением от всех политических связей, неучастье ни в каких собраниях, совещаниях и умыслах, совершенное даже неведение о существовании политических сообществ, недостаточно, чтобы доказать невинности моей, то не стану более стараться об утверждении её; вручаю себя промыслу всевышнего, он видит чистоту сердца моего, совершенную невинность мою, преданность и покорность моему государю, да будет святая воля его.
Но сильное внутреннее чувство моей всегдашней покорности и преданности государю императору, невинности сердца моего и притом строгое заточение, в котором я нахожусь, увлекли меня в выражениях и чувствах. Могу ли я усомниться, чтобы высочайше учреждённый Комитет не увидел невинности моей; конечно, клевета могла на время омрачить меня во мнении его, а важность самого дела заставить медленно и с осторожностью подвигаться в исследовании; но я совестью, сердцем и чувствами прав и потому виновным ни пред богом, ни пред государем остаться не могу.
Впрочем я доселе не слыхал против себя никаких показаниев кроме г[осподи]на Якушкина, что будто бы я знал о существовании общества, но сие показание столь неосновательно, что само // (л. 19 об.) опровергается, ибо ежели общество, сходно предположению3, существовало, то, конечно, имело свои собрания, совещания, членов и сношения, и потому, кто знал об обществе, не мог не знать всех сих действий и после4 сделанных предположений, иначе не мог он знать о его существовании. Я же после собрания 1821 года, отклонившись от всего политического, не участвуя более5 ни в чём, не разделяя ни с кем никаких замыслов, не бывши ни на каких собраниях и совещаниях, мог ли знать о сушествовании общества? Конечно, нет; утверждаю своё неведение в существовании общества всем, что для меня есть священнее, ибо с 1821 года кроме упомянутого собрания6 ни в чём не участвовал, ничего не знал в течение пяти лет7 и сердцем и совестью чист.
Чем лучше и сильнее мог я доказать своё от всего отстранение после 1821 года, как не тою неизвестностью, в которую себя поставил и сохранил, прервавши все с бывшим обществом сношения. Ежели как по8 первому взгляду казаться может, что имя фамилии моей, родство и прежние знакомства дают повод к подозрению меня, то, напротив того, при настоящем исследовании сие самое послужит вернейшим доказательством в моей невинности и совершенном отстранении от политических замыслов, ибо будучи свободен от службы, если бы я имел какие намерения, то не мог ли сам воспользоваться и предаться оным свободно и беспрепятственно; но сердце моё и чувства мои были всегда всему подобному противны, и я после собрания 1821 года, давши себе твёрдое слово от всего отклониться, оное свято исполнил; пять лет был в совершенном обо всём неведении, избегал даже сколько возможно всех подобных разговоров, чист совестью, ибо ни словом, ни делом, ни помышлением ни в чём после сего9 не участвовал и ничего не знал; никакие политические соединения для меня более не существовали, я оным был чужд, об них не знал и не хотел знать10 и потому был и есть в сердце невинен и покоен.
Тот, который стремится к известной цели, вперёд рассчитывает жребий свой и в самой неудаче, в фанатизме своего намерения находит ещё некоторую мнимую отраду. Но я, который был всегда чужд всем политическим замыслам действиями, совестью и сердцем, который слил своё бытие с существующим порядком вещей, лишь в совершенной тишине и спокойствии государства находил прочное // (л. 20) счастье семейной своей жизни; конечно, ныне сильно страдаю разлученный со всем, что драгоценнее в жизни, в заточении на чреде преступников, когда ни сердце, ни чувства сему положению не соответствуют, когда поведением своим всегда старался заслужить не гнев, а милость государя, но бог и невинность моя поддерживают силы мои.
Пути всевышнего неисповедимы, он насылает на нас испытания и милость, должно покоряться святой воле его, молю его только и уповаю, что глас невинности моей обратит на меня внимание высокопочтенных судей моих, что дозволено мне будет услышать обвинение своё и принести оправдание и что, наконец, государь император узнает чувства неколебимой моей к нему верности и покорности и позволит предстать пред себя верноподданному, томящемуся ныне невинною жертвою в заточении, но и в самом бедствии своем, сильно чувствуя невинность свою, без малейшего ропота и с совершенною покорностью переносящего жребий свой.
Изложивши искренно исповедь свою, остается мне только, милостивейшие государи, просить вас не причесть к дерзости сие моё писание; если бы я чувствовал себя в душе виновным, то конечно бы, не смел столь много беспокоить вас, но знавши свои чувствования и сколько всегда был чужд всем соединениям, смело пишу, ибо невинность сердца моего за меня говорит и бог подкрепляет меня; прошу вас убедительно не пренебрегите гласа совести моей и возвратите государю верноподданного его.
Если же имеются против меня какие доказательства, то позвольте мне оные выслушать и принести оправдание, ибо утверждаю всем, что для меня священнее, что я был совершенно всему чужд, в полном обо всех политических соединениях неведении и что чувства мои, сердце и мысли были всегда оным противным.
Ежели позволено подсудимому, всегда своему государю покорному, сердцем и душою невинному, уверенному в снисхождении высокопочтенных судей своих просить милости, то дерзаю прибегнуть к вам, милостивейшие государи, с моею всепокорнейшею просьбою: позвольте мне лично предстать пред вами, лично объяснить свое поведение и тем снять с себя пятно11, меня столь сильно омрачающее, позвольте всеподданнейше просить государя императора не отказать мне в счастии ему изустно излить свои сердечные чувствования, представить невинность мою и всегдашнюю покорность; // (л. 20 об.) при всех моих страданиях от ран я ещё соберусь с силами, чтобы представиться, изъяснить душевную свою невинность и вместе с тем живейшее раскаяние, что присутствием в собрании 1821 года мог навлечь на себя подозрение и гнев государя императора.
Если же все сии мои моления противны принятому порядку и останутся отринутыми и если по течению дела высочайше учреждённый Комитет находит ещё нужным продолжить моё заключение, то всепокорнейше молю его, по крайней мере, воззреть на меня, как на невинную жертву бедственных обстоятельств, рассмотреть чувствования мои, действия мои и отделить меня от чреды виновных. Позвольте мне вас убедительнейше просить, высокопочтенные судьи мои, не откажите мне в утешении видеть семейство своё, жену и детей и тем облегчить сокрушенное сердце. Конечно, милостивейшие государи, вы взойдёте в моё бедственное положение, увидите невинность сердца моего, воззрите милостиво на страждущего и не откажите сей последней отрады отцу семейства.
Прибегаю к вашему правосудию и человеколюбию, примите благосклонно сию искреннюю исповедь мою и не оставьте без удовлетворения моё покорнейшее моление; чувство совершенной моей невинности внушило мне смелость вас столь много беспокоить; ваши же собственные чувствования дают мне твёрдую надежду, что глас совести моей не останется без внимания и моление мое без успеха...
К сему объяснению отставной подполковник Михаил Николаев сын Муравьёв руку приложил12
Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф
Апреля 3-го дня 1826 // (л. 23)
1 Слово «вообще» вписано над строкой.
2 Вместо слова «дотоле» первоначально было «потому».
3 Слова «сходно предположению» вписаны над строкой.
4 Слово «после» вписано над строкой.
5 Слово «более» вписано над строкой.
6 Слова «кроме упомянутого собрания» вписаны над строкой.
7 Слова «в течение пяти лет» вписаны над строкой.
8 Слово «по» вписано над строкой.
9 Слова «после сего» вписаны над строкой.
10 Слова «и не хотел знать» вписаны над строкой.
11 Слова «с себя пятно» написаны по стёртому тексту.
12 Объяснение написано М.Н. Муравьёвым собственноручно.
